С распоротым парусом и без швартовых

Последний из посетителей выходит из салона, закрывая за собой дверь, и Филеас облегченно выдыхает, оставляя отчаянные попытки поддерживать видимость поглощенности работой. Он пытался, он действительно пытался. Разложил перед собой на столе карты и вырезки из газет, вытащил свои блокнот и ручку. Но разум отказывался отвлекаться, мысли неизбежно возвращались обратно в Гонконг, к глумливым лицам губернатора и его гостей, жадно вслушивающимся в то, как Дональдсон с издевкой в голосе зачитывал отрывок из статьи Эбигейл, к совершенно унизительному шествию по улицам города, по которым его на глазах у праздно таращащихся прохожих как низменного преступника волокли стражники, к зловонию и сырости тюремной камеры и липкому, выворачивающему живот страху, от которого его рубашка липла к спине, к невозможной напряженности ожидания, когда на него опустится кнут…. Он прогнал их обоих – и Эбигейл и Паспарту. Не хотел выслушивать их извинения и видеть их жалость. Не мог. Пока еще не мог. Намерения у них, конечно, хорошие, и, если бы обстоятельства сложились иначе, он с удовольствием искал бы утешения в их компании. Но ведь он не может полностью доверять им после всего того, что случилось. Не может смотреть им в глаза, не вспоминая всю чудовищность перенесенного им унижения, не ощущая себя таким предельно, беспомощно обнаженным. Он знает, что обидел их, знает, что был с ними незаслуженно резок и груб. Ведь это все же не их вина, что он оказался прикованным к позорному столбу. А что до статьи? Он и на это мог отреагировать получше. Эбигейл, ведь, все еще так молода и неопытна, и что бы она там ни говорила по поводу представителей мужского пола, в душе она все еще наивный романтик. Вполне возможно, что она, действительно, думала, что оказывает ему услугу, и она действительно пыталась после этого извиниться. Причем довольно усердно. И не ее вина, что он не был тогда готов выслушивать ее извинения. Но он будет, он выслушает. Как только у него будет шанс вновь собрать вместе и заштопать распоротые куски своей сущности. Он уже делал это раньше, сможет сделать и теперь. И сделает. А потом он пойдет отыщет своих спутников и сам перед ними извинится. Филеас вздыхает, отрывая взгляд от газетного текста, который он последний час с копейками слепо разглядывал, не видя перед собой совершенно ничего. Собирается было отодвинуть газету в сторону. И вздрагивает, когда кто-то бросает перед ним на стол шляпу-котелок. *** – Зачем вы это делаете? Они пересекли палубу, пустынную в столь поздний час, и остановились у фальшборта. За ним только тьма и пустое море. – Я никогда в жизни вас не видел…, – продолжает он, в то время как незнакомец у него за спиной по-прежнему молчит, отвечая на его попытки к разговору только недвусмысленным толчком в направлении шлюпки, что висит за бортом корабля, готовая быть спущенной на воду. – …А вы, по какой-то причине, явно пытаетесь меня погубить. – Лично мне абсолютно плевать умрете вы или нет, Мистер Фогг, – сухо отвечает незнакомец, сопровождая свои слова очередным, далеко не нежным толчком в спину. Невозмутимо ухмыляется, когда Филеас, споткнувшись, оборачивается, чтобы одарить его испепеляющим взглядом. – Если б это было не так, вы уже были бы мертвы, – спокойным тоном замечает он, затем кивает в сторону шлюпки. – Я даю вам шанс выжить. – Выжить? – презрительно фыркает Филеас. – Там за бортом? Незнакомец пожимает плечами. – Я мог бы просто застрелить вас и выбросить за борт, – рассудительно отмечает он. – Мне кажется что, с учетом сложившихся обстоятельств, я обхожусь с вами довольно великодушно. – Обстоятельств. Каких еще обст– – Мистер Фогг? О, нет. Незнакомец тут же придвигается ближе, дуло пистолета предостерегающе врезается Филеасу в поясницу, и он в беспомощной тревоге смотрит, как к нему навстречу по палубе спешит Эбигейл, а за ней по пятам Паспарту. Нет, нет, нет. – Мистер Фогг, мы вас искали. – Она останавливается, загнанно дыша, на расстоянии вытянутой руки. – Нам сказали, что вы ушли из салона, но там не были точно уверены, куда вы пошли, и мы просто хотели убедиться, что…. – Она замолкает, с любопытством разглядывая стоящего за ним мужчину. – Мистер Фогг решил устроить себе легкую ночную прогулку в одной из наших шлюпок, – неторопливо, лениво растягивая слова отвечает на ее немой вопрос незнакомец. – Вы двое вполне можете к нему присоединиться. – Нет! – На этот раз слово резким, категорическим отказом срывается с губ. – Ни в коем случае. – Он поворачивает голову, пронзая незнакомца самым грозным взглядом, на который способен. И негодующе поджимает губы, когда незнакомец лишь нагло ухмыляется в ответ. – О, я настаиваю. Незнакомец теперь в открытую скалится, будто бросая ему вызов, призывая его попробовать что-нибудь предпринять. И ведь он обязан что-то предпринять, не так ли? Ведь Эбигейл всего лишь ребенок. Ребенок его друга. Достаточно того, что он и так уже столько раз подвергал ее опасности; не может он допустить, чтобы ее вместе с ним бросили в открытое море. – Послушайте, – шипит он сквозь зубы, – какие бы… претензии вы ко мне ни имели, эти люди не имеют к ним никакого отношения. Вы обязаны отпустить их. – И он, не дожидаясь ответа, поворачивается обратно к своим спутникам, пристально, настороженно наблюдающим за их разговором, и приказывает таким уверенным и ровным голосом, на какой только способен: – Паспарту, сейчас же отведите Мисс Фикс в ее каюту. Паспарту открывает было рот, будто собираясь возразить, но передумывает. Нерешительно берет Эбигейл за руку, оттягивая было ее назад. И вдруг замирает. На лице его отображается тревога, взгляд переносится Филеасу за спину. Мгновение спустя, что-то твердое с силой ударяет Филеасу в спину прямо по еще не зажившей ране, и Филеас ломаной марионеткой валится на колени. Притупившаяся было боль перерастает в бушующее пламя, прожигающее его насквозь и лишающее легкие воздуха. – Ошибаетесь, Фогг…. – Рука незнакомца хватает его за плечо; горячее, зловонное дыхание обжигает ухо; и Филеас, сквозь оглушающую, загоняющую сердце агонию, изо всех сил пытается сконцентрироваться на чужих словах. – …Они стали иметь к этому отношение, как только ступили на палубу. Я уверен, вы понимаете, что человеку моей профессии оставлять свидетелей неразумно. – Незнакомец слегка отстраняется от него, повышает голос, чтобы его слышали остальные. – У вас двоих есть выбор. Вы можете добровольно последовать за вашим другом в шлюпку, или…. – Дуло пистолета утыкается сзади в плечо Филеаса, впивается в кожу. – ...вы можете смотреть, как я буду вгонять в него пулю за пулей за каждую секунду вашего промедления. – Н-не…, – выдыхает он, качая головой. Одаривает своего похитителя злобным прищуренным взглядом. – …Не…разумно выстреливать… здесь… из… оружия…. Кто-нибудь… услышит. Незнакомец фыркает, обнажив ряд неровных, пожелтевших от табака зубов. – Океан довольно шумный, Мистер Фогг. Сомневаюсь, что услышат. Но если вы желаете проверить эту теорию…. – Он замолкает, выразительно подмигивая. – Нет, стойте! Филеас поднимает голову, услышав отчаянный возглас Эбигейл; в тревожном смятении замечает выражение опасливой решимости на ее бледном лице. «Нет,» –беззвучно умоляет он ее, «нет, нет.» Но Эбигейл отводит от него взгляд. Переводит его на Паспарту, который кивает ей в ответ на ее немой вопрос. – Мы будем ждать вас в шлюпке, Месье. – Мрачный взгляд Паспарту на мгновение задерживается на нем. Затем он аккуратно берет Эбигейл под руку и ведет ее к фальшборту. – Мудрое решение. – Незнакомец одобрительно кивает. Потом грубым рывком поднимает Филеаса на ноги и толкает его вслед за ними. – Там под сидением вы найдете бутылку воды и фонарь, – кричит им незнакомец, перевесившись через борт. Ухмыляется, начиная спускать шлюпку на воду. – Я же говорил вам, Мистер Фогг, что я - человек великодушный. Филеас не удостаивает его ответом. В голове бешеным роем жужжат и кружатся мысли, отчаянно пытаясь заставить его придумать что-нибудь, хоть что-то, чтобы выпутать их из этой ситуации. Это его вина, что они оказались в этой ситуации, его вина, если они сейчас погибнут. Он просто обязан что-нибудь придумать, обязан. Но разум его затопила паника, и мысли спотыкаются друг о друга и разбегаются в стороны, как спугнутое хищником стадо овец. Обрушившийся после всего этого на их шлюпку шторм едва ли не разочаровывает своей банальной развязкой.