Прекрасная травма

После того, как волнение утихает, наступает время для фотографий, а это само по себе занимает ещё один неприятный час, поскольку фотограф заставляет их выстраиваться в различных комбинациях. Хината и Гаара, Гаара и Хината с её товарищами по команде, снова Хината и Гаара, Хината и Гаара с цветами, без цветов, с друзьями, с братьями и сёстрами, и когда дело доходит до родителей, Хиаши, наконец, выходит вперёд и ждёт, когда отец или мать Казекаге выйдут из толпы. — Мои извинения, Казекаге-сама. — Фотограф кланяется, но молодой лидер, похоже, не обижается. А потом Хиаши вспоминает, что Песчаная троица — сироты. Кто же тогда с ними? Словно отвечая на его безмолвный вопрос, Канкуро и Темари с разной степенью безразличия смотрят куда угодно, кроме Хиаши. Даже Куренай отводит глаза под его пристальным взглядом и кривит губы. — Я тут. — Человек с наполовину скрытым тканью лицом делает шаг вперёд, и Хината с Гаарой синхронно выдыхают «Баки», но никто не протестует, и лёгкая улыбка Гаары не меркнет. Они делают два снимка, а потом фотограф просит: — Хорошо, теперь пара и их сенсеи. Мужчина, Баки, остаётся, а Куренай передаёт своего малыша блондинке Яманаке, и шагает вперёд, чтобы сфотографироваться с парой. Хиаши наблюдает издалека, догадываясь, что он больше не понадобится. Гаара и Хината сидят на диване, соприкасаясь коленями, и держатся за руки, а их сенсеи становятся позади. Рука Баки на левом плече Гаары, а рука Куренай на правом плече Хинаты. Хината почти неосознанно протягивает свободную руку и касается ладони Куренай, которая немедленно чуть сжимает её пальцы. Хината улыбается шире, когда слышится щелчок камеры. Рукав её кимоно скользит по предплечью, обнажая гладкую загорелую кожу и серебряный браслет со свисающей с него единственной круглой подвеской. — Хорошо, а теперь снова с семьёй. Хиаши делает шаг вперёд, а Ханаби снова бросается к сестре, высоко подняв подбородок, и по пути игриво щёлкает Канкуро, из-за чего он наигранно сердито обзывает её «маленьким ужасом». Хината смеётся и обнимает сестру, удерживая её рядом с собой. Неджи становится около Ханаби, но чуть позади Хинаты, выглядя при этом раздражённым, но не таким отчуждённым, как Хиаши. — Канкуро, серьёзно? Ты позволил генину застать себя врасплох? Темари хохочет, пока Ханаби продолжает насмехаться. — Теперь мы семья, Канкуро, тебе придётся терпеть меня вечно. Хиаши встаёт позади Ханаби, ожидая, пока Канкуро и Темари займут свои места. — Отлично! Улыбочки пошире!

***

— Она никогда не спорила со мной по этому поводу, — говорит Хиаши, когда начинает звучать музыка. Он знает, что сейчас неподходящее время — ужасное время — поднимать эту тему, но уже не может сдерживаться. Когда начинается свадьба, Неджи поворачивается к нему, приподняв бровь. — Когда я сказал ей всего две недели назад, что она выйдет замуж за Казекаге, то упомянул, что женился на её матери вдвое быстрее, но теперь, когда это происходит, я боюсь, что совершил ошибку. — Хиаши наблюдает, как входит вереница куноичи — они поют, устилая дорогу веточками нежной лаванды, и густой цветочный запах повисает в воздухе. — Но даже перед тем как уйти, она просто улыбнулась и взяла меня за руку, не высказав ни единого возражения. Хиаши помнит, как чуть шершавая ладонь дочери сжала его пальцы и её лёгкую загадочную улыбку, будто таившую за собой скрытое послание. — Увидимся перед свадьбой, отец. — Она поклонилась ему и старейшинам, а после покинула усадьбу, чтобы никогда больше не вернуться. Затем двери открываются, и по залу разносится всеобщий благоговейный вздох. Хината поднимает взгляд и осматривает зал, цветы и праздничное буйство, прежде чем её глаза устремляются на жениха, ожидающего её на другой стороне цветочной тропы. Она — благородная химе, собирающаяся заключить благородный брак, и Хиаши от этого тошнит. — Прости меня, Одзи-сама, — отрывисто выдыхает Неджи, и Хиаши смотрит на племянника, чей взгляд прикован к Хинате, которая идёт вперёд, ступая по хрупким бутонам и каплям благовоний. Украшения в её волосах звенят при каждом шаге, словно колокольчики в такт музыке. Неджи выглядит безнадёжно раздражённым. — Но похоже, ты хочешь, чтобы Хината-сама была несчастна. Хиаши против этого заявления, но знает, что не может назначить надлежащее наказание за такой проступок сейчас, на политической свадьбе собственной дочери. И всё же, он не уверен, что сможет наказать Неджи строже, чем высказав суровое предупреждение. Не больше. — Посмотри на неё. Посмотри, как она счастлива, — говорит Неджи, не отрывая от сестры взгляда, пока Хината, кажется, будто не идёт, а парит по воздуху к своему жениху. — Ты правда не знаешь, да? Хиаши собирается спросить, о чём говорит племянник, но кто-то рядом шикает, и он стискивает зубы. Под кожей зудит раздражение.

***

После того, как церемония заканчивается, а молодожёны делят саке и уединяются, чтобы переодеться в другую одежду, Неджи исчезает. Хиаши остаётся в церемониальном зале без дочери или племянника и решает пройтись. То тут, то там он замечает знакомые лица, но не останавливается, чтобы завести разговор. Позже, как раз когда он собирается сдаться и вернуться к себе в комнату, чтобы переодеться перед приёмом, появляется Ханаби, всё ещё одетая в свою церемониальную одежду. — Отец, — коротко кланяется она и встречается с ним взглядом. — Анэ-сан и Гаара хотели бы поговорить с тобой наедине в большом зале. Почему она так официальна? Он не ставит под сомнение ни слова Ханаби, ни странное время, выбранное для разговора, но спешит в большой зал. Двери не откроются ещё как минимум час до официального празднества, и когда Хиаши входит, просторный зал, способный вместить двести или даже больше самых близких друзей, совершенно пуст и со вкусом украшен дымчато-белыми цветами. В дальнем углу он замечает сидящих за столом дочь и Казекаге. Они тоже ещё не успели сменить одежды, и их чакра почему-то скрыта. Пара обменивается задумчивыми взглядами и синхронно поднимается, чтобы поприветствовать Хиаши до того, как он успевает приблизиться. Казекаге встаёт, чтобы поклониться ему, но Хиаши отмахивается. Он не настроен на любезности. Тем не менее, зять всё равно кланяется ему, и в глазах его мелькает что-то, после чего Хиаши больше не решается отмахиваться. Выражение лица Гаары — суровая маска лидера. Из-за тёмной подводки, касающейся ресниц, уголки его глаз заострены. — Отец, — Хината тоже встаёт и подходит к мужу. Мгновение она мешкает, но стряхивает неуверенность и крепко переплетает их пальцы. Хиаши замечает этот жест, но ему не приходится долго ждать объяснений. Первым говорит Гаара, и голос его тихий и чуть хриплый, словно от долгого молчания. — Я должен признаться, что мы с Хинатой обманули вас, и поздно поняли, что ваша неосведомлённость о подробностях нашего союза привела к беспокойству и замешательству. Хиаши прищуривается. — Обманули? — Организация нашего брака старейшинами Суны и клана Хьюга — следствие договорённости между мной и Хинатой, — говорит Гаара, и в его откровении нет ни самодовольства, ни гордости, ни злорадства. Он просто озвучивает факт. Хиаши задумывается над этим, но всё ещё чувствует колоссальное замешательство. Казекаге меж тем продолжает: — Видите ли, я знал, что если бы попросил руки Хинаты прямо, то это бы повлекло за собой утомительный процесс политической помолвки. Я происхожу не из столь древнего клана, как Хьюга, но всё же являюсь лидером деревни Песка. Я знал, что могу использовать своё имя в качестве символа равно как и Хината могла использовать своё. Сейчас, после войны, между нашими деревнями установился прочный мир, но недоразумение, случившееся на торговых путях и повлекшее за собой смерть нескольких гражданских, подняло волнения среди жителей. Хиаши помнит. Он помнит, как подняли налоги, и помнит возмущение простых людей и членов собственного клана. Подозрение легло на Суну и повлекло за собой целый шквал оскорблений, павших на деревню Песка, но когда выяснилось, что виновные — несколько жадных торговцев Листа, Суна несколько дней молчала, прежде чем выслать груду писем с требованиями справедливого возмездия и более прочного доверия. — Я внушил своим старейшинам, что женитьба на куноичи Конохи благородной крови поможет решить проблему, — заявляет Гаара. — Это проявление доброй воли и укрепление наших отношений. Женившись на знатной девушке, я позволяю своим сестре и брату вступать в брак с теми, кого они выберут сами. — А я внушила бабушке идею, что хочу заключить союз через брак, — тихо говорит Хината. — Хотя ты и знал это, я пустила между служанок слух о том, что семья Гаары ищет ему невесту, и бабушка проверила и убедилась, что это правда. Ей всегда нравилась Суна, и она призналась, что хотела бы, чтобы кто-нибудь из нас жил там, чтобы сообщать ей новости о торговле между деревнями. Хиаши никак не может скрыть удивления, пока его мозг лихорадочно пытается обработать полученную информацию. — На тщательное планирование деталей ушло ещё несколько месяцев, но нам удалось убедить старейшин, что союз Казекаге и наследницы Хьюга будет ценнее для деревень, нежели женитьба каких-нибудь рядовых членов благородных кланов. Думаю, что какое-то время старейшина Дзиро планировал женить на Хинате Канкуро. — А старейшина Йомо хотел, чтобы Неджи-нии женился на Темари, — говорит Хината, сморщив нос. — Именно тогда нам пришлось обнародовать, что я согласна на брак по расчёту, а Гаара ищет жену. — Но нам удалось направить их на правильный путь, — кивает Гаара, как будто так просто повлиять на старейшин, чьи слова — закон. — После того, как Хината объявила об этом, старейшины легко согласились с её кандидатурой. Наследница Хьюга много лет выполняла миссии в деревне Песка и всегда была вежлива и заботлива к людям. Она даже работала здесь в госпитале и участвовала в модернизации методов лечения. — А Казекаге отмечен в документах как спаситель Конохи и великий союзник во время войны. Также он дружен с членом клана Узумаки, и не секрет, что когда-нибудь старейшины Конохи провозгласят Наруто Хокаге. Мир между деревнями почти гарантирован. — Внезапно Хината застенчиво опускает глаза. — Однако, мне пришлось рассказать Неджи-нии обо всём. Он так хорошо меня знает, что сразу раскусил мой замысел, как только бабушка объявила, что я согласна на брак по расчёту. Ханаби я рассказала гораздо позже… Хиаши вспоминает месяцы, когда Хината и Неджи шептались между собой, уходили тренироваться, но возвращались свежими и с отрепетированным алиби. Замешательство Неджи по поводу неведения Хиаши внезапно обретает гораздо больший смысл. Внезапное согласие Ханаби на свадьбу Хинаты тем более. Вдовствующая Хама не сделала бы лучшего выбора, если бы они сами не подвели её к этому. Слова Неджи прошлой ночью внезапно становятся ему предельно ясны. — И вы… — Хиаши сглатывает, — знали друг друга… до всего этого? Хината внезапно удивляется, и румянец на её щеках становится ярче. — Отец, неужели ты думал, что я выйду замуж за незнакомца? Даже Гаара выглядит сбитым с толку. — Хината посещала Суну много лет после войны, но даже до этого мы вращались в одних и тех же кругах. — На его лбу появляется морщинка. — Мы вместе уже почти два года. Хиаши поражён, а румянец на щеках Хинаты разгорается ещё ярче. — Отец, я танцевала с Гаарой на праздновании первой годовщины войны! Уже несколько месяцев я ношу традиционный обручальный браслет Суны! — Хината поднимает запястье, и взгляд Хиаши снова падает на тонкий серебряный обруч. — Я так волновалась, что ты узнаешь, и только когда Неджи-нии сказал мне, что ты считаешь, что продал меня, я поняла, как много ты не знаешь. На мгновение воцаряется тишина, и Хиаши замечает, как на лицо дочери набегает тень огорчения, и когда он открывает рот, Хината качает головой. Прежде чем прийти сюда, она сняла все свои украшения, кроме обручального браслета, который звенит на её запястье при каждом движении. — Отец, я знаю, что ты должен злиться, но если ты собираешься это делать, то прошу, гневайся только на меня. Неджи-нии сделал только то, о чём я попросила его как своего товарища и как соклановца. Гаара лишь следовал моему плану. — Хиаши кажется, что ещё выше его брови уже не смогут подняться, но тем не менее это происходит. — Я знала, что не стану наследницей Хьюга, но это никогда… это никогда не имело для меня значения. Меня никогда не привлекала власть, но я использовала фамилию Хьюга лишь единожды в жизни, чтобы обеспечить себе будущее с мужем, которого люблю, и в месте, которое считаю домом. Взгляд Хиаши падает на сцепленные руки молодожёнов. На побелевших костяшках пальцев Хинаты обнажается ещё больше веснушек. Он взволнован и ошеломлён, и благородная часть его не уверена, гордится ли он — или ужасается — или сбит с толку, но он смотрит на свою дочь и… — Тогда я должен принять твой выбор, дочь моя, — тихо говорит Хиаши. И чувствует себя счастливым. По-настоящему счастливым. Впервые за столь долгое время.

***

Прием проходит без сучка и задоринки. Казекаге и его дочь прибывают в разной одежде, Гаара — в официальном костюме, а Хината — в развевающемся платье, сияющем, как звёздный свет. Шумят танцы, игры и тосты — разнящиеся по уровню веселья и приличия. Похоже, Хиаши действительно единственный, кто не знал. Хината с Гаарой сидят за одним столом, между ними лёгкая близость, не слишком нежная, но всё же родственная. Хиаши не понимает, как он не заметил этого раньше. Когда наступает время для их танца, Гаара легко подхватывает Хинату, и их пальцы переплетаются, пока они кружатся под голубым небом пустыни. Хиаши присоединяется к празднованию. Он танцует с обеими дочерьми, но во время танца отца и дочери с Хинатой чувствует, как его веселье сходит на нет. — Отец? Что случилось? — спрашивает Хината. Он почти не хочет озвучивать это, но слова всё же слетают с губ. — Я бы хотел, чтобы твоя мать была здесь и смотрела на тебя. — Хиаши видит, как в выражении её лица проявляется любопытство, и продолжает: — Она бы быстрее меня распознала, что ты продумываешь свой брак. — Дочь улыбается, и слёзы закипают в уголках её глаз. Её губы слегка дрожат. — Думаю, она тоже бы хотела быть здесь, — говорит она, и её голос наполнен тихой нежностью. — Но также я хотел бы поговорить о твоём муже. — Да? — Его семья… — Да? — Красные волосы — доминантная черта? Твоя бабушка хочет знать. — Его волосы?.. — Хината бросает взгляд на своих новообретённых родственников: мужа, зятя, невестку и двух темноволосых старейшин, сгорбившихся над своими тростями. — Я не… — И дочь, умная, осторожная, замкнутая дочь, смеётся ему в лицо.

***

Два года спустя Хиаши получает письмо от Хинаты и хотя он обычно ждёт появления Ханаби и Неджи, чтобы вместе с ними прочесть послание дочери, сейчас он слишком беспокоится, чтобы позволить письму оставаться непрочитанным даже минуту. Мать Хиаши говорит, что его отец был таким же. — Этот человек просто не умел ждать, — жалуется старая вдова, хотя его отец умер задолго до того, как Хиаши смог лично в этом убедиться. Кроме того, причина его беспокойства оправдана. Девять месяцев назад дочь написала Хиаши, что скоро он получит ответ на вопрос, который задал в день её свадьбы, и с тех пор она старательно отчитывалась о своём здоровье, физических упражнениях и сигнатуре чакры ребёнка. Наследника Суны и Хьюга. Среди обычных отчётов о военных и экономических делах Суны бывают и личные моменты, которые она всегда тщательно расписывает. Она рассказывает ему о своей жизни. Как улучшилась её работа в качестве медика, о своём обучении, иногда рассказывает что-нибудь забавное, что услышала и что вызвало у неё желание поделиться с отцом, или пишет о чём-нибудь, что сделал для неё Гаара. Хината подробно описывает отцу детскую, которую Гаара обустроил лично, чем очень гордился. Она рассказывает о своей жизни в Суне и описывает это сухое пустынное пекло как самый прекрасный дом. Она рассказывает ему о шутках Канкуро, а также о его политической доблести во время переговоров с деревней Тумана. Она эмоционально восторгается новым статусом Темари как главнокомандующей шиноби Суны и её новыми методами обучения почти ста ниндзя. Мало-помалу, через письма он узнаёт о собственной дочери гораздо больше, чем успел узнать, пока она была рядом. Она невероятно самоотверженна, почти болезненно, и яростно защищает свой новый дом и семью. Хиаши узнаёт из отчётов Неджи, что Хината любима всей деревней, относится ко всем с одинаковым уважением и любовью и тратит много времени на помощь жителям. А ещё, как настаивает Ханаби, Хината — могущественная куноичи. Несколько месяцев назад в особняк Казекаге сумел проникнуть нукенин, надеявшийся напасть на беременную и уязвимую Хинату. Дочь немногословно сообщила Хиаши, что всё в порядке и ничего не случилось. Казекаге же написал (что само по себе было редкостью), что Хината заблокировала дыхательную систему отступника, скомбинировав мягкую ладонь и ирьёниндзюцу, и вернула его в чувства только перед допросом. И теперь его жена на шестом месяце беременности, находится под его неусыпным наблюдением. Рассказ вызвал у Хиаши агонию по поводу того, что Гаара оказался неспособен защитить свою жену и нерождённого ребёнка. Суна, пишет Гаара следующей строкой, не место для слабых шиноби. Хиаши ломает голову над смыслом этого заявления несколько недель. Рассматривает слова со всех возможных сторон и выискивает во фразе скрытый смысл. В конце концов, он решает, что Сабаку но Гаара просто открыто хвалит силу своей жены. Хиаши открывает тубус с посланием, осторожно вынимает пухлый свиток и, к своему глубокому удивлению, фотографию. Она небольшая, по сравнению со свадебными портретами, которые, как точно известно Хиаши, висят в крыле особняка Казекаге, где проживают Хината и Гаара, но очень личная, даже несколько неуклюжая. Хината и Гаара сидят у эркера, выходящего на безбрежное песчаное море. Щёки дочери горят здоровым румянцем, и её улыбка освещает, кажется, всю комнату. Казекаге обнимает Хинату, глядя не в камеру, а на новорождённого младенца на руках у жены. Хиаши прищуривается, и ему кажется, что улыбка Гаары выглядят несколько… самодовольной. Дверь в кабинет распахивается, и внутрь вваливается запыхавшаяся Ханаби, даже не переодевшаяся после тренировки. Старая Хама вздрагивает, вырываясь из дремоты, и сетует на ужасные манеры Ханаби, но Хиаши слишком занят, чтобы журить дочь или требовать от неё должного поведения, потому что собирается развести Хинату с её мужем, даже если это станет последним, что он сделает. — Отец, ты же обещал дождаться меня! Это фотография? — Что? — вопрошает его мать. — Ты получил письмо от Хинаты-чан? Почему ты ничего не сказал, Хиаши? — Я взял за правило не сообщать о вещах, которые тебя не касаются, мама. — Хиаши передаёт фотографию младшей дочери, и в бледных глазах Ханаби вспыхивает безграничная нежность. — У неё волосы Гаары-сама. — Да, знаю, — бормочет Хиаши, вынимая писчие принадлежности, чтобы начать писать ответ, но вдруг замирает. После того, как ему удаётся восстановить дыхание, он тупо переспрашивает: — Подожди, что? У меня красноволосая внучка? Ханаби кивает, переворачивает фотографию и передаёт ему. Хиаши читает короткую фразу, написанную крепкой рукой зятя на обороте... Наша дочь, Митико. Надеюсь, имя компенсирует цвет её волос. И Хиаши улыбается.