koibito

– Ты выглядишь волшебно, Сейшу, – прошептал он ему, зная, как Сейшу реагировал на собственное имя. Они пережили этот кризис, переросли свою скорбь и своё смирение – и он был его Сейшу. Его Сейшу выглядел прекрасным всегда. Но тело Сейшу цвело, когда он – человек, который на глазах Коко однажды раскрошил чужой череп – покорялся ему. Мягкий румянец как нежные бутоны, и лёгкий, беззащитный цветочный трепет. В его глазах – больше чувств, чем можно в них уместить: бледный василёк блестел влажностью. Бледный василёк был скрыт, томился в томном мраке, распускался прямо там, во тьме; но Коко знал и чувствовал бледный василёк – это цвет драгоценных глаз, цвет тонких вен – а значит, цвет жизни, это цвет, в который постепенно окрасились его собственные внутренности. Коко коснулся его шрама – той части, что не была прикрыта повязкой для глаз – он дорожил своим Сейшу ещё сильнее обычного. Сейшу послушно ластился под его пальцами, наклонял голову, ища близости. Ему не надо было говорить, что он принадлежит Коко и убьёт любого, кто посмеет притронуться к ним – он немногословен, он человек действия. Он делал больно другим и делал хорошо Коко – так что к чёрту слова. Он делал хорошо, выглядел хорошо, выглядел волшебно. Коко нравилось, когда он брал верх: инициатива Сейшу была похожа на теплоту морских волн поздней ночью – теплота заботлива, теплота везде, после неё клонило в мягкую дрёму. Но когда он, как сейчас, стоял перед ним на коленях, добровольно сложив руки за спиной, с повязкой на глазах, наполовину обнажённый, наполовину чужой самому себе, потому что настолько он умел отдаваться – море было холодным, и Коко чувствовал переходящее в боль жжение ледяной воды. Свежее желание жить. Сейшу правда, правда лучший – пронеслось в спутанных мыслях Коко. В такую правду верилось с трудом. Он мягко поцеловал его в лоб и огладил его лицо, перебирая между пальцами мягкую чёлку. Сейшу сказал, что надо подстричься, думаешь, мне пойдёт? Коко знал, что Сейшу всегда будет выглядеть прекрасно. Ни один ожог, ни один шрам, ни один синяк не смогут сделать его менее привлекательным для Коко – а это просто причёска. Главное, что это был Сейшу. Ему пойдёт всё. Коко примет его любым, что бы он ни решил сделать со своей внешностью. Так было всегда. Он принимал его на каблуках, принимал его с длинными волосами и с укладкой, принимал форму девятого поколения, разделил с ним форму десятого. Сейчас, когда они повзрослели и детские игры остались позади, Сейшу перешёл на спокойную одежду тёмных оттенков, чтобы не привлекать лишнего внимания – Коко нравилось и это тоже. Сейчас Коко нравилась его расстёгнутая рубашка; ему нравилось, как собственная рука скользнула между гладкой тканью и мягкой кожей, как собственная рука обняла Сейшу за талию – такое правильное движение, что он сделал это почти бездумно. Сейшу послушно прогнулся в спине, когда почувствовал, как аккуратно чужая ладонь легла на поясницу; мягко простонал в смазанный поцелуй, которым Коко хотел выразить свое бесконечное обожание. Поцелуев никогда не было достаточно для того, чтобы сказать и показать ему всё. Второй рукой Коко обнял его за шею и прижался совсем близко; его обнажённые ключицы прижались к горячей коже Сейшу. Они готовы были срастись телами, стать одним четвероногим существом – пусть чем-то неправильным и противоестественным, пусть уродом, но к ним тогда никто бы не притронулся, и они остались бы друг для друга навсегда. Глупое, детское тепло разлилось в груди Коко и вышло за пределы его тела шелестящим смехом – он был слишком мал для этого чувства; Коко вспомнил, какой сегодня день. Он находился рядом с тем, с кем должен был находиться. Пусть они шли вразрез с нормами жизни, но иногда нормы жизни выглядели слишком соблазнительно, и Коко вёлся на их приторную сладость. Они были слишком зрелыми для таких вещей, подобное просто не укладывалось в них, но… Коко ещё раз поцеловал его – спокойно и неторопливо, позволив себе медленно пройтись языком по чужим губам, не заходя дальше. Сейшу послушно позволял управлять собой – руки всё ещё за спиной. Он даже не тянулся к нему, искал в движениях Коко собственную покорность, кланялся этой покорности в ноги, как императрице. Он не позволял себе лишнего – и даже пытался дышать так, чтобы не сбиться, чтобы быть ровным, чтобы не показать себя, чтобы быть не своим, а чужим. Скажи мне, кто я и что мне делать. Коко готов был отдавать приказы. – Открой рот, – рассмеялся он, целуя его щёки. – Я приготовил кое-что для тебя. И всё же Сейшу прорвался. Им овладел не Коко, а собственное желание: плечи назад, лёгкие – в сорванном дыхании, губы приоткрылись и язык чуть наружу, в немом, покорном ожидании. Если бы Коко встал перед ним, расстегнул штаны и достал свой член, Сейшу бы заставил его кончить. Сейшу умел, Сейшу учился вместе с Коко, они учились друг на друге – и их страсть двигалась в одном ритме. Коко хотел бы лизнуть язык Сейшу и глубоко поцеловать его – так, чтобы они задохнулись друг другом, но тогда он слишком почувствовал бы его. Он хотел не этого – сегодня он хотел другого. Он протянул руку, взял небольшую коробочку и положил её себе на колени. Он улыбнулся своей глупости – как будто он был ребёнком. Он даже почувствовал, как к щекам прилил жар – но не из-за стыда, а из-за веселья, словно бы он долго смеялся над чем-то, словно был счастлив до такой степени, что внутри закипала кровь. Он чуть надавил на подбородок Сейшу, и тот, слепо доверившись ему, шире раскрыл рот. Коко мягко, чтобы не сделать неприятно, положил ему на язык небольшую конфету и мягким движением заставил его закрыть рот. – Это тебе, – пропел он, поглаживая его по щеке. Сейшу наклонил голову, молча спрашивая: что это значит? – Съешь. Ничего опасного. Ты веришь мне? Сейшу усмехнулся – он верил ему, потому что… кому же ещё тогда верить? – и аккуратно двинул челюстью. Коко слизнул какао-порошок с подушечек своих пальцев, со смехом глядя на то, как вытянулось чужое лицо. – Шоколад? – глухо спросил Сейшу, когда проглотил конфету. – Вкусно? – спросил Коко, аккуратно проводя пальцами у него под подбородком – там, где кожа казалась особенно тонкой. Ему так безумно хотелось касаться его, и Сейшу, наверное, это чувствовал: он слабо улыбнулся. Никто бы не назвал это улыбкой – лишь на секунду приподнявшиеся уголки губ. Годы сделали его суровее, однако у Коко были эти моменты – редкие, но он и не думал жаловаться. – Вкусно, – тихо ответил Сейшу, чуть поводя плечами и подаваясь навстречу ласкам. – Это трюфель с солью. – Необычно. – Тебе понравилось? – поинтересовался Коко. Он переместил пальцы на заднюю сторону шеи Сейшу и гладил его – мягко скользил пальцами по отчётливо выступающим позвонкам, перебирал кончики волос. – Я очень старался. – Старался? – тихо переспросил Сейшу. Его губы тронула рассеянная усмешка. – Не говори, что делал это сам… – Не говорить? – Коко широко улыбнулся. Большими пальцами он провёл за ушами Сейшу, из-за чего тот чуть откинул голову назад, следуя за прикосновениями. Коко любовался его подбородком и напрягшейся шеей. – Почему же? – Ты можешь купить шоколадную фабрику. Тебе незачем делать конфеты самому. – Любовь не любит размышлять, не так ли? Они замолчали. Сейшу медленно опустил голову, а Коко замер с руками на чужих плечах. Любовь никогда не была их словом. – Сегодня день возлюбленных, – тихо сказал Коко. – Разве не можем мы… – Можем, – тихо согласился Сейшу, понимая его. – Хорошо, – вторил ему Коко. Он хотел потянуться за поцелуем, но Сейшу аккуратно отстранился от него и поднял руки. Коко удивлённо смотрел на то, как уверенные сильные плечи расправляются – как они вообще могли самовольно держать себя в чьём-то подчинении? Сейшу медленно снял с себя повязку, и Коко встретил его ласковый взгляд. Его драгоценный бледный василёк. – Значит, сегодня ты будешь моим возлюбленным? – спокойно спросил Сейшу. Он не дразнил, и не пытался подсластить – он говорил так, как обычно говорил его Сейшу Инуи. – Я могу сделать подарок моему возлюбленному? Коко склонил голову и широко улыбнулся, и Сейшу встал с колен, протянув ему руку. Он переплёл их пальцы, огладил бледную кожу костяшек Коко и повёл его в сторону кровати. У Коко мягко поджалось в животе, он не мог стереть с лица ухмылку-понимание, ухмылку-желание. Глупое слово «возлюбленный» щекотало внутренности, ласкало кожу и обволакивало тело. Любовь никогда не была их словом, но разве не могли они притвориться? Сейшу упал на кровать, утянув его за собой. Коко повалился рядом с ним, широко улыбаясь. Они пару секунд лежали, просто глядя друг другу в глаза и держась за руки. – Какой подарок хочет мой возлюбленный в этот день? – спросил Сейшу, полностью повернувшись к нему. Он обнял Коко за талию, притягивая его к себе. – Знаешь, мне это очень нравится, честно, но необязательно ведь каждый раз говорить «мой возлюбленный». Сейшу выглядел так, будто задумался. – Да, наверное, люди так не делают, – наконец сказал он. Что-то лёгкое скользнуло под сердцем Коко, когда он смотрел на то, как Сейшу забавляется. – Какой подарок тогда хочет мой Коко? Этот вопрос выбил воздух из его лёгких? Чего он хотел? Что Сейшу мог ему дать? Сейшу и так был всем. Им оставалось только стать вечными, бесконечными и бессмертными. Им надо было стать друг другом, им надо было быть друг в друге – длинные минуты, когда Сейшу гладил его спину, пока Коко сжимал в себе его член, и они не трахались, а просто наслаждались жаром друг друга; трепетные моменты – до тремора рук, – когда уставший Сейшу слабыми руками обнимал его, пока Коко двигался в нём по своей сперме. Секс не был всем, но секс с Сейшу делал их чем-то единым, делал их ещё ближе. И, чёрт возьми, как же любил Коко смотреть на Сейшу, когда ему было хорошо. – Насколько тривиально с моей стороны будет звучать… «секс»? – Я уверен, сегодня ты можешь позволить себе больше, – прошептал Сейшу, положив руку ему на грудь. – Я тебя не уговариваю, просто… Всё, что угодно, Коко. – Заняться любовью. – Коко хитро улыбнулся. – Хочу заняться любовью с моим возлюбленным Сейшу. – Вот так точно не говорят, – заметил Сейшу, но взгляд у него был тёплым – бледные васильки в нежных руках. – А потом мы откроем бутылку джина, до которой у нас не доходили руки, закажем еду из того ресторана в Акасаке, и… – И, – задумчиво повторил Сейшу. – И я хотел сказать, – Коко кусал его своим взглядом, гипнотизировал цветом чёрных глаз. Любовь никогда не была их словом, но… – Ты сможешь признаться мне в любви? Сейшу даже не дал ему опомниться: – Я люблю тебя, – спокойно сказал он, не прекращая гладить его кожу, время от времени пальцами играясь с жемчужным ожерельем на шее Коко. Коко замер. Слова, от которых в фильмах все сходили с ума, рыдали, смеялись… Были тёплыми, но тёплыми только из-за Сейшу. Коко с любопытством отметил, что в них не было никакой ценности. Не отрывая взгляда от Сейшу, он сказал: – Я люблю тебя. Они посмотрели друг на друга. – Что ж, – тихо сказал Коко, вскинув брови. – Это… – Да, – спокойно согласился Сейшу. – Это что-то… другое. – Это не обязательно заключать в какие-то рамки, Коко. – Рука Сейшу скользнула к его ладони. Он провёл большим пальцем по тонким венкам на его запястье. – Мы можем заниматься сексом, любовью или чем-то совсем другим. Это просто… – Слова, – понял его Коко. – Я знаю. Я просто думал, что мы можем быть возлюбленными. – Сейшу понимающе кивнул. – Возлюбленными. В день возлюбленных. – Мы всё ещё можем съесть твой шоколад. С джином. И заказать еду. – Сейшу пожал плечами. – И потрахаться тоже. – Дикарь, – рассмеялся Коко. – Что угодно – с тобой. Я… – Он замолчал и улыбнулся. Привстал на локтях и навис над Сейшу. Заглянул в свой драгоценный бледный василёк и поцеловал его ожог. Я. Он. Он не смог бы договорить до конца – не потому, что не знал – он прекрасно знал, – а потому что слов действительно не было. Слова не могли описать так много; Сейшу был прав, и иногда вещи не выражались вербально. Когда для чего-то не было слова, ему придумывали название. Но целуя своего Сейшу в этот не принадлежащий им день возлюбленных, Коко понял вот что: им не нужно было название. Они были названием. Мир создал огромное чувство, и назвал его Коконой Хаджиме и Инуи Сейшу.