Солдату слова не давали, или Зимний готов отвечать

Новая группа огневой поддержки была… странной. Зимний Солдат мог бы рассказать о них многое. Он знал, куда смотреть. Тринадцать бойцов плюс командир. Тринадцать мужчин и одна женщина. Восемь европейцев, один мулат, один индус, один китаец и трое латиносов — Эрнандес, Сото и Молина — из Мексики, может, из Венесуэлы. Насчет Молины он сомневался. Среди европейцев выделялся великан Нельсон. Его дед с бабкой приплыли откуда-то из Скандинавии. Близнецы Во́зняк, Константин и Кристиан, — из Польши. МакАдамс — наверняка из Шотландии. Командир Рамлоу — наполовину или на четверть итальянец. Роллинз, его молчаливый заместитель с изуродованным шрамом лицом, — из Австралии. Но все американцы во втором или третьем поколении. Почти все семейные: с жёнами, детьми, родителями, братьями и сёстрами. Вон, Джек Роллинз полгода назад стал отцом в четвёртый раз. И снова сын. Ножки обмывали всем табором. Солдата не пригласили. Конечно. Он сам пришёл. Никем не замеченный, залёг на крыше Уолмарта через два квартала и шесть часов наблюдал эту семейную вакханалию в снайперский прицел. Только Джош Таузиг и Мэй Андерсон были сиротами из одного приюта. Неудивительно, что они держались вместе. Вместе росли, вместе били морды и огребали пиздюлей, вместе пошли служить. Это не Солдат придумал, так говорил Рамлоу. Потом скалился гиеной и интересовался: «Когда свадьба, салаги?» На что Андерсон неизменно отзеркаливала начальский оскал: «Когда Джош мне даст, командир». Ответ взрывался дружным хохотом. Таузиг ржал громче всех, с размаху припечатывая Андерсон ладонью-лопатой по плечу. Та отпихивала напарника острыми ударами под рёбра и ворчала. Но не сердилась. Кажется. В общем, они были необычной парой. Они вообще не были парой. Солдат никогда не думал, что мужчина и женщина могут так… дружить? Откуда в принципе эта мысль завелась в его голове — ответа не было. Но уверенность оставалась. Железобетонная. Самым странным было другое — эта команда его не боялась. Да, крио и обнуления выжигали память, но Солдат знал: его боялись всегда. «До усрачки» — сказал бы Рамлоу. Рамлоу вообще много ругался. Виртуозно. Всегда к месту. Хотелось так же. Солдату редко чего-то хотелось. Он мысленно примеривался: «Разморозки. Грёбаные разморозки». Получалось красиво. После каждой грёбаной разморозки он чуял чужой страх. У лаборантов руки ходили ходуном, а халаты прилипали к взмокшим спинам. И это он просто переводил расфокусированный взгляд с одного крысюка на другого. Сам практически беспомощный. Но его всё равно боялись. Не зря. Сколько этих очкастых опарышей он уже раскатал кроваво-красным паштетом по полу и по стенам лабораторий? Этого он тоже не помнил. Но был уверен, что таких «счастливчиков» было немало. Хуже приходилось тем, кого он калечил. За дело — за причинённую боль, за ложь или издёвки. Иногда просто так. От скуки. Этих — не жалко. Охрана тоже ссалась. И группы огневой поддержки. И те и другие нервно хватались за рукоять шокера или пистолета в расстёгнутой кобуре. Или крепко сжимали винтовку. Излишне крепко. Такую вывернуть — раз плюнуть. От них просто фонило прелой кислятиной. Солдат морщился под маской. В носу свербило. Все военизированные подразделения в США, с кем приходилось работать, были похожи друг на друга. За двадцать пять лет сменилось вооружение, обмундирование, национальный состав. Но одно оставалось неизменным — всё тот же извечный страх. Рослые мужики по двое волокли его под руки после крио в душевую. Брезгливо обливали ледяной водой из шланга. Под напором та резала кожу наживую. Хотя, что ему станется? Он же Актив, Железный кулак Гидры! А эти бляди в форме стояли в стороне с перекошенными от страха мордами. Метрах в трёх. Глупо. Расстояние бы их не спасло, вздумай он взбрыкнуть в этом белом кафельном аду. Так уже не раз случалось. Наверняка. Точно. Он не помнил. На миссиях на него не смотрели. Отсаживались, отводили глаза, игнорировали. В джете или фургоне на обратном пути — палец на курке. Мерзкая вонь человеческого страха наполняла закрытое пространство. Солдату было всё равно. Он платил той же монетой безразличия и холодного презрения. Не гнушался подставлять особо борзых. Или устранять лично. Это было даже... приятно. Иррациональное удовлетворение согревало изнутри. Ненадолго, но всё же. В этот момент перед ним стояла жертва. Не безликий враг большого босса. Нет. Гнида, которая подгадила лично ему. Это ощущалось иначе. Нож медленно, с чавканьем входил под рёбра. Металлическая рука в кожаной полуперчатке зажимала рот, ломая челюсть, как ореховую скорлупу. В глазах отражался дикий первобытный ужас. Внутри не оставалось ничего человеческого — только пустая шкура, трофей. Солдат хотел бы собрать коллекцию своих трофеев. Он видел такое несколько раз. На канале Дискавери. Или ещё где. Неважно. Хотел. Куратор Александр Пирс тоже боялся. Но иначе. Опосредованно. При нём стало больше свободы, меньше обнулений, меньше крио. Больше новых знаний, информации, навыков. Но и больше голой пропаганды. Как в Советах. Только Пирс верил своим собственным лозунгам. В отличие от партийной верхушки бывшего Союза. Солдат иногда думал, почему. Точно не знал: при нём такие вопросы не обсуждали. Может быть, Пирс готовил что-то масштабное и боялся проиграть уже на старте? Поэтому и позволял больше. Ведь любое, даже самое совершенное оружие может сломаться в последний момент перед важным запуском. Особенно перед важным запуском — закон Мёрфи. Или если закрутить слишком туго. Пирс вот опыты почти запретил. Почти. Бойцы Альфа СТРАЙК его не боялись. Совсем. То есть боялись, но не Зимнего Солдата. Они боялись друг за друга. И привкус у этого страха был другой — солёный, с медовой горечью. На кончике языка. Со стороны они казались единым организмом. Прикрыть спину напарника — как свою. Плечо рядом — своё плечо. Помочь на гражданке — охотно. Кутить до утра — с радостью. Это было непривычно. Значит, потенциально опасно. Требовалось больше данных. Вот смуглый верзила Ройс, человек-гора, вступился за щуплого Вонга перед толпой оборзевших нациков. Один его вид отбил охоту связываться. Даром, что Вонг и самого Ройса был способен скрутить в бараний рог. Было бы желание. Солдат не вмешивался. Сидел в тени пожарной лестницы. Запоминал. Хмурился. Или старый чёрт Нельсон неспешно собирался по первому же звонку к Эрнандесу. Выводить из кризиса красавца-латиноса тридцати четырех лет, когда того бросала очередная весёлая вдовушка. Солдат пару раз наблюдал за процессом. Задушевные разговоры под бутылку абсента. Тут был целый ритуал: толстостенные стопки, специальная ложка с прорезями, кубик сахара и синее пламя. Много не выпьешь. Зато натрындишься всласть! Это тоже от Рамлоу. Солдату нравилось так думать. Выходило... интересно. Абсент он как-то попробовал приготовить сам. Горело красиво. Запах стоял на весь чердак. Нос приятно щипало. Но пить Солдат не стал — в 6:15 предстояла проверка у опарышей. А хотелось. В Лондоне, на миссии под прикрытием, случилось странное. Одна половина СТРАЙКа изображала туповатых американских туристов, отвлекая внимание на себя. Вторая пасла цель. Братья Во́зняк дурачились, показательно увиваясь вокруг Андерсон, и случайно сбросили её модный мини-рюкзак в Темзу. Криков было на всю набережную. Даже изображать ничего не пришлось. В конце концов Андерсон потупила густо накрашенные ресницы и потребовала, чтобы ей немедленно компенсировали самое ценное — тампоны. Близнецы пошли пятнами и заблеяли, мол, не мужское это дело. На что Таузиг припечатал «ссыкло» и «польские шовинисты» и по дороге в гостиницу зарулил в аптеку, где лично выбрал и купил нужное. Солдат потом навёл справки. Тампакс с аппликатором. Состав — хлопок и вискоза. Подходят для тренировок и активных занятий спортом. Правда, почему близнецов заклеймили «шовинистами», он так и не понял. Таких историй в голове до следующей заморозки накопилась целая папка. Обнуления в этот раз не было. Собираясь вместе на гражданке, бойцы напоминали огромную греческую семью с кучей близких и дальних родственников. Всех не сосчитать. А во главе стоял строгий, но справедливый дон. Или доны в итальянской мафии? Тогда мафиозный клан. Точно. Рамлоу исполнял свою роль идеально. Чтобы руководить этой ордой, требовались твёрдая рука и железная воля. И холодная голова. Он осаживал зарвавшихся, раздавал подзатыльники, помогал словом и делом. Не впадал в сентиментальность. Не размазывал сопли. Это заслуживало уважения. И вызывало интерес. Брок Франко Рамлоу. Умный, расчётливый, харизматичный ублюдок. С руками по локоть в крови. Гениальный тактик, отлично маскирующийся под боевого командира чуть выше среднего уровня — простоватого, но острого на язык. Исполнителем он был идеальным. Расстрелять заложников? Подорвать пассажирский поезд? Хайль Гидра! Только вот не был он идейным. Вся идейность Рамлоу стояла за его спиной тринадцатью бойцами и их семьями. Он жёстко разделял мир на два лагеря: своих и чужих. И за своих готов был костьми лечь. Они стоили того. Все вместе и каждый по отдельности. Солдат завидовал. Он хотел бы так же. Но его мир делился слишком криво. Он сам. Куратор Пирс. Все остальные. Когда Солдат впервые представил, что его куратором мог бы стать Рамлоу? Наверное, когда попал в категорию «своих». Как это вышло? Ответа не было. Просто случилось. После третьей разморозки со СТРАЙКом Андерсон в душевой протянула командиру незнакомый жёлтый флакон и мочалку-варежку. Синюю. Рамлоу разделся до пояса, настроил тёплый душ и начал смывать с Солдата слизь и грязь после крио. Сам замызгавшись по самую маковку. Флакон оказался гелем три в одном. Для тела, волос и лица. Для мужчин. Пахло вкусно. Какой-то пряностью. Имбирём или корицей. После помывки Рамлоу выключил воду и перебросил Солдату огромное махровое полотенце, ухмыльнувшись половиной рта: «Всё, Зимний, дальше сам. Жопу тебе вытирать я не нанимался». Зимний. Солдат мысленно покатал слово на языке. Оно было такое же колючее и холодное, как декабрь под Магаданом. И свежее. В отличие от пресного, приевшегося уже «солдата». Ему понравилось. Дальше — больше. Первые трое суток после разморозки вместо положенных по протоколу протеиновых коктейлей в стакане появлялось детское пюре пополам со спортивным питанием. Яблочное. Вишнёвое. Грушевое. Грушевое Солдат — Зимний — ждал особенно. Роллинз привычно держал морду кирпичом. Но больше было некому. Музыкальный, пластичный индус Авасти, вечно что-то мурлыкающий себе под нос, сунул ему в джете старый iPod с беспроводными наушниками и мешком рухнул в соседнее кресло, тут же отгородившись собственными «ушами». На полголовы. Правда, по прибытии подарок забрал. Зимний (или Солдат?) поджал губы под маской и сощурился, провожая злым взглядом пританцовывающего индуса. На плечо легла тяжёлая рука, и за спиной хрипло хмыкнули: «Отставить. Получишь ещё свою игрушку». Слово командир сдержал — на обратном пути в ушах ревело «And nothing else matters». Теперь Зимнему регулярно выдавали девайс до и после миссии. Если рядом не было чужих. Список альбомов постоянно пополнялся. Зимний пока не понимал, какой реакции от него ждут. Он просто отсиживался в наушниках, перебирая музыкальные треки. Ловил обрывки телефонных разговоров, многозначительные взгляды без слов, короткие жесты, понятные лишь тем, кому были адресованы. Как истинный призрак он, знавший с десяток способов улизнуть с базы в обход всех камер и постов, незримо сопровождал бойцов Альфы. Острое зрение, чуткий слух и умение читать по губам открыли ему много нового. Рамлоу, вынужденный отчитываться за каждую операцию, писал рапорты настолько подробные, что за деталями терялись мелкие подтасовки. Время подготовки затянуто. Выявлен неучтённый фактор. Перерасход боеприпасов. Сложить два и два мог даже ребёнок. Зимний всё знал, видел отчёты, но молчал. Что будет дальше? Эти «излишне растраченные» боеприпасы, снарягу и «уничтоженное» оборудование распихивали по нычкам. В свободное время бойцы отсыпались, отъедались, иногда успевали проведать многочисленную родню. Начальство и в ус не дуло. Зимний перенёс всё внимание на Рамлоу. Всматривался пристальней. Запоминал. Не могла такая разношёрстная компания просто взять и собраться сама по себе. В основе должен был стоять крепкий костяк, вокруг которого мышцами и нервами нарастали люди. По одному, по двое, переплетаясь и становясь той самой командой, которая уже семья. Такой основой ожидаемо оказался командир. Он подбирал людей, с которыми был на одной волне. Гонял их в зале и на полигоне, проводил жестокий отбор в боевых операциях, а они потом и кровью зарабатывали себе право остаться рядом. Зимний не удивился. Он смотрел статистику по Альфе. От первоначального состава остались только Рамлоу, Роллинз и Нельсон. За несколько лет группа потеряла на операциях одиннадцать бойцов, но, когда команда окончательно сложилась, за три года — ни одной смерти. Неугодные командиру уходили ногами вперёд. Подходящие оставались навсегда. В этом Зимнему виделась схожесть с ним самим. Просто никого, подходящего ему, не было. Раньше не было. Рамлоу притягивал словно магнитом. Хотелось выяснить, какую цель он преследует. В какую игру играет. Зачем ему Зимний Солдат — проект эффективный, дорогостоящий, но откровенно проблемный. Такой нельзя списать как утраченный или «спиздить под шумок» — ещё одна командирская фраза. За утерю Актива полетят головы и пострадают родные, которых любят и берегут. Так зачем? Зимний продолжал собирать информацию. Тщательно анализировал. Делать выводы пока не торопился. Он ещё многое мог рассказать о бойцах Альфы. Мог бы, но вряд ли расскажет. Потому что перед продажей в США ему подрезали голосовые связки. То ли коммунисты хотели подгадить идеологическому врагу, то ли один из экспериментов пошёл не по плану. Теперь никто не ответит. Некому. Суперрегенерация со своей задачей в тот раз не справилась, поэтому Зимний делал ставку на неудачный эксперимент. Или удачный. Кто знает? А потом оказалось, что Рамлоу знает амслен. Внезапно. Как снежный ком с ветки за воротник. Это стало самым… потрясающим открытием. С 1991 года. После первой разморозки в США Солдат прошёл обучающий курс американского жестового языка. Тогда боссы посчитали, что им удастся наладить коммуникацию с Активом. Загвоздка оказалась в принимающей стороне. Кто будет с ним общаться: группы огневой поддержки, охрана, лаборанты, сам госсекретарь? Не смешите! И инициатива плавно сошла на нет. Солдату было плевать. Он и раньше молчал. По большей части. Но эта невозможность банально услышать собственный голос скребла изнутри. Давила. Словно у него украли что-то важное. Ампутировали. Как левую руку. И ничего не предложили взамен. После обнулений он хрипел в кресле, силясь выдавить хоть звук из немого горла. Забывая, что не может говорить. Не способен. Физически. Теперь Солдат лишь изредка кивал в знак согласия или привычно застывал неподвижной статуей. С каждой разморозкой становилось сложнее просыпаться. Он всё больше ощущал себя бездушной машиной. Тяжёлой и неповоротливой. Мёртвой. Действительность наваливалась скукой. Солдат убивал, пытаясь внести в своё существование хоть какое-то разнообразие. Его стали реже размораживать. А потом появилась эта странная Альфа с ещё более странным командиром. Новое старое имя. Обрывки информации, которые отказывались складываться в общую картину. Вопросов накапливалось всё больше. В Зимнем Солдате снова проснулось любопытство. Он помнил тот день, шесть лет назад, будто это случилось вчера. Между четвёртым и пятым крио с Рамлоу. Миссия на границе с Мексикой далась нелегко. Нет, Зимний Солдат отработал на 15 баллов из 10 возможных, но подготовку просрали задолго до их приезда. Облажались все: разведка, аналитики, местное отделение Гидры. Альфа чудом не потеряла ни одного бойца, отделавшись парой лёгких царапин и вывихнутой лодыжкой младшего Во́зняка. Воспитанный в религиозной семье Сото уже в джете коротко поцеловал образок на шее и пробормотал что-то, едва двигая губами. Разобрать получилось только «санта муэрте бланка». Потом его сморило под мерный гул двигателей. Как и всех остальных. Кроме Зимнего. Бойцы вымотались до состояния «нестояния». Над Нью-Йорком Рамлоу завозился, стараясь не разбудить спящего рядом Роллинза. Стянул бронник и всю амуницию, оставшись в одной футболке. Полил на невесть откуда взявшуюся чистую тряпку воды из фляги прямо на пол джета, протёр лицо и руки. Привёл себя в относительный порядок. Вытащил телефон, несколько раз сменил положение, словно искал самый выгодный ракурс для селфи, и нажал на видеовызов. Зимний завис. Он глаз не мог оторвать от пальцев правой руки командира. Пульс скакнул почти до двухсот. Мозг автоматически складывал мелькающие жесты в слова, упуская не меньше трети, но выхватывая главное — день рождения, подарки, праздник в пятницу. И всё это в полной тишине. Когда Рамлоу уже прощался с неизвестным собеседником — мои поздравления родителям и братьям, слева от него зашевелился Роллинз. Он бросил сонный взгляд на командирский телефон и, стараясь не попасть грязной рожей в кадр, пробурчал: «Передавай привет Франческе». Рамлоу изобразил бесстрастное лицо, черканул большим пальцем по подбородку, имитируя косой шрам своего зама, и приложил руку ко лбу — будто честь отдал. Всё это заняло меньше пары секунд. Потом он ещё раз тепло попрощался и нажал отбой. Потянулся всем телом, притёрся боком к Роллинзу и задремал. Зимний долго смотрел на руки командира. Широкие ладони, сбитые костяшки, совсем не изящные пальцы — узловатые и толстые. Это были руки солдата. Убийцы. Оттого абсолютно нереальным казалось только что увиденное. Настолько ловко и привычно эти пальцы складывались в жесты. А те — в слова и предложения. Пока Зимний размышлял, в упор разглядывая Рамлоу, тот приоткрыл один глаз и ткнул в Актива — спать! Уже на базе, закончив с обязательными процедурами, в личном боксе Зимний снова открыл файл лейтенанта Б. Ф. Рамлоу. Пролистал до информации о родственниках. Не женат, детей нет… мать, отец, скончались… старшая сестра, замужем, дети… вот — младшая дочь Франческа Серра, четырнадцать полных лет. День рождения 13 июня. Сегодня. Зимний запомнил адрес. Нашёл среди рапортов Рамлоу отгул на нужную дату, поданный чётко по регламенту за две недели. Открыл по очереди личные дела каждого бойца Альфы, не читая. Просто пролистывал впустую. Отсчитывал минуты, чтобы ничем не выдать свой истинный интерес. Параллельно крутил в голове виртуальную карту пригорода Вашингтона. Отмечал возможные маршруты с учётом расположения городских камер. Продумывал детали. Перебирал список оборудования. К концу последнего досье план сложился. До пятницы оставалось две ночи. Зимний добрался на своих двоих до нужного адреса. Обошёл весь квартал. Выбрал место для лёжки. С чердака соседнего дома, где на лужайке был вкопан плакат «Продаётся», открывался идеальный вид на нужный двор и подъездную дорожку. Установленная там система сигнализации оказалась детской забавой. Вариант вести Рамлоу от его собственной квартиры до объекта отпадал сразу. Чуйка у командира была фантастической. Зимнему всё чаще казалось, что тот знает о его интересе и слежке, но по какой-то причине молчит. От этой мысли пробирало до самых костей. Похлеще, чем в крио. В ночь с четверга на пятницу Зимний поставил на джип Рамлоу простейшую следилку. На всякий случай. И к шести утра уже расположился на облюбованном чердаке. В доме напротив зашевелились в 8:47. К одиннадцати часам все обитатели высыпали на лужайку. Отец семейства, невысокий итальянец средних лет с внушительной залысиной и очевидными кардиологическими проблемами, занялся барбекю. Два высоких худых парня, старшие сыновья, носили из дома столы и стулья, развешивали гирлянды. Миловидная женщина и девочка-подросток накрывали на стол. Минут через пятнадцать подъехал командир. К двенадцати стали подтягиваться гости — друзья и подруги Франчески с родителями. Нечасто Зимний видел такое буйство красок. Было чем-то похоже на карнавал в Новом Орлеане. То же море воздушных шаров, цветные ленты, конфетти, бусы, сувениры, подарки. Но во французском квартале музыка, крики, взрывы петард и прочий шум заглушали собственные мысли. Солдат тогда без всякой суеты снял цель прямо в толпе. Ножом по горлу. Окружающие даже не сразу поняли, что произошло. Здесь же праздник наполнялся непривычным уху гортанным смехом, бесконечным мельтешением рук и редкими голосами взрослых. Самым «косноязычным» в семье Франчески оказался отец. Он стеснялся инвалидности дочери. Почти не говорил с ней и с теми гостями, кто пользовался только языком жестов. Часто повышал голос, хотя понимал — бесполезно. И от того злился. Но Зимний видел: девочка больше всех тянулась именно к отцу. Когда сгустились сумерки, над головами один за другим вспыхнули цветные фонарики. Взрослые заняли места по периметру, предоставляя детям возможность побеситься самостоятельно. Рамлоу расслабленно потягивал безалкогольный «Bud» на широкой садовой скамейке. Он словно нарочно выбрал место, где Зимний установил ночью один из жучков. И сидел под яркой гирляндой — свет падал ему прямо на лицо. Подошла старшая сестра командира, Бренда Фелисити. Она устроилась у брата под боком и положила голову ему на плечо, не отрывая взгляда от дочери. — Спасибо тебе за Франческу, Брок. Конечно, мы редко обсуждаем эту тему, но сейчас я вижу, что ты был прав, — Бренда глубоко вздохнула и рассеянно погладила брата по запястью. — Ты же знаешь Альдо: он в жизни не признается, что заблуждался. Будь проклята эта его южная гордость! Но он тоже благодарен, я знаю... — Эх, Мышка-мышка. Живёшь ты в своём идеальном мирке: муж, трое детей, дом, барбекю на День независимости и индейка на Рождество — американская мечта, мать её! — и забываешь в этой своей идеальности, что человек — тварь, животное, дикое, но социальное. Ну не можем мы без других таких же тварей. Каждый ищет своё место в семье или стае, называй как хочешь. Работа, школа, тусовки, да хоть твой вязальный клуб по воскресеньям — всё о том же, — командир отхлебнул пива и продолжил: — Вот ты вроде взрослая уже тётка, но только сейчас поняла, что отдай вы Ческу в обычную школу, она всю жизнь воспринимала бы себя инвалидом. А сейчас посмотри на неё, — Рамлоу мотнул головой в сторону низко гудящих подростков, — это живая общительная девочка. Она лидер, к ней тянутся. Она высказывает своё мнение и готова отстаивать его до конца, — он сделал ещё глоток и обнял сестру свободной рукой, прижимая к себе поближе. — И заметь, не только среди своих. Бренда встрепенулась: — Тебе рассказали?! — А ты как думала? — командир сверкнул в мягком свете фонариков фирменной кривоватой ухмылкой. — Наивная дурочка, дядька Брок всё знает. Ты не кипишуй, мать, — и снова обнял сестру, — мне Тони рассказал. И ты бы слышала, с какой гордостью — да он сиял как новенький доллар! — Ох, — Бренда покачала головой, — знал бы ты, как мы тогда перепугались. Полиция, вызов в участок, ссадины, синяки. Я не знала, куда бежать, кому звонить… А Франческа сидит там вся такая важная и строчит показания! — Да, тут ты сглупила, — попенял Рамлоу. — Хорошо, конечно, что всё само рассосалось и дядькины уроки самообороны пригодились, но не забывай, Мышка: ты всегда можешь ко мне обратиться, — командир поцеловал сестру в макушку. Бренда обняла брата обеими руками. Какое-то время они сидели в полной тишине, наблюдая, как дети носятся с бенгальскими огнями и запускают китайские фонарики с площадки перед домом. — Я рассказывала, что Франческа собралась после школы поступать в Университет Галлодета? — тихо спросила Бренда. — Хочет выучиться на бухгалтера и работать с отцом в ателье. Она уже много помогает, знает основы конструирования, придумывает собственные дизайны, помогает вести отчетность. А он… — Бренда заговорила ещё тише и прикрыла рот рукой, — только не говори никому! Альдо на самом деле очень гордится тем, что его дочь продолжит семейное дело. Просто не хочет этого показывать. Сам знаешь, мой Тони ему не родной, пусть он и любит его как сына, а Тео всё свободное время отдаёт музыке. Брок ещё крепче обнял сестру и прижался губами к её волосам, чтобы так же тайком прошептать в ответ: — Уговори упрямца-мужа рассказать об этом Ческе. Что хочешь с ним делай — в койке ублажай или пытай лазаньей до потери пульса, но Ческа должна услышать лично от него, что отец ею гордится. Иначе она просто перегорит, хлопнет дверью и уйдёт в закат, хрен вы потом до неё достучитесь. Это же очевидно: Альдо для Чески — царь и бог. Твой муж, конечно, тот ещё засранец, но его похвала будет для неё лучшей наградой. — Иногда мне кажется, что из нас двоих ты старше, Брок, и именно ты отвечаешь за меня и мою семью. Спасибо тебе, — Бренда потянулась к брату и благодарно чмокнула его в небритую щёку. Зимний больше не слушал. Он отключил и собрал оборудование, а потом просто сидел у окна. Небо освещали огни фейерверков. Разноцветные блики плясали на металле левой руки. Красные. Жёлтые. Синие. Здесь было над чем подумать. Они никогда после не обсуждали тот день, но с течением времени предположение трансформировалось в твёрдую уверенность: Рамлоу всё знал с самого начала. Скорее всего, произнесённые шёпотом слова предназначались не только сестре. Почти наверняка. В следующую разморозку Зимний сразу узнал командира. Хотя обычно на то, чтобы собрать мозги в кучу, уходило несколько часов. Да и само обращение «командир» ассоциировалось теперь с конкретной личностью. Больше не формальность. Тёплое слово — правильный человек. Надёжный. Свой. Зимний снова получал ништяки. Мелкие и не очень. Гель для душа с новым ароматом. Расческу. Шоколад в кармане Молины. Здоровенный заказ китайской еды от Вонга. Авасти собрал ему эксклюзивный передатчик, на котором при наличии одной свободной руки можно было передавать сигналы азбукой Морзе. Поначалу разговорчивее Зимний не стал, но осознание того, что его понимают, грело. Когда в конце очередной операции он выложил перед бойцами изъятую из лаборатории экспериментальную маскировочную сеть, жестом показывая — вам, Альфа конкретно прифигела. Только командир, хищно прищурившись, похлопал по плечу: «Молодец, Зимний! Наш человек!» Эта похвала оказалась дороже, чем привычное и выхолощенное «Отличная работа, Солдат» от Пирса. Зимний стал чаще отбивать в передатчик команды. Корректировки. Ответы в общий чат. Он не шутил. Не умел шутить. Но некоторые его замечания отзывались сдавленным смехом. Командир бухтел, что отогрел и прикормил на свою голову редкостного тролля. А что Зимний? Зимний просто говорил, что думал. Их всё чаще отправляли на совместные миссии. Зимний стал отрабатывать чуть лучше. Показывать чуть больше. Хотя и это была лишь малая часть его навыков. Выжженных электричеством на подкорке. Красуется — вынес вердикт Нельсон. Выпендривается — припечатал командир. Но оба восхищенно присвистнули, когда в самый разгар рукопашки Зимний подкинул нож левой, прямо в воздухе поменял хват и вогнал клинок в горло противнику. У Андерсон глаза загорелись — научи! Зимний Солдат взвесил все за и против и написал рапорт по результатам трёхлетней работы со СТРАЙКом. Резюмируя, что уровень подготовки команды отличный, но есть возможность подтянуть, отточить, повысить. Всего тридцать два пункта. Поимённо. В качестве тренера предложил свою кандидатуру. Аргументация была безупречная — Пирс подписал. Теперь между миссиями Альфа не только отрабатывала ежедневную тренировку в зале или на полигоне под руководством командира, но и занималась с Зимним. В группе и индивидуально. Раньше бойцы и не думали, что можно так: быстрее, лучше, сильнее. «Круче», — прилетело как-то от Таузига. Они сами об этом говорили. Вслух, не стесняясь. Его вообще перестали стесняться. Он стал своим. Со всеми потрохами. Почти. И это «почти» тянуло где-то на шее. Удавкой. Тандем Зимнего Солдата и ударной группы Альфа СТРАЙК получил в файлах метку повышенной эффективности. Задачи с каждым годом становились сложнее. Неофициальная добыча — более ценной. Брали не только оборудование или оружие. Через подставные фирмы и офшоры выводили деньги. Не наглея, по мелочи. Чтобы не спалиться. Но часто. Сумма собиралась внушительная. Зимний видел, что командир к чему-то готовится. Параллельно Пирс закручивал гайки. Всё чаще толкал речи о мировом порядке через боль. Чаще отсылал Альфу на индивидуальные миссии. Командир возвращался чернее тучи и костерил сквозь зубы какого-то отмороженного на всю голову идиота. Потом с одной из таких спецмиссий не вернулись Ройс и МакАдамс. Не успели выйти с объекта до взрыва. Их перемололо в фарш. Опознавали по ДНК и остаткам зубов. Одновременно с левого счета исчез приличный кусок. Отследить конечного получателя не представлялось возможным. Через пару недель зацепило близнецов и Андерсон. На выходе — три обгорелых трупа. На этот раз опознавали по вплавившимся в кости металлическим жетонам. Снова часть денег ушла в неизвестном направлении. Примерно на треть больше. Состав редел, Рамлоу ходил злой как чёрт, а Альфу разбавляли чужими. Шоколад закончился. Зимний всё понял правильно. Командир выводил своих единственно возможным безопасным для гражданских способом — он их убивал. Родня на похоронах рыдала над закрытыми гробами. Семьям доставались деньги со счетов погибших. Средства хорошие, но не аховые. Боец элитного отряда на госслужбе вполне мог столько накопить. Гидра не видела подвоха. Через год-полтора где-нибудь на краю света возникнут из ниоткуда тринадцать мужчин и одна женщина с полным комплектом документов и подъёмными на первое время. Чтобы командир решился на крайние меры, должно было назревать что-то масштабное. В голове всплыло ёмкое «пиздец». Меньше, чем за полгода от СТРАЙКа осталось только трое: сам Рамлоу, Роллинз и Нельсон. Как в начале. В последнюю встречу, стоя спиной к камере, командир отбил на амслене — найди Стива Роджерса, он твой новый куратор. Зимний тогда бесстрастно опустил веки. Принято. И исхитрился повесить на командира следилку, перекинув сигнал на свой наладонник. Просто повезло. Сказанное Зимний запомнил намертво. Но приказы Пирса вкручивались винтами в мозг, выбивая остальное. Делая из него Солдата. Снова. Поводья чужой воли слетели на хеликерриере Чарли. Значит, Пирс уже мёртв. По-другому и быть не могло. Вокруг полыхал ад. Скрежетали сминаемые под собственным весом многотонные конструкции. Лопалось от жара ударопрочное стекло, а казалось — собственные барабанные перепонки. Гремели взрывы. Солдат занёс левую руку, чтобы добить противника, и замер: вернулся контроль над телом. Мысли закружились в голове, выгоняя на поверхность главную: «Где командир?» Что случилось? Кто его противник? Где Роллинз и Нельсон? Где. Командир. Воздушный корабль разваливался на куски. Часть турбины прошла сквозь толстое стекло, разбивая его вдребезги. Зимний успел зацепиться за железную опору у себя над головой. Противник — смутно знакомый белобрысый великан — полетел вниз вместе с кусками металла и пластика. Зимний, не отрываясь, смотрел на это эпичное падение. Следил, как тело, затянутое в синее трико, ударяется о поверхность воды, выбивая фонтан брызг, и стремительно уходит на глубину. Словно каменное. Кусочки пазла вставали на место. Цель — Капитан Америка. Новый куратор, обещанный командиром, — Стив Роджерс. Эти двое собрались в одного человека. Зимний прыгнул в горящие воды Потомака. В воде всегда было сложно. Усиленный скелет и металлическая рука тянули вниз. Заставляли прикладывать втрое больше усилий. Даже вчетверо, если приходилось тащить за собой груз. Но он справился. Выбросил на берег бессознательное тело в клоунских тряпках и выбрался сам. Тяжело дыша и прижимая к животу покалеченную в бою правую руку, Зимний принялся искать по карманам наладонник. Нужно было убедиться, что командир в безопасности. Что удивительно, техника в ударопрочном корпусе оказалась цела. Но едва увидев данные сканера, Зимний заскрипел зубами. Рамлоу остался в Трискелионе. Командир не собирался уходить. Он с самого начала планировал прикрывать своих до конца. Выживет — опознает останки и почти наверняка сядет пожизненно. Умрёт — лишь подтвердит достоверность «гибели» Роллинза и Нельсона. Зимний развернулся и, с трудом переставляя ноги, медленно двинулся в сторону рушащейся махины. Ускоряясь с каждым шагом. Влажная ткань и налипший песок стесняли движения. Тело выло от боли. Общая функциональность упала до 58%. Функциональность правой руки — до 31%. Хорошо было бы зафиксировать её и привязать к корпусу, но на это не хватало времени. И вот Зимний уже бежал, предельно собранный, сосредоточенный на главном. У него снова была цель. Спасти того единственного… нет, их было четырнадцать. Значит, спасти того первого, кто отнёсся к Солдату — тогда ещё Солдату — как к равному. Того, кто понял и принял его таким, каков он есть. Он успеет. Он должен успеть.