Мир в багровых тонах

      Кровь. Мне снова снилась кровь. Она стекала по стене, наполняла своим дивным, врезающимся в разум запахом, мои лёгкие. Она собиралась в лужу, тёплую, приятную лужу и подплывала к моим босым ногам, словно дикий зверь, медленно подкрадывающийся к своей жертве. Кровь была всюду. Стены, пол, воздух, руки, ноги, всё было в крови. Она красным пятнышком загоралась в тёмно-карих глазах и сияла, словно рассвет. Вместе с ней расцветал и я, когда она наполняла мои ладони, лаская их теплом. А когда кровь стала капать вниз дождём, стекая в сток, уже становилось тяжело дышать от её приторного, пьянящего запаха, но всё равно оставалось несоизмеримое желание утонуть в ней, словно в тёплых объятиях самой жизни, как утопаешь в тёплой материнской утробе, пребывая в дивном блаженстве. Казалось, что я сейчас нахожусь в ванной, где вместо воды льётся кровь.                     Но в какой-то момент всё это исчезает, как и должно, когда звенит мой будильник, громогласно оповещая меня о том, что моё время на сон вышло и мне пора сменить фазу жизни. И стоило мне только неохотно приоткрыть глаза, как кровь растворяется, медленно исчезает, оставляя лишь фантомное послевкусие, которое точно исчезнет, как я окончательно приду в себя. Комната ещё совсем тёмная и не объятая тёплыми рассветными лучами. Впрочем, это даже хорошо, мне нравится просыпаться до рассвета, когда все ещё сладко спят, укутавшись в тёплое одеяло. В этот период всегда спокойней и на ум приходит больше интересных мыслей. Но, кажется, я уже начинаю сходить с ума.                     Всё это мне совсем не нравится, ведь обычно мне вообще кровь не снится, а тут в таких натуральных багровых цветах, что я вёл себя, как кот в зарослях кошачьей мяты. Возможно, будь это в реальности, я бы тоже голову так поспешно потерял, а в моём деле нет ничего важнее хладнокровия.                     Да и сны в целом я вижу не часто. Точнее, почти никогда. Обычно я сплю одинаковое количество часов в сутки, в одно и то же время. Тут многое зависит от фазы сна, а у меня есть какой-никакой режим, от которого я не намерен отступать, разве что в день “икс”. И к слову, такой день, а точнее такая ночь, была сегодня, о чём мне напоминает эта ломка и боль в руках, как будто я вчера на турниках сто раз подтянулся. В обычные дни я снов не вижу, но будь то небольшое изменение в естественном порядке вещей: ночная вылазка, подготовка, или даже сам “творческий процесс”, как появляется очень большой шанс увидеть какой-нибудь сон. А в остальном же, сны мне не снятся, только вездесущая чернота, которая, возможно, и после смерти будет.                     Поэтому, в те самые редкие моменты, когда мне доводится увидеть какой-то сон, я очень ответственно к нему присматриваюсь. Уж что, как не сны, расскажут мне о том, что я такое и зачем пришёл в этот ужасный мир. Ну, должна же быть у меня хоть какая-то цель! Но когда мне снится кровь… Многим мальчикам в моём возрасте, снятся девчонки, обнажённые девчонки, с которыми можно делать всё, что захочется. Все эти похотливые сценки во сне и прочее… Так их организм пытается выплеснуть их желания и хотя бы частично удовлетворить нереализованную потребность. И это – нормально. Они – самые обычные люди, такие же, как и все. У всех есть какие-то свои страсти, у некоторых это даже на лице написано. Но когда снится кровь… о чём это говорит? Ничего хорошего уж точно. Это значит, что тот самый зверь внутри меня голоден, он хочет есть. Но самое страшное, что я буквально несколько часов назад его покормил, а он хочет ещё. Он ненасытен и держит меня в плену. Ну, сколько можно уже?! Уймись ты… Мономаньяк!                     Ладно, не буду сейчас лишний раз об этом думать, сегодня надо будет хорошенько отдохнуть и отойти от моих ночных делишек. Стоило мне только снять с себя одеяло, как в ноги ударил холод. Да что там в ноги? Весь чуть ли не дрожу. Глаза всё также молят ещё поспать хоть часик-другой, неустанно слипаясь, а тело умоляет обратно под одеяло в блаженное тепло. В этом плане, каждый день все люди предстают перед выбором: встать с кровати и двигаться дальше, или остаться лежать в комфорте и тепле, медленно умирая. Сильные встают и идут куда-то по своим делам, навстречу новому дню, слабые, что не в силах справится с самим собой, остаются в тёпле. Комфорт нас убивает, но мы слишком долго и усердно его создавали, чтобы так просто от него отказаться. Пожалуй, из всех моих качеств, лень – самое отвратительное. Впрочем, это нормально и происходит изо дня в день. Я устало потираю изнеженные сном глазки и встаю с кровати, как бы мне не хотелось остаться дома в родном и комфортном тепле. Мне просто хочется слегка потянуться, разогнать застоявшуюся в мышцах кровь и размять затёкшие места. Пришлось немного пройтись босиком по холодному полу, но, может, хоть это меня немножко взбодрит. Всё-таки, такие режимные выкрутасы плохо на мне сказываются. Человеческий организм – это, всё-таки, механизм и как любой другой механизм, он требует системности в работе. А если её не будет, то быстро сядет батарейка, которую, увы, ещё никто не придумал, как менять.                     И кажется, я опять щурюсь, как блаженный, от яркого света, входя в ванную. Лениво зеваю, подходя к раковине и приветствуя своё усталое личико в зеркале. Здесь, как всегда, только всё самое необходимое: две зубных щётки и тюбик с пастой в стаканчике, бритва с гелем на полочке, шампунь, гель для душа, две мочалки, полотенце для рук, дезодорант. Короче, стандартный и самый необходимый набор обычной холостяцкой семьи.                     Многие считают, что только девчонки слишком долго любят красоваться перед зеркалом, но я уверяю, что это вовсе не так. Те, кто говорят о подобном, мыслят стереотипами, да и, судя по всему, не видели парней в ванной. Те же даже не могут глаз от себя отвести. Ах! Какой мускулистый красавец смотрит на них по ту сторону зеркала! А если ещё и волосы в этот момент мокрые, то всё… Точно начнётся типичное баловство с причёской, которое и на час может затянуться. Нужно же сделать из себя достойного красавца, на которого все девчонки будут вешаться!                     Отвратно всё это. И мне неприятно это признавать, но я и сам смотрю на себя в зеркало каждое утро и каждый вечер, после душа. Правда, совсем не для того, чтобы полюбоваться собой, для меня это скорее имеет философское значение. Каждый раз я задаю себе вопрос: «Что я такое?». Да и неотъемлемый элемент контроля. На мне не должно остаться не единой капельки крови, никаких следов, ничего, вообще ничего!                     Я снова со странным видом заглядываю в зеркало. Что же я там вижу? Обыкновенный парнишка, ласково жмурящийся от света, со слегка бледненьким лицом, мягкими тёмно-русыми волосами длинной с мой мизинец, беспорядочно лежащими в какой-то обыкновенной мальчишеской причёске, красиво завихряясь на макушке (как-то причёсывать, или укладывать их, я не вижу смысла, так как стоит только поспать и на голове снова чёрт знает что) и сонными тёмно-карими глазками, словно глубокий колодец, уходящий куда-то во тьму самих преисподней. Я совсем не считаю себя красивым. Мне вообще сложно судить о том, кто красивый, а кто нет. Как люди вообще это всё определяют? Им достаточно один раз взглянуть на человека и они уже говорят о том, что он красивый, или некрасивый. И я ничего этого не понимаю. Мне проще сказать уродливый человек, или нет. Уродство, даже самое маленькое, как, например, прыщик на лице, всегда бросается в глаза, и ты понимаешь, что человек перед тобой немного уродлив. Правда я ещё не встречал в своей жизни ни одного полностью чистого человека. У каждого есть какое-то уродство, да и сам я такой. Глядя на своё тело в зеркало, хочется порой спросить себя: “Из какого концлагеря ты сбежал?”. Да и ростом как-то не вышел…                     Ещё на мне сейчас надета весьма красивая клетчатая пижама. Что же в этом такого? Многие люди говорят, что я часто веду себя, как ребёнок: очень прилежный, очень воспитанный и самостоятельный, но всё же ребёнок. Другие говорят, что я какой-то через чур прилежный и правильный. Многие мои манеры кажутся им забавными, милыми и ребяческими. Впрочем, мне это даже нравится. С таким образом, меня никто не будет брать всерьёз и я буду жить без помех для себя.                     Возможно, моя главная слабость в том, что я слишком много думаю о том, как обо мне могут подумать люди, но вообще не задумываюсь о том, что они думают на самом деле. И пока я в привычном порядке выполняю все свои водные процедуры, в голову набредает множество интересных мыслей по этому поводу. Жаль, что мне будет не с кем их обсудить. Однако, в действительности, нужно ли мне вообще о чём-то выговариваться? Думаю да, как и всем людям. Хотя из друзей у меня только Данте. Будет ли ему комфортно, если я буду загружать его, и без того забитую учёбой голову, своими проблемами? Хм. Наверное, будь я на его месте, мне бы вообще было плевать, но ведь мы же друзья и мне бы пришлось покорно выслушать его в любом случае, даже если мне совсем плевать на его проблемы. Данте – слишком хороший парнишка, ему бы самому избавиться от всех своих психологических проблем и комплексов, которых у него не мало. И ведь кому, как не лучшему другу, в этом ему помогать. Но, скорей всего, все мои потуги в этом плане будут бесполезны, потому что психологом мне не быть. Я никогда не смогу попасть во внутренний мир других людей, даже если они будут полностью мне открываться, также как никто из них, никогда не попадёт в мой маленький, но тихий мирок.                     Настоящий я – это маленький мальчик, сидящий на небольшом деревянном стульчике, запертым в холодной бетонной комнате, один одинёшенек, без друзей, без понимания, без тепла. И таким я родился, родился именно там, в этой комнате. И такая комната есть у каждого человека, но обычно в кармане всегда есть ключ. То есть другие люди всегда могут открыть дверь, пустить к себе в комнату того, кого хотят пустить, ну и сами могут пойти в гости к кому-нибудь, если их пускают. Я же заперт, а ключа нигде нет, потому что он неисправен и не в силах открыть эту дверь. Я всегда буду пленником этой комнаты и никогда из неё не выйду. Не потому, что я так хочу, а потому, что я не могу этого сделать.                     И что же там делает этот малыш Моно в этой бетонной комнатушке?.. Думаю, в большей степени скучает, потому что ему не с кем играть, хотя сам по себе он очень интересный и добрый мальчишка. Думаю, будь он свободен, у него бы было много друзей. Наверное, каждый хотел бы себе такого друга. А самое печальное, что и пытались ведь. Столько попыток уже было и всё без толку. Потому что они всё чувствуют…                     Да, в своей голове они объяснить это не могут, ведь у них нет соответствующего образования, но на уровне чувств они понимают, что что-то со мной не так. Я могу улыбнуться им, быть добрым с ними, помочь с домашкой, или ещё что-то, но они никогда не узнают, что у меня за душой, также как я не узнаю, что за душой у них. Они пришли к дверке моей комнаты с игрушками и просят выйти, или впустить их ко мне, но я даже не знаю, что им ответить. Они стучат в дверь, называют моё имя, предлагают поиграть, я же в растерянности и непонимании, что им ответить, забиваюсь в угол комнаты, начинаю тихо плакать, чтобы никто меня не услышал и не распознал, что в комнате кто-то есть. Этот беспомощный, заплаканный мальчишка, закрывает уши руками и прячет голову в колени, чтобы больше совсем не слышать новых гостей. В какой-то момент каждая мускула на его лице напрягается, стены сдавливают, лишая воздуха, заставляя задыхаться. Он зажмуривает глаза и, держась за голову, сворачивается клубочком, желая навсегда исчезнуть из этого мира. Но в один момент он открывает глаза, освобождает уши и что же он слышит за дверью?.. Ничего. Он понимает, что гости ушли, решив, что комната пуста и там никого нет. И он снова остался в родной и уже такой приятной пустоте. Пустоте, где его никто не тронет и не обидит, где он может чувствовать себя в безопасности. Он встаёт с пола, вытирает рукой слой холодного пота со лба и продолжает играть в одиночестве.                     И со временем этот малыш приноровился, привык к пустоте, которая стала его единственным домом и единственным настоящим другом. Он полюбил играть в одиночестве со своими игрушками и возненавидел тех, кто подходил к его двери. Теперь это уже не вызывало у него таких истерик. Ну, пришли и пришли, постучат и уйдут, как и все прошлые, а он только затихает, чтобы поскорее испарились. Да, он, своего рода, – дикарь, изгой, ведь он других детей и в глаза-то ни разу не видел и дружит только с пустотой, однако он так не считает. Он научился выживать в таких условиях, сделав свои игрушки более настоящими и живыми. Это та самая гадкая человеческая черта, когда человек спокойно может мать родную продать, потому что внутри она для него никто, но никому не доверит свой блокнотик с рисунками, свою кружку, с застывшим от бесконечного распития чая налётом, свои небольшие карманные сбережения, с таким усердным трудом накопленные с каждой сдачи в магазине. Вещи и весь материальный мир, становятся лучшими друзьями такого человека, потому что у них нет комнаты и ребёнка – хозяина этой комнаты. Все эти вещи стали ему ближе людей, потому что он чувствует их также как и чувствует людей – никак. Вот только люди на это всё обижаются, начинают ненавидеть его только за его неизлечимую проблему, а вещи нет. Они так же пусты и бездушны, но просты и понятны, они никогда не предадут и совсем редко подводят, а ещё они становятся, наверное, лучшим инструментом для общения с другими людьми.                     Именно поэтому в детстве у меня всегда были проблемы с абстрактными понятиями, описывающими разные чувства и прочее. С каждой вещью у меня была какая-то ассоциация, которую я мог понять и которая обладала какими-то запоминающимися свойствами. Например: гуталин был чёрный, вонючий, противный на ощупь, однако хорошо чистил сапоги; чай горячий, ароматный, сладкий на вкус, если в него добавляли сахар. Но как ни старались, не могли мне объяснить, что такое “вера”, или “мысль”, а уж тем более “Бог”. В результате всех объяснений, слово “мысль” я понял, как что-то что находится внутри человеческой головы, то есть как мозг, а слово “Бог”, я понял, как: «мужчина с бородой, который нарисован на иконке, он всё знает и живёт на небе, а иногда в храме». И только к семи годам я стал понимать абстрактные понятия, через материальные, что, конечно, тоже было неправильно, но хотя бы не мешало мне их понимать. Просто в мире было очень много вещей, которые я не мог ни почувствовать, ни увидеть, ни услышать, ни даже понюхать, но я точно знал, что они есть. Точно также я запоминал и абстрактные понятия. Это было забавно.                     Наконец-таки я пришёл на кухню. Стоило мне умыть лицо в ванной, как я хоть на человека стал похож. Николас завидев меня, жалобно мяукая, спрыгнул со стула и побежал мне навстречу. Ох, ну не могу я устоять перед кошками, они же прелесть просто. Каждый раз, когда он вот так подходит и начинает тереться об мою ногу, мне хочется взять его на ручки и отдать ему всё самое доброе и ласковое в моей душе. Вот и сейчас я не выдержал и, присев на корточки начал его гладить, а он завёлся и тарахтит, как трактор. Ну, очень уж ласковый кот, не могу перед ним устоять. Со стороны это наверное сейчас выглядит очень мило: мальчик в пижаме, сидя на полу, гладит котика, но я не специально, честно. Конечно же, он сейчас такой ласковый, потому что хочет чего-нибудь умять, а как только я его покормлю, эта наглая кошачья морда повернётся ко мне задом и элегантно им ковыляя, уйдём спать в мою комнату. Впрочем, он действительно голодный, два часа назад я пришёл сильно уставшим и глаза слипались, я только и успел переодеться и лечь спать, поэтому его нужно сейчас покормить перед школой. Отец покупает ему всякий корм, но это какое-то убийство для кота. Вероятно, он хочет, чтобы Николас не дожил до старости, потому что кошек нельзя кормить этой дрянью. Но всем этим кормам я нашёл другое применение.                     Что ж, нужно готовить завтрак. Сейчас на кухне сидят два голодных существа и такой расклад мне не очень нравится, потому что будь это какое-нибудь кино, один из нас точно съел бы другого. Я открываю холодильник, в котором кот наплакал, и достаю с дверки парочку яиц, пачку кошачьего корма и молоко. Кот увидал корм и, кажется, включил режим подыхающего с голода нищего, но я не поверю во все эти манипуляции, ему меня не провести. Дальше я подошёл к раковине и начал мыть руки. Нет, я не буду готовить яичницу, она вредная. Я лишь достал парочку кастрюлек, залил их водой и поставил на печку кипятиться. Медленно зашипел чайник, пока я потянулся в верхний шкафчик за крупой. Ложечка соли белым туманом растворяется в воде, шипя, словно какой-то химический реактив. Кот всё также мяукает, оповещая о своём намерении поесть. Чувствую себя какой-то ведьмой в своём чертоге, что готовит какое-то зелье.                     –Потерпи немного, Нико. Сейчас всё будет готово, – успокоил я этого неугомонного рыжего вымогателя.                     Вода уже кипит, и я спокойно опускаю яйца в кастрюльку поменьше, а крупу в кастрюльку побольше. Немного повариться и все будут довольны. Чайник уже вовсю бурлит, мне нужно будет совсем немного кипятка для того, чтобы заварить себе горячий шоколад. Ещё я добавляю в него молоко и получается какое-то невероятно вкусное зелье, способное успокоить мне нервы и даже убаюкать, ведь эту замечательную вещь я также пью перед сном. Я спокойно развёл горячий шоколад в кружке, потом помешал её содержимое и содержимое той кастрюли, что побольше. Две с половиной ложки – именно столько какао я добавляю в молоко, не больше. Эх, если бы только моё желание убивать было всего лишь каким-нибудь химическим процессом в моём организме, я бы уже давно этого не делал.                     Вот, наконец, еда готова и я со спокойной душой отсыпал Его Величеству коту каши, которую он с удовольствием съесть, хоть немного и по возмущается, а также достал варёные яйца себе в тарелку. Да, два варёных яйца, немного соли, сладкий горячий шоколад с печеньем – весь мой завтрак. Зато он не такой вредный и на часах, как всегда, ровно семь утра. Я стараюсь соблюдать какой-никакой режим питания и не есть всякой ядовитой заразы. Впрочем, мне это намного легче сделать, ведь у меня нет аппетита. Нет, конечно, как и у всех других людей, у меня есть чувство голода, но только физическое, а вот сам вид еды не вызывает у меня такого соблазна, чтобы не удержаться и съесть немного какой-нибудь дряни. Поэтому я научился распознавать тот момент, когда мой организм действительно хочет есть и начал строить режим питания. Я не питаюсь в закусочных и заведениях быстрого питания, потому что жалко тратить на это деньги, да и это же самоубийство замедленного действия. Мне жалко самого себя. У меня нет не одной вредной привычки: я не пью алкоголь и кофе (даже совсем малость), не курю, сплю по восемь часов каждый день (даже в день “икс”), не занимаюсь сэлфхармом ни в каких формах, иногда занимаюсь физкультурой (не только в школе), ну и не ем всякой дряни. Нужно ли говорить, что от этого всего мой организм не бунтует и живёт в полном мире и гармонии с собой, а я чувствую себя полноценным человеком. И да, меня можно назвать высокомерным, но мне кажется, что у меня даже язык от этого всего розовее (это правда, я присматривался). В современном мире почти невозможно найти хоть одного человека, который бы не вредил себе в каких бы то ни было формах. А я просто понимаю, чего хочет мой организм, а чего он не хочет.                     Яичная скорлупа успокаивающе хрустит. Нежный белок, словно щёчка заплаканного ребёнка, а внутри жидкая структура, словно кровь на повреждённой коже. Я люблю яйца всмятку, они весьма благородны на вкус.                     Так я наслаждался очередным ритуалом – завтраком. Но стрелка часов уже достигла отметки в семь пятнадцать, а потому мне пора собираться в школу. Я выхожу пораньше, потому что нужно ещё сделать одно очень важное дело. Забираю со стола пачку кошачьего корма и шлёпаю в свою комнату, где всегда порядок. Не люблю разводить бардак в своей комнате, потому что так сложнее искать свои вещи, да и я жуткий перфекционист, мне нужен порядок во всём. Моя комната – такая же пустота, как и та, что внутри меня. В углу стоит моя кровать, которую я сейчас аккуратно заправляю, неподалёку в другом углу – рабочий стол с ноутбуком, простеньким органайзером и самыми важными учебными принадлежностями, а также динозавриками из бумаги. В шкафу лежат мои вещи, как и у всех. Ну, а рядом мини-библиотека с книжками, но, кажется, я там уже почти всё перечитал. Сейчас я читаю книги только с телефона и иногда присматриваю что-нибудь в библиотеке. Кстати о телефоне, в семь – ноль девять пришло сообщение от Данте:       «Доброе утро)       Может, встретимся сегодня по пути в школу?»                     Хм. Ну, почему бы и нет. Я снял телефон с зарядки и спешно настрочил сообщение:       «Хорошо. Где и когда?»                     Думаю, он не сразу ответит, а я пока успею выбрать что-нибудь из одежды. В моём шкафу нет монстров, разве что только в моей комнате и зовут его Моно. Он монстр, потому что он какой-то сказочный. Да, пожалуй, так. Хотя казалось бы, Моно – обычный подросток, коих много на этом свете. Ну, да, немного странный, да перфекционист страшный, да помешен на всём подряд, начиная с того, как выглядит, заканчивая тем, что говорит и что делает, но это ведь ещё ничего страшного, так ведь? Однако, меня пугает количество тараканов в его голове. Эх. Я – маньяк, хоть и мухи не обижу и с этим ничего не поделаешь. И даже сегодня ночью, я не ликовал и не радовался, не злился, что отомстил. Месть для меня вообще была где-то на втором плане, а я всю ночь только наслаждался процессом. Откуда во мне вообще столько жестокости? Что я такое?!              И как же мне одеться? Началось! На плечиках висят множество разных рубашек и я всегда застываю в этом моменте, пытаясь ответит себе на вопрос: «какая из них меньше всего притягивает чужие взгляды?». Думаю, что она должна быть серой. Рубашка соответствующего цвета прилетает на заправленную кровать, куда следом летят простенькие брюки с ремнём и пара чёрных носков. И как только я снял с себя рубашку пижамы, оголив жилистое худощавое тело, искорёженное синяками, оно опять полностью покрылось мурашками, и я снова замёрз. Ну, почему по утрам всегда так холодно? Возможно, потому что у меня рёбра видны от того насколько я худой. Пока я лениво переодевал всё остальное, мой простенький телефон звякнул, прислав уведомление об очередном сообщении Данте с предложением встретиться на мосту в без пятнадцати восемь. Что ж, хорошо, как раз успею сделать своё дело. Напишу ему просто: «Ок)».                     В нашей школе как таковой школьной формы нет, но все обязательно должны носить тёмно-синюю жилетку, которая говорит о принадлежности к этой школе. Кому-то это не нравится, но носят её все ученики. Мне же это очень даже нравится, я не сильно выделяюсь в толпе и не притягиваю взглядов. Я должен быть обычным школьником.                     Стрелка часов уже стремится к двадцати пяти минутам. Я в своей привычной манере проверяю свой бордовый рюкзак, затем карманы брюк и ветровки, чистоту обуви, выключил ли свет во всех комнатах и все электроприборы. И только когда я понял, что всё в порядке я выхожу в подъезд, закрываю дверь на ключ, а после снова проверяю закрыта ли дверь. Я всегда немного параноик, когда речь заходит о таких вещах. Я могу хоть тысячу раз проверить не оставил ли я каких-то следов, когда покидаю место преступления. И почему-то ровно с таким же чувством я покидаю свою квартиру. После меня должна остаться только чистота, за которую меня сейчас часто хвалит отец. Хотя я отчётливо помню, как он ругал меня за мою безответственность в детстве, как потерял кроссовки, которые, видимо, стоили немалых денег, как развёл бардак на кухне, как чуть не спалил квартиру и прочее. Где-то в глубине души я давно уже понял, что на самом деле я совсем безответственный и забывчивый человек, который строит вокруг себя порядок только потому, что чисто физически не смог бы выжить в хаосе. Пока одни дружат с хаосом и распивают с ним чай во всю, я от него только страдаю. Он оставляет синяки на моём теле, ломает психологически и заставляет забиваться в угол, прося пощады, но тот не останавливается и швыряет на пол, ломая мне спину и заливаясь истошным смехом, смотря на то, каким я стал беспомощным и жалким куском мяса, пока я с окровавленным лицом, хрипя, испускаю последний вздох. Именно поэтому я живу в маленьком мирке, но упорядоченном и выстроенном, словно таблица Менделеева. Мой разум привык строить порядок даже там, где его вообще нет. Покой и порядок для меня, словно топливо, на котором я живу.                     Тёмный холодный подъезд, где эхом разносится каждый мой шаг, выглядит так, словно сбежал из прошлого века, как и всё в этом городе. Городок небольшой, но и вовсе не маленький, всё-таки портовый. Здесь постоянно высокая влажность, из-за чего воздух кажется холоднее. Постоянные туманы, дожди, ливни, сильный ветер временами. Отвратительный город, который лицемерно скрывает свою прогнившую внутреннюю сущность в экранах телевизоров и смартфонов. Из-за таких погодных условий здесь постоянно ссыпается штукатурка со стен домов и облупливается краска на фасадах. Жители привыкли ко всей этой “красоте”, они просто живут себе своей жизнью, угрюмой и серой, как этот город и как моё лицо сейчас. Иногда мне вообще кажется, что прогресс сюда пришёл только в лице смартфонов и прочей такой техники личного характера, или семейного, но ничего поистине общего и современного в городе нет, что было бы для каждого жителя. Все здесь эгоисты начиная с мэра и заканчивая обычным бездомным в переулке, который постоянно с таким страдальческим лицом клянчит деньги у прохожих, а после купит себе выпивки, напьётся в три короба и начнёт к ним приставать. Поэтому жители этого города ничем не лучше него самого.                     Я иду вперёд по тихой улице, устланной осенней листвой, осторожно обходя лужи, чтобы не запачкать обувь и не промочить её. В этой жизни вообще что-то кроме смерти приносит мне удовольствие? Думаю нет. Пока, как бы усердно я не искал хоть что-то, что могло бы подарить мне какие-то положительные эмоции, я ничего не нашёл. Я не чувствую ничего приятного, кроме той блаженной радости, что настигает меня в момент убийства своих беспомощных жертв. Она такая приятная, такая живая, настоящая. Это моё единственное искреннее чувство. Мой мир бесцветный и в нём есть только один цвет: багровый – цвет крови моих жертв и цвет моей радости от их смерти. Возможно, именно поэтому я так одержим этим, так люблю их убивать – это единственное, что приносит мне удовольствие.                     А самый страшный вывод, который отсюда можно сделать, что я – раб, раб своих удовольствий. Хотя, наверное, если у человека в жизни есть только одно удовольствие, он никак не сможет перед ним устоять. Человек – существо слабое, он не способен устоять перед удовольствиями, может только заменить одно на другое, а я же лишён такой возможности.                     Где-то на соседней улочке звенят старые трамваи, которые, как и прочий общественный транспорт, давно не обновлялись. Меж тем я своей привычной спокойной, лёгкой и невероятно тихой походкой подбираюсь к своей цели. Уже неподалёку слышен свист поездов и тот самый голос, объявляющий об их прибытии и отправлении. Я прошёл ещё немного, дойдя до отверстия в заборе. Всё-таки хорошо быть худым, потому что здоровяк в такую дырку точно не пролезет. Теперь я осторожно иду вдоль железной дороги, пытаясь не испачкаться. Я уже почти пришёл…