Солнце Сумеру

— Сумеру — удивительный край: на одном конце пустыни с раскаленными песками и ветрами, а на другом влажные и непроходимые джунгли, — Тарталья использовал свою руку в качестве веера, стараясь вызвать хоть малейшее дуновение прохладного ветерка. — Но где бы ты ни оказался, всюду эта гадкая жара! Воин Снежной ожидал у дверей главного мудреца. Сегодня назначена очередная встреча с этими ряжеными снобами. Расследование встало в тупик из-за помех со стороны городской администрации, а те в свою очередь ссылаются на запрет «радикальных» действий со стороны посланцев из Ли Юэ. Всё стало в разы труднее, когда вместо простого бездействия эти гады стали пытаться полностью контролировать свободу передвижения тайных агентов, коими являются они. В первую очередь это касается Тартальи. Можно сказать, что из-за его чрезмерной самоотдачи возник данный кризис. В нем мудрецы академии разглядели то, что они тактично прозвали «потенциальной катастрофой». Чтобы хоть как-то сдержать дорогих гостей и напомнить им, чего будет стоить их невоспитанность, мудрецы сняли, в очередной раз, с рассмотрения вопрос о встрече с Архонтом мудрости и перевели тему на пересмотр законных прав и обязанностей дипломатов на территории Сумеру. Думая об этом, у юного воина весь лоб покрылся испариной, и температура подскочила ещё на пару градусов. Движение кисти ускорилось. Чтобы облегчить и без того тяжелые мысли, он начал считать появляющиеся звезды на сумеречном небе. Небосвод становился темнее, а звезд всё больше. Кабинет верховного мудреца находится на последнем этаже высокого здания академии. Отсюда весь город как на ладони. Тарталья мог увидеть чарующее, но для него бессмысленное явление: уличные фонари стали постепенно зажигаться в унисон мерцающим звёздам. Улицы внизу ярко засияли, прогоняя мрак ночи. Всё кругом окрасилось в атмосферу празднества и вечернего кутежа после продолжительного жаркого дня. Люди постепенно собирались в питейных заведениях. Он здесь с самого утра. Едва юноша успел вернуться с разведки, и его сразу же позвал учитель. Последние несколько дней он и отдохнуть толком не смог из-за этих собраний. Хоть это ему и не свойственно, но всё же Тарталья захотел немного пройтись и проветриться. Он уже представил, как идет вдоль прилавков, рассматривая интересные безделушки и сувениры. Может, ему что-нибудь приглянется, и он купит это, а потом обязательно отправит с письмом на родину в качестве подарка для своих младшеньких. Точно, он уже пару месяцев задолжал письмо семье. Возможно, братья и сестра места себе не находят от беспокойства. Аяксу однажды удалось почувствовать на себе всю тяжесть детской обиды и разочарования. От него не было вестей шесть месяцев, и по возвращении домой после долгой командировки вместо теплых улыбок и распростертых объятий он получил лишь слёзы и бранные слова. Больше всех тогда расстроился Тевкр. Обычно сговорчивый и энергичный мальчишка превратился в молчаливого лавачурла с ледяным панцирем. «Аякс» в то время и сейчас — два разных человека. Юноша, вкусивший плод безумия в бездне, с ещё свежими ранами, не мог понять, почему семья вдруг так ополчилась против него. При всём этом он чувствовал, что ранил тех, кого не следовало. Он долго извинялся перед младшим братом, пытаясь вернуть ему улыбку, но ничего не вышло. Только спустя месяц, перед новой командировкой в Ли Юэ, Тевкр, Тоня и Антон обняли его и, горько плача, попросили не пропадать без вести и писать им письма. Матушка благословила его на далекий путь, но обнимать не стала. Можно считать, что это один из его немногочисленных проигрышей, однако самый болезненный. Исходя из горького опыта, теперь он старался не допускать слишком больших перерывов между переписками с семьей. Всякий раз он посылал с письмами маленькие подарки. В конце коридора раздался шум открывающихся дверей и последующие шаги. Тарталья переменился в лице. Он привел себя в подобающий вид до прибытия посторонних и встал, поправляя полы одежды. — Благодарю вас за поддержку на собрании. — Услуга за услугу. Я ожидаю от вас не меньше. Полагаю, что у вас хватит сил на то, чтобы разъяснить своим компаньонам, как действовать не стоит, — Седовласый незнакомец, ничуть не обеспокоенный своим резким тоном, ушёл довольно быстро. Он попрощался только с Чжун Ли, будто Тартальи здесь и вовсе не было. Тарталья дождался, пока тот скроется: — Все в Сумеру такие заносчивые — будь то враг или союзник… — хоть слова «благодетеля» и были правдивы, честолюбие молодого воина не позволило оставить это. Чжун Ли помотал головой и двинулся в сторону выхода: — Друга без изъяна не бывает; если будешь искать изъян — останешься без друга. Не стоит так отзываться о нем. Тем более, когда половина вины лежит и на наших плечах, — Чжун Ли скользнул многозначительным взглядом в сторону Тартальи. Облаченный в защитный панцирь из тщеславия, юноша вел себя довольно беспечно. Притворившись, что сказанное не имеет к нему никакого отношения, Тарталья насвистывал веселую мелодию. Чжун Ли знал, что это напускное. Тарталья мог вести себя сколь угодно безрассудно и рискованно, но он удивительно виртуозно балансирует на тонкой грани между «нельзя» и «можно». Однако ему стоит поработать над тем, чтобы его мотивы не были столь очевидными для всезнающих мудрецов из академии. Выйдя за порог академии их встретили громкие звуки ночной жизни. После жаркого дня простые работяги и торговцы с пустынниками любят пропустить по бутылке алкоголя в местных тавернах. Крайне плодотворная внешняя политика с соседними странами, и особенно добрые отношения с винокурнями Мондштата позволили наладить беспрерывные водные и наземные поставки чужестранных вин. Здешние традиции порицают пьянство, так как оно туманит светлый ум ученых, однако полная чарка вина всегда соседствует со стаканом воды на столах у каждого. Что было иронично, в этом деле сильно усердствовали выходцы из академии, особенно в пору после важных экзаменов и акредетаций. Чжун Ли и Тарталья видели это собственными глазами, проходя мимо питейных заведений. Пускай это и не торговая площадь, но здесь не менее оживленно. Гомон и мелодии доносятся одновременно со всех сторон. Посреди улицы громко играет музыка. Звуки звенящих цимбал, ритмичного дурбака, гармоничных струн уд— невидимым шлейфом окутывали тело танцовщицы возле кабака. Каждая из четырех её конечностей украшена браслетами с колокольчиками, которые при малейших движениях издавали мелодичный «дзинь». Труппа бродячих музыкантов громко и задорно заявили о своем прибытии в столицу. У кого хватало сил — танцевал, манимый искусительницей; кто слишком пьян — громко хлопал, насвистывал и качал головой в такт. Тарталья чувствовал, как внутри него всё гудит от этого шума. Экзотичные мелодия и танцы опьяняли куда больше, чем здешний алкоголь. Юноша немного замедлился, желая запомнить увиденное. В морозной Снежной встретить такой спонтанный праздник почти невозможно. А вот посол, напротив, ускорил шаг, стремясь поскорее покинуть это место. — Господин Чжун Ли, может, сделаем паузу? Я знаю одно место, где постоянно появляются необычные и новые вина! — почти прокричал Тарталья, чтобы его услышали сквозь шум музыки и толпы. Широкая улыбка выдавала его намерение. — Боюсь, сегодня у меня не будет на это сил. Поспешим, я хочу вернуться до рассвета, — сказал посол. Он старался сохранять спокойствие и достоинство, даже если что-то его дико раздражало. В силу сдержанного характера, он редко проявлял нечто похожее на человеческие недовольство и капризность. Воин усмехнулся, чувствуя, как к горлу подступает смех, видя как едва заметно задергался глаз учителя. «Горделивый каменный змей», — подумал он про себя. Из-за устава академии любому транспортному средству, не принадлежащему академии, было запрещено размещаться в ближайших двадцати пяти метрах. Такая дотошность в исполнении касалась и дипломатов. Неважно, насколько важный это был человек, покуда он не сам архонт, то будь добр, соблюдай правила. Возница дипломатов забеспокоился, что не сможет выехать к главной дороге из-за растущей толпы, поэтому он уехал ещё дальше. Вскоре они прошли к своему экипажу, запряженному двумя конями, и, продираясь сквозь толпу, отправились в сторону резиденции. Благо экипаж был обустроен так, что кроме прохладного ветерка ни свет, ни шум не могли пробиться внутрь. Несколько мягких подушек, аккуратно разложенных на широкие сиденья, внутренняя обивка с вышитыми цветочными орнаментами золотыми нитями и темные шторы, защищающие от раздражающих ярких огней снаружи. Посол облегченно вздохнул. Какофония, доносившаяся снаружи, отдалялась все дальше и дальше. Чжун Ли закрыл глаза и, не сгибая спины, аккуратно устроился на темно-бархатной спинке сиденья. Тарталья же не сводил глаз с него. Воин прислушался к его дыханию, стараясь уловить каждый вздох. Через некоторое время они выехали из центра города. Экипаж с послом ездил по особой безлюдной грунтовой дороге в целях соблюдения безопасности и приватности. Редко можно было кого-то встретить по пути. Здесь не было пустынников и стражников, охранявших дорогу от возможных разбойников и хищников. Если ты путешествовал по такой тропе, то всегда должен быть готов ко всему. Вокруг стало непривычно тихо, слышен только топот копыт и скрип колес. Гладкая дорога сменилась гравием. Возница, который обычно ворчал, сегодня молчал. Ночь безмолвствовала, в новолуние невозможно было разобрать дороги впереди. Сегодняшним спутником для странников служил звездный небосвод и два огонька в стеклянных фонарях на экипаже. В поместье они прибудут к концу второй стражи. Однако, случилось то, чего они старались избежать. Издалека донёсся разрывающий ветер свист. Десяток убийственных стрел бесшумно вонзились прямо в сердце, глаза и рот возницы с дьявольской меткостью. Мужчину схватил сильный спазм, а потом он обмяк. Кони продолжали движение вперед, не меняя курса. Впереди экипажа на обочине дороги вдруг из укрытия выскочила группа людей с укутанными лицами. Лишь их хищные глаза оставались на виду. Они действовали быстро и тихо. Двое из них остановили экипаж и распрягли лошадей. Экипаж встал, и, прежде чем недоумевающие дипломаты успели спросить, что не так, душегубы уже воплотили следующий этап своего коварного плана. Отведя животных в сторону, пятеро других лучников залпом пустили град огненных стрел в богатый экипаж. Не потребовалось и двух секунд, и его объяло пламя, как при взрыве. Крупные языки пламени взметнулись вверх, искры полетели во все стороны. Температура воздуха невыносимо высока, даже стоя в двадцати шагах от огня, убийцы чувствовали, что задыхаются, а пот льется с них, как вода после купания. Бандиты не могли сдержать злорадного смеха. — Ха-ха-ха! Ты погляди! Погляди, как горит! Уф, от них пепел-то останется? — восторженно вскрикнул один из стрелков. — Вряд ли, ха-ха! Они, наверное, уже десятый сон видели и не поняли, что их запекли живьем. Даже не пискнули. Масло, что нам дал главарь, очень эффективно! Жаль, что обобрать их не получилось, — ответил ему сообщник. — Эй, хватит языками чесать! — раздался грубый голос, заткнувший их обоих. — Нужно убираться отсюда поскорее, берите лошадей и в путь! Говоривший махнул им рукой, призывая сообщников скрыться. Едва ли он ступил дальше пары метров, как вдруг через толпу пронеслась ослепительная вспышка, а за ней поспешила и вторая. Раздались крики, и в рядах наемников началась паника. Испуганные кони затоптали державшего их человека и ускакали. Вокруг царила полная неразбериха. Из огня раздался громкий хлопок, в дыме заискрили фиолетовые вспышки, и полетели прямо в бандитов. Раздались болезненные крики, и все люди, только что стоявшие на ногах, поголовно упали на землю. Две высокие фигуры вышли из огня. Раненый в плечо главарь оставался в сознании и изумленно таращился на эту картину. Огонь не тронул их! Посол и воин были окутаны неким золотым блеском, что не позволял пламени разъесть их плоть. — Учитель, ваш щит — очень полезная штука. Уже не в первый раз спасает нам жизни, — Тарталья держал в одной руке лук, а другой вытер пот со лба. Вот теперь ему действительно было жарко. — Они живы? — Чжун ли оглядел тела. — Да, я всего лишь слегка ударил их током, — маленькие молнии заискрились в его ладони. Чжун Ли одобрительно посмотрел на ученика: — Отлично. Тогда стоит допросить того, кто ещё в сознании. Раненный в плечо главарь попытался встать и убежать, но ноги не слушались. Он чувствовал исходящую удушающую энергию от этих иностранцев. Их освещенные огнем со спины силуэты напомнил ему образ джиннов, сверхъестественных тварей, о которых в детстве ему рассказывали. Ассасин уже готов был закричать, когда Тарталья двинулся в его сторону. — Не бойся! Если ты ответишь на вопросы, то я обещаю, что не сделаю тебе слишком больно, — уголки губ воина приподнялись вверх. Он надавил ногой на рану наемника, раздался болезненный вскрик. — Кто вы? От боли главарь закусил нижнюю губу: — Чужестранный выродок, — прорычал бандит. Тарталья улыбнулся шире: — Я спрашиваю: кто вы и кто подослал вас? — Тарталья надавил сильнее на рану, но тот не переставал всячески оскорблять воина и называть самыми грязными словами. Молодой воин печально вздохнул. — Я же просил тебя быть повежливей. — Сучий сын, ты не заставишь меня—! Его прервал прилетевший в челюсть удар ногой. Тарталья вложил совсем каплю от всей силы в удар, но на этом он не остановился. Звуки ударов придерживались определенного ритма, с небольшими паузами в одно-два мгновения. Сначала удары ногой, потом в ход пошли кулаки. Кровь хлынула изо рта раненого, несколько зубов были выбиты, и казалось, что ещё немного — и он сломает ему челюсть: — Прости, я не расслышал, что ты сказал? — Тарталья расплылся в улыбке. Горячая кровь стекала с его кулаков, небольшие брызги окропили лицо, напоминая некую боевую раскраску здешних пустынников. Ему уже стало надоедать показная стойкость душегуба. В его руке заискрили фиолетовые молнии. — Может, стоит тебя взбодрить. Метод Тартальи был безоговорочно продуктивным. В паре с его безумными глазами и кровожадной улыбкой, заставило сердце убийцы остановиться на мгновение и забиться, как у кролика в когтях орла, при виде молний. Страх за свою жизнь оказался сильнее, чем обещанное вознаграждение. — Чужестранец…это был чужестранец, подобный тебе! — слова раненого больше походили на хрип. Ткань, что скрывала его лицо, давно слетела от ударов. — Он был одет в странную одежду, а лицо скрыто за маской. И говор у него непонятный… Когда бандит замолчал, Тарталья встряхнул его и произнёс: «Продолжай». Чтобы заставить его говорить, молодому воину пришлось надавить на стрелу в плече. Для усиления эффекта он пустил лёгкие электрические разряды по стреле, причиняя боль. Бандит громко закричал. Он крепко сжал зубы и сказал: — Он приказал убить вас, чтобы вы не мешали ему. Это всё, что я знаю! Пожалуйста, остановись! Тарталья не останавливался, его глаза заволокла пелена. Он усиливал действие элемента. Бандит, надрываясь, кричит, повторяет «Я больше ничего не знаю!» и «прошу, остановись!». В какой-то момент, наемник прекратил кричать, и начал задыхаться. Глаза его полезли на лоб, а по щекам стала стекать кровавая пена. Чжун Ли схватил за руку ученика. — Прекрати, ты его убьешь. Властный голос посла будто отрезвил воина. Он несколько раз моргнул, пытаясь вернуть четкость зрению, и исподлобья глянул на своего учителя. Лицо учителя помрачнело, но ухмылку с лица Тартальи нельзя было стереть. — Учитель, я ничего с ним не сделаю. Я просто хотел его разговорить, а он заупрямился, — Хватка на руке воина стала ещё крепче, ему вдруг почудилось, что у него хрустнула кость. Обычный человек на его месте закричал бы, но Тарталья и бровью не повел. — Ладно, больше я не буду так делать. Можете отпустить. — Он демонстративно поднял свободную руку вверх в знак подчинения. Только после этого Чжун Ли отпустил его. Однако бандит уже был не в своем уме и вряд ли сможет говорить ближайшие несколько часов. Чжун Ли глубоко вздохнул. Надо придумать, что делать дальше. Экипаж почти догорел, а наемники без сознания. Единственный, кто мог говорить, сейчас лежит перед ним и дергается от испытанной боли на грани обморока. Внезапно Чжун Ли ощутил, как земля под его ногами содрогнулась. Его зрачки сузились, и он отскочил в сторону на несколько метров, увлекая за собой Тарталью. В тот же миг вокруг них возник геощит. Не успев понять, что происходит, Тарталья увидел, как из тел лежащих на земле наёмников вырвались чёрные шипы. Как саженцы финиковых пальм, появились песчаные копья, принёсшие на своих ветвях кровавые плоды — человеческие тела. Посреди пустыни возник небольшой кровавый оазис. Подобно наваждению, эта картина исчезла так же быстро, как и появилась. Всё затянулось в песчаный водоворот, который поглотил все следы этой ночи, включая горящий экипаж. Только благодаря контролю над элементом Чжун Ли они смогли избежать зыбучих песков. Тарталья был удивлён: — Учитель, что это было? Чжун Ли ответил не сразу. Много мыслей кружило в его голове, и их шум сводил его с ума. Он помассировал точку между бровями: — Сначала приведи лошадей, они не должны были далеко убежать. Тарталья повиновался приказу. Оставшись один, Чжун Ли полез в карман своей мантии и достал оттуда маленький лист пергамента и футлярчик с кистью и чернилами. Парой резвых мазков он записал короткое, но емкое послание. Затем Чжун Ли огляделся и заметил рядом лежащий камень размером с его ладонь. Он взял камень, накрыл его второй ладонью, и через пару минут в его руках вспыхнуло золотое свечение. К этому моменту подоспел Тарталья с конями и успел запечатлеть дальнейшее. Теперь на руках у Чжун Ли вместо камня была птица. Почти неотличимая от живой, такая же подвижная, но с ярко сияющими желтыми глазками. По виду она напоминала молодого ястреба. Чжун Ли привязал послание к его ножке, и через мгновение маленький ястреб вылетел из его раскрытых ладоней прямиком в темное небо. За то время, что Тарталья провел с учителем, он видел много удивительных вещей, и это была одной из них. Он знал о неограниченных возможностях Властелина Камня, но всё равно немного изумился способности архонта создать жизнь из ничего. Они молча проводили каменного ястреба взглядом. Послание достигнет получателя быстрее, чем они доберутся до резиденции. К сожалению обоих, вернуться до полуночи у них сегодня не получится.

***

Прошло трое суток, и Итэр вновь приступил к своим обязанностям. По правде, улучшение его самочувствия было мизерным. Накануне он всю ночь боролся с лихорадкой, но уснуть так и не смог. Проснувшись, рядом у кровати была та же лекарка, которая в прошлый раз дала ему лекарство. Она немного поухаживала за ним, осмотрела, а потом её увели. После в комнату влетел Пхон и устроил допрос с пристрастием. С пеной у рта он расспрашивал о том, как такое могло произойти. От неудовлетворительных и расплывчатых ответов мальчика, он не переставая завывал и вздыхал, хватаясь за свою седую бороду. Так как реально наказывать Итэра он не имел права, а то бы его уже давно высекли розгами двадцать раз по спине и ногам, Пхон урезал малую часть его зарплаты в качестве штрафа. Также он назначил ему персональный комендантский час и грозился, что лично придет сегодня в его комнату, чтобы проверить, на месте ли он. Не понимая всерьез, он или нет, Итэр отправился выполнять работу. То, что он мог двигаться, уже означало, что лежать нельзя. Поэтому с полудня он был на кухне. Тетушка Абха, качая головой, вздыхала, глядя на синяки и перевязанные руки мальчика. За эти несколько дней он схуднул настолько, что его щеки впали, а под глазами залегли две черные тени. — Ты можешь быть свободен. После ужина я позову Ями и Зати, чтобы они помогли убрать посуду и кухню. — Нет, тетушка, я могу помочь. — Не хочу слышать пустых слов. Ты вот-вот упадешь в обморок от усталости. А переделывать и убирать за тобой добавит лишь больше дел. Замечание Абхи заставило его замяться от смущения. Итэр смял подол своей туники и потупил взгляд. Абха тяжело вздохнула. Видимо, она выразилась слишком резко: — Наукар, просто послушай: поужинай и тихонько иди к себе в комнату. Завтра ты мне нужен бодрый и полный сил. Хорошо? — сказала она и протянула ему миску с горячим жаркое. Итэр кивнул и взял предложенную миску. Он взглядом стал искать место в переполненной слугами кухне. Не найдя свободного места за столом, он уже хотел пойти во двор, но его остановил камердинер: — Наукар, иди сюда! — позвал пожилой мужчина, оживленно указывая на место рядом с собой. Итэр хотел было отказаться, но настойчивый камердинер силком потащил его и заставил присоединиться. Помимо камердинера за столом сидели трое других мужчин слуг. Все они были старше Итэра на четыре десятка, и уже много лет служили в этом поместье, принимая важных гостей. Поэтому молодые слуги часто заискивали перед ними, пытаясь добиться расположения и положительных оценок, которые в будущем могли пригодится. Такое отношение позволило мужчинам зазнаться и мнить из себя начальников, конечно если рядом не было управляющего или кухарки Абха. — Если старшие коллеги обращаются к тебе, нельзя просто пропускать это мимо ушей, пацан, — сказал садовник, и отхлебнув горячего чая. — Точно подметил брат. Нынче, молодые пажи совсем не знают что такое уважение к старшим. Пытаются отмахнуться или сделать вид, что их не видно. Ха! Какое нахальство. Видимо, их совсем своя судьба не заботит, — страстно поддержал его кладовщик, стукнув кулаком по столу. — В мою юность, за такое секли прутьями перед всеми! — Тише ты, старый хрыч! Из-за тебя я чуть суп не пролил! — проворчал сидевший рядом с ним дядька прачечник. — Что ты сказал? Чувствуя, что эти двое могут распалиться настолько, что испортят всем аппетит камердинер вмешался: — Эй, вы, ешьте тише! У нас сегодня гость, — сказал он расплываясь в улыбке. — Где же ты был эти три дня? И почему сегодня не суетишься на кухне? — И когда ты успел так похудеть? — А что с руками произошло? Итэр почувствовал, четыре пары глаз уставились на него, ожидая ответа. Его плечи совсем опустились, а голова сникла. Он не хотел пересекаться взглядами с ними. Тяжесть чужой руки на плече, заставляла это волнение усиливаться. — Я…з-з-заболел поэтому… — он ещё больше смутился из-за своего заикания и вжал голову в плечи. — Ты чего ведешь себя, как пойманный мышонок? Не нужно так бояться, ты же с нами давно знаком! — подбодрил его прачечник. — Мне вот постоянно помогал со стиркой белья, ему — с поливом растений, а этот тебя частенько заставлял таскать тяжести. — Верно. Ты нам нравишься, у тебя есть то, чего нет у остальных мальчишек. Так что расслабься! — весело подхватил мысль коллеги кладовщик. — Верно. Не только шустрый и вежливый, но ещё и глаз радуется глядя на твою золотую макушку. Не то, что Ями. Такая несносная. Толком и не подала нам еду, говорит «Сами возьмите, я занята»! Вымыть бы ей рот с мылом, ух! — Ох, согласен. Девка на редкость наглая! Укоротить бы её длинный язык. Мужчины продолжили говорить сначала о Ями, потом о других служанках. О их наглости и непреклонности, когда они порой любезно приглашают их отобедать вместе. Чем дальше они говорили о служанках, тем вульгарнее и похабней становилась их речь. Невольно вспоминаются пьяницы у дверей борделя, которым не хватило денег снять женщину, и от обиды они орут под их окнами всякие гадости. После контакта с такими людьми ты не можешь отделаться от чувства, что тебя лизнул мерзкий болотный слайм, от чьей слизи очень трудно отмыться. Итэр не выдержал грязных разговоров: — Ями не плохая и не наглая, — неожиданно вмешался он в разговор. То ли из-за тумана в голове или усталости, но он продолжил говорить. — И мне кажется, что не стоит осуждать и обзывать других за столом, особенно за их спинами. Приличные люди себя так не ведут… — последней своей фразой он ошарашил дядек. За столом повисло молчание. Садовник и прачечник прекратили есть, а кладовщик замер. Все они вытаращили глаза, их кустистые брови полезли на лоб. Пар от жаркого стал почти невидимым, блюдо стыло, но так и не было тронуто. Итэр поздно осознал, что сейчас сказал, и ему стало не по себе. Немигающие взгляды пожилых слуг заставили его сердце забиться быстрее. Он слышал их тяжелое дыхание вперемешку с сопением. Итэр чувствовал себя так, будто в него втыкают острые шипы. В этот момент он мысленно молился о том, чтобы пол под ногами разверзся и земля поглотила его, лишь бы не видеть и не чувствовать этого. — Ха-ха! Неужто тебе эта девчонка нравится? Ишь какой, молодец! — внезапно хохотнул камердинер. — Решил вступиться. Настоящий мужик, несмотря на то, что выглядишь как цветочек! Ха-ха-ха! Не только камердинер, но и остальные взорвались неожиданным смехом. Возможно, они нашли смешным то, что такой щуплый и тщедушного телосложения мальчик пытался проявить мужественность, может, они просто не выдержали этой неловкой тишины. «И лицом нежен, и душой». «С виду сладкий ребенок, а оказалось с остринкой!» «Хоть по лицу и не скажешь, но ты явно не баба!» Неоднозначные комплименты посыпались в его сторону. Камердинер всё крепче сжимал его плечо и, без зазрения, схватил выбившуюся длинную прядь волос. Он потер её между пальцев и предложил товарищам потрогать, приговаривая: «Посмотрите, какой цвет! И пахнут так же необычно, и на ощупь приятные». Итэр чувствовал себя ужасно в полуобъятиях мужчины. Абха была занята у плиты, Ями была на другом конце кухни и не видела его, а сестрица Азар весело щебетала с подружками. Никто не обращал внимания на то, что происходит здесь, никто не мог помочь ему. Тошнотворный запах мужского пота, грязи и аромата жира на шкворчащей сковородке, смешанных воедино, заставил его желудок скрутиться. Он прикрыл рот рукой, готовый вот-вот стошнить. И лишь тогда камердинер спохватился и отстранился. Глядя, что мальчику плохо, он вызвался проводить его до комнаты. Итэр собрал последние силы в кулак и сказал уверенно настолько, насколько позволяло его состояние: — Прошу меня простить. Я прервал вашу трапезу. Не хочу причинять вам ещё больше неудобств, до комнаты я в силах сам добраться, - Он кротко поклонился и вышел из-за стола. Итэр наспех покинул кухню, так и не поев. Лишь выйдя во дворик, он почувствовал, что липкие взгляды отстали и вздохнул с облегчением. Рукой оперевшись на стену, Итэр пытался привести сердцебиение в норму. Прохладный уличный воздух позволил взбодриться и забыть о тошноте. Гомон из кухни врезался ему в спину и гнал его прочь, подальше от головокружительного шума. Сейчас все слуги были на кухне, и лишь патрульные встречались на пути. Пройдя два дворика слабость в теле заставила его остановиться. Дальше идти он не мог, сил совсем не осталось. Он прошел в самый укромный и затененный уголок дворика и прилег под кустом, чтобы никто не потревожил его. «Я лишь вздремну на пару минут, а потом вернусь в комнату до комендантского часа» подумал он с полузакрытыми глазами. Однако, когда он открыл глаза, по коридору раздалось эхо: — Смена караула! Итэр резко вскочил. Непонятно, сколько времени прошло, но, судя по тому, что он услышал, он сильно опоздал к комендантскому часу. Если его заметит патрульный, то его ещё один ждет штраф или выговор. Мальчик притаился и выждал момент, когда стражник развернется к нему спиной, и быстро шмыгнул в темный коридор. Благо, ночь была безлунной, а такого мелкого и бесшумного нарушителя было трудно заметить. Он резво крался из тени в тень, избегая всяких столкновений. До конечной цели ещё далеко. Следуя к очередному повороту, ему неожиданно встретился стражник с фонарем в руке. Итэр в испуге отшатнулся назад и шмякнулся на пол. Это звук сразу привлек патрульного. Бывший воришка не растерялся и проскользнул в противоположный коридор. Оттуда он вышел в богатый дворик с густой растительностью. Шаги стражника звучали всё ближе. Итэр шмыгнул в ближайший густой куст. Огонек лампы быстро пронесся над его головой. Стражник призадумался и сделал два круга по двору, внимательно высматривая каждую деталь. Он не заметил притаившегося нарушителя, который боялся даже вздохнуть лишний раз. Ничего не обнаружив, стражник вернулся к прежнему маршруту. Топот тяжелых сапог удалился. Итэр прождал некоторое время, и вышел из кустов. Он оглядел тускло освещенный двор, в уме прикидывая, где оказался. Судя по украшенным мозаикой стенам и плетеной мебели, это был двор вблизи господских спален. Он оказался в ужасно невыгодном положении. Если потревожить отдых важных господ, это добавит ему ещё больше проблем! Итэр развернулся в направлении, по которому пришел, и вдруг почувствовал тяжесть на своем плече. — Ты что здесь делаешь? — раздался незнакомый женский голос. Он даже не услышал звука её шагов. Она будто призрак материализовалась из воздуха! Итэр сглотнул, дрожь каскадом прошла по всему телу: — Я шел, чтобы… — В голове быстро мелькали мысли в поисках нужной отговорки. Но ему не пришлось ничего говорить. — Постой, повернись-ка ко мне лицом, — скомандовала женщина. Итэр подчинился и медленно развернулся к ней, не говоря ни слова. Он не смел поднять головы. Теплый свет факелов осветил его лицо, позволив женщине рассмотреть нарушителя. — О, так это ты! — воскликнула она, словно они были знакомы. На секунду женщина замолчала, а потом, будто её осенило, сказала. — Отлично, иди за мной! Итэр не понимал, что происходит, но его повели к ближайшей купальне. Там ему велели наполнить два сосуда горячей и холодной водой и взять полотенца и пару флаконов с ароматными маслами. Видимо, кто-то собирался совершить омовение ночью. Он нёс сосуды, а женщина — полотенца и масла. Вскоре они подошли к богато украшенным дверям, возле которых стояли две другие женщины. — Мей-эр, чего ты так долго! — Фэн-эр, не кричи! Я же уже тут. — Вы обе, потише! Господин и так нервничает, а вы… — Она осеклась, заметив за спиной Мей-эр мальчика. — Мейли, ты должна быть одна, — по её строгому взгляду было понятно, что она недовольна. — Мин-эр, он помог мне принести всё намного быстрее, и его можно послать к тому, — девушка указала головой в сторону другого двора, как бы намекая. — Господин велел принести принадлежности и для «него», но помогать «ему» я не очень хочу. Мин-эр задумалась над словами товарки. В разговор вмешалась Фэн-эр, поддержав коллегу: — Мейли права! Пускай господин и велел, но это не входит в наши прямые обязанности. Пускай этому выскочке поможет кто другой! Минчжу была согласна с девушками, но она не хотела нарушать слово господина. Мальчишка, которого привела Мейли, был тем самым компромиссом, который удовлетворял всех. Она вздохнула. — Вы двое берите сосуды и полотенца и заходите, а ты… — она посмотрела на Итэра холодным взглядом. — Отнеси сосуд с водой и полотенце в тот двор. Постучись в дверь и убедись, что хозяин покоев принял их. Она кратко объяснила, как добраться до покоев неназванного господина, и сослала его с глаз долой, наказав, чтобы он никому не распространялся об сегодняшней ночи. Итэр смутно понимал, что происходит. Без лишних слов, он сделал всё так, как ему велели. Выполнив это поручение, он хотел вернуться к себе в спальню как можно быстрее. Эта ночь слишком затянулась. Он принес всё, что нужно, заодно прихватив оставшийся пузырек мыла. Дважды постучав в дверь, он ждал ответа хозяина комнаты, которого не последовало. Он ещё раз постучал. Тишина. «Та женщина сказала убедиться, что хозяин комнаты взял все эти вещи». Движимый такими помыслами, он без спросу приоткрыл дверь: — Извините, господин, это обслуга, — Итэр тихо обратился к невидимому получателю. — Я принес вам воду, полотенца и мыло… — Что ты здесь делаешь? Услышав знакомый голос, Итэр сразу признал молодого воина. От неожиданности он замолчал, но когда Тарталья переспросил его, то ответил: — Мне приказали принести воду и вещи для омовения, — Итэр не решался открыть дверь и заглянуть внутрь, побоявшись проявить неуважение. Тарталья ответил спустя несколько минут. Его голос звучал несколько устало: — Хах, что и следовало ожидать от этих женщин, — усмехнулся он. — Проходи. С разрешения хозяина комнаты Итэр открыл дверь и взял принесенные принадлежности. В комнате царила тьма, только две свечи на столе позволяли не упасть в темноте. Украдкой он заметил склонившийся боком к стенке силуэт у окна. Скудный огонек свечи блекло освещал его спину. Итэр присмотрелся получше и заметил, что одежда его была перепачкана пылью и кровью. Края серой рубашки будто были опалены. Он не проронил ни слова, но у юного слуги уже выстроилась догадка: «Последствие битвы…» — Долго ты ещё намерен там стоять? — Тарталья развернулся к нему лицом. Вид спереди был ещё хуже. Брызги засохшей крови и сажи на лице заметно выделяли острый взгляд говорившего. Казалось, что его глаза блестят, как у хищника, отражая свет огня на их темной поверхности. Как в их первую встречу, когда он спас Итэра, жестоко расправившись с тремя бандитами. Тогда, угасающее сознание мальчика, ухватилось за образ спасителя с окровавленными руками и покрытым кровавыми пятнами лицом. Эта картина была запечатлена глубоко в его памяти. Сегодня слишком многое напоминало мальчику о том дне. Туман воспоминаний сгущался в его голове. Голос Тартальи был бесцветен: ни враждебный, ни резкий; лишь едва заметная нотка усталости. Возможно, именно это послужило одной из причин того, что Итэр в трезвом уме вряд ли бы сделал. Тарталья прикрыл глаза, развязал пояс и распахнул испорченную рубаху, оголяя крепкие мышцы живота. Он не стал ждать, пока слуга уйдет, и хотел быстрее очистить тело от противной грязи и лечь спать, не теряя драгоценных минут сна. Неизвестно, к каким выводам придет учитель, возможно, его разбудят, едва нагрянет рассвет. За целый день, ему не выпало должного шанса отдохнуть. Погрузившись в свои мысли, он упустил момент, когда Итэр подошел к нему. Недоумевающий воин спросил: — Что ещё? — Могу я… помочь вам принять омовение? Вы, наверное, очень устали, и… — дальше Итэр не стал продолжать. В его маленькой руке уже было готово влажное полотенце. Тарталья замер. Его удивило, что этот мальчишка осмелился предложить ему помощь, хотя раньше он готов был на всё, лишь бы не оставаться наедине с ним. Он внимательно осмотрел мальчика напротив с ног до головы, ему показалось это странным, да и, чего таить, никто и никогда не прислуживал ему в таких вещах. — Не нужно, я сам справлюсь, — сказал он и отвернулся. — Но, господин, позвольте мне это сделать, — мягко, но настойчиво сказал Итэр. — Я просто хочу вам помочь в знак благодарности. — Не стоит. — Я сделаю всё быстро и сразу же уйду. Позвольте позаботиться о вас. Что творится с этим парнишкой сегодня! Обычно робкий и тихий, сегодня он вёл себя слишком услужливо. Такое поведение резко контрастировали с ним в обычном состоянии. Истощенные нервы Тартальи не выдержали, раздражение накатило на уставший мозг, и он прикрикнул: — Я же сказал, что не надо! — юноша отмахнулся от него. Итэр вздрогнул, когда на него повысили голос. Возникла пауза. Из открытых окон задувал холодный ночной ветер, заставляя трепетать газовые занавеси. Огоньки на столе качнулись и грозились исчезнуть, погрузив комнату во мрак. Двое стояли друг напротив друга, и никто не осмеливался шевельнуться. Тарталья думал про себя, что это полнейший фарс. Он не хотел кричать на мальчика, просто его самочувствие не располагало сейчас к вежливым беседам. Он тяжело выдохнул, его плечи опустились. — Я… — вдруг произнес Итэр, — Я… просто хочу сделать что-то полезное для вас. Немного помочь, как и вы мне тогда в первый раз… — он поднял глаза, блестящие от не пролитых слез, на воина. Жалобное выражение лица и покрасневшие уголки мокрых глаз, сморщенный лоб, точно как у ребенка, которого обидели. В голове Тартальи живо всплыл образ своих младших. Как они плакали и дулись на него за неправильно сказанные слова или нечаянны крик. Аякс не ведал, за что ему выпал такой тяжелый и утомительный день. Он почувствовал неприятный укол в области сердца. «Вот же настырный!» Тарталья потер нахмуренную переносицу. Быстрее начнем — быстрее закончим. Он притащил стул к столу с водой. Лениво развалившись на нем, он закрыл глаза и откинул голову на спинку. — Делай, что хочешь.