Моё офисное солнце

Антон смотрит в окно. Темнеет. Так красиво загораются огоньки вечерней Москвы. Рабочий день закончен. Алёна, попрощавшись, ушла домой. Остальные ребята, скорее всего, тоже. А он всё ещё здесь. Сидит за своим столом с открытым ноутбуком и смотрит в окно. Арсения Сергеевича сегодня не было на работе. Он, кажется, ездил на какую-то конференцию. Парень усиленно пытается понять, почему он не уходит домой. Потому что ему слишком нравится сидеть здесь? Или потому что Эд снова угрожал ему своим визитом в конце рабочего дня? А может быть, хочется ещё раз проверить все статьи для завтрашней сводки новостей? Он явно что-то скрывает сам от себя. Но, что именно, понять никак не может. Отталкивает своих друзей, которые, как обычно, хотят помочь, а сам не в силах что-либо изменить в самом себе, не то что в сложившейся ситуации. А что он может? Подраться с ним? Так он завтра приедет со своими дружками, и они запинают его до смерти. Конечно, потом отвезёт в больницу, будет извиняться и плакать. Проходили. Попытаться поговорить? С Выграновским? Избалованным ублюдком, который привык, что всё в этой жизни происходит так, как хочет он? Как с ним возможно договориться? Откупиться? Чем? Прятаться? Антону кажется, что он прячется всю свою жизнь. От себя, от родителей, от знакомых, от коллег. И от него. Только он каждый раз его находит. Домой уже не заявляется, так как, кажется, побаивается Серёжу. Когда тот в ярости, то на это страшно смотреть. Во всяком случае Антону. Дима предпочитает во всём этом не участвовать, если есть возможность. Что в нём особенного? Почему Эд не может его отпустить? Почему преследует уже который год? Он даже не спортсмен и, как ему кажется, не красавец. Высокий, худой, немного неуклюжий, в своих вещах оверсайз, как школьник увешанный цепями, кольцами и браслетами. Волосы, стоит им только отрасти, вьются светлыми пшеничными локонами надо лбом, глаза зелёные, как будто немного грустные, вот ресницы, конечно, девчачьи, это не к добру. Ничего в нём нет особенного или примечательного. Хочет как можно скорее слиться с толпой, чтобы не привлекать лишнего внимания. В кабинете совсем темно. Он не включил свет. Просто сидел несколько часов, не шелохнувшись, уставившись в монитор макбука, что-то печатая и перечитывая десятки раз текст. Никто не стоял над душой, не критиковал каждую написанную им букву, не клацал по клавиатуре, не отвлекал бесконечными рабочими звонками. Но было немного грустно. Без Арсения Сергеевича было немного грустно и пусто. Может быть, поэтому Антон старался погрузиться с головой в работу, чтобы не чувствовать этого? Может быть поэтому работалось продуктивнее, ведь не отвлекали внимательные голубые глаза, иногда с интересом рассматривающие его? Может быть, поэтому строчки и абзацы летели из-под пальцев на высоких скоростях, потому что он не вслушивался в спокойный и тихий голос, разговаривающий с кем-то на том конце провода? Он захлопывает ноутбук. Делать больше нечего. Домой? А если Эд поджидает его у входа в бизнес-центр в своей грёбанной машине? Антон отодвигает от себя все вещи, лежащие на рабочем столе, освобождая место, чтобы положить взлохмаченную голову на прохладную поверхность, прижавшись щекой. Закрывает глаза. Может быть, уснуть здесь? И не придётся тратить деньги и время на дорогу. Арсений Сергеевич об этом не узнает, потому что, когда приедет на работу, увидит своего помощника за рабочим процессом. Кажется, это и не самая плохая идея. Парень зевает и сонно вздыхает.

* * *

— Боже мой! Антон! Антон на секунду теряет зрение от вспышки яркого света и вскакивает, больно ударяясь о стол, роняя на пол телефон, с которым в руках он уснул. — Здравствуйте… — растерянно потирает ушибленное колено и щурится. — Что ты здесь делаешь? Арсений Сергеевич. Стоит перед ним с кожаным портфелем в одной руке и со сложенным пиджаком в другой. Ворот рубашки небрежно расстёгнут на несколько пуговиц, обнажая шею; галстук закинут за плечо. Голубые глаза смотрят с интересом и удивлением. — Простите… заснул. — Твой рабочий день закончился четыре часа назад, — мужчина идёт к своему рабочему месту, бросает пиджак и галстук на кресло, туда же аккуратно ставит портфель. Только сейчас Антон замечает, что на его лице нет очков. Без них брюнет выглядит немного непривычно, но не менее симпатично. — Да, простите. Я хотел немного поработать, но уснул. — А ты мило спишь, — не отводит взгляд несколько секунд, потом возвращается к своим делам. — Я приехал поработать, так что надеюсь на твоё благоразумие, — открывает ноутбук и начинает печатать. Снова безразличный и весь в своих делах. Почему не дома? Никто не ждёт? Или просто не хочет там появляться? Антон облокачивается на стол, кладёт задумчивое лицо в ладони и смотрит в окно. Как будто какая-то пустая ячейка заполнилась с присутствием Арсения. Как будто всё встало на места в этом грёбанном кабинете. — Антон Шастун. — Простите? — оборачивается. Попов сидит, выпрямившись. — Поезжай домой. — Я вам мешаю? — Да. Когда я приезжаю поздно вечером в офис, в котором никого нет, то рассчитываю поработать в одиночестве. Твоё присутствие не похоже на одиночество. — Простите. — Прощаю, — встаёт, смотрит в зеркало, приглаживает волосы и поправляет ворот рубашки. — Не забудь утром посмотреть правки, которые я тебе отправил. Пойдём. — Куда? — После десяти турникеты закрываются, а ключей у тебя нет. Провожу. И ещё я хочу кофе. Выходят из кабинета, идут к лифту. В холле непривычно темно, только где-то вдалеке горит лампа, пусто и тихо. Офис, в котором всегда кипит жизнь, сейчас кажется таким пустынным и неуютным. Антон не очень понимает, чем раздражает его неподвижное присутствие в кабинете Попова, но спорить не решается. Только пришёл, а уже успел обосрать его статьи и выгнать прочь. Очень дружелюбно. Лифт приезжает. Такой же пустой, как и коридоры офиса. Арсений нажимает кнопку первого этажа. — Почему вы не поехали домой? — Не хочу. — Семья? — Нет. — Пара? — Ответ тот же, Антон Шастун, — и парень почему-то улыбается этому ответу. Значит, у него никого нет. Это удивительно приятно, но поэтому-то и непонятно. — А что насчёт тебя? — голубые глаза, кажется, прожигают его насквозь. — Живу с друзьями, у них своя жизнь, у меня своя. Сегодня они уехали на какой-то фестиваль, поэтому дома никого. — А ты? — А я работаю, Арсений Сергеевич, — Антон грустно пожимает плечами. Он очень хотел поехать с друзьями, но только одна мысль о том, что нужно будет попросить отгул, вызывала у него паническую атаку. Ребята обозвали его трусом и предателем и без угрызений совести укатили рано утром куда-то загород. — Нет, — мужчина расстёгивает манжеты рубашки, чтобы подвернуть рукава. — А ты один? — Вроде как да. — Вроде? — Да. Арсений кивает, будто это был именно тот ответ, который он хотел услышать. Лифт мягко останавливается, двери плавно разъезжаются в разные стороны. — Прошу, — пропускает парня вперёд. — Хочешь кофе? — Хочу, — мысленно Антон уже готов плеваться и вырывать себе язык, но вовремя вспоминает слова Алёны. Не то чтобы он пытается подмазаться к боссу, но иметь с ним что-либо общее, пусть даже любовь к кофе, не мешало бы. Они заходят внутрь кофейни, которая располагается на первом этаже. — Арсений Сергеевич! Доброй ночи. Вам как обычно? — Привет. Так точно. Ты что будешь? — оборачивается на парня, который неуверенно рассматривает меловые вывески с многочисленными вариациями кофе. — Латте. С карамельным сиропом, — наклоняется к девушке-бариста, ловя её смеющийся взгляд. — А он часто здесь бывает? — Каждый день. Сахар нужен? — Да, пожалуйста, — поняв, что большего он из неё не выбьет, Антон подходит к барной стойке у окна, туда же, где уже стоит Арсений, облокотившись на неё спиной и засунув руки в карманы. — Говорят, вредно. — Что? — Вредно пить кофе на ночь, — мужчина вынимает руки и складывает их на груди. — Почему же вы пьёте? — По той же причине, по которой ты не можешь отшить своего бывшего паренька. — Что, простите? — Привычка. Вредные привычки страшнее тем, что от них не хочется избавляться. — Откуда вы знаете? — Антон не отрывается от созерцания ночной парковки, куда входят окна кофейни и нервно сглатывает слюну. Слишком проницательные люди всегда пугали его. — У меня есть уши, и я могу ими слышать, — брюнет поворачивается к Шастуну. — А ещё есть глаза, и я ими, увы, могу видеть. Пользуюсь дарами природы, так сказать, и расширяю кругозор. — Это не ваше дело. — Люди и их судьбы — это последнее, что меня интересует, — Попов качает головой и направляется к кассе. — Но иногда за этим интересно наблюдать. Наблюдать, но не участвовать. Солнце моё, сколько я должен? — Пятьсот восемьдесят рублей! — Прекрасно, — достаёт телефон и оплачивает. — Я мог бы оплатить свой кофе сам, — Антон недовольно хмурится. — Я не могу угостить своего помощника кофе? — Можете, но… — что он там говорил про личное? Или это не считается личным? — Хорошо, уговорил, вычту из твоей зарплаты. Держи, — протягивает стаканчик парню, берёт свой, жадно отпивает глоток и довольно щурится. — Выйдем подышать воздухом? — Вы в одной рубашке! — любовь Арсения к отморожению собственного тела Антон не понимает и не разделяет. — Я не замёрзну. — На улице декабрь! — Хорошо, — мужчина ставит стакан на столик. Закатывает рукава обратно, застёгивает манжеты и воротник. — Теперь мы можем идти? — Можем. Прошу, — на этот раз он пропускает брюнета вперёд. На лице растягивается глупая улыбка до ушей. В чём её причина? — Хорошо, — Арсений делает ещё один глоток, ёжится от декабрьского зябкого ветра и довольно вздыхает. — Люблю ночь. Ночью начинается жизнь такая, какая она есть на самом деле. — А какая она есть? — Антон тоже отпивает кофе. Даже неплохо. Не то что бы вкусно, но точно не гадость. Роется в кармане куртки и выуживает из него пачку сигарет с зажигалкой. — Люди становятся менее разговорчивыми и более честными. Ты куришь? — Да, — подносит сигарету к губам, щёлкает зажигалкой. — Для вас это проблема? — Меня в этой жизни по-настоящему беспокоит не так много вещей. И твоя никотиновая зависимость не входит в их число, не переживай. — Я рад. Потому что меня, кажется, волнует, наоборот, слишком большое количество вещей, — он вдыхает дым, который мягким одурманивающим клубком оседает в лёгких, опьяняя рассудок. Первые затяжки самые вкусные. Глоток кофе. Затяжка. Глоток. Затяжка. И так до бесконечности. Вкус кофе теряется в терпком аромате табака, сахар смягчает горечь. В общем, вкусно. — Это пройдёт, — после продолжительной паузы снова начинает диалог мужчина. — Молодость. Она такая. Сначала переживаешь и тратишь кучу нервов, а потом оглядываешься и смеёшься сам над собой. — У вас такое было? — Тысячу раз. Я сбился со счёта. Может быть, он прав? И у него, у Антона, так будет? Забудет, забьёт на всю эту херню. На свои нервяки из-за ориентации, на Эда. Да на всё, что угодно. Интересно, сколько Арсению лет? — Сигаретки не найдётся? — от мыслей его отвлекает чей-то голос. — Я не курю, — Арсений кивает на Антона и отступает назад на несколько шагов. — Да, сейчас, — парень роется в карманах в поисках пачки сигарет. Чёрный капюшон, надвинутый на лицо незнакомца, не позволяет его разглядеть, так что Шастун не акцентирует на этом внимание. Достаёт сигарету и протягивает. — Спасибо, солнце, — парень хватает его за протянутую руку и резко притягивает к себе. — Ну, привет. Поздно же ты сегодня. — Блять, Эд! — Антон от неожиданности матерится, роняет сигарету и стакан кофе, который падает к его ногам, напиток растекается лужицей по асфальту. — Что ты тут делаешь? — Как что? Тебя жду. Ты же на мои сообщения не желаешь отвечать. Получается, не оставляешь мне выбора. — Я ещё не забыл, как ты пытался меня сбить на пешеходном переходе, идиот! — Антон почти кричит на него, чувствуя, как его собственное лицо перекашивается от злости и обиды. — Ох, ты попал в ДТП? Вот откуда эта ссадина на прекрасном личике? Бедный мой мальчик! — Выграновский сжимает цепкие пальцы на талии Шастуна, корча притворно скорбную мину. — Я просил тебя отъебаться от меня, — уже всё равно, кто на них смотрит или не смотрит. Просто хочется, чтобы всё это закончилось. Раз и навсегда. — Просил? Да неужели? — Эд нагло ухмыляется. — Ты можешь бегать от меня сколько угодно, но ты же не убежишь сам от себя, глупенький. Я же знаю, ты хочешь меня. Я готов поставить сотню баксов, что ни с кем в твоей жизни у тебя не было охуеннее секса, чем со мной, тупая ты башка. — Боже… — и только сейчас Антон вспоминает об Арсении, который стоит неподалёку. Морщится и начинает нервничать ещё сильнее. — Ни одних серьёзных отношений не было за всё время, что мы расстались? Я даже сомневаюсь, трахался ли с кем-то вообще. — Ты, блять, следишь за мной? — Ну так, — парень проводит свободной рукой по короткой стрижке. — Навожу справки время от времени. Поехали со мной, Тош? Пожалуйста! — его лицо сменяется с агрессивного и насмешливого на умоляющее и жалобное. — Я скучаю по тебе, еблан! Это в стиле Эда. Перепады от агрессии до полного унижения. Сначала орёт на тебя и угрожает, потом встаёт на колени, клянётся в любви и умоляет дать ещё один шанс. Антон выучил эти манипуляции наизусть. Кажется, он знает каждый его шаг. Сейчас попытается уломать его жалостью, а если не получится, то рассвирепеет в два раза сильнее. — Эд! Мне нужно домой! — пытается отцепить его от себя. — Чего ты хочешь от меня? Я просто хочу вернуть всё! Вернуть всё, что было между нами. Нам же было хорошо вместе! Хочешь, чтобы я на колени встал? Хорошо, я встану! — Эд! Блять… Выграновский разводит руки в стороны, медленно опускается на колени. Где-то за спиной Антона тихо фыркает Арсений. — Я прошу тебя! Просто дай мне возможность всё исправить! Он слышал это тысячу раз. Даёшь ему второй шанс, так начинает облизывать тебя и молиться на каждое твоё движение. Проходит неделя. Другая. Здесь срок зависит от тяжести последнего косяка. А затем всё возвращается на круги своя. Пропадает днями и ночами, трахается с кем-то на хатах, пьёт, орёт, если шевельнулся как-то не так, а затем самое страшное… Это ещё повезёт, если успеешь убежать и спрятаться до того, как он начнёт махаться кулаками. — Эд, послушай… — Антон чувствует, как его голос панически начинает дрожать. Да, он знает этот сценарий наизусть, но каждый раз как в первый. Слова даются с трудом, страх парализует тело полностью. Он же ебаный психопат! Эд — психопат, насильник и просто ебанутый человек. Но его притворство каждый раз бьёт всё новые и новые рекорды. — Послушай… Мы не можем… не можем быть вместе, понимаешь? Я просто не люблю тебя! Я не скучаю по тебе, не хочу возвращать ничего, я просто… просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое, я прошу тебя! И каждый раз одна и та же ошибка. Наступать на грабли всегда так сладко и маняще, несмотря на последствия. Антон наклоняется, чтобы попытаться поднять парня с колен, но не тут-то было. Лицо Эдуарда с плаксивого и жалобного быстро меняется на агрессивное и ненавидящее. Хватает Шастуна за шею и с силой бьёт его лицом о своё колено. — Ты нихуя не понимаешь по-хорошему, блядский Антон Шастун?! — Антон чувствует, как липкая и горячая кровь вытекает тоненькой струйкой из носа и течёт по подбородку, затекает за шиворот. Ткань новой рубашки становится предательски влажной. — Я вам не мешаю? — над ними возвышается Арсений Сергеевич. Рукава снова закатаны, в руках уже нет стакана с кофе. — Чё тебе нужно, придурок? Свалил нахуй отсюда, пока цел! — злобно огрызается Выграновский. — Свалишь отсюда сейчас только ты. У тебя есть пять секунд, — брюнет смотрит спокойно, ни одна мышца на красивом и невозмутимом лице не выдаёт никакой эмоции. — Ты мне ещё ставишь условия? Ты охуел? — Эд наконец-то отпускает Антона, который остаётся лежать на холодном асфальте, скрючившись, пытаясь остановить кровь из разбитого носа. — Время пошло. — Я тебя, блять, уничтожу, мужик, ты же понимаешь? — Эд двигается на мужчину, готовясь сделать что-то невообразимое, что именно, предугадать тяжело. — Ты? Меня? — Арсений улыбается. Холодно и мертвецки спокойно. Подмигивает Антону и подходит ближе к Эдуарду. Тот пытается замахнуться кулаком. Промахивается. — Не смеши меня, ребёнок, — брюнет хватает парня за ворот клетчатой рубашки, резким движением притягивает к себе и неожиданно бьёт головой в переносицу. — Блять! — Эд от неожиданности теряет равновесие, падая рядом с Шастуном, хватается за окровавленное лицо. — Сука, ты мне нос сломал! Долбаёб! — Рекомендую тебе убраться сейчас же, пока я не вызвал полицию. Или могу повторить, если желаешь. У меня лоб крепкий. — Да пошёл ты, ублюдок! — Я жду. — Я тебя, блять, найду, гандон! И сотру в порошок! — парень, шатаясь, встаёт на ноги. — Буду ждать, — Арсений снова улыбается, смотря вслед уходящему и матерящемуся Эду. — Неплохо вы его. Не знал, что так умеете, — Антон уже стоит рядом с Поповым, сжимая переносицу двумя пальцами. Всё его лицо, шея и рубашка в крови. — Выглядишь плохо, — брюнет осторожно касается руками подбородка парня, разглядывая его со всех сторон. Его прикосновения мягки и аккуратны. — Пойдём. — Куда? — В кофейню за аптечкой. Мы могли бы дойти до моего кабинета, но это слишком долго и далеко. Как бы ты здесь коньки не отбросил. — Я в порядке! — Пойдём-пойдём, в порядке он, — Антон с замиранием сердца чувствует, как пальцы мужчины касаются его локтя, поддерживая. Становится тепло, приятно и даже как-то уютно, несмотря на острую боль. — О Боже! Что за кошмар! — девушка-бариста встречает их неизменной улыбкой со смесью удивления и жалости. — Ты знаешь, что нам нужно, принцесса, — кивает ей Арсений, помогая Шастуну присесть на стул. — Да, сейчас принесу аптечку! — она окидывает Попова восхищённым взглядом. — Не знала, что вы так умеете! Жаль, заснять не успела! — Беги, давай! — мужчина усмехается, а девушка направляется в подсобку. Что ж, видимо, это участь кофеен — залечивать его раны, думает Антон. Хороший повод ещё больше ненавидеть кофе. «А, может быть, — он внимательно рассматривает профиль Арсения, — наоборот, полюбить?» — Подлатаем тебя, будешь как новенький, обещаю, — Арсений взмахом руки поправляет взлохмаченные волосы. — Арсений Сергеевич? — А? — Наблюдать, но не участвовать? — Тссс… — брюнет прикладывает палец к губам и снова, в который блядский раз, очаровательно улыбается. Голубые глаза смотрят хитро и даже с какой-то добротой. Какой же вы, блять, оказывается, красивый, Арсений Сергеевич. Какой же вы. Красивый.