Моё офисное солнце

Арсений припарковывает машину. Оборачивается назад. Скрючившись на заднем сидении, лежит спящий Антон. Пухлые губы причмокивают во сне, брови вздрагивают, видимо, снится какой-то сон. Одна рука безвольно свешивается вниз, вторая неловко закинута за лохматую голову. Вздыхает и выходит из автомобиля. Они где-то под Тулой. На улице глубокая ночь, одинокая Луна сияет в угрожающе-тёмном небе, кустистые грязно-серые облака плывут по синеве. Мужчина прячет замёрзшие руки в карманы брюк и задирает голову. Рассматривает Луну, такие непривычно яркие звёзды, которые никак не увидеть в городе. Жаль, что Антон спит и не увидит этого. Может быть, сфотографировать ему? Внутри становится так тоскливо тревожно. Ночью всегда страшно. Ночь — чернота, пустота. Это что-то из детства. В детстве он очень не любил, когда гас свет и глаза усиленно пытались разглядеть хоть что-то в этой мгле. Сейчас же вокруг было слишком подозрительно светло, свежо и хорошо. После дождя воздух густой и вкусный, а прохладный ветер приятно холодит уставшее в дороге тело. — Никогда не видел такого количества звёзд, — поворачивается на звук голоса. Сонный Шастун счастливо улыбается ему, стоя около открытой двери автомобиля. — Иди сюда! — терпеливо ждёт, пока парень подбежит к нему, заботливо поправляет на нём куртку, застёгивает молнию до самого подбородка, притягивает к себе за талию и кладёт голову на его плечо. Антон немного выше него. Его руки такие длинные и сильные, когда обнимают Арсения. Он снова чувствует себя защищённым. Ему тридцать пять, он управляет самым крупным в России СМИ, у него квартира в небоскрёбе и миллионы на счету, а он находит утешение и спокойствие в объятиях двадцатитрехлетнего парня, который только окончил университет. — Люблю звёзды. Они такие красивые, — Антон мечтательно вздыхает и продолжает рассматривать чудесное небо. — У родителей под Воронежем есть загородный дом. Когда я был маленьким, я любил ночью сбегать из своей кровати, выходить на улицу, прятаться в кустах малины и сидеть, рассматривая ночное небо. В мегаполисе такого никогда не увидеть. — А я никогда не видел такого звездного неба. — Правда? — Да. И я очень рад, что смог увидеть его вместе с тобой, — брюнет утыкается носом в шею Антона и мягко целует губами кожу, которая в мгновение покрывается сотнями мурашек. — Рядом с тобой мне хорошо. Мне никогда ни с кем не было так хорошо, — он почти шепчет эти слова. Произносить их всё же страшно, но уже не так, как раньше. Внутри него гораздо теплее, чем год назад. И это тепло греет всё его существо. — Я никогда не сделаю тебе больно. Я обещаю. — Ты не можешь обещать этого. Ты не знаешь, что будет с нами завтра. — Нет, — парень отстраняется и внимательно заглядывает в голубые встревоженные глаза. — Разумеется, в этой жизни бывает всякое. Но люди дают обещания не потому, что они могут видеть будущее и уверены, что сдержат своё слово. Они дают обещание как символ, как знак того, что очень-очень хотят его выполнить и приложат для этого всевозможные усилия. — Ни за что не поверю, что ты сейчас меня поучаешь, — Арсений недовольно морщит нос и отворачивается. — Ты учишь меня взрослой жизни, помогаешь мне взрослеть и брать на себя ответственности, а я хотел бы научить тебя, как быть самим собой. — Пойдём в машину! Скоро рассвет. У нас не так много времени, — Антон повинуется и идёт следом. Но он точно уверен, Попову очень нужны его слова. И он никогда не перестанет говорить, пока тот сам не пожелает этого.

* * *

— Мы даже не разбились. Удивительно, — Арсений потягивается на пассажирском сидении. — А я тебе говорил, что ты можешь пересесть назад и перестать нервничать, — обиженно бурчит Антон. Под конец дороги даже железный Арсений Попов выдыхается, устаёт и очень хочет спать. Тогда настал звёздный час Шастуна, который уже давно светил перед лицом мужчины своими правами. Ездить с мужчиной оказалось тем ещё удовольствием. Он то дремал, то пристально не сводил глаз с руля, на котором покоились руки Антона, ругал его, когда тот вёл одной рукой, открывал окно, чтобы покурить. В итоге парень провёл остаток пути в дурном настроении, а Арсений плохо поспал. — Я не виноват, что не могу расслабиться. Никто не может вести машину лучше, чем я, — обиженно бурчит брюнет. — Ты иногда такой занудный, боже! — всплескивает руками. — Держись за руль! — Арсений реагирует быстро, наклоняется к водительскому месту и хватается за руль, выравнивая автомобиль на трассе. — Ты такой беспечный иногда, ужас! — Оу, — Антон позволяет мужчине управлять рулём, отводит руки назад и очаровательно улыбается. — Не хочешь отсосать, пока я за рулём? А что! — возражает, видя, как хмурятся брови Попова. — Я видел, в фильмах так делают! — Паркуйся. Паркуйся, я сказал! На обочине. Вот здесь, — сидит мрачнее тучи, наблюдает за тем, как Шастун паркует машину. — Не очень-то и хотелось, — дёргает за ручник и откидывается на спинку сидения. — Антон. Так за рулём себя не ведут. Это опасно, понимаешь? — Да понял я, понял! Необязательно мозги ебать! — выскакивает из машины и в сердцах хлопает дверью. — Куда ты? Антон! Чёрт! Антон! Сердито бредёт по обочине шоссе. Сам не знает куда и зачем. Просто хочет немного пройтись и покурить. Иногда Арсений бывает просто невыносимым. Возможно, он и не прав в своём легкомысленном поведении, но зачем же так давить? Просто невыносимо. Затягивается сигаретой, вдыхает приятный терпкий дым и выравнивает дыхание. Становится легче. Воздух всё такой же свежий и приятный. Справа от дороги распростерся сосновый бор, слева — большое поле пшеницы. Урожай прошлого года уже собран, а новый ещё не посажен. Небо сияет яркой голубизной. Кажется, именно такой оттенок глаз у Арсения. Лазурная и тёплая голубизна, в которой хочется утопиться. — Ну почему я должен за тобой бегать, объясни? — мужчина подходит сзади. Вспотел, толстовку оставил в машине, стоит в одной футболке рядом с парнем и ёжится. — Я не просил за мной бегать, — спокойно возражает Антон. — Я перекурил, успокоился и вернулся бы, — он поворачивается, окидывает Арсения взглядом. — Зачем опять раздеваешься? — наклоняется, тушит сигарету об асфальт. Затем стягивает с себя куртку и накидывает на плечи мужчины. — Так-то лучше. — Я в порядке, — говорит безразлично, а глаза улыбаются. Ему это нравится. Ему точно нравится, когда Антон заботится о нём. А Антону нравится заботиться о нём. Их симбиоз приводит его в восторг. — Не дуйся, — берёт парня под руку и прижимается к его плечу щекой. — Я переживал. За тебя, за нас. Понимаешь? — Значит, всё-таки отсосёшь? — Ты хоть о чём-то другом можешь думать или нет?! — Я молод и горяч! — Пошли в машину, — Антон весело смеётся и бежит вслед за уходящим Арсением.

──────── • ✤ • ────────

— Ты так вырос! Так возмужал! Уже совсем взрослый мужчина! — Майя Олеговна сжимает в ладонях лицо Антона, который буквально складывается пополам, чтобы быть на одном уровне с матерью. Осыпает щёки парня поцелуями, между каждым неизменно вставляя какой-либо комплимент и оглядывая сына с ног до головы. Арсений сначала тихо усмехается этому зрелищу, затем и вовсе не скрывает улыбки. Поглядывает на уже измученного Шастуна и просто улыбается всему тому, что видит. Отчим Антона стоит напротив мужчины, тоже с интересом наблюдая за эмоциональным порывом жены. — Мам! — пытается ненавязчиво освободиться из объятий. — Ну хватит, правда! Я же не с войны вернулся! — А ты так редко у нас бываешь! Имею право. — Продолжайте-продолжайте. Мы не торопимся. Мы ведь не торопимся? — Олег Викторович подмигивает Арсению, тот в ответ лишь пожимает плечами. — Что же вы стоите! Проходите! Антоша, может быть, ты нас познакомишь наконец-то? — Да, простите, — выпрямляется и оглядывается на мужчину. — Мама, папа, это Арсений. Арсений, это мои родители. Мама — Майя Олеговна и папа — Олег Викторович, — слово «отчим» даже не вертится на языке. Он его вырастил. Он — его отец и точка. — Тот самый Арсений Сергеевич, — Майя улыбается Попову и кивает. — Вот, значит, какие сейчас молодые владельцы компаний, — брюнет только словно извиняюще разводит руками. Не слушает дальнейшую болтовню Антона со своими родителями, проходит внутрь квартиры. Оглядывается вокруг. Простой советский интерьер, он сам вырос в таком. Но ремонт относительно новый, мебель подержанная, но аккуратная. Одиноко трётся о его брюки пушистый кот. Арсений морщится, но не прогоняет его. На стенах висят фотографии. Безошибочно узнаёт в толпе мальчишек Антона. Тот же нос, улыбка и всё те же яркие зелёные глаза. Он бы узнал их из тысячи. Медленно идёт мимо стены, словно в фотогалерее, окунаясь в такое забытое прошлое. Свои детские фото он сжёг. Все до единой. Мечтает, чтобы однажды пришёл тот славный момент, когда всё это вспоминать не пришлось бы никогда. Нет, одну всё же сохранил. Самая любимая и ценная. Со старшей сестрой. Хранится где-то в недрах шкафов с одеждой. Никогда не найдёт и не посмотрит на неё. И никогда никому не покажет. Но пусть лежит. Пусть будет. Те редкие счастливые моменты со старшей сестрой — пожалуй, это самое лучшее, что он может вспомнить. — Рассматриваешь фотографии? — Антон неслышно подходит сзади. Так хочет обнять мужчину, но сдерживается. — Да. На каждой всегда безошибочно узнаю тебя. Ты совсем не изменился. — Внешне — может быть да. Внутренне — очень. Благодаря тебе, — смотрит на него. В зелёных глазах благодарность и любовь. И Арсений с удивлением понимает, что он прав. Его мальчик слишком сильно изменился и повзрослел. А ему ещё остаётся так много работы, чтобы быть рядом с ним и изо всех сил стараться не ранить своим безразличием, которое, как защитное покрытие, включается в моменты, когда он чувствует себя особенно уязвимым. — Ты тоже изменился. Мне больше не холодно с тобой. Иногда бывает, что ты отстраняешься. Но я точно вижу — ты меняешься. Ему так хочется взять Арсения за руку, но сдерживает этот порыв. Не уверен, что именно здесь и сейчас готов открыться родителям. И что готов вообще. Но где-то внутри часть него так мучительно и тоскливо жаждет освободиться. Что они скажут? И что подумают? Заходит на кухню. Родители смеются, о чём-то болтают, передают друг другу посуду, Арсений услужливо помогает им расставлять её на столе. Они не спрашивают, почему они приехали вместе, почему дружат, почему так держатся вместе. И Антон даже подозревает, что они могут всё давным-давно знать. Просто ждут, пока он сам созреет для того, чтобы сказать им. Ему становится невероятно уютно от этой суеты вокруг. И этот уют особенный. Ощущает себя «дома». Ощущает, что всё в порядке. Он ещё немного ребёнок, его так же сильно любят и ценят, хотя в детстве ему этого всегда не хватало. Но не в чем упрекнуть родителей. Они старались как могли. Он точно знает, что старались. До тех пор, пока живы твои родители, какая-то часть тебя, наверное, всё равно будет жаждать вернуться в детство. Потому что для матери её сын навсегда останется ребёнком. Даже если ей придётся признать, что он повзрослел. Антон присоединяется к сервировке стола. Раскладывает приборы и внимательно разглядывает Арсения. Нет этого напряжения на его лице, глаза смотрят спокойно и счастливо, улыбка совсем не пластмассовая, а умиротворенная. И он вдруг так неожиданно думает о том, что его родители могли бы стать кем-то близким и для мужчины тоже. Вдруг они бы по-настоящему подружились бы? Вдруг для его мамы он бы стал вторым сыном? Возможно, глупо, но он так резко ощущает, что не имеет права лишать Арсения этого шанса, а своих родителей — возможности узнать правду. — Мальчики, вам всё нравится? — Майя накладывает мужчинам по очереди салат и успевает потрепать по макушке сына. — Ты, как всегда, прекрасна! — отчим гладит её по руке и с благодарностью принимает тарелку. — Всё очень вкусно, Майя Олеговна, — Антон тихо фыркает и улыбается. Он никогда не видел Арсения таким… заискивающим. Это кажется одновременно очень милым и забавным. — Всё вкусно, мам, правда. Я скучал по твоей еде. Ему досталась от матери любовь к готовке. А Арсению пришлось этому учиться, потому что никто кроме него не интересовался его благополучием. Это совсем разные вещи. Болтают обо всем. Мама занялась вязаньем, даже получается продавать какие-то вещи. Вяжет преимущественно детскую одежду и часть из них отдаёт в детские дома и дома малютки, у отчима новые проекты на стройке, никак не может начать меньше работать, как мечтает Майя. Но его уже несколько раз повысили, так что надеется, что сможет в будущем больше делегировать и заниматься в основном управленческой деятельностью. Проскальзывает пара неловких вопросов про родителей Арса, но Антон успевает направить разговор в другое русло, понимая, что мужчине будет крайне неприятно рассказывать об этом. А врать родителям своего парня ещё менее приятная вещь. — Мам, пап, — наконец-то решается встать из-за стола. Губы предательски дрожат, а ноги подкашиваются от страха. Ловит на себе взволнованный взгляд Попова. Переживает за него. Чувствует на своём колене его поглаживающую ладонь. Понимает, что хочет сделать парень и пытается хоть как-то поддержать. Не пытается остановить, потому что, кажется, это совсем не его дело. — Я хочу вам кое-что сказать. Перед глазами мелькает его детство. Вот отчим учит его кататься на велосипеде. Он не понимает, что ему нужно делать — расставляет руки и ноги в разные стороны. Мчится с горки, счастливо смеётся и падает, падает, падает. Отчим… нет, отец ловит его, дует на ободранные коленки и смеётся вместе с ним. Ему совсем не страшно и совсем не больно. Вот мама стоит у плиты, жарит блинчики на завтрак. А он сидит за столом, сгорбившись, сонный и уставший, с нетерпением ждёт свою еду. Пахнет вкусно, на кухне уютно и спокойно. У него было хорошее детство. Его никогда не ругали, не запрещали быть собой. Просто он такой. Ему всегда было мало. Мало любви, мало внимания, мало родителей. А сказать как-то стеснялся. Они много работали, чтобы у него всё было. — Мам, пап. Я гей, — после этих слов моментально становится плохо. Тошнит от волнения, ноги так же подкашиваются, а перед глазами всё плывет. Но он взрослый. И должен сам нести ответственность за свой выбор. — И Арсений… он не просто мой начальник. Мы… мы встречаемся. Попов вдруг отодвигает стул, встаёт рядом с Антоном. Твёрдая и надёжная ладонь сжимает его руку. Одной рукой держится за него, второй смущённо поправляет растрепавшиеся волосы. Дышит медленно и спокойно. И Антону больше не страшно. Рядом с таким мужчиной ему никогда не будет страшно, он точно знает это. — Мы знали, — Майя оборачивается на мужа, тот пожимает плечами. — Что, прости? — Мы всегда знали это. Или ты думаешь, что любящих родителей можно обмануть? — Шастун медленно садится на стул, Арсений садится следом. Их пальцы расплетаются, но рука мужчины остаётся на его бедре, словно успокаивающий жест. — Простите. — Начали замечать с детского сада, — мать поправляет прическу и вздыхает. — Тяжело не заметить, что твой пятилетний сын игнорирует девочек и пытается быть ближе к мальчикам. Потом в школе. Думали, ты перерастёшь, пройдёт. Но, кажется, не прошло. — А ты, пап? — За годы твоего взросления он успел привыкнуть. Поверь мне, когда очень любишь кого-то, то примешь что угодно. Верно, Олег? — Кажется, именно так и есть, — отчим кивает и тепло улыбается удивлённым мужчинам. — А Арсений кажется мне хорошим человеком, — женщина переводит взгляд на брюнета и с интересом рассматривает его. Уже внимательнее, чем раньше. — Просто будьте счастливы. — У тебя чудесные родители, — наклоняется к уху Антона Арсений. — Я всё слышу! — Майя Олеговна грозит парням пальцем, а те, словно школьники, весело смеются над её шутливо-угрожающей интонацией.

──────── • ✤ • ────────

— Что же вы такие побитые, ребята? — Павел Воля, как обычно, шумно вваливается в переговорную. Здоровается с подчинёнными и как самая главная сплетница сериала спешит занять своё вакантное местечко рядом с Антоном, которого можно помучить. — И вам доброе утро, Павел Алексеевич, — парень широко улыбается начальнику и протягивает ему папку. — Мы отобрали для издательства кандидатов. Я готов завтра провести собеседования. Посмотрите? — И даже наш Арсений Сергеевич не возражает? — косится на Попова, который старательно делает вид, что не обращает на них внимание и готовится к планёрке. — Я умею договариваться, — подмигивает ему Шастун и фыркает. — Мне нравится твоя работоспособность. Если так дальше дело пойдёт, то придётся тебя повысить. Пока не уверен куда и зачем, но мне это однозначно нравится. — Рад стараться! — Давай, выкладывай, куда ездили. Интересно же, — подъезжает ближе к Антону на своём незаменимом стуле и делает максимально заинтересованное лицо. — Только вы никому! — Я? Да как я могу! — Знакомились с моими родителями. — Неужели замуж тебя зовёт? — мужчина откидывается на спинку кресла и кивает на Арсения. — А он может. Так что будь готов. И ни за что не соглашайся. Занудный, прям фу, фу. Тебе не зайдёт. — Что у вас тут происходит? — Арсений всё-таки не выдерживает и подходит к шепчущейся парочке. — Секретики и все дела, — невозмутимо отвечает Воля и хитро улыбается мужчинам. — А ты, Антон, можешь звать меня Павлом. До «Паши» ещё не дорос, а вот «Павел» мне нравится. — Мне тоже нравится. — А если серьёзно, — меняется в лице и берёт обоих мужчин за руки, пользуясь тем, что они стоят спиной к коллегам. — Рад, что всё хорошо. Правда. Жду приглашения на свадьбу, — он встаёт и направляется к кофемашине. — А у нас всё хорошо? — У нас всё прекрасно, — коротко отвечает Арсений и на мгновение, всего лишь на мгновение, сжимает пальцы парня своими.

* * *

— Я переезжаю, — Антон стоит перед ребятами в гостиной. Давно пора было сообщить эту новость. Но никак не решался. Арсений после поездки в Воронеж позвал его к себе жить. — Хорошая новость, — улыбается в ответ Дима. — Мы с Катькой тоже хотели бы снять что-то вдвоём. Серёга? Что думаешь? — Матвиенко мрачнеет, качает головой и выходит из комнаты. — Серёж? Ты куда? — Шастун, которому ничего уже не нужно объяснять, идёт следом за другом, жестом останавливая вскочившего Позова. Выходят вдвоём на балкон. Протягивает другу пачку сигарет, сам берёт одну. Затягиваются. Эта квартира много значит для них. Живут здесь не так долго, но расставаться всё равно тяжело. — Серый, ты что творишь? — наконец-то подаёт голос Антон. — Заткнись. Даже не хочет его слушать. Столько лет отрицал всю эту фигню. Не относился плохо, просто старался огораживать себя от всего этого. А теперь? Что теперь? Матвиенко вдыхает дым раскуренной сигареты. Поправляет свой неизменный хвостик, который зачем-то решил отрастить после окончания университета и молча смотрит на Шастуна. — Давно это с тобой? — Не знаю. Пару месяцев. Не понимаю, что со мной творится. — Это бывает. Это пройдёт, — Антон обнимает друга за плечо и притягивает к себе. — Не вини себя. Ты не виноват. Ты не сделал ничего плохого. Ясно? — Серёжа кивает. — Может быть, ребята смогут переехать к нам? Катя вместо меня. А ты займёшь мою комнату. — Тох. Что со мной не так? — С тобой всё так. Просто так получилось. Понятно? Ничего криминального. Я никому не скажу, не переживай, — прижимается своим лбом ко лбу товарища. — Всё будет хорошо. Всё будет в порядке. Просто потерпи. Всё бывает в первый раз. Отрывается от Матвиенко и задирает голову к ночному небу. Когда-то, очень давно, он тоже сильно испугался. Но любовь есть любовь. И ей совсем не важно, что ты думаешь по этому поводу. Она может нагрянуть неожиданно, внезапно и застать тебя врасплох. Так бывает. И Серёжа будет в порядке. Он справится. Обязательно. Они что-нибудь придумают.