your scars are my stars

Когда Римус проснулся, солнце едва пробивалось сквозь занавески в их спальне, постепенно окрашивая комнату своим ранним, розово-оранжевым светом. Сначала ему удавалось оставаться в этом чудесном состоянии — моменте, когда ты едва проснулся и знаешь, что если не будешь двигаться чересчур быстро и станешь держать глаза закрытыми как можно дольше, то снова провалишься в сладостный сон. Ремус замер на мгновение, блаженно лежа на матрасе, не зная ничего, кроме того, что еще очень рано и он не чувствует тепла Сириуса рядом с собой. Так не должно быть. Осторожно, не особо раздумывая, он решил перевернуться и убедиться, что Сириус все еще лежал рядом. Что они могли поспать еще немного, пока не решили бы встать на завтрак — или обед — а потом сразу же забрались обратно в постель. Так что он перевернулся на другой бок, потянулся к противоположной стороне постели… и резко открыл глаза. Он посмотрел на пустой матрас, на свои вытянутые пальцы, и вспомнил. Память медленно расставляла кусочки событий по местам, затем маленькими шажками пришло осознание, и Ремус только шире распахнул глаза — на него словно из ведра выплеснулось бремя реальности. Увы, это был больше не сладкий сон. Сегодня тот самый день, которого он избегал с момента, как узнал, что именно должно произойти. Мысль о том, что на календаре та самая дата, заставила его грудь болезненно сжаться, а сердце бешено заколотиться. Ремус оперся на локти, повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на свет в ванной. Он увидел тень Сириуса на освещенной полоске кафеля, услышал, как тот напевал себе под нос их любимую песню. Ремус пожалел, что обычных утренних процедур, чистки зубов и горячего душа, было достаточно, чтобы подготовиться к сегодняшнему дню. Пол был слишком холодный для его ног. Он натянул носки и поднял футболку, которую Сириус небрежно бросил со своей стороны накануне вечером. Ремус наклонился, погладил кофту и прижался, вдыхая родной запах. Он вспомнил предыдущую ночь: кожа Сириуса по его коже, нежные поцелуи, соприкасающиеся лбы; слезы смешивались с их дыханием. — Ты будешь в порядке, — говорил Сириус. — Все будет хорошо. Ремус старался не плакать, старался, чтобы их последняя ночь вместе была счастливой и хорошей — чем-то, что Сириус мог бы забрать с собой на время своего отсутствия. Но Ремус никогда не умел сдерживать свои эмоции. Ремус не хотел лишний раз говорить Сириусу, что беспокоится далеко не о себе. Он был в безопасности в их квартире, он был дома, а Сириус… ну, Ремус никогда не знал, где точно находился Сириус. Он зажмурил глаза от накативших мыслей, и натянул футболку через голову. «Прошу, пусть с тобой все будет хорошо». Плитка в ванной оказалась еще холоднее, чем полы в спальне, и Ремусу пришлось сощуриться из-за яркого света. Он услышал смех Сириуса раньше, чем увидел его самого. Скорее всего, парень смеялся над лицом, которое Ремус только что скорчил. — Разве ты не прекрасен этим утром? — Сириус отложил утюг, который он недавно достал, и наклонился над доской, чтобы оставить на губах еще не до конца проснувшегося Ремуса поцелуй. Сириус глядел на Ремуса своими ясными глазами, вокруг его талии было обернуто полотенце. — Хорошо спал? «Нет». — Мм… — Ремус положил ладонь на щеку Сириуса и нежно провел по ней пальцами, удерживая его так близко, как только мог. — Ты… Ему хотелось спросить, как Сириус спал, но его взгляд остановился на предмете с гладильной доски. Форма Сириуса, в зеленых и коричневых тонах, лежит аккуратно, в складках, без единого пятнышка. У Ремуса возникло внезапное желание выбросить ее на улицу, потоптаться, разорвать, протащить по грязи, которой было несказанно много после вчерашнего дождя. Он прочистил горло, взгляд снова перешел на Сириуса. Ремус попытался улыбнуться, но понял, что слишком долго колеблется, чтобы Сириус оставил это незамеченным. Он все равно задал очевидный вопрос: — А как тебе спалось? Ремус тут же возненавидел грусть, которая появилась в глазах Сириуса. Он просто терпеть не мог вызывать в его глазах тоску. Но не мог сбежать от нее, как и не мог оградить Сириуса от этого чувства. Грусть преследовала их. — Я всегда хорошо сплю, если ты рядом со мной. Это должно было быть мило и приятно, но они оба вздрогнули после этой фразы. Но я не буду рядом с тобой. Ремусу захотелось кричать.

***

В такие моменты все в аэропорту напоминало Ремусу больничное крыло, в котором он проводил так много времени в детстве. Все белое, шумное и безликое. Он чувствовал себя таким маленьким, крепко держа Сириуса за руку. Но ему было страшно, что если он хоть немного ослабит хватку, хоть немного отстранится, то Сириус растворится в море людей, станет пеной, его счастливым воспоминанием, и они даже не смогут проститься. Это было сродни кошмару. Дорога до терминала была долгой, и по тому, как Сириус то и дело поглядывал на часы, Ремус понял, что они не успевали. Но Сириус не торопился, продлевая последние совместные мгновения ради Ремуса. Они все время молчали. Ни один из них не знал, что сказать, Сириус понимал, что попытки вести привычную будничную беседу просто заставят Ремуса замкнуться. — Это ненормально! — крикнул он однажды, остановившись прямо посреди аэропорта. — Это неправильно, это несправедливо, и я не могу притворяться, что это не так. Сириус знал, что Ремус ненавидел плакать в присутствии других людей, но ему приходилось. Такие дни, как этот, всегда казались исключением из этого его правила. Поэтому Сириус молчал, он просто сжимал руку Ремуса, давая понять, что он все еще рядом. Он почувствовал, что шаги Ремуса замедлились, когда в поле зрения появились ворота с большой, нависающей цифрой десять. Ремус начал замедляться, все больше и больше, пока не потянул Сириуса назад за их переплетенные пальцы. Сириус попытался было не обращать на это внимания, пытался идти дальше, потому что если они остановятся, он боялся, что никогда не сможет дойти до ворот аэропорта. Ему требовалась вся его сила воли, чтобы дойти так далеко. Но Ремус был настойчив, и когда Сириус услышал легкую заминку в его дыхании, он, наконец, повернулся, обхватывая руку Ремуса обеими своими, согревая его холодные ладони. — Ре… Пожалуйста… — Я еще не готов, — дыхание Ремуса слишком быстрое и прерывистое, чтобы быть нормальным, его глаза предательски блестели. — Сириус, я не… я не смогу… — он покачал головой — на самом деле все его тело дрожит. — Я не смогу. Только не снова… Сириус бросил свой рюкзак на землю, прямо посреди дорожки. Его не волновало, что людям приходилось обходить огромную сумку, не волновало, кто что видит и думает. Вообще ничего сейчас не имело значения, кроме расстояния между ними, которое нужно было немедленно сократить. Он потянулся вверх, чтобы притянуть Ремуса и прижаться своим лбом к его. — Я знаю. Я все понимаю, любимый, я знаю. Это все, что Сириус мог сейчас сказать, потому что он чувствовал, как его горло сжимается от одного взгляда на лицо Ремуса. Он не мог сейчас заплакать. Он должен быть сильным для них обоих. Он понимал, что если заплачет, Ремус никогда не отпустит его, и он никогда не сможет уйти, а ему нужно было. — Я только что вернул тебя, я… — Ремус тут же возненавидел то, как жалко это прозвучало, но он был в панике. Он думал, что подготовился. В конце концов, он уже делал это раньше. Он надеялся, что позже станет легче, но как это возможно? Как можно было привыкнуть произносить прощай, увидимся через три месяца, пожалуйста, не умирай, пожалуйста, возвращайся домой, ты мне нужен? — Я хочу пойти с тобой. Наступила тишина. — Пока мое сердце бьется, ты всегда со мной, — Сириус вздохнул, рука скользнула от волос Ремуса к его щеке, и он провел большим пальцем по гладкой, покрытой слезами коже, стирая их. Сириус больше ничего не сказал, но это короткое молчание значило многое — по крайней мере, Сириус надеялся, что это так. Ремус несколько раз моргнул, пытаясь убрать слезы с глаз. Он должен был срочно сосредоточиться на чем-то другом — на чем-то хорошем. Например, на том, как красиво загорел Сириус, когда вернулся домой, какой он сильный, какой гордый. Как он ходит за Ремусом по дому хвостиком, словно влюбленный щеночек, по крайней мере, весь первый месяц. Но сейчас это было почти невозможно, и его мозг продолжал давать сбой. Вместо этого он попытался рассмеяться, и это вышло довольно плохо, но он должен был попытаться… для Сириуса. — Чертов идиот. Я обещал себе, что на этот раз не буду сходить с ума, — он оглянулся по сторонам, замечая, как несколько любопытных пар глаз перестали наблюдать за ними, когда поняли, что он их заметил. — Извините. Сириус тоже слегка улыбнулся. Ремус заметил, как его плечи опустились от облегчения, и он тут же ощутил в этом свою вину. Он знал, что не облегчает Сириусу отъезд. — Все в порядке… Я… я бы тоже немного паниковал. — Зная тебя, ты бы устроил настоящую сцену. Улыбка Сириуса на этот раз настоящая, он продел палец в петлю ремня Ремуса, притягивая их друг к другу еще ближе: — К черту… Ремус вздрогнул, когда громкоговорители ожили и воздух наполнился ровным женским голосом. Потому что это напомнило ему другой день — всего на секунду. Он почти почувствовал, что его не собираются оставлять одного на три месяца. — Рейс 307 — регистрация завершается. Убедительная просьба, всем опаздывающим на рейс пассажирам срочно пройти на стойку регистрации и предъявить свой билет, паспорт и весь багаж. Ремус сильно прикусил губу. Ему хотелось зажмурить глаза, отгородиться от всего этого, чтобы весь мир, кроме них двоих, исчез. Но он держал глаза открытыми и смотрел на лицо Сириуса, лицо, которое он не увидит еще очень долгое время. Паника угрожала снова накрыть его очередной волной, но он подавлял ее, он боролся за каждую секунду. Ремус любил Сириуса сильнее, чем боялся сойти с ума от паники. Руки Сириуса мгновенно оказались рядом, обвивая его вокруг талии, нежно поглаживая косточки бедер, потому что он знал, как Ремусу это нравилось. Ремус, однако, не знал, что делать со своими руками, куда деть их. Он хотел провести ими по недавно подстриженным коротким волосам Сириуса, запомнить это ощущение, потому что ему вдруг показалось, что он делал это недостаточно часто. Он хотел прижать их к его теплой шее, обвести ими лицо Сириуса, прикоснуться к маленькому шраму на верхней губе. В итоге он просто прижался к парню в униформе перед ним. Вероятно, он испортил всю тяжелую работу Сириуса с утюгом в это утро, но Ремус не мог заставить себя беспокоиться об этом. — Я- Они произнесли это одновременно. Просто смотрели друг на друга, потому что что тут можно сказать? И Ремус терпеть не мог эту часть. Он на дух не переносил прощания, потому что что, если… — Я люблю тебя, — Сириус поднял взгляд, когда по громкоговорителю объявили последнее предупреждение для пассажиров. Его хватка стала еще крепче, а взгляд впился в Ремуса, приковывая его к себе, как и всегда. — Я люблю тебя, ты знаешь, мне нужно… Ре, я так люблю тебя, я должен… — в глазах Сириуса почти мольба. Ты должен уйти, я знаю. — Я должен поцеловать тебя… Ремус едва позволил ему вымолвить слова, прежде чем рванул вперед, позволяя Сириусу увлечь его в поцелуй. Сириус целовал его отчаянно, он всегда делал это так, как в последний раз. Ремус позволял ему оставить синяки на его бедрах, потому что тогда у него хотя бы что-то будет, пурпурное, голубоватое напоминание… Ремус не мог удержаться от тихого стона, который вырывался, когда Сириус отстранился, утыкаясь в шею Ремуса. Они просто обнимали друг друга, покачиваясь на месте, чувствуя, как бешено стучали сердца друг друга. — Ты должен беречь себя, — пробормотал Ремус дрожащим голосом в ухо Сириуса. Он уткнулся носом в его волосы, глубоко вдыхая, отчаянно пытаясь окружить себя Сириусом, насколько это возможно. — Бродяга, ты должен вернуться домой. — Я всегда возвращаюсь домой. И Ремус знал, что последует дальше. Он почувствовал, как губы Сириуса прижимаются к его шее, как всегда. А потом, как он обычно делал, Сириус одним быстрым движением оторвался от него, слегка наклонился, чтобы закинуть рюкзак на спину, и побежал к стойке. Он не оборачивался, чтобы бросить последний взгляд — просто не мог. Потому что если бы он это сделал, они оба знали, что он прибежал бы обратно. три месяца Ремус смотрел, как Сириус скрылся за углом. Я всегда возвращаюсь домой. Он остался, пока самолет не превратился в точку в небе.

***

91 день Он заперся в одной из семейных ванных комнат аэропорта и проиграл очередную битву в своей войне с паникой.