Как это бывает

      Стайлз не помнил, как попал в больницу, но не удивился, что очнулся в ней. От нападения боль в спине пронзает его, когда он, лежа на животе, возвращается в сознание; он не двигается, ждет. Дожидается, когда боль стихнет, по коже бегут мурашки, волосы на затылке встают дыбом. Он вздрагивает и утыкается лицом в подушку, глубоко вдыхая запах стерилизованного, хрустящего, свежевыстиранного белья. Этого достаточно, чтобы его чуть не стошнило, поэтому он решает сесть. Движение только усиливает боль, разливающуюся по спине, словно огонь, лижущий кожу. На миг Стайлз позволяет стону сорваться с дрожащих губ.       В комнате он один, но ненадолго. Стайлз слышит скрип двери, и та медленно открывается. Он поднимает голову, чтобы посмотреть, кто это, и при виде лица Скотта осознание глыбой обрушивается на него. Он ждал кого-то другого. — Стайлз? — голос Скотта едва слышный, тихий, но он вызывает панический трепет внутри Стайлза, его сердце бешено колотится. — Я слышал, как ты проснулся... эй-эй... — Скотт пересекает палату, пока Стайлз пытается сделать еще один вдох. В комнате не хватает воздуха, а горло не слушается, и он задыхается в объятиях Скотта. — Стайлз, все в порядке, дыши, Стайлз. Дыши.       Скотт повторяет это как мантру, а Стайлзу кажется, что голова у него вот-вот взорвется. Он не может дышать, даже думать не может, потому что если попытается, то вспомнит. Он вспомнит другую причину, по которой он теперь в больнице, а потом...

***

      Стайлз просыпается лежа на боку, слегка вздрагивает и шипит, когда это вновь вызывает боль в спине. Скотт сидит на стуле в углу, но тут же встает, ожидая, что Стайлз проснется, подходит и встает рядом с ним, протягивая руку. Его пальцы касаются руки Стайлза, и под кожей змеятся черные линии. Стайлз отталкивает его. — Не надо, — стонет он и сжимается, когда его охватывает еще один приступ. Он не хочет, чтобы Скотт забирал эту боль.

***

      Уже стемнело, когда Стайлз снова проснулся. Он не знал, шли часы или дни, пока он спал, но, взглянув на стул в углу, на Скотта, который робко сидит на его краю, он подмечает, что на нем все та же одежда, что и раньше. Она порвана в тех же местах, разодрана спереди, рукав еле держится. Все в крови. Стайлз задается вопросом, что же случилось с остальными, потому что не может вспомнить.       Раздается стук в дверь, и Скотт медленно поднимается, чтобы ее открыть. Бесшумно входит Мелисса, наклоняется, чтобы проверить аппараты вокруг Стайлза, прежде чем остановить свой взгляд на нем. Он не хочет, чтобы на него смотрели именно так, но Мелисса и Скотт все равно глядят на него с жалостью. — Хочешь что-нибудь от боли, Стайлз?       Стайлз качает головой, и Мелисса уходит.

***

      Уже утром Стайлз открывает глаза. Он слышит шепот из дальнего конца комнаты и оборачивается, чтобы посмотреть через плечо на Дерека и Скотта, прижавшихся друг к другу в углу возле стула. Он не слышит, о чем они говорят, но Дерек явно выдвигает аргумент, который Скотт не может опровергнуть, судя по тому, как он пытается казаться значительнее и терпит неудачу в тени широких плеч.       Когда они замечают, что Стайлз пристально глядит на них, подходит Дерек. Он не пытается избавить его от боли, и Стайлз удовлетворенно вздыхает. Он хочет сохранить эту боль навсегда. — Хочешь пойти со мной, Стайлз?       Сердце Стайлза трепещет в груди. Он бы все отдал, чтобы услышать эти слова раньше, но не так. Не в эту минуту. Однако это неизбежно. Стайлз это знает. Он знает, куда Дерек хочет его отвести, и он знает, что в конце концов ему придется пойти.       Кивнув, Стайлз усаживается и понимает, что больше не связан ни с чем. Он не торопится и шипит сквозь боль, пока наконец не поднимается. Боль становится терпимой, чем дольше он стоит на ногах, но с каждым шагом марля, примотанная к спине, оцарапывает раны и вызывает новую боль, которая сперва обжигает, а затем, тая, обращается холодным окоченением. Это происходит слишком много раз, чтобы можно было сосчитать, Стайлз почти уверен, что к тому моменту, как они добрались до лифта, следы от когтей вновь стали кровоточить.       Пол в морге холоднее, чем в остальной части больницы, в которой и без того холодно. Стайлз дрожит, когда они достигают двустворчатых дверей. Его сердце колотится в груди, кровь так громко стучит в ушах, что все звуки вокруг стихли. Он предчувствует приближение новой панической атаки, но Скотт хватает его за локоть, и этого теплого прикосновения оказывается достаточно, чтобы заставить его войти в комнату.       Это все равно что идти по патоке или зыбучим пескам. Ноги Стайлза тяжелеют и, кажется, с каждым шагом все чаще волочатся по полу. Идти всего ничего, но кажется, что короткого пути от двери до накрытого стола в центре комнаты прошла целая жизнь. Под простыней лежит тело, которое Стайлз увидеть пока не готов. Он думает, что никогда не будет по-настоящему готов увидеть его, даже когда нужно, когда-нибудь в будущем, которое не настанет сейчас.       Он почти отступает назад, но Дерек хватает его за другой локоть, чтобы поддержать. — Все в порядке, — шепчет он слишком нежно. Мелисса ждет у стола и бросает на Стайлза тяжелый взгляд, прежде чем молча откинуть простыню. Весь воздух выбивается из легких, как будто его ударили в живот. Ноги на миг подгибаются, но Скотт и Дерек держат его, пока он не вернется в сознание, пока не сможет стоять сам. Одно дело видеть, как это происходит, другое — видеть последствия.       Стайлз не помнит, чтобы кожа отца когда-нибудь была такой холодной, даже зимой, но кончики пальцев замерзают, когда Стайлз прижимает их к щеке Ноа. Он опускает их к краю простыни, под подбородком отца, но Мелисса рукой останавливает его и качает головой. — Нет, Стайлз, не стоит... — но замолкает, когда Стайлз смиряет ее взглядом, а Скотт бормочет что-то вроде «все в порядке, мам», прежде чем она отступает.       Простыня соскальзывает легко, обнажая раны, которые должна была скрывать. Они глубоки, так же глубоки, как те, что на спине Стайлза. Но эти раны должны были убить, а не калечить, не напоминать. О смерти.       Стайлз даже не успел попрощаться.

***

      Стайлз не сможет сказать, как долго стоит и пялится на простыню, покрывающую тело отца, но к тому времени, когда он поднял голову, Дерек уже вышел из комнаты, а Мелисса сидит на табурете несколько дальше. Скотт все еще рядом с ним, сжимает его локоть в молчаливом товарищеском трауре. Стилински, вероятно, будет держаться за него всю дорогу до своей палаты, и хотя это должно утешать Стайлза, это только заставляет его чувствовать себя слабым.       Он был слаб, когда на его глазах разорвали глотку отца. Он был слаб, когда тварь повалила его на земь с такой легкостью, какой вряд ли обладали Дерек или Скотт. Сейчас он слаб и должен держаться за Скотта, будто без него бы уплыл.       Стайлз вырывает руку из хватки Скотта и выпрямляется, вновь морщась от боли, пронзающей спину, и внутри него вспыхивает внезапный гнев. — Стайлз... — протестует Скотт, но Стайлз уже разворачивается, чтобы выйти из комнаты. Он толкает одну из дверей и резко останавливается, когда находит Дерека в холле с Питером, о чем-то тихо разговаривающих. Однако они замолкают, увидев стоящего перед ними Стайлза. Он не знал, взглянул на них особенным взглядом или нет, или от него исходил запах гнева, но замечает, как их лица сменяются тревогой, как маской: от беспокойства до жалости.       Плевать.

***

      Когда Стайлз появляется в квартире Питера, уже три дня подряд идет дождь. Спать в джипе становится все труднее и труднее с тех пор, как несколько дней назад он выписался из больницы. Лежать на жестком сиденье может быть удобно лишь в течение определенного времени. Боль в спине начинает становиться постоянным напоминанием о том, что он должен быть дома, в постели, помимо всего прочего.       Но Стайлз не может вернуться домой. Поэтому он отправился к Питеру. — Чем обязан твоему присутствию в эту чудную ночь? — позади Питера сверкнула молния, и вскоре по многоквартирному дому прокатился раскат грома. Ливень настолько громкий, что Стайлз слышит, как тот барабанит по окнам в квартире Питера на всем пути от коридора.       Стайлз закатывает глаза, капли холодной воды падают с кончиков волос на лицо. — Мне нужно полистать твои книги, — бубнит он, дрожа от холода, проникающего через мокрую одежду. Питер приподнимает бровь и еще дальше высовывается за порог, обхватывая пальцами край двери. — А что ищешь? — Как убить дракона, — Питер наклоняется достаточно близко, чтобы Стайлз мог увидеть, как его приподнятая бровь вопросительно подергивается. Он не в настроении просить приглашения внутрь, поэтому ждет, пока Питер решит, что ему можно войти. Ему не приходится долго ждать, не тогда, когда Питер глядит на него, как на умирающую от желания быть открытой книгу. Он протискивается мимо Питера, который все равно оставляет ему мало места, и проводит рукой по его груди, оставляя мокрое пятно на его футболке.       Библиотека Питера невелика. Это даже не библиотека, а всего лишь один старый книжный шкаф, который простирается от пола до потолка. Тем не менее он забит книгами, и кажется, что знания в них бесконечны. Питер всегда берет с собой несколько на собрания, когда информации из интернета не хватает.       Стайлз бредет по квартире, шлепая мокрыми ботинками и разбрызгивая дождевую воду. Он слышит, как Питер позади него неодобрительно хмыкает, пробегая большими пальцами по полке. — Откуда ты знаешь, что он еще не мертв? — Питер подходит к нему, не помогая, но и не мешая Стайлзу.       Стайлзу кажется, что он нашел книгу, но осознает, что ошибся, и кладет ее на место, осторожно обращаясь со старым корешком. — Ты был у него в Доме Эха? — спрашивает он, не потрудившись взглянуть на Питера, пока тот продолжает поиски. Молчание Питера было громким. — О, вот. Как убить дра... — Питер оказывается ближе, наклоняется над ним, тянется на одну полку выше. Он излучает тепло, прижимается спиной к Стайлзу, хотя между ними всего несколько дюймов. — Спасибо, — бормочет он, когда Питер вручает ему книгу и кладет ее на кухонную стойку.       Он раскладывает книгу так, как будто это место принадлежит ему. Питер, кажется, не возражает, спокойно и внимательно наблюдает за Стайлзом, расхаживая по кухне. Стайлз слышит, как Питер наливает воду в раковину, но он слишком занят просматриванием страниц, чтобы обращать на это внимание. — Я не вижу здесь ничего, что могло бы помочь, — вздыхает он, проводя рукой по мокрым волосам. Вода попадает на стол, несколько капель падают на страницы, на которые он смотрит. Информация устарела, все это Стайлз уже знает, все это не поможет ему в будущем, поэтому он с еще одним вздохом закрывает книгу и бросает взгляд через плечо на Питера. Ему не нужно было знать, какую пищу любят драконы, или что по поверьям их чешуя была непробиваемой броней. — Я никогда и не говорил, что у меня есть какая-то новая информация, — отвечает Питер, ставя чайник, который он только что наполнил, на плиту. Он включает ее и откидывается на стойку и, скрестив руки на груди, глядит на Стайлза. — Хотя для меня большая честь, что ты решил прийти ко мне.       Стайлз пожимает плечами. — Думаю, это был неверный выбор, спасибо, — говорит он, направляясь к двери. Он не сможет далеко уехать на джипе из-за бури, так что впереди еще одна беспокойная ночь, пока утром не откроется настоящая библиотека. Стайлз поводит плечами, следы когтей на спине начинают зудеть.       Он чувствует, как Питер снова подходит к нему сзади. Сложно не почувствовать теплоту, которую излучает Питер, и иронию этой мысли. Стайлз промок до костей и дрожит от холода, который окружает его со всех сторон. — Ты истекаешь кровью, — замечает Питер, это не должно звучать так соблазнительно, но у Питера низкий, проникновенный голос. Если Стайлз снова дрожит, то это от холода, а не от пристального взгляда, который он ощущает затылком. — Наверное, — он уже почти добрался до двери, когда Питер схватил его за руку и развернул. Стайлз шипит, когда в спине вспыхивает боль, и изо всех сил пытается освободиться из крепкой хватки. Но она стальная, а Питер не отпускает. Нет, Питер глядит на него сверху вниз с той же заботой и жалостью, что и в больнице, и это вдруг становится невыносимым. Не думая о последствиях, Стайлз подходит очень близко и толкает его изо всех сил.       Слабо, и Питер не отходит слишком далеко, но подтекст и смысл ясны. Питер отпускает его. — На улице буря. — Спасибо, метеоролог Питер, — огрызается Стайлз в ответ. — Останься на ночь, — фыркает Питер, и от этого между ними становится намного теплее. Стайлз чувствует, как вспыхивает его лицо, становится трудно подавить вновь пробегающую по телу дрожь. — Я заварю чай.

***

      Душ Питера именно такой, каким его представлял Стайлз: высокая стеклянная дверь, достаточно просторная кабинка, чтобы вместить как минимум трех человек, две лейки для душа, встроенные прямо в потолок, и стены из темного камня, которые, казалось, впитали жар горячих брызг. Здесь пахнет Питером, странной густой цветочной хвоей, которая сокрушает. У него есть встроенная в стену полка с несколькими шампунями, мылом и кондиционером. Стайлз не торопится, перебирая их все, пока не находит те, запах которых ему нравится больше всего: жимолость и мята. Внутри бутылки без этикетки — настоящие кусочки мяты.       Вода обжигает кожу Стайлза, когда он стоит под ней. Это очень напоминает дождь, под который он попал ранее, вода так же льет прямо над ним. Однако здесь ему спокойно, шторм же был пугающим, холодным и недобрым.       Только выйдя из душа и посмотрев на себя в зеркало над раковиной, Стайлз обращает внимание на свою спину. Ему не нужно ее видеть, чтобы знать, в каком она состоянии, но он все равно смотрит. Следы от когтей еще свежи, в некоторых местах покрыты струпьями, но в других стянуты достаточно туго и кровоточат. Там, где кожа не треснула, она усеяна синяками: дракон не церемонился, когда наскочил на Стайлза и толкнул его на землю. Пятнистое месиво никуда не исчезло, но теплая вода помогла немного усмирить боль.       Одежда, которую Питер ему одолжил, проста: пара серых спортивных брюк и черная толстовка без рукавов. Она слишком свободно сидит на его поджаром теле, но Стайлз не жалуется. Прошло несколько лет со старшей школы, и, хотя он все еще строен, ему удалось нарастить мускулы до крепкой, хоть худощавой фигуры. Теперь все это, его старания, кажется просто бессмысленными. Его по-прежнему было легко столкнуть, словно он не тяжелее воздуха. Он не мог спасти своего отца.

***

      Питер невозмутимо ожидает его на кухне, две полные чашки чая стоят перед ним и напротив, на пустующем месте для Стайлза. Стайлз медленно садится, ткань худи неприятно натирает спину. Он вздрагивает и понимает, что Питер это заметил; он наблюдал за юношей так напряженно, что Стайлзу на секунду захотелось потерять контроль, просто чтобы узнать, сможет ли напугать Питера своим злобным взглядом.       Хотя он, честно говоря, слишком устал, чтобы делать что-то, кроме как пить чай. Он горячий и оседает внизу живота. Стайлз не может вспомнить, когда в последний раз ел. Или по крайней мере правильно питался. Коврики джипа завалены пакетами от фаст-фуда и крошками картошки фри, которую остервенело съедали, когда боли голода становились невыносимыми. — Могу я спросить тебя кое о чем, Стайлз? — Стайлз пожимает плечами в ответ, делая еще глоток и глядя на Питера. Повисает короткое молчание, прежде чем Питер снова говорит. — Допустим, ты узнал, как его убить... ты упомянул, что его упрятали в Дом Эха. Как ты собираешься до него добраться?       Стайлз снова пожимает плечами и пытается не обращать внимания на жжение в спине. — Я не думал так далеко вперед.       Питер на мгновение переводит на него взгляд. — Почему ты пришел ко мне? — Стайлзу незачем лгать; это не значит, что он должен оправдываться перед Питером. Слово «убить» уже было произнесено несколько раз. Стайлзу кажется, что его намерения уже должны быть ясны.       Но это не то, о чем спросил Питер. — Просто подумал, что ты поймешь, — шепчет он из-под края чашки. Тепло чая немного согревает его нос и щеки, и на мгновение Стайлз, кажется, уходит в себя, пялится на стол перед собой. — Стайлз, — голос Питера низкий, нежный, но требовательный. Он вытягивает Стайлза оттуда, куда он ушел, и возвращает в настоящее. — Что? — Стайлз бросает на Питера взгляд из-под ресниц. Если бы он смотрел куда-нибудь еще, он бы пропустил едва заметную гримасу на лице Питера, бровь, дернувшуюся вверх, и уголки рта, изогнувшиеся в едва заметной ухмылке. — Ты кажешься странно тихим. — Я сосредоточен.       У него на уме только одна цель, которая не включает в себя сидение без дела и распитие чая с погружением в свои мысли. Сейчас нет времени зацикливаться на них — Спасибо за чай, — отрезает Стайлз, вставая и собираясь уйти.       Питер обходит стол и вновь ловит Стайлза за руку, но Стайлз уже не отстраняется. Он слишком устал, чтобы бороться. — Снаружи ливень; в этом нет смысла, его там нет.       Стайлз замер, не зная, что делать. Пальцы Питера слегка впиваются в его руку, обжигая остывающую кожу. — Я просто отосплюсь в джипе, пока он не кончится, — говорит он, хотя на самом деле эта мысль ему ненавистна. — Глупость. Я же сказал, что ты можешь остаться здесь на ночь, — Питер тверд в своем предложении, Стайлз это видит. Зачем это Питеру он не может понять, из-за чего не решается принять предложение. Он собирается вновь отказаться, но тут Питер тянет его к дивану и давит на плечи. — Сидеть, — его пальцы вздрагивают на плечах Стайлза, когда он убирает их, задерживаясь, вероятно, слишком долго. — Хороший мальчик, — ухмыляется он и уходит в коридор.

***

      Диван такой же, как и душ, достаточно большой, чтобы на нем могла удобно разместиться вся стая. Однако Стайлз здесь один, и трудно не растянуться. Ночи, проведенные во сне (или дремоте, потому что Стайлзу не удавалось проспать целую ночь), плохо влияли на организм. Это приятное утешение, за которое он корит себя, чуть не потеряв из-за своего упрямства.       Снаружи бушует буря, грозно стуча в окна. Вдалеке гремит гром, и время от времени Стайлз замечает вспышку молнии за занавесками. Тут приятная, удобная обстановка для крепкого сна, но он, кажется, не может отключить свой мозг. О многом нужно думать, многое держать в голове. Например, часы, когда Дом Эха был закрыт для гостей, или воспроизведение в воображении атаки, чтобы узнать, помнит ли он какие-то слабые места дракона.       Или какие-нибудь воспоминания о Питере, в которых он мог быть милым. Стайлз может сосчитать по пальцам одной руки, в скольких случаях, включая сегодняшний, Питер проявил самоотверженность.       Это не дает Стайлзу уснуть, он все ждет подвоха. Он ожидал, что Питер вышвырнет его или по крайней мере поможет, а затем вышвырнет, а не будет вести себя как хороший парень, заварив ему чай и заставив спать в сухом, безопасном месте.       Стайлз барабанит пальцами по животу, поворачивая голову, чтобы посмотреть в темный коридор, где, вероятно, спит как младенец, Питер, довольный тем, что совершил единственное доброе дело в году. Вздохнув, Стайлз поводит плечами, шипя и замирая, когда по нижней части спины пробегает жало. От этого у него бегут по рукам мурашки, волосы на затылке встают дыбом, а по спине пробегает дрожь. Это только усиливает боль, так что Стайлзу приходится сдержать стон, когда он утыкается лицом в подушку.

***

      Стайлз привык внезапно просыпаться посреди ночи, привык к тому, что его одежда и простыни пропитываются потом, а сердце бешено колотится в груди. Почти ожидаемо, что он растеряется на несколько секунд, прежде чем реальность вокруг обрушится. В действительно плохие ночи его отец приходил и успокаивал его, держал его, пока он снова не засыпал. Иногда он давал Стайлзу стакан воды и повторял слова вроде «ты в безопасности» или «ты дома» как мантру, чтобы его успокоить.       Отец больше не сделает это, и хотя Стайлз давно привык просыпаться в тревоге, что делать дальше для него — темный лес. Часть его ждет, что отец вбежит в комнату, но другая часть, логическая часть, знает, что больше этого не будет. А потому Стайлз сгибается пополам на диване, свешивая с него ноги, чтобы упереться ступнями в пол. Он пытается успокоиться, но с трудом выговаривает слова. Он снимает толстовку и бросает ее на пол, потому что она кажется слишком тяжелой, слишком тесной.       Как раз в тот момент, когда он решает стиснуть зубы и обратиться к Питеру за помощью, Стайлз чувствует, как чужие руки давят ему на плечи, и чувствует согревающее присутствие тепла тела, прижимающегося к боку. На долю секунды ему кажется, что это его отец, но, когда он оборачивается, чтобы посмотреть, желудок скручивается при виде Питера. То смешанное чувство благодарности за то, что кто-то рядом, и грусть, что это не тот человек, которого он хочет видеть. — Дыши, Стайлз. Вот так, со мной, — голос Питера низкий и тихий, ровный, он глубоко вдыхает через нос и медленно выдыхает через рот. Стайлз повторяет за ним, и вскоре его сердце уже не бьется так быстро, как раньше. Его легкие определенно не лопнут вот-вот. Питер посылает ему ленивую улыбку, проводит пальцами по коже рук, позволяет Стайлзу немного прислониться к себе.       Когда Стайлз успокаивается настолько, насколько может, Питер встает и берет его за руку, ведет Стайлза по коридору в свою комнату, прямо в ванную. Стайлз садится на закрытую крышку унитаза и наблюдает за тем, как Питер молча берет мочалку и смачивает ее в теплой воде. — С-спасибо, — выдыхает Стайлз, он должен признать, что Питер сумел помочь ему, когда он в этом нуждался.       Питер опускается на колени, пока они не оказываются на одном уровне друг с другом. — Без проблем, — говорит он, осторожно утирая лицо Стайлза.       Он смывает пот, покрывающий Стайлза, как вторая кожа; теплая вода так желанна, что Стайлз закрывает глаза, чтобы ею насладиться.       Он вздыхает: — Я... — Тебе не нужно ничего объяснять, Стайлз, — а может, и нет. Может, Питер точно знает, что он сейчас чувствует. — Тебе тоже снились кошмары? — спрашивает Стайлз, открывая глаза как раз вовремя, чтобы уловить, как что-то промелькнуло в лице Питера, словно маска, скрывающая его. Ему не нужно знать, что мысли Питера снова в том огне, в том мгновении, когда он потерял своих близких.       Питер заканчивает вытирать лицо и встает, бросая мочалку на полку. — Снятся до сих пор, — кажется, пока это все, что он может дать Стайлзу.       Какая-то тяжесть наваливается на Стайлза, на пространство между ними. Питер не смотрит на него, уставился в зеркало перед собой. Стайлз точно не знает, зачем, но тянется и берет Питера за руку. «Солидарность перед лицом трагедии», — думает Стайлз. Питер немного отходит, чтобы ухватиться удобнее и потянуть Стайлза вверх.       Молча он ведет Стайлза обратно в свою комнату и к своей кровати. Прежде чем Стайлз успевает возразить, Питер уже срывает перед ним одеяло. — Не бойся. Кусаться не буду, — Стайлзу кажется, что он опускает слово «пока». В любом случае, он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом прямо сейчас. Он забирается под одеяло, и Питер вскоре следует за ним, протягивая руку назад, чтобы выключить свет на прикроватном столике.       Здесь уютно, определенно теплее, чем на диване, и намного удобнее, чем в джипе, но Стайлз не может сдержать учащенного сердцебиения, когда Питер подбирается к нему сзади и обнимает за талию, чтобы притянуть к себе. Он чувствует дыхание Питера на затылке, дуновения теплого воздуха, вызывающие покалывание в спине. Они затрагивают раны, и он дрожит от внезапного укуса. — Мой отец мертв, — внезапно произносит Стайлз в тишине комнаты. Кажется, он держал это в себе несколько дней, боясь сказать это, боясь поделиться этим. Это срывается с его губ, как признание.       Питер придвигается ближе, и, несмотря на вспышку жара вдоль спины, Стайлз прислоняется к нему. — Я знаю, — шепчет Питер, его губы касаются кожи на плече.       Стайлз не может остановить слез, когда они уже пролились, и проводит большую часть ночи, рыдая в объятиях Питера, прежде чем сон, наконец, овладевает им.

***

      С самого утра Стайлза мучит головная боль. Или, скорее, после полудня, если часы на прикроватной тумбочке не лгут, показывая одиннадцать тридцать два. Он просыпается один, на том месте, где был Питер, сейчас холодно. На мгновение Стайлз задумывается, что может просто встать и рискнуть пройтись по квартире, найти Питера, но траурное похмелье давит на него, затягивая еще глубже в матрас.

***

      Уже ночью Стайлз опять просыпается, или, по крайней мере, ему так кажется. Часы показывают восемь сорок пять. Он медленно моргает, приходя в сознание, и замечает, что он снова один. Он слышит, как Питер копается на кухне, через оставленную открытой дверь. Хочется встать, потянуть его за собой, но желание остаться в постели намного сильнее. Светящиеся цифры на часах становятся нечеткими, когда Стайлз смаргивает несколько навернувшихся слез. Он шмыгает носом и зарывается в толстое пуховое одеяло.

***

      Стайлз поворачивается в руках Питера к нему лицом, проверяя, спит ли Питер или нет. Он тянется, чтобы коснуться его лица дрожащей рукой, обводя очертания челюсти Питера, щекоча подушечки пальцев отросшей там щетиной. Рука Питера крепче сжимается вокруг его талии, притягивая Стайлза к себе, когда он приоткрывает один голубой глаз. — Извини, — шепчет Стайлз. Он хотел только посмотреть, но Питер выглядел таким умиротворенным, и хотя Стайлз чувствовал его дыхание у себя за спиной, почувствовал странную потребность прикоснуться к нему, просто чтобы убедиться, что он жив.       Питер разворачивает руку, берет ладонь Стайлза и молча кладет ее на свою обнаженную грудь, чтобы Стайлз мог чувствовать, как бьется его сердце под кожей. Это заставляет сердце Стайлза неровно забиться, а, когда он сильнее прижимает пальцы к груди Питера, чувствует, как сердце Питера бьется в такт с его биением.

***

      Обрывки воспоминаний в его сознании возникают позже, когда Стайлз вновь просыпается. Кожа прижимается к коже, горячая и потная, упругая и податливая одновременно. В одну минуту губы Питера оказываются на его губах, скользкие и пьянящие, с языком, который обжигает его губы и рот, когда Хейл вылизывает себе путь внутрь, а затем посасывает его шею, грудь, преследуя зубами, которые кусают и жалят его тело.       Стайлз помнит, как его пальцы запутались в волосах Питера, пока его опасный язык обвился вокруг головки его члена. Он такой твердый, что причиняет боль, желание, нужда сжигают его изнутри.       Член Питера набухает в его руке, скользкий от слюны и пульсирующий под пальцами Стайлза. Раздаются стоны, но Стайлз не может вспомнить, кто издавал эти звуки: он или Питер; он может вспомнить только жар, и пот, и Питера, двигающегося на нем и под ним. Губы на губах проглатывают стоны, когда Питер входит в него. Он помнит, как трясся под Питером, держался из последних сил, пока тот трахал его, двигаясь бедрами и шлепая; руки обнимали его, прижимая к телу Питера, заливая его тихим рокотом и случайно вырвавшимся мурчащим рыком, о существовании которого Стайлз даже не подозревал.       Он не уверен в том, что сказанные им бессвязные стоны и слова, хоть где-то что-то значат. Он не мог удержаться, оттого чтобы не произнести слова обожания, жадности, бессмысленного эгоизма.       «Пожалуйста... пожалуйста, не останавливайся... боже, Питер... так хорошо, мне так хорошо…»       Он помнит, как Питер зарычал, когда вошел внутрь, тело прижалось вплотную к Стайлзу бедрами, когда Стайлз кончил; живот Питера, скользящий по его члену, так сильно терся, что заставил Стайлза всхлипнуть; он не осознавал, что сдерживался.       Потом чужие губы оказались на его плечах, руки на талии, и вдруг Питер накрывает своим телом половину тела Стайлза, они оба лежат, дышат и отходят. С этим воспоминанием он снова засыпает.

***

      Невозможно сказать, что больше болит по утрам, но Стайлз просыпается от боли повсюду. Голова раскалывается, зад ужасно жжет, а желудок вот-вот скрутится в три узла. Ему не требуется много времени, чтобы встать и доковылять до ванной, рвотный позыв сильнее желания оставаться в постели. Закончив, он не спеша возвращается к кровати, готовясь снова заснуть, но из коридора доносятся голоса, и Стайлз подкрадывается к двери, чтобы подслушать через щель. — Дома ему будет лучше, — тон Скотта может показаться вежливым, но если Стайлз может уловить в нем оттенок альфы, который МакКол пытается продемонстрировать Питеру, то, вероятно, Питер тоже понял. — Он взрослый и может уйти, когда захочет, — звучит беспечно, но да, Питер слышал тон, которым, по мнению Скотта, он приказывает. — Питер, — начинает Дерек, — я не знаю, что за игру ты затеял, но…       Стайлз прочистил горло, достаточно громко, чтобы быть уверенным, что все в кухне услышали его. Молча он хватает худи без рукавов и натягивает его, открывает дверь и шагает по коридору, пока не оказывается перед ними. Скотт и Дерек стоят на одной стороне кухни; Питер сидит напротив них. Перед ним стоит чашка кофе, и когда Стайлз входит в комнату, Питер не спеша встает и наливает ему чашку. — Ребят, что вы здесь делаете? — он понимает, что его голос звучит дерьмово, но ничего не поделаешь. Минуту назад его вырвало желчью. Скотт переминается рядом с Дереком, не зная, идти ему к Стайлзу или нет. Дерек морщится, и Стайлз стреляет в него взглядом. — Что? — звучит так же резко, как он и хотел.       Стайлз не очень хочет видеть их прямо сейчас.       Скотт откашливается, переводя взгляд на Питера, который ставит чашку рядом со Стайлзом, а затем снова на него. — Просто… тебя не было дома несколько дней, я… мы беспокоимся о тебе.       Стайлз пожимает плечами, замечая, что ткань больше не задевает раны на спине. Он скучает по жжению. — Я в порядке, — бормочет он, прислоняясь к столешнице. — Мы можем отвезти тебя домой, если хочешь… — Я не хочу. Правда, — Стайлз снова приближается к Питеру, ловя на себе еще один взгляд, который Дерек бросает в его сторону. — И не хочу, чтобы вы были здесь, парни, — Скотт выглядит обиженным. И пусть. Пусть он выглядит так, будто его отпинали, избили и распотрошили, потому что именно так сейчас себя чувствует Стайлз. Все, что он чувствует, — это ноющее давление, сжимающее сердце, печаль и гнев, бурлящие в животе. Так им, потому что... потому что они... — Уходите.       Скотт выглядит так, будто хочет что-то сказать, но Дерек кладет руку ему на плечо и тихонько отводит к двери. Они уходят с тихим щелчком двери, и Стайлз оседает на стул рядом с Питером, чувствуя себя так, будто все силы ушли вместе с ними.       Питер тихо пододвигает полную чашку кофе к Стайлзу. — В такие времена не стоит отталкивать людей, — комментирует он.       Стайлз вздыхает и тянется за чашкой. Он делает глоток и тут же морщится. — Я не отталкиваю. У меня есть ты, — Питер усмехается, и Стайлз отваживается сделать еще один горький глоток. — Фу, не могу. У тебя нет сахара или сливок? — Просто попроси, — отвечает Питер, вставая, чтобы взять их.       Стайлз смотрит, как Питер приносит их ему, но прежде чем он успевает отойти, Стайлз тянется, чтобы схватить его за руку. — Извини. Я такой некультурный.       Питер наклоняется, слегка касается губами Стайлза и улыбается. — Не нужно быть добрым ко мне, Стайлз. Я нехороший парень, — он ускользает от Стайлза и уходит в коридор. Стайлз пытается насладиться кофе, но горечь остается на языке.       Все происходящее горько ему неприятно.

***

      Он здесь уже несколько дней, и хотя он не против спать в джипе, Питер, кажется, не возражает, что Стайлз занимает место в квартире. Они почти ничего не делают, просто сидят и смотрят телевизор или читают. Иногда Питер заказывает еду или уходит за продуктами, чтобы приготовить.       Ночью Питер берет Стайлза за руку и тянет в постель, где они, свернувшись калачиком друг к другу, засыпают. Иногда Стайлз засыпает в слезах, иногда просыпается посреди ночи и нуждается в Питере, на что Питер всегда отвечает участным вниманием.       Несмотря на всю домашность происходящего, Стайлза преследует мысль о мести, но он заходит в тупик, когда дело доходит до поиска путей в Дом Эха. — Ты можешь обследоваться. Тебе больше восемнадцати, — предлагает Питер однажды утром за завтраком. Стайлз отказывается от всего, кроме рогалика и чашки кофе, и таращится на Питера. — Это последнее, что я хочу делать, — Питер пожимает плечами и продолжает разгадывать кроссворд. — Почему у меня такое чувство, ты нарочно не помогаешь, — Стайлз надувает губы.       Питер ухмыляется, записывая карандашом слово. — Я никогда не говорил, что помогу тебе. Месть — сложная штука, и иногда лучше, чтобы ею занимался только тот, кто ее ищет. Становится сложнее, когда есть побочный ущерб.       Стайлз откусывает от своего рогалика. — У тебя была медсестра, а потом Дерек, — указывает он с набитым ртом, сглатывая, прекрасно понимая, что это довольно странный разговор за завтраком.       Снова пожав плечами, Питер кладет газету на стол. — Они хотели помочь, а я нет.       Стайлз ворчит во время следующего укуса. Этот вкус уже надоел, поэтому он отодвигает остатки рогалика. Он видит, что Питер наблюдает за ним, когда он кладет голову на стол, прижимаясь к скрещенным рукам. Сон в последнее время настигает его чаще, чем обычно, потому что бодрствование слишком утомительно. Он чувствует, как его уносит, а, закрыв глаза, чувствует, как пальцы Питера пробираются в его волосы.

***

      Пробуждение — приятный контраст с внезапным переходом в сознание. Стайлз чувствует, как Питер проводит рукой по его спине, дрожит, когда кожа покрывается мурашками. Раны стали заживать, покрывшись струпьями на неглубоких участках, синяки приобрели тошнотворный оттенок желтого. Пальцы Питера кажутся нежны, когда проводят по ним ленивыми линиями. Стайлз глубоко вздыхает, приоткрывая глаза. — Наверное, тебе следует встать, — голос Питера ласков, но под ним скрывается настойчивость. Стайлз усаживается, смотрит, как Питер встает и выходит из комнаты. Он спешит схватить брюки и толстовку, вскакивает с кровати и спешит по коридору на кухню.       Дерек сидит на кухне, отчего-то свирепо нахмурив брови. — Что такое? Что случилось? — сердце Стайлза начинает биться чаще, потому что Дерек не выглядит так, будто он здесь для праздной беседы. Дерек переводит взгляд со Стайлза на Питера. — Кое-что случилось в Доме Эха, — он делает паузу, вероятно, потому, что слышит ускорение сердцебиения Стайлза. Сердце определенно прямо сейчас делает сальто в его груди. — Сэм Уотерли сбежал, — говорит он, — или его схватили, — добавляет, подумав.       Стайлз переводит взгляд с Питера на Дерека. — Кто?       Челюсть Дерека сжимается, и он сглатывает, прежде чем заговорить. — Дракон.       Стайлз не может сдержать внезапный смех, который вырывается у него изо рта, но ему удается превратить его в саркастический смешок. — Ух ты. — Ты... — начинает Дерек, устремляя взгляд исключительно на Стайлза, который отвечает тем же взглядом. — Ты что-то сделал?       Ничего себе, действительно. Стайлз фыркает, высунув язык, чтобы провести по нижней губе. — Пахло так, будто я имел к этому какое-то отношение? — Дерек, кажется, обдумывает его ответ или делает паузу для драматического эффекта. В любом случае это выводит Стайлза из себя. Он рад, что Скотта здесь нет, чтобы сдержать его. — Нет, — в конце концов признается Дерек. — Но я должен был спросить.       Стайлз скрестил руки на груди. — Ты знал? — Стайлз... — Нет, — Дерек напряжен, не знает, что сказать или сделать. Стайлзу на самом деле все равно, хотя он и злится. — Вы запихали его туда, ты и Скотт. Это твоя ответственность. Я не стану помогать вам найти его.       Дерек нервничает. Стайлзу не нужно быть сверхъестественным, чтобы это заметить. Он шевелит большими пальцами рук, сложенных на столешнице. Его брови, кажется, застыли между движением вверх по лицу и попытками остаться на месте. Стайлз никогда раньше не видел Дерека таким. Испуганным, обеспокоенным, шутливым — он видел, как на его лице раз или два проскакивала большая часть спектра человеческих эмоций, но никогда не нервозность. И никогда раньше он не сидел так перед ним. — Его зовут...       Стайлз бьет ладонью по столу прежде, чем сообразит, что этого делать нельзя. Это жалит и посылает боль рикошетом вверх по руке. — Мне, блять, насрать, как его зовут.

***

      Перед уходом Дерека проходит еще какое-то время, но Стайлз отказывается слушать остальное, поэтому баррикадируется в комнате Питера, пока младший Хейл не уйдет. Прежде чем войти к нему, Питер тихонько стучит в дверь, хотя в этом нет необходимости. Стайлз сидит в центре кровати, закутанный в несколько одеял, из-под которых высовывается только голова. Питер закатывает глаза, глядя на него, но скорее в шутливой форме, чем в раздражении, почти в нежности.       Стайлз задается вопросом, когда же он стал разбираться в повадках Питера Хейла. — Как рука? — Что они собираются делать? — взрывается он вопросом, чуть не жужжа из-под кучи одеял.       Питер не торопится распутывать его, откидывая одеяла вниз и в сторону. — Искать его, наверное, — он пожимает плечами, беря Стайлза за руку, которой тот хлопнул по столу. Она больше не болит, но он позволяет Питеру перевернуть ее и изучить блуждающими пальцами.       Стайлз откидывается назад, растянувшись на одеялах. Питер следует за ним, устраиваясь между ног Стайлза, наполовину улегшись на его грудь. Он никогда не думал, что Питер будет таким милым, что ему понравится лежать на нем, прижимаясь ухом к тому месту, где находится его сердце, чтобы слушать, но Стайлз этим наслаждается, проводя пальцами по волосам Питера. — Я тоже хочу пойти его поискать. — Я знаю, — но Питер не уйдет от Стайлза в ближайшее время.

***

— Блять.       Питер вздыхает, закатывая глаза. — Со скрытностью у тебя проблемы, да?       Стайлз шевелит руками и пальцами, освобождая ногу от зарослей, в которые он ступил. — Видал, какие длинные? — В своей постели, — ухмыляется Питер, и Стайлз чувствует, как краснеют его щеки. Он толкает Питера за руку, когда они огибают какие-то деревья. Лес кажется очевидным выбором для поиска зла, это место, где они выследили его в последний раз, но Стайлз задумывается, вернется ли зверь туда, где на него в последний раз напали, или же пойдет домой.       У него еще остался скриншот дела, который отец открыл на компьютере участка, но Стайлзу он особо не нужен. Название улицы и номер дома выжжены в его мозгу, и в любом случае это не имеет значения. Стайлз не включал свой телефон с тех пор, как выписался из больницы. Слишком много людей, слишком много вопросов, слишком много слов соболезнований.       Он валяется в джипе, спрятанный в бардачке, Стайлз разберется с ним позже. — Что там?       Питер на мгновение останавливается, осматривая местность. — Нет, ничего. Не думаю, что наш друг здесь.       Стайлз вздыхает и засовывает руки в средний карман толстовки, которую выцыганил у Питера. — Он не мой друг, — бурчит он, оглядываясь в последний раз. — Мы могли бы сходить к его дому или вернуться в Эхо и глянуть, сильнее ли там запах. — А что ты будешь делать, если мы его найдем? — Замочу. А ты чо думал? — хотя он понятия не имел, как. Нож в сердце или обезглавливание казались беспроигрышным вариантом, но ножа у него не было. У него была только бита, которая лежала в потной ладони, пальцы которой сжались так сильно, что за последние двадцать минут побелели.       Питер подкрадывается к Стайлзу. — Какой ты уверенный в себе, — мычит он, убирая несколько выбившихся волосков со лба Стайлза. — Гораздо легче сказать, чем сделать, знаешь ли, — листья в окружающей их тишине громко захрустели под их ботинками. — Ты уверен, что у тебя хватит духу на это, Стайлз?       Ресницы трепещут, когда Стайлз закрывает глаза, наслаждаясь нежным прикосновением. До сих пор странновато осознавать, что Питер может быть таким, даже после всего, что он сделал. Хорошим и нежным. Те же самые руки, которые касаются его, убивают, их когти пропитаны кровью людей и чудовищ. Стайлз хочет чувствовать ту же уверенность, знать, что то, что он чувствует, нормально, но Скотт, засевший у него в подкорке, шепчет слова сомнения. Страха. — Я пришел к тебе не просто так, — он не позволит остановить себя, не может.       Питер ухмыляется и проводит той же нежной рукой по затылку Стайлза, хватая его за загривок и дергая, пока шея Стайлза полностью не открывается ему. Стайлз всхлипывает, морщась, застигнутый врасплох внезапным движением. Однако он не отходит, даже несмотря на то, что его сердце предупреждающе трепещет в груди.       Он тянется, чтобы схватить Питера за руку, впиваясь пальцами в ткань его пальто, когда Хейл наклоняется ближе. Губы касаются его шеи. Язык проходит по его кадыку, который с усилием подпрыгивает, когда Стайлз сглатывает; зубы царапают кожу в том месте, где шея переходит в плечо. — Ты долго держался, — бормочет он в изгиб шеи Стайлза. — Я помню, — выдавливает Стайлз, стараясь посмотреть на Питера под тем углом, под которым тот согнулся. — А теперь большой злобный волк скажет, что я должен уйти?       Питер низко рычит, грохот его груди вибрирует по коже так, что Стайлз может это чувствовать. — Осторожно, малыш. Или я заставлю тебя пыхтеть, стонать и сосать мне посреди леса.       Стайлз издает горький смешок, потому что от любого другого это прозвучало бы глупо или нелепо, но из уст Питера это звучит как вызов, и Стайлзу не терпелось что-нибудь сделать. Он был готов, он выжидал и готовился к охоте, и вот они стоят здесь ни с чем. Стайлз был готов ударить или пнуть кого-нибудь.       Обхватив ногу Питера, Стайлз дергается, выводя Питера из равновесия, и тот падает на землю. Поскольку его пальцы еще в волосах Стайлза, вполне естественно, что он тоже падает вниз, обрушиваясь на заметно возмущенного Питера. Есть всего несколько секунд, чтобы перевести дух, прежде чем Питер отпускает его, толкая так, что он оказывается сверху.       Однако Стайлз не отступает, и вместе они возятся и катаются в грязи, листьях и кустах, пока Стайлз вновь не приземляется на спину; очень острая палка утыкается в больное место. Он шипит, но Питер наклоняется над ним, его глаза блестят, что может означать, что он либо хочет съесть Стайлза, либо трахнуть. — Если бы у тебя был хвост, ты бы сейчас им завилял, — Стайлз усмехается.       Питер хмурится: — Какая абсурдная мысль. Ты испортил все настроение. — А не отвлекаешь ли ты меня часом? — выдыхает Стайлз, тяжело дыша под Питером, чьи волосы хоть и торчат во все стороны, но в остальном он ничуть не выглядит растрепанным. Сволочь. — А от чего, — Питер отталкивается от Стайлза, отряхиваясь и оставляя парня лежать на земле, — я могу тебя отвлекать?       Стайлз просто приподнимается на локтях, наблюдая, как Питер похлопывает по одежде, вытирая прилипшие к ткани листья и грязь. — От осуществления моей мести, — говорит он, расправляя плечи и шевеля пальцами для выразительности. — Кажется, ты размяк, — фыркает он, гордясь двусмысленностью своих слов и тем, как это заставляет Питера взглянуть на него. — Ты же говорил, что не хочешь мне помогать.       Закатив глаза, Питер хватает Стайлза за переднюю часть его толстовки и тянет вверх, словно тот ничего не весит. — Это было вчера. И вообще, не стоит верить тому, что я говорю, — он отряхивает пыль и со Стайлза. — Разве ты еще не понял?       Стайлз протягивает руку и хватает блуждающую ладонь Питера, на мгновение останавливая старшего. — Я в курсе. И доверяю тебе, — он никогда не думал, что способен на это, но Питер никогда не лжет ему, никогда не обманывает, никогда не заставляет Стайлза думать, что что-то является чем-то другим. По крайней мере Стайлз надеется, что нет. Что бы ни было между ними, одна беда или спонтанное решение прятаться от друга, оно единственное поддерживало Стайлза, особенно когда он должен был разлететься на куски.       Где-то там, во взгляде Питера, что-то меняется, и Стайлз это замечает. Он не разобрал, что это: жалость или понимание, — но Питер подходит ближе и притягивает Стайлза к себе, собственнически сжимая пальцы на ткани толстовки. — Не стоит, дорогуша, — губы Питера почти не шевелятся, произнося невнятные слова, но Стайлзу все равно, стоит или не стоит. Теперь уже нечего беспокоиться.       Он бросается вперед, притягивая Питера ближе, чтобы поймать его губы с грубостью, которую, он уверен, Питер оценит (если рокот в его груди в ответ на что-то указывает). Языки, и зубы, и болезненные поцелуи в молчаливом согласии с... неважно, с чем.       Питер отводит их назад, прижимая Стайлза к дереву. Шероховатая кора царапает кожу на плечах и руках, давя на чувствительные точки, которые еще не зажили. У него вырывается стон, но Питер не отстраняется, не обращает внимания. Он толкает Стайлза дальше к стволу, пока парню не приходится отрыть рот, чтобы закричать от боли, пронзающей спину. Питер низко рычит и набрасывается на шею Стайлза, тупые человеческие зубы царапают и кусают отданную ему плоть. Стайлз в ответ толкается бедрами вперед.       Руки блуждают, находя опору на плечах Питера. Стайлз крепко сжимает их, чувствует, как прокатываются мышцы, когда пальцы Питера находят шнурок спортивных брюк, которые Стайлз решил забрать вместе с толстовкой. Они легко спадают, когда Питер просовывает руки под резинку. Ночной воздух обдает холодом его бедра, но руки Питера теплы, пальцы вжимаются в бедра, дразняще медленно скользят по коже, вызывая мурашки.       Стайлз издает еще один звук. — Питер, — выдыхает он, покачивая бедрами, пока рука Питера мягко не касается его члена. Он полутвердый, но быстро встает, когда Питер обхватывает его пальцами. Стайлз не может сдержать стонов, срывающихся с губ, — хочу тебя. Пожалуйста...       Питер проглатывает их, накрывая рот Стайлза своим, языком он проводит по нижней губе юноши, проникая внутрь, чтобы попробовать звуки, которые Стайлз не может перестать издавать. Звуки, которыми Питер, кажется, не может насытиться, он медленно доводит Стайлза до болезненно-жесткого уровня жара возбуждения. Его ладонь скользит по головке члена Стилински, мокрого от предэякулята, который из нее сочится, и окутывает его тело влажным жаром. Бедра Стайлза вздрагивают, толкаясь в руку Питера, и он стонет в рот оборотня, после чего Питер скользит вниз к его челюсти, шее, к чувствительной точке под ушком. — На колени, — шепоток проходит по коже, и Стайлз беспрекословно подчиняется, единственная жалоба — сдавленный стон, когда рука Питера оставляет его эрекцию, чтобы расстегнуть собственные брюки. Стайлз охотно помогает, его длинные пальцы уже стягивают боксеры. Член Питера упруго подпрыгивает под одеждой, вызывая у мужчины стон. Стайлз смотрит на него снизу вверх, наклоняется к руке, сжимающей его подбородок, и облизывает одну длинную вену на нижней стороне члена Питера.       Питер снова стонет, когда Стайлз берет его в рот. Они могли охотиться, возможно, они уже нашли бы дракона, но Стайлза не волнует эта заминка в плане, когда он может выделывать с Питером своим языком такое, отчего тот изо всех сил пытается сопротивляться желанию толкнуться дальше в рот без предупреждения.       Он мог бы быть дома, перебирать вещи, помогать «неофициально, но официально» закрыть дело о «нападении медведя» на его отца, организовывать похороны и тому подобное, но Стайлз предпочел быть здесь, на коленях посреди леса, безрассудно пускать слюни на член Питера, пока не заболит челюсть, а затем еще немного.       Будь прокляты следствие и приговор.

***

      В джипе тесно, но Питер все равно обнимает Стайлза, вплотную к его ногам, заключая тело в клетку рук, обхватывая его и держа. Питер обычно любит не торопиться, и медленные, томные толчки сводят Стайлза с ума, но сегодня они оба кажутся отчаявшимися. Отчаянно желающими обладать, чувствовать, вдыхать тяжелый воздух.       Бедра Питера толкаются в быстрой последовательности, сильно и грубо, так что Стайлз может лишь ахнуть, сделать короткие, резкие глотки воздуха и выдохнуть в изгиб шеи Питера: — Б-б-б-б-б.... блять... блять! о боже… — джип скрипит и раскачивается в такт толчкам Питера, но скрип заглушается низким рычанием в груди оборотня. Он грохочет, вибрируя там, где трется о грудь член Стайлза.       Стайлз стонет под ним, тепло сосредотачивается внизу, и он чувствует, как нарастает оргазм, кончики его пальцев рук и ног теряют всякую чувствительность. Ему просто нужно немного больше, больше Питера внутри, и рядом, и...       Питер почти тут же замирает, так внезапно, что Стайлз удивленно фыркнул. — Что такое? — выдыхает он, но Питер медленно качает головой, поднося палец ко рту, призывая к тишине. Жар между ними выгорает, потухая, и сердце Стайлза бьется уже от страха, а не от удовольствия. Он наблюдает за Питером с широко раскрытыми глазами и вниманием настолько пристальным, насколько это возможно после того, как его так внезапно оторвали от интимного процесса. Будто затянулся тусклый туман, Питер отстраняется, а Стайлз не может сдержать стон в глубине горла, когда мужчина выходит из него.       Питер снова натянул брюки, застегнул ремень и заправил рубашку тремя быстрыми движениями. Он сидит на водительском сиденье, глядя через капот джипа в темноту леса. Стайлз садится, находит свои спортивные брюки на коврике и сдвигается, чтобы натянуть их обратно. Он разозлится из-за того, что их прервали, позже, потому что сейчас слишком напуган, чтобы чувствовать что-то еще. — Оставайся здесь, — шепчет Питер, выходя из джипа и тихо закрывая за собой дверь. Несмотря на то, что он не хочет, Стайлз слушается и смотрит, как Питер уходит вперед. Уже поздно, уже точно комендантский час, и темно. Луна не освещает местность, спрятавшись и нависая над верхушками деревьев, отбрасывая жуткую черноту за передней частью джипа.       На несколько секунд повисает тишина, и Питер поднимает голову, возможно, пытаясь найти источник того, что ему послышалось. Единственное, что слышит Стайлз, это свое собственное тяжелое дыхание. Он пытается успокоиться, остатки возбуждения улетучиваются, когда он наблюдает за тем, как Питер оглядывается по сторонам. Он как будто собирается что-то сказать, но прежде чем успевает, буквально исчезает из поля зрения Стайлза.       Стайлз быстро вытаскивает из кармана ключи и вставляет их в замок зажигания, заводя машину, чтобы включить фары. Они включаются, осветив деревья и подчеркивая тени, но Питера не видать. Стайлз осторожно окликает его, но не получает ответа.       Он выходит из джипа, закрывает за собой дверь, но забыв захватить биту, которую он ранее оставил на заднем сиденье, и оглядывается, пытаясь оценить обстановку. — Питер? — кричит он тихим и хриплым голосом. — Питер! — но никакого ответа. Сердце Стайлза бешено колотится в груди, когда он обходит переднюю часть джипа. Питера нет рядом, поэтому Стайлз поворачивается к ряду деревьев, на который светят фары.       Там, прямо за деревом, Стайлз замечает руку Питера. Она не двигается, и, наверное, остальная часть тела Питера не двигается тоже. Осторожно и как можно тише Стайлз делает несколько шагов к нему.       У него было не так много времени на раздумья, когда в него врезается крепкая фигура, сбивая с ног. Его голова резко отскакивает от твердой земли, заставляя всхлипнуть. Он не успевает что-нибудь сделать и чувствует, как его переворачивают, и спина прижимается к холодной земле.       Похоже, им не нужно было охотиться на дракона, поскольку это он охотился на них. Стив, или как там его назвал Дерек, загнал Стайлза в угол. Судя по всему, это был парень его возраста, угловатый, с короткими колючими волосами и кожей, возможно, даже бледнее, чем у Стайлза. Его глаза, совершенно ярко-желтые, жар, который излучало его тело, и когти, цепляющиеся за толстовку Стайлза, свидетельствовали о том, что он был кем угодно, только не человеком.       Бита лежит рядом, но вне досягаемости, ну а как иначе? Стайлз не может пошевелиться, чтобы достать ее, он оказался в ловушке под рычащим над ним монстром. Стайлз отталкивает его, дергается, пытаясь получить хоть какое-то преимущество, но затем оно садится ему на грудь и выбивает воздух из легких. Они горят, Стайлз пытается вдохнуть, пальцы шарят по земле, ища опору, чтобы выкопать или схватить что-нибудь, что можно использовать как оружие. Там нет ничего, кроме листьев и грязи, поэтому он пытается бросить их парню в лицо, но это ничего не дает.       Руки дракона тянутся к его горлу, крепко сжимая его, большие пальцы впиваются в трахею, ограничив поток воздуха, кончики когтей вонзаются под подбородок и затылок. Стайлз паникует, поднимает руки, чтобы вцепиться в чужие, царапается и дергается. Он чувствует, как когти вонзаются глубже, когда его пальцы сжимаются. Он не может даже всхлипнуть, не говоря уже о том, чтобы позвать на помощь. Его бедра уже давно перестали дергаться вверх в попытке сбросить парня, а ноги беспомощно болтаются на земле.       Он пытается оглянуться, чтобы увидеть Питера, но не может пошевелить головой, его взгляд начинает мутнеть, он замирает, глядя на монстра. Его отец быстро погиб после того, как дракон разорвал ему горло. Похоже, у Стайлза не было такой роскоши. Он будет медленно умирать, не в силах смотреть ни на кого, кроме монстра над собой. Руки будто обжигают его плоть, и, возможно, так оно и есть. Может быть, у драконов есть способность сжигать одним прикосновением. О них мало что написано что в бестиарии, что в книге, которую дал Питер. Может быть, Скотт и остальные извлекут из этого урок, и Стайлз сумеет помочь в последний раз.       Желтые глаза тускнеют, затененные верхушки деревьев над ними сливаются во тьму. У Стайлза кружится голова, а во рту пересыхает. Его конечности отяжелели, пальцы едва сжимают тыльную сторону чужих рук на шее. Те сжимают его крепче, и оставшееся в нем дыхание застревает в груди. Веки кажутся тяжелыми, и он закрывает их. Как приятно было бы уснуть.       Кажется, он улетает.

***

      Его вырвали из жизни, или, скорее, разорвали его грудь, когда зверь, когтями вцепившись в торс Стайлза, спрыгивает с него. Стайлз кричит, выгибаясь кверху, кашляя, давясь и глотая воздух, как тонущий. Его грудь горит, кровь вытекает из дыр на его толстовке, и пачкает ее.       Его зрение возвращается, в глазах скачут волны света и теней. Ему требуется мгновение, чтобы услышать что-то помимо шума крови, приливающей к голове, но затем слева от себя он слышит рев и, оглядываясь, видит Питера и дракона, кувыркающихся на земле. Хейл получает нехилый удар, но ныряет обратно, чтобы укусить дракона за шею, в ответ получая искаженный крик. Никакой чешуи, отмечает Стайлз, лишь обычная кожа, которую Питеру легко разорвать клыками.       Стайлз не теряет времени даром, его голова раскалывается, шея болит, но он хватает биту. Он вскакивает, волоча за собой биту, и бросается на помощь Питеру. Питер отстраняется ровно настолько, чтобы Стайлз одним решительным взмахом поднял биту вверх. Раздается тошнотворный треск, когда он ударяет монстра по голове, и тот вяло опадает на землю, скуля и хватаясь за рану. Питер слезает с него, и Стайлз подходит, встает над ним, твердо поставив ноги по обе стороны его извивающегося тела.       Он здесь, прямо перед ним, дракон, этот сверхъестественный парень, который, вероятно, может быть таким же нормальным, как и любой из волков. Черт, Стайлз, возможно, даже ходил в школу с этим парнем, но прямо сейчас он видит только того, кто так внезапно и без промедления забрал у него отца. То же самое делает и Стайлз, сильно ударяя битой по лицу. Он разбивает ему нос вторым ударом и выбивает зубы третьим. Его руки давно опустились по бокам, он больше не сопротивлялся и не боролся.       Стайлз должен остановиться. Нет причин продолжать, но он снова и снова бьет битой, пока на его одежде и лице не появится больше крови. Питер не оттаскивает его. А Стайлз не останавливается, пока не слышит, как кто-то зовет его по имени. Что-то нечеткое, размытое, очень похоже на багрянец, который он видит из-за крови, капающей ему в глаза, но оно приближается и становится громче, а затем он слышит Скотта, чувствует Скотта, когда волк чуть не отрывает его дракона.       Бита вылетает из его рук, падает на землю, когда Скотт хватает Стайлза за толстовку, прижимая его к ближайшему дереву. — Стайлз! Какого черта ты делаешь!       Стайлз толкает его, потому что, черт возьми, на этот вечер ему хватило. — Слезь с меня! — он кричит, толкается, пока Скотт в конце концов не отпускает его. Его дыхание становится судорожным, он вновь забыл, как дышать, он даже не был уверен, что дышит вообще, ведь его легкие перестали работать, когда чудовище взяло его в плен.       Все возвращается в фокус: лицо Скотта, которое не должно выглядеть таким потрясенным; тело Дерека, согнувшееся над остатками черепа, который разнес Стайлз; и Питер, шагающий к нему и хватающий за локоть, чтобы удержать. До этого момента Стайлз даже не осознавал, что едва мог стоять без помощи.       Дерек встает, чтобы подтвердить то, что все они уже знают. Трудно не заметить мозговое вещество, хлюпающее в густом потоке телесных жидкостей, костей и зубов. Стайлза тошнит, но жжение в груди приземляет его и удерживает, как и рука Питера на его локте. Она немного щиплет, но он чувствует не боль, а скорее приятное облегчение давления. — Мы не убиваем, — говорит Скотт дрожащим голосом, глядя на Стайлза. В его глазах слезы, но Стайлз не уверен, из-за кого Скотт плачет больше. Из-за его или дракона? Из-за парня, лежащего мертвым всего в нескольких футах от них, или из-за его лучшего друга, которому так больно, что он совершил немыслимое.       Стайлз проводит тяжелым языком по нижней губе. Он уже слышал раньше, как гнут эту линию. Он помнит ночь под дождем, то, как Скотт смотрел на него, когда они поссорились из-за Донована и за того, что было правильным и неправильным, и это очень похоже на то, как он глядит на него сейчас. Тогда это тоже относилось к отцу, но сегодня Стайлз был настроен решительно. — Не знаю, что ты хочешь услышать, Скотт, — он выдыхает, прислонившись спиной к дереву за собой. Он чувствует себя усталым, боевой настрой покидает его с каждым выдохом. — Бля.       Лицо Скотта искажается, ожесточается, как и его челюсть, когда он сжимает зубы. Вот он, момент, который действительно имеет значение, и хотя Дерек и Питер снова стоят на противоположных сторонах, только от Скотта и Стайлза зависит, что произойдет дальше. — Стайлз… — он уже слышит, как начинается: оправдания, объяснения, как будто ему нужно сказать, почему, почему…       Стайлз не знает, зачем это делает, то ли потому, что не хочет, чтобы Скотт закончил предложение, то ли потому, что уже знает, что тот собирается сказать, но все равно бросается вперед и бьет Скотта кулаком в челюсть. Это удивляет всех, Скотта больше всего, когда он отшатывается назад, никак не ожидавший этого. У него не остается синяков, крови или чего-то подобного, чего Стайлз хотел бы. Он почти уверен, что Скотт больше не чувствует боли, кроме того первого укуса. А вот Стайлз чувствует ее в своем кулаке, костяшки пальцев пульсируют, как будто он ударил кулаком стену, а не лицо своего лучшего друга.       Он хочет пошевелить пальцами, но все, что может сделать, это зашипеть, когда боль пронзает его руку, локоть, за который Питер давно перестал цепляться. В том, как Скотт смотрит на него сейчас, нет ничего нового, ничего такого, чего Стайлз никогда раньше не видел. Словно предательство, растерянность и грусть застыли в его кривой челюсти. Точно так же, как в ту ночь под дождем.       Питер снова прижимается к нему, скользя рукой вниз, чтобы схватить его за запястье. Его тянет назад, в сторону джипа, но он не может оторвать взгляда от Скотта. Он должен остаться, думает он, но он не хочет слушать, что говорят Скотт и Дерек, и не хочет больше смотреть на их глупые лица. Дерек делает несколько шагов вперед, выходя из-за спины Скотта. Кажется, он хочет что-то сказать, но не может, будто слова застряли у него в горле, и он не может выдавить их, как бы напряженно он ни смотрел, как уходит Стайлз.       Наверное, ему вообще не нужно было заходить к Питеру, но Стайлз рад, что это сделал. Они в мгновение ока оказываются в джипе.

***

      Прошло несколько минут, но зеркало в душе уже запотевает. Стайлз проводит пальцем по нему, случайно размазывая розовое по стеклу, что только усиливает его ужасающее отражение. Повсюду крошечные капельки крови, на его лице, на одежде, которую он одолжил у Питера. Он тянется, чтобы провести пальцами по волосам, живот скручивает в предупреждении. Нельзя использовать кровь для укладки волос, думает он, независимо от того, насколько хорошо она справляется со своей задачей.       Питер идет к нему с несколькими полотенцами в руке. Стайлз наблюдает за ним через отражение в зеркале, но когда Питер смотрит на парня через зеркало, тот отрывает взгляд, опуская его на раковину. Та усыпана крошечными красными точками, из-за влажности воздуха Стайлз потеет. Поразительный контраст: ярко-красные пятна на ослепительно-белом фоне раковины.       Что-то справа привлекает его внимание: электрическая бритва, аккуратно лежащая на полке. Стайлз тянется к ней и берет в руку, прежде чем взглянуть на себя в зеркало. Он даже не спрашивает, перед тем как включить ее, но как раз, когда он собирается поднести ее к голове, Питер прочищает горло. — Ну-ка, позволь мне. — предлагает он, разворачивая Стайлза и забирая у него электробритву.       Стайлз прислоняется к краю раковины и закрывает глаза, когда жужжание становится ближе. Он чувствует, как его волосы падают прядями на уши, на шею. Некоторые даже падают на тыльную сторону ладоней, щекоча кожу. Питер наклоняется ближе, прижимается к бедрам Стайлза своими, и тот раздвигает ноги, чтобы Питер был как можно ближе. Он даже кладет руки на бедра Питера, проводящего электробритвой по его волосам. Начинают падать крупные пряди, и Стайлз вздыхает, словно с плеч валится груз потяжелее. Он помнит, как расчесывал волосы летом перед вторым курсом.       Он боролся с кошмарами, которых у него давно не было, с графиком сна, который, казалось, никогда не совпадал. Он старался проводить со Скоттом как можно больше времени, но ночи, когда его отец работал допоздна, всегда были трудными. Он хотел перемен, а проще всего было сменить прическу. Один быстрый взмах бритвы, и она исчезла, словно это был ответ на все вопросы, пресловутая метла, сметающая кошмары и тревогу. Когда-то это работало, и прямо сейчас Стайлзу нужно, чтобы это сработало опять.       Питер выключает бритву, проводя рукой по голове Стайлза, вероятно, чтобы проверить, нет ли участков, нуждающихся в бритье, и Стайлз вздрагивает от кончиков пальцев, слегка царапающих кожу головы. Он чувствует, что теперь может дышать, поэтому делает глубокий вдох, открывает глаза и видит, что Питер смотрит на него. Стайлзу хочется улыбнуться, но все, что он может сделать, это наклониться и поцеловать внутреннюю сторону запястья Питера.       Струя воды обжигает кожу Стайлза, она такая горячая, что полностью смывает запятнавшую его кровь, такая горячая, что сжигает следы когтей на груди. Они все еще немного кровоточат, стекая по животу, ногам, смешиваясь розовыми полосами на полу кабинки, прежде чем исчезнуть в канализации. Он не шарахается, когда к нему присоединяется Питер. Он вообще почти ничего не делает.       Питер разворачивает его и проводит пальцами по волосам Стайлза, смывая пену шампуня, которая стекает по щекам. Питер возится дольше, чем необходимо, вода уже смыла все, но это приятно, и Стайлз не хочет, чтобы это прекращалось. — Мне не полегчало, — шепчет он в тишине.       Руки Питера ложатся ему на плечи, разворачивая его лицом к себе. — Месть и не должна облегчать. Она необходима, но никому не нужна, лапушка, — он опускает руку, натыкаясь пальцами на свежие следы от когтей на груди Стайлза. Тот вздрагивает, но не отходит. Лишь немного наклоняет голову набок, покоряется Питеру и вздыхает, когда Хейл низко рычит и сильно прижимает его к одной из стен душевой кабинки. Неровные борозды камней впиваются в больные места на спине.       Рот Питера оказывается на его шее прежде, чем Стайлз успевает сморгнуть слезы с глаз, скользя зубами, дергая воспаленную кожу. Он никогда не кусается, только дразнит, и Стайлз стонет, когда горячий язык высовывается, чтобы преследовать места, где были зубы, за синяками, оставленными драконом. — Я совсем один, — вздыхает он, поднимая руки и хватая Питера за плечи, притягивая их вплотную друг к другу. Руки Питера стараются прикоснуться ко всему сразу, хватают Стайлза за бедра, пальцы нажимают на точки на его животе, скользят, чтобы ухватиться за зад, сжимая, будто он месит тесто. — У тебя есть я, — шепчет Питер ему в шею.       Пальцы Стайлза проникают в волосы Питера, хватаются и дергают. — А я тебе нужен? — стонет он, поднимая одну ногу, чтобы обхватить Питера за талию. Он уже чувствует твердую эрекцию Питера своим бедром.       Еще одно низкое рычание, а затем Питер захватывает губы Стайлза в горячем поцелуе языком, зубами и грубой щетиной вдоль рта. — Мне никто не нужен, — стонет он, скользя рукой вниз, чтобы обхватить пальцами оба члена, подтягиваясь, прижимаясь своей рукой к руке Стайлза. Грубо и немного больно, но Стайлз только сильнее притягивает Питера. Ему нужно это: боль, сильное давление и ломота в теле, которая выстреливает крошечными ударными волнами под кожей. — Но я хочу тебя. — Блять, — стонет Стайлз, потому что быть желанным приятно.       Жаль, что он уже сбрил волосы, потому что теперь Питеру не за что ухватиться и потянуть. Поэтому его рука ложится на шею Стилински, пальцы касаются багровеющих синяков, как будто он сделал их сам. На миг Стайлз замирает, отстраняясь ровно настолько, чтобы посмотреть на Питера, прежде чем сжать длинную шею пальцами мужчины.       Боль пронзает Стайлза, яркая и оглушающая, перед глазами рассыпаются звезды. Он вздрагивает, по коже бегут мурашки, и Стайлзу приходится впиться пальцами в руки Питера, чтобы тот держал, боясь, что отключится, если не сделает этого. — Питер, — вздыхает он, прильнув к нему, когда оборотень притягивает его для еще одного горячего поцелуя. — Позволь мне забрать тебя, Стайлз, — шепчет Питер ему в губы, и во второй раз за несколько мгновений Стайлз замирает и отодвигается так, чтобы взглянуть Питеру в лицо, чтобы убедиться, что то, что он услышал, было правдой. Питер смотрит на него сверху вниз, лицо его раскраснелось, зрачки расширились; волосы, мокрые и взлохмаченные, красиво свисают по голове; все это для него, для Стайлза.       Питер опускает руку на шею Стайлза, к плечу, и притягивает в объятия — честный и открытый жест. Конечно, несколько дней они часто валялись, сплетя конечности на диване или в постели, руки всегда находили предлог, чтобы прикоснуться друг к другу, но прямо сейчас объятие казалось интимнее всего, что Стайлз пережил в этой квартире. С Питером. За все время.       Без колебаний Стайлз обвивает руками Питера, прижимаясь лицом к изгибу его шеи, вдыхая его запах. Может, у него и не волчий нюх, но ему все равно нравится, как пахнет Питер. Питер сжимает его в объятиях, и ни один из них не пытается отстраниться, чтобы продолжить то, чем они занимались. Стайлз делает еще один вздох облегчения, и еще один груз, о котором он и не подозревал, падает с его плеч. — Ага, давай, — фыркает он, прижимаясь к коже Питера. — Увези меня подальше, — потому что здесь находиться он больше не может.