Hidden

Синдзи быстро направляется к Нагисе, хватает его за плечи и ошеломлённо смотрит в глаза. — Что случилось? Икари-младший шепчет чужое имя и чуть приближается к беловолосому парню. Каору отводит взгляд и поджимает губы. Ему стыдно, что его увидели вот таким. Израненным. — Последствия нападения ангела. Но никто не собирается укладывать меня в больницу, потому что они считают, что этого недостаточно. А считают они так, потому что я смог каким-то образом проскочить мимо них, не засветив сильно поражёнными местами, — послышался хриплый ответ, — и я быстро регенерирую, — добавил Нагиса, прочищая горло. Речь Каору была быстрой и чёткой, несмотря на то, что сейчас внутри он максимально подавлен. Он ведь не должен был попасться. Каким образом его друг застал это зрелище? Не закрылся? Или забыл, что приглашал того в гости? А может, не убрал за собой бинты с прошлого раза, когда был у Синдзи, и тот догадался? Вопросы по пребывании Синдзи в его комнату накладывались слоями и образовывали логические несостыковки, но оставалось лишь мучиться в догадках и предположениях, потому что за время, пока парень пытался хотя бы подняться и пройти на кухню, он уже успел снова уйти в себя и абстрагироваться. Как ему вообще удалось дойти до своей комнаты? Видимо, шоковое состояние повлияло. Каору чуть ли не сжимается в маленький комок, закрывает глаза, устало выдыхает и прикладывает ладонь к кровоточащей ране на другой руке, дабы закрыть ее от чужих глаз. Но в результате он только еще сильнее пачкает себя кровью. Хочется испариться. — Нет, стой, нужно обработать, — всё, что смог выдавить из себя Синдзи. Он осторожно потянулся к чужому запястью, будто спрашивая разрешения, и накрыл его своей ладонью, почти неощутимо поглаживая костяшки, чтобы хоть немного успокоить его. Икари-младший уже не так сильно блокирует свои действия по отношению к Каору, как обычно. И Нагисе ничего не остаётся, как поддаться и вести себя как можно тише — он ведь и так испытывает вину за то, что находится в таком положении перед кем-то, а Синдзи такой человек, который не может не беспокоиться, зная о том, что у кого-то близкого проблемы. По крайней мере, такие у светловолосого парня мысли. Каору уверен в Икари, как в друге, и что он не стал бы закрывать глаза на такое состояние дорогого ему человека. И Каору был прав.

***

Раны и ссадины аккуратно перебинтовали или заклеили пластырями, а перед этим хорошо обработали. Нельзя было не заметить, что Синдзи старался сделать это как можно нежнее и трепетнее, словно перед ним находился не человек, а хрустальная ваза, прежде разбитая и готовая снова рассыпаться на маленькие кусочки. Вместе с осознанием, что его друг вот так вот осторожно всё делает, к Нагисе пришли бабочки в животе. Но одновременно от этого же факта отношение к себе становилось хуже. Он тратит время и нервы Икари, занимает его внимание, заставляет переживать за себя. И как бы сильно в самом испорченном уголке сознания это не считывалось как нечто радостное, все равно преобладал в первую очередь стыд. Скорее всего, Синдзи так спокойно обрабатывал и перебинтовывал чужие раны, потому что сам потерялся между своими реалиями, взглядами на Каору и настоящим. Он не мог до конца осознать факт о состоянии Нагисы, пусть и физическом, но предполагал, что тот мог скрывать свои повреждения. Почему предполагал? Каору улыбается, помогает и обнадёживает. Обнадёживает, помогает и улыбается. Каору успокаивает. Он будто кот, белый и пушистый, с красными глазами, садится на больное место и лечит, спасает. Всех, кого видит, и кто в этом нуждается. И кто просит. Но мало процентов людей думают о том, как ему самому, а если и думают, то не осмеливаются с ним поговорить о таком, не желая портить ему настроение, ведь тогда волшебная улыбка пропадет, и образ чудесного спасителя в их глазах померекнет. Каору ведь тоже человек. Он физически не может постоянно радоваться, улыбаться и успокаивать других. У этого его поведения должна быть обратная сторона. И чем лучше он вживается в роль защитника, тем сильнее противоположность настоящего Нагисы. К нему можно подобрать много сравнений; одни из самых подходящих: губка, которая впитывает в себя чужой негатив, или же пластырь, надежно закрывающий собой рану. Но почему Икари сейчас думает о ментальном здоровье Каору, а не о физическом? — Ты так трепетно ко мне относишься, — единственная за долгое время фраза, озвученная Нагисой. Хотелось еще добавить «Прости, что так вышло», но смелости не хватило. Он потупил взгляд на сидящем перед ним Синдзи и после осознания сказанного нервозно поправил свободной рукой воротник рубашки, потому что её было некуда деть. Икари-младший молчал. Сначала он внимательно рассматривал парня, что находился напротив, потом вздохнул и немного опустил голову, дабы не сверлить того взглядом. По-другому этого не делать не получалось. Ответ крутился на языке, но парень не смел его вот так вот выпалить — нужна была немного другая формулировка, ибо то, что он уже давно хочет сказать, воспринялось как можно мягче, и можно сказать, правильнее. Любовь между двумя парнями. Как на это смотрит Каору? А смотрит ли он на это вообще? Напугает ли его тот факт, что к нему испытывает романтические чувства человек того же пола? Или же он вовсе будет испытывать отвращение к Икари, узнай он о его чувствах? Загнанный в жёсткие рамки человек всегда беспокоится о том, что он делает и говорит является в обществе нормальным, а что нет. Конечно, сейчас он может попытаться провернуть в своем сознании что-то наподобие «Это я так вижу, и моя точка зрения не зависит от чужой», но ведь это неправда. Сначала это был самообман, чтобы не казаться жалким в своих же глазах, потому что принимать себя вот таким не хочется, а потом это стало явью. Мнение общественности вклинилось в бедную человеческую голову настолько, что она уже сама подсознательно считывает лишь то, что примут другие, не пытаясь понять и проанализировать своё мнение насчёт чего-либо. И Синдзи правда хочет ответить, а не просто покрыться румянцем, мило улыбнуться и отвести взгляд. Не то что бы это был действительно шанс, и всё то, что он так отчаянно пытается в данный момент перефразировать к месту, но доля процента есть. И чем больше он молчит и думает, тем сильнее нарастает его тревожность. А чем сильнее становится его тревожность, тем сильнее он нервничает. Его взгляд, в миг ставший серьёзным и волнующимся, устремился прямо на Нагису. — Прости, если я сказал что-то не так, — беловолосый парень обхватил свои колени, — это не то, что ты подумал, — и уткнулся в них, пытаясь хоть как-то спрятаться. — Да нет, не в этом дело, — и чем дальше заходила ситуация, тем отчетливее кричал голос в голове у Икари-младшего, что назад пути нет. Ладони вспотели. Чёрт. Он прячет их за спину. Сказать нечего. Эти мысли с ужасом оставляют после себя липкое ощущение, что сейчас он многое потеряет. Из-за самого же себя. Загнал в угол свой мозг, — я нечаянно задумался кое о чем, прости. Идиот. Слабак. Самое глупое, что он мог сказать в оправдание своей реакции на простую фразу без какого-либо подтекста. Жаль, что без какого-либо. А может, это просто Синдзи так думает.