Мне тоже.

–Слушай, его реально пришить? – Витя прикладывает оторванный рукав к плечу, поднимая глаза на Космоса, который вот вот языком цокнет от такого, как ему кажется, тупого вопроса. –Да какой "реально"? Я тебе десять таких куплю, – Космос отбирает у Пчёлкина рукав, не смотря на то, что тот старается зацепиться за него всеми пальцами, будто это последний кусочек реальности, и швыряет на асфальт. *** Витя спотыкается и кубарем катится по снегу, пачкая в грязи и без того испачканное в крови лицо. Следом за ним летит и Космос, также падая, но он больше чувствовал злость, нежели страх, чего нельзя было сказать о Вите. К ногам парней летят лопаты. Пчёлкин понимает чего от них хотят и поднимает до жути перепуганные глаза на Космоса, ища поддержки, но тот лишь крепче сжимает челюсти, скрипя зубами, будто вот-вот врежет Вите со всего размаху. Но этого, конечно, не происходит. Холмогоров злится не на Пчёлкина, а на тех тварей, которые заставляют сейчас их рыть себе братскую могилу, на тех тварей, что смеют даже пальцем тронуть Витю. Его Витю. *** –Поехали домой. – Космос пытается отряхнуть полы пальто от грязи, но выходит плохо. –К кому? – Витя выглядит не менее потрёпанным, но всё ещё безумно напуганным. Голос дрогнул. Пчёлкин смотрел на Космоса так, как не смотрел никогда ранее, так как только умел, одновременно с нажимом, но всё же нежным. –У тебя день тупых вопросов? Какая разница к кому?! Ты посмотри, как мы выглядим! Где твои замашки педанта, где твоё сумасшедшее желание всегда выглядеть безупречно? Тебя волнует сейчас, к кому мы едем? Я вот хочу просто отмыться и согреться. Пчёлкин, нас только что чуть не убили, а ты спрашиваешь к кому мы едем? – Космос говорил громко, чуть ли не кричал, но не смотрел на Витю. Он знал, что если посмотрит, то что-то в сердце снова надломится как и полчаса назад. *** Витя стоит в глубокой яме по самые плечи и понимает, что вот так всё и кончится. Вот так, с измазанным в крови лицом, с трясущимися руками и Космосом рядом. По грудь в земле, вот так всё и кончится. Доигрались, мальчики. Космос крестится и незаметно тянет руку вниз, цепко хватаясь за Витины пальцы, желая почувствовать их в последний в своей жизни раз. Он жмурится, боясь повернуть голову. Боясь, что в Пчёлкина попадут на одну секунду раньше и Космосу придётся увидеть обмякшее тело, что сползает по его плечу и валится на землю, больше не чувствуя ничего. Но выстрелы раздаются где-то выше, теряясь в бесконечном пространстве разума, и не давая понять, что их решили просто припугнуть. Всё выглядело максимально натурально. Витя резко хватается за рукав космосовского пальто и по щекам начинают катиться слёзы, обжигая кожу. Космос успел испугаться, что в Витю всё-таки кто-то попал и ему больно. Отчасти, так оно и было. Вите было больно. Но боль эта была не от пуль, да и вообще не была физической. Она сидела глубоко в сердце много лет, а сейчас вырвалась наружу, когда Витя понял, что вот так может всё потерять. Даже то, чего так и не приобрёл. *** Пчёлкин сидит на уже давно потрескавшейся табуретке и ритмично покачивается из стороны в сторону, чуть ли не бьётся головой о подоконник, находясь в неком трансе и вслух считая удары стрелок на настенных часах. Он не понимает, что чувствует сейчас. Все чувства и эмоции смешались в один огромный комок глупостей и заморочек, напоминая снежный ком, что беспрерывно и беспрепятственно катится вниз, становясь с каждым оборотом всё больше. –Тебе может чаю налить? – Космос ставит чайник на плиту и две кружки на стол, наконец-то бросая взгляд на Пчёлкина. И внутри что-то всё таки надламливается. Сердце сжимается от одного взгляда, что в одну секунду застывает, оставаясь где-то глубоко в душе и разрывая невидимую нить, за которую держался Космос, чтобы не утонуть, – Вить... Это родное и одновременно колкое "Вить" цепляет Пчёлкина крючком под рёбра, возвращая в реальность и заставляя перестать считать секунды. Он опускает глаза, но не может и слова сказать, чтобы ответить хоть что-нибудь. Губы сами смыкаются в тонкую ниточку. Витя отворачивается к окну, роняя голову на сложенные на подоконнике руки. Космос подходит сзади и кладет большие ладони на плечи Пчёлкина, стараясь хоть кончиками пальцев ощутить его, чтобы понять, что он жив и он здесь. Что это всё не очередная выдумка под действием наркотиков, а реальность, которую можно потрогать. –Я люблю тебя. И мне страшно пиздец... Вот так. Двумя фразами две самые страшные тайны Виктора Пчёлкина становятся чем-то, что заставляет Космоса вдохнуть, приводя себя в чувство. –Мне тоже. Космос утыкается губами в светлую макушку, но даже не целует, а просто прислоняется и делает ещё один тяжёлый вдох. Парни даже не понимают, что только что Витя признался в любви другу детства. Причём признался не шутливо, не скрывая это за пеленой вечной кривой улыбки, а напрямую и на полном серьёзе. Когда до Пчёлкина доходит, что именно только что прозвучало, он развернулся к Космосу, убирая его руки со своих плеч. –Ты вообще слышал, что я сказал сейчас? – Витя смотрел куда угодно, но только не в глаза Холмогорову. –Слышал, – Космос говорит мягко и очень тихо, будто с ребёнком, боясь напугать Витю ещё больше. – Я даже ответил. –Оба предложения слышал? – Вот старые часы на стене, что мерно отсчитывают секунды до следующего момента времени, когда у Пчёлкина остановится сердце к чертям от такого напряжения. Вот кружки в красный горох. Одна из них со сколом, надо купить новую. Вот чайник уже минут пять свистящий на плите. Куда угодно, только не в глаза. Куда угодно. –Пчёлкин, день тупых вопросов? Космос надрывно улыбается, но эта улыбка резко сменяется серьёзностью и новым надломом в сердце. Пчёлкин не отвечает, он не хочет ничего говорить, собирая все силы, чтобы посмотреть на Космоса. Он боится утонуть. Потеряться в этом огромном межзвёздном пространстве, что было внутри Холмогорова. Где-то глубоко в его душе, но оно было. Неизведанное, пугающее, но такое манящее и соблазнительное. Космос берёт себя в руки и собирает все мысли и чувства, решая, что не стоит больше медлить ни с чем и никогда. Их несколько часов назад чуть не убили. Чуть не расстреляли к чертям. И чуть не похоронили в одной могиле, не разбираясь больше ни в чем. Холмогоров подхватывает Витю под руки, как тряпичную куклу и сажает на подоконник, чтобы их лица были примерно на одном уровне. По щекам Пчёлкина катятся слёзы. Космос едва касается подбородка Вити, заставляя того поднять глаза и всё таки раствориться в Космосе целиком и без остатка. Плевать теперь как правильно, а как нет. Сильные руки смыкаются на талии, а губы тянутся к чужим губам. Плевать теперь, что можно, а что нельзя. Пчёлкин закрывает мокрые от слёз глаза и поддаётся навстречу, желая почувствовать вкус губ, на которые так долго смотрел. Плевать теперь, живы они или нет, главное, что сейчас они вместе. Космос едва коснулся сухих губ и медленно их поцеловал, прижимая Витю к себе крепче, боясь то ли из окна выронить, то ли просто выпустить из рук. Поцелуй казался безумно долгим, таким тягучим и желанным, но не страстным, а скорее просто смелым, медленным и больным. Он царапал душу, как кошка старый диван, цепляясь своими когтями за тонкие ниточки. И Витя не знал, то ли ниточки эти рвутся, то ли у него просто инфаркт от радости и страха. Но как только Космос оторвался от желанных губ, Пчёлкину показалось, что этого поцелуя вообще не было, будто время пролетело по щелчку пальцев, убегая куда-то прочь с бешенной скоростью. –Ещё... Пожалуйста... – Витя выглядел, как маленький котёнок. Кудри высохли и пушились, падая прядками на лицо, от чего Космос только кратко улыбнулся одним уголком губ. –Ещё? – Космос гладил Пчёлкина большим пальцем по щеке, заставляя того забыть обо всём на свете и чуть ли не мурчать от спокойствия. –День тупых вопросов? – Пчёлкин перенял эту фразу, пытаясь разрядить обстановку и отшутиться. Опять прячась за своей кривой усмешкой. –Вить... – И Витя снова клюёт на этот крючок, уже самостоятельно цепляя его себе под рёбра и поддаваясь вперёд для нового поцелуя, который всё таки получает, но в лоб. –Пожалуйста... – Витя сам потянулся за поцелуем, но Космос отвернулся, чуть опуская взгляд, –Холмогоров, ты издеваешься надо мной или че? – Космос не отводил взгляда от белых кудрей, от зелёных глаз, от высохших дорожек слёз и от влажных от поцелуя губ. Ему хотелось просто исчезнуть, и одновременно остаться на этой кухне навсегда. –День т... – Но Пчёлкин не даёт Космосу договорить и сам вовлекает его в чувственный поцелуй. И больше не важно, что было несколько часов назад. Больно всё равно не будет. Больше не будет никогда. И больше не важно, на сколько тупых вопросов ещё не ответит Космос, упрекая Витю в том, что вопросы всё-таки тупые. Больше не важно, что чайник свистит уже черт знает сколько, но не отвлекает хозяина от мягких губ. Больше ничего не важно. Пчёлкин растворился в своём Космосе без остатка, заставляя того почувствовать тоже самое, летая между звёзд глубокой души.