30 февраля.

Ваня, наверное, уже говорил, что Серёжа — худшее, что случалось в его жизни. Жожо, как цунами, как гребаный смерч сметает всё на своём пути и доезжает с одного конца Москвы в другой, даже не запыхавшись, не вспотев. За сраные двадцать минут. Ваня его не любит. Вы чего. Просто у Серёжи кучеряшки милые и в его телефоне много фотографий сельского заката. Возможно, Дипенсу это нравится, а может он просто выёбывается. Какая разница, если Ваня всё равно вам не расскажет? Утро у Вани не удаётся: будильник он благополучно игнорирует, продолжив витать в приятных сновидениях, а когда в одиннадцать тридцать утра вскакивает, путается в одеяле и больно шлёпается на пол. На языке крутиься множество ругательств, пока он пытается освободиться от плена злосчастного одеяла. Вот дерьмо, думает Ваня, замечая, что его телефон валяется вместе с ним, с трещиной внизу экрана. «Замечательно, блеск, мега-супер-пиздец!». Но потом он думает, что он, вроде бы, мальчик богатый и сможет позволить себе новый. Хоть и жалко. Но зато у него появилась причина избавиться от всех фотографий Серёжи, которых у него было больше, чем сохранённых скринов из аниме. Жожо — колорадский жук, только липнет он не к картошке, а к Ване, пожирая его изнутри. От него не избавиться химикатами, в соде его не утопишь, а как бы хотелось. Ваня вздыхает и у себя в голове придумывает новое ругательство, чтобы стебать своего друга по-новому отвратительно: «Бульбаш». Бульба — по-беларусски картофель. И Ваня замечает некоторое сходство с картошкой и Сергеем — что-то в этом есть, хотя он ещё не понял что именно. Но Дипенс долго об этом не думает и про себя усмехается, вставая с холодного пола. Пальчики на ногах уже начинают замерзать, но Ваня не любит носить тапки и терпет — ему было слишком лень что-то предпринимать. Подняв телефон с пола и протерев его от возможной пыли, Ваня разблокировает его и сразу же видит всплывшее сообщение от Серёжи. Тот пишет очень редко и только по делу: насчёт стримов, какое вино дешевле, где лучше заказать чайник. Если вы считаете это неважным, то Ваня почему-то открывает их первыми, если видит в непрочитанных. И похер, что Дипенс на одно сообщение пишет ещё двадцать и получает в ответ только смайлик и сердечко. Сердечко... Красненькое и большое, которое греет щёки Вани в персиково-закатный. Если вы считаете, что его это смущает, то нет. Нет, конечно. Просто в квартире перестал работать кондиционер, а батареи греют жутко как сильно. Ваня в ответ всегда присылает фиолетовое и прячет лицо в рукавах, потому что — чёртовы батареи! Ваня прикусывает губу и садится на постель, подбирая под себя ноги — замёрзли всё-таки. Он быстро открывает смс лист с Жожо и впивается в последнее сообщение. Ролтон из Джо-Джо: 11:24. Я буду полным идиотом, если не проведу с тобой тридцатое февраля. Ваня не вдупляет. Он перечитывает единственное сообщение несколько раз, потом пролистывает вверх, на вчерашние сообщения, чтобы убедиться, что вчера Сергей не бухал. Вроде бы был трезвым, а сейчас, с этими его шутками, кажется уже нет. Ваня чешет затылок, раздумывая, что же он должен ответить на это. И ничего не приходит в голову, как:

Дипенс02:

11:45: Переварился?

На сообщение ему, как следствие, не отвечают, хотя Ваня и ждёт пару минут. Потом забивает, потому что он давно понял: Жожо долбоёб и его плоские шутки воспринимать не нужно. Ваня игнорирует чесотку в груди, которая раздражает горло каким-то предвкушением. Врать не хочется, но саднящее ожидание душит похлеще затянутого галстука. Серёжа, блять. Для чего писать такие смс, чтобы Ваня сидел на перевернутом стуле и непонятно чего ждал? Как же Ваня его не любит, кто бы знал. Подобрав под себя ноги, Дипенс зарывается в колени. Твою мать, как же он заебался. От груди к животу тянет, как корабли по волокам, и Ваня зажмуривает глаза, чтобы в очередной раз не кинуть взгляд в открытый смс-лист. Тяжесть ощущается по всему телу, когда проходит пять минут и слышен звонок в дверь. Сообщение так и не прочитано. Ваня вскакивает как ошпаренный, не обращает внимания ни на гнездо на голове, ни на помятую ото сна футболку, ни на заляпанные в кетчуп шорты. И даже на то, что в коридоре полы ещё холоднее, а кончики пальцев немеют, будто проваливаются в снег. Ничего неважно, ничего не слышно, кроме трезвонящего звонка, на который Ваня тянется, как на зов Сирены. И да, конечно же, он будет отрицать все ваши попытки доказать, что у него чувства к этому переваренному дошику. Он его не любит. И не полюбит даже сейчас, когда Сергей вновь стоит на пороге его квартиры и улыбается так, как будто спас весь мир. Жожо в куртке нараспашку, на его шее весит шоппер, наполненный не пойми чем, а в ладонях сжат маленький горшочек с двумя молодыми кактусами. Они крохотные, ещё с молодыми колючками, зелёненькие и ещё совсем не колючие. А сверху на них аккуратно натянута вязаная шапочка с помпончиком, которая обычно надевается на бутылки с шампанским в каких-нибудь дорогих ресторанах Европы на Рождественские праздники. Что за пиздец. На что, блять, Ваня подписался. И почему вдруг щёки опять теплеют? Батареи? — Привет. У Серёжи такая беззаботная улыбка, что у Вани дёргается глаз. — Ты бухой? — Мы с Братиками больше не пьём. Ваня вопросительно приподнимает бровь. Серёжа продолжает: — Знакомься. Олег и Костя, — он кивает на горшок и протягивает его Ване. — Теперь они живут с тобой. Ваня принимает с чужих рук горшочек, не зная, как выразить своё удивление. Но Сергей уже заваливается в квартиру и скидывает с себя мокрые, грязные кроссы. Сняв шоппер с шеи, Серёжа ставит его на пол, и Ваня слышит характерный звук бутылок, что вызывает у него ещё один немой вопрос. Жожо шикает то ли на бутылки, то ли на Ваню и аккуратно, на цыпочках начинает пробираться в глубь квартиры. После шёпотом говорит: — Унеси Братиков. Они не должны узнать, что у меня пять литров коньяка с собой. — Ты вообще ебнутый? — Ваня сам не понимает, как говорит шёпотом, укоризненно глядя на друга. — Что за хуйня с тобой творится, бульбаш кучерявый? — Почему я бульбаш?! — они продолжают переговариваться шёпотом, и Серёжа неосознанно приближается к Ване ближе, чтобы было лучше разговаривать. — Потому что ты меня бесишь! — Разве ты не клялся мне в вечной любви? — Ты чё базаришь, когда такое было?! — Тогда, в кальянной? — Серёжа хитро улыбается, смотря, как Ваня покрывается заметным румянцем. — Ты, сука патлатая, тогда подливал мне водки в коктейль, и я не помню этого! — А я помню, — он мурчит, убирая с лица Вани чёлку, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Ты был такой искренний и милый: пел для меня песни, обнимал, говорил, что люб... Ваня вовремя затыкает его рот ладонью, потому что слышать это было чертовски стыдно. Потому что, чёрт бы его побрал, он помнит это слишком хорошо! Напоить его до беспамятства почти невозможно, но до притворщика всегда можно. И как бы сильно Ваня хочет забыть тот вечер, Сергей не позволяет ему это делать. При каждой их встречи это упоминается, и Дипенсу уже было невозможно слушать свои самые позорные моменты из жизни. — Закрой приправник, заебал. Жожо только глазами улыбается и высовывает язык, чтобы лизнуть ладонь Вани. Тот пищит и сразу отнимает её, чтобы вытереть руку об одежду. — Собака блохастая, что ты вообще пришёл?! Ваня отходит немного назад, чтобы было время убежать при внезапном нападении назойливого друга. В горле першит, потому что видеть в своей квартире Жожо всегда очень волнующе. Ладошки потеют, но Ваня крепко держит подарок, потому что дорог, потому что Серёжа подарил. — Ты читал моё сообщение? — Ваня закатывает глаза, но кивает. — Хочу свидание. — Разве это не тупой рофл? — Ваня кусает губы. — Ты совсем кукухой поехал? Сегодня двадцать восьмое число, а как ты себе представляешь тридцатое февраля, бульбаш? — Между двадцать восьмым и первым, когда я буду целовать твои губы, — он надувает губы и тянется, чтобы коснуться друга, но Ваня вовремя уворачивается. Сердечко предательски закидывает свеклы. И Ваня пытается остановить это, потому что смущаться такой хуйни он не должен, а смущаться Жожо тем более. — Хватит борщ заваривать, не в твоей компетенции должно быть, — Ваня отбегает и останавливается у закрытой двери на кухню, прижимая к груди горшочек с кактусами. — Не неси бред, и проваливай, если это всё, за чем ты пришёл. Серёжа даже немного грустит, его плечи опускаются, но медленной походкой он всё равно подходит к Дипенсу. Смотрит снизу вверх, как Ваня прячет за чёлкой глаза и кусает губы. Ванины глаза — болото, но чистое на удивление, почти прозрачное, и Серёжа там увязает по самую грудь. Тонет, то всплывает обратно. А выбираться совсем не хочется, ведь задохнуться в тине и запутаться в камышах для Сергея — лучшее, что может с ним случиться. У этого парня слишком всё красиво: и глазки, и губки, и родинка — и Серёжа не может не влюбиться. Ваня это слишком. Ваня это трясина, из которой вряд ли выберешься. Жожо попал сюда и промок до нитки. Он был всегда грязным, некрасивым, так теперь ещё и до кучи мокрый. Сергей знает, что нравится Ване, знает, что тот не раскрывает свои чувства, и знает, что Ваня за раз может выбрать пять сердечек в смс, которые хотел бы отправить, но в итоге отправляет фиолетовое. Потому что стесняется и боится признать, что влюблён. Жожо никогда не боялся. Если любишь — люби. Даже если больно, не взаимно, нечестно. От любви не сбежишь, сколько бы не бегал от неё, и лучше принять, чем списывать всё на батареи. — Февраль такой холодный, серый без тебя, — Серёжа подходит ближе, останавливается в нескольких сантиметрах. — Я, блять, так долго искал причину приехать сюда. Ваня задерживает дыхание. Его сердце бьётся со скоростью атомных взрывов. Пальцы подрагивают, когда он прижимает Братиков ближе и игнорирует, что они колются сквозь футболку. От Жожо слишком много жара: он горячее, чем песок на пляжах в Майами. То, что они дышат одним воздухом, сносит крышу обоим. — Братикам было холодно на полке в супермаркете и я решил, что у тебя им будет теплее. — А шапку ты на них напялил, чтобы они выглядели на моём подоконнике максимально модно? Серёжа засмеялся. — Чтобы не замёрзли, пока я нёс их к тебе. Ваня смеётся следом, чувствуя, как в душе какао разливается по зефиру, и становится так сладко, что немеют дёсны. Видеть Серёжу так близко — невероятно. Дрожь по телу бегает скакунами, пока Жожо смотрит на него как всегда слишком открыто. Глазами рисует линии лица, будто маслом по холсту пишет, чертит контуры ресниц и губ, мысленно лепит его по фигуре. Ваня не любит этот взгляд. Потому что, блять, влюбляется. — Так что, ты согласен на моё предложение? — Серёжа касается ладони, ведёт пальцами по предплечью, пока Ваня за ним внимательно следит. — Ты сейчас из борща вылезь, бульбаш, а потом договорим, — Ваня на удивление не дёргается от прикосновений, не хочет. Может он сдался, а может он просто хочет, чтобы тридцатое уже наступило. — Как же это будет борщ, да без картошки, Ванюш, — Серёжа тянется губами к лицу Вани, но тот вовремя отворачивается и губы касаются румяной щеки. — Вань, бля, ты такой милый, что я не могу устоять. — Поэтому развернулся и пошёл на хуй варить борщ в другом месте, — Ваня выёбывается, и это ему никогда не надоест. А в животе мотыльков полные вёдра. Они летают, щекочут и Ваня ждёт. Ждёт, когда Жожо осмелеет и всё-таки его поцелует. — Ладно, раз ты так говоришь, — Серёжа резко разворачивается и собирается уходить, но Ваня, блять, что ли зря ждал? Жожо просто провокатор, а Ваня не выдерживает и сам притягивает Сергея к себе, чтобы коротко чмокнуть его куда-то в кончик губ. Серёжа сам краснеет, как будто у него температура выше сорока, и улыбается, как полнейший идиот. У Вани глаза зажмурены, он шёпотом матерится и не решается предпринять что-то ещё. — Вань, блять, как же ты мне нравишься, — Серёжа стонет, когда притягивает друга за подбородок и целует смазано, неумело, вкладывая весь жар, который теплится у него под языком. Ваня мычит что-то нечленораздельное, но поддаётся навстречу, перенимая инициативу. Он целует медленно, но со страстью, прикусывая Серёжины пухлые губы и хватаясь за его одежду. Они целуются как влюблённые. Что значит «как». Когда Ваня внезапно сильно притягивает Сергея за волосы ближе, Жожо кричит и отскакивает на пару шагов назад. — Сука, мрази колючие! — он ноет, потирая место, куда укололи его кактусы. — Может вам и не нравится, что у нас с Ванюшей в личной жизни всё хорошо, мне поебать, что вам придётся дрочить своими пестиками не в спортзале! Ваня, унеси их, блять, на балкон, чтобы они меня не раздражали! Ваня смеётся, вытирая мокрые губы. В душе — прекрасное море из мёда. Ему хорошо. В шоколадных глазах Жожо — тоже самое. Всё как надо, всё как нужно. Хоть и тридцатого не существует. Они влюбились между двадцать восьмым и первым.

The End.