не время для драконов

Слеза стекает по клинку Я заношу над головой твердыми руками (готовься)

первое севшее солнце пеплом скользит по земле

трепещут отцы и их дети-безумцы и плачет небо величием божественной триады

стерты концы и раздуто начало душного театра с ролью-олицетворением ада

Безумие в его глазах стегает тугим кнутом по груди, оставляя на сердце глубокие борозды — похлеще ударов свистящей плети ранит. «Предатель», — крутится в голове злое и беспощадное. — Я лишь хотел узнать границы… своей свободы? — Барбатос поднимает руки будто в знак капитуляции. — Разве ты не говорил, что понимаешь меня? Его губы растягиваются в жутковатой ухмылке, в уголке рта надувается кровавый пузырь. Итэр наблюдает, как он лопается, и струйка крови тонкой змейкой скользит по подбородку. — Ах… Точно… Ты знал только Венти, верно? Именно этого ты и боялся. Когда целовал меня, — Бог загибает первый палец трясущейся от спазмов руки, — когда мой ветер гулял в твоих волосах, лаская твою прекрасную кожу, когда я улыбался тебе, когда признавался в любви… Ты всегда думал об этом. — Ты предал меня, Венти, — отрезает рыцарь, сплевывая кровь, окрасившую зубы в грязный красный цвет. — Предал.

Эх, а было какого нам Вспоминаем, попивая брагу из флакона

Он — тот, кто прикрывался за вышеупомянутой фальшивой личиной, — смеется громко, заливисто, не обращая внимания на мертвые тела под ногами, на грохочущее небо, лопающееся от бесчисленных ударов молний. Он тот, кто помог Тейвату приложиться ко тьме, погрузив в оборотную сторону света. Он — Бог, перед которым Итэр не единожды преклонял колено, из-за которого часто терял голову. На его оголенном животе глубокие вырезы — символ, вызубренный на белоснежной коже. Эта рана заставляет его тело трястись, не иначе. Итэр своими глазами видел, как он её себе наносил, и буквально физически ощущал эту боль, чувствуя, как начинает сходить с ума. Это и было безумием. Невероятно отвратительным шоу. — Венти предал тебя? Венти предал? — он снова срывается на смех, и из рваных ран на теле брызжет кровь. В оглушенном болью мозгу Путешественника мелькает пугающая до сжимающегося сердца мысль, что его человеческое тело скоро не выдержит. — Венти предал меня, Путешественник. Но ты слишком далек от моего ада, чтобы понять его. Ты был бесконечно очарован его добротой, его музыкой и его смехом, ты был неимоверно близок ко мне, но ты все равно оставался беспечно далек. Его любовь… Моя любовь была так велика, что я позволил ему, я позволил ему поверить твоему нежному шепоту той ночью. Ты сказал, что любишь меня. — Что ж, я и правда тебя люблю, — вздыхает Итэр, с силой вытаскивая клинок из чьей-то распоротой груди. — Даже сейчас. Даже когда ненавижу. Забавно, не находишь?

Нет смысла, как такого Непонятно вообще для кого

— Наши пути разошлись, и мы оказались по разные стороны баррикад, — продолжает юноша, смахивая с меча капли крови. — Я не оставлял надежд найти тебя, чтобы поговорить, а ты упорно избегал разговора. Я всегда знал, что ты не такой наивный дурак, каким тебя выставляла Паймон, и любил я в тебе не это. Ты ловко отыгрывал свою роль, но я всегда помнил, что это лицо принадлежит не тебе. Ты был тем, кто любезно поделился со мной своим секретом. И, в конце концов, тебе пришлось выбирать между любовью и местью… Бог свободы и её узник, бесконечно безумный и бесконечно раб, — на такую судьбу ты обрек себя сам. Когда ты понял это, — Итэр упорно избегает встречаться взглядом с горящим безжалостным безумием глазами, смотрит на израненное тело и побагровевшие от крови массивные крылья, и крепче пережимает рукоять меча, делая шаг ему навстречу, — ты сошел с ума. Барбатос задумчиво проводит окровавленной ладонью по своему лицу, оставляя грязные разводы. Его крылья, жутко поникшие, слабо трепыхнулись в ответ на слова врага возлюбленного. Он поднимает взгляд в разорванное в клочья багровое небо, поджимая разбитые губы. Странный кровавый символ на животе уродливо истекал кровью, которую он как будто не замечал. Она пачкала белоснежные одеяния, стекала по нагим бедрам, оставляя причудливые дорожки, которые быстро засыхали на коже, пачкали ступни — или это была кровь погибших здесь солдат? — и Итэр подумал, что это отвратительно. Если бы Барбатос был человеком, кровь из этих ран сочилась бы иначе, да и человек не стоял бы ещё перед ним, не смотрел бы задумчиво в марево над их головами. Однако Бог перед ним выглядел именно так — карикатурно, трагично, красиво в своей уродливости.

Подземелья пусты, разрушены замки Последний горит монастырь

— Мы долго сражались, — замечает он спустя несколько минут молчания, что показались рыцарю такими бесконечно вечными. — Ты не мог успокоиться. Все заносил и заносил свой меч, так и не ранил. Почему не закончишь начатое? Я здесь, перед тобой — поверженный и разбитый. Хочешь, склоню перед тобой колено? — Барбатос оборачивается, и лицо его впервые спокойно и невыразительно. — Не могу представить, что эти увечья ты нанес себе сам. — Ты видел, как все было, просто не понимал. Я сломал время. Совсем чуть-чуть. Маленькая прихоть. Прошлый я ещё цел, а будущий, возможно, пал от твоей руки. Настоящий стоит здесь и смотрит в твои глаза. Ты же уже был свидетелем таких манипуляций. Я о наследии Макото, конечно, говорю. — Пустая болтовня. Зачем ты это сделал? Почему ты на стороне Селестии? — Потому что я один из семерых Архонтов. Необходимо подчиняться законам Небесного порядка, разве нет? Ведь я, как ты верно подметил, раб.

Сжимаю рукоять горячо Обнажаю меч, но уже не помню для чего давно

— Твоя слабость не оправдание твоему предательству. Он разводит руками в ответ. Путешественник напирает. — Зачем ты сделал это с собой? Чего ты хотел добиться? Жалости? Помилования? — Наказания, — в пустых изумрудах глаз красный проблеск безумия. — И я ещё не сделал это. Я сделаю это очень скоро, кажется. — Он делает вид, будто смотрит на часы. — Ты безумец, — с горечью выплевывает юноша, глядя на умирающее тело. — Не ты сломал время. Время сломало тебя. — Знаешь, я не хотел становиться Богом. — Барбатос складывает руки на груди, — любой другой справился бы с этой ролью лучше меня. — Я знаю, что ты не выбирал свою судьбу, Венти. Пусть при этом тебя и сделали Архонтом Свободы.

Кончится всё пусть на том

Что за славу сейчас крови пустим сполна на пол

— Моё имя — Барбатос, — внезапно рявкает Венти, стремглав бросаясь к нему и хватая за грудки. — Никакого Венти больше нет, я устал от этого фарса! Итэр отталкивает его неожиданно легко, словно напавшее на него тело ничего не весило, и, кажется, что он вложил много силы в это действие, потому что юноша перед ним внезапно падает навзничь, не удержавшись на ногах. — Венти, — вырывается из самого сердца рыцаря, прежде чем он успевает одернуть себя. Венти смотрит на окровавленные ладони, «расчесанные» о землю. Такая пустяковая рана, но он почему-то вдруг прижимает их к глазам и не сдерживает жуткий крик, вырвавшийся из груди вместе с рыданиями. Сердце замирает, будто прислушавшись, навострив уши. Итэр крепче сжимает в руке рукоять, осторожно приблизившись к сидящему в какой-то грязи и крови Богу.

Но не видно ни принцесс, ни сокровища А он и вовсе не похож на чудовище

— Венти… О чем ты плачешь? — выдавливает из себя Путешественник, замирая в шаге от фигуры, выглядевшей поверженной. Он вздрагивает, едва заслышав это имя, и глаза — переполненные слезами — блеснули кровью, и перепачканное этой же кровью лицо чуть не перекосилось от злости. — Не называй меня так, — кричит Венти, яростно утирая разодранными ладонями слезы. — Я ненавижу это имя и все, что с ним связано. Это вы, вы, вы, в-вы предатели! Вы заставили меня это сделать! Вы заставили меня в-взять на с-с-себя эту роль! Проект… Что-то над ними загрохотало с новой силой, да так, что Итэр чудом устоял на ногах. Вдали затихли крики, и даже молния на какое-то время перестала разверзать кровавые небеса. И в этой оглушительной тишине раздался неудержимый, искренний и заливистый хохот Венти. — Проект! Проект! Проект! — изо всех сил закричал он, рупором поднося ладони ко рту. — Что ты имеешь в виду? Где Люмин и Паймон? Смех Венти обрывается, и он смотрит на него странным, нечитаемым взглядом. Такой пугающий взгляд бывает у пристально наблюдающего за тобой животного, из-за чего у тебя складывается неприятное впечатление, что он знает о тебе что-то такое, что не знает никто.

Последил за мной, как за дураком Тихо сел и грустно покачал головой дракон

— Все идет по их сценарию. Хотя я до последнего верил, что ты окажешься сильнее. Но мы с тобой создали уникальную сюжетную линию, моя драгоценная муза. — Венти говорит спокойным и ровным голосом, звуча даже отстраннено, хоть из его глаз не перестают катиться слезы, которые мешаются с кровью, оставляя грязные разводы. И это кажется таким неестественным, что хочется сбежать. Внезапно раздается гром, и за ним следует другой шумный звук, предвещающий начало ливня. Итэр поднимает взгляд в небо — поверженное, оно заплакало кровавыми слезами. Гнилое чрево, пробитое насквозь. — Средоточие лжи и боли. Всё говорило тебе об этом, — Венти снова всхлипывает, и Путешественник не успевает переключаться вслед за его настроениями. — Проект?.. — впервые за эту «Судную ночь» Итэр звучит потерянно. — Сюжет? Сценарий? — Я скоро весь с ног до головы буду в крови, — бормочет Бог, поднимаясь на трясущихся ногах. — Скоро я действительно сойду с ума. Ты мне в этом поможешь, ведь я тебя люблю. Правда же? — Я… не понимаю.

И он видом всем намекал о том Что и мне пора бы сдать доспех на металлолом

— Если я скажу тебе правду, — Венти утирает остатки слез, словно приходя в себя. Ливень бьет по его почти голому телу кровью, и Итэр утирает такую же вязкую субстанцию со своей щеки, — возможно, умру раньше, но болезненнее. Хочешь, чтобы я рассказал? — Абсурд, — тихо говорит Путешественник. — Я не хочу твоей смерти… Пусть ты и предатель… Я просто хочу понять, почему… ты. — Прогуляемся? Если не обращать внимания на трупы, здесь очень даже живописно, — Венти закашливается вдруг, сплевывая черную массу под их ноги. — Времени не так много… Только позволь… — словно лопается какая-то очередная маска, кокон, и он вновь выглядит страшно уязвимым, протягивая к нему сильно дрожащую окровавленную ладонь, — взять тебя за руку. И Итэр берет, дрожа изнутри, сжимая ее едва ли не до хруста.

История наоборот Летописец попозже запишет программный код

— Ты такой напряженный, — фальшивым беззаботным голосом начинает Венти спустя некоторое время их пешей прогулки под кровавым ливнем. Где-то там продолжалась бойня, где-то там небо плевалось молниями, где-то там сражались Люмин и Дайн… Где-то там, за их спинами, оставались поверженные люди, и даже боги. Когда-то его друзья. Когда-то его семья. И куда-то запропастилась Паймон. — За нашими спинами мои погибшие друзья. Мир, который я хотел спасти, на грани уничтожения из-за человека, которого я люблю всем сердцем. Почему бы мне не напрячься? — Это не твой мир, Путешественник, — тихо откликается Венти, выглядывая что-то по сторонам. — Тебе не нужно было помогать.

Я герой, но не ваш И вы может быть ждёте, но мне на другой этаж

второе севшее солнце кровью умоет утомленные лица

предатель любовью никак не насытится и разбитое сердце жадно колотится

ему хочется жить ему хочется есть ему хочется верить (покорми его)

Их окружала абсолютная пустыня — вдалеке руины городов, соженная земля, черный пепел под ногами и затхлый воздух, который будто забивал легкие пылью. Словно разделяя его чувства, Бог, чья маленькая ладонь сжимала его пальцы, снова судорожно закашлялся. Они встретились взглядами, и праведный гнев больше не обжигал утомленное сердце Итэра. Глаза Венти были сухими и воспаленными. Губы перепачканы черным. Он выглядел плохо. Он выглядел, как сжираемый изнутри больной лихорадкой. Он всем своим видом олицетворял конец и будто бы был концом, и, оказывается, Путешественник не хотел потерять и его. — Помоги мне подняться на этот валун, — произнес Венти, не отрывая взгляда от его лица, и Итэр вздрогнул, когда заметил, как капля кровавого дождя попала точно по мертвым губам. Венти провел по ним языком. Путешественник приблизился к нему, стараясь не вдыхать запах ржавчины и смерти, исходящий от них обоих. Тело Барбатоса было все перепачкано кровью, и порватые белые крылья почти стали розовыми. — Возьмешь меня на руки? Совсем как в наш… — Не надо, — перебил Итэр, и вправду поднимая худое тело на руки. Венти прильнул к груди, дрожащий и холодный. Итэр сглотнул, забираясь вместе с ним на одиноко стоящий в этой пустыне валун. — Это валун с Утеса Звездолова, — пояснил юноша, соскальзывая с чужих рук. — Только здесь росли сесилии. И здесь я должен умереть… Наверное. Но там горизонт, видишь? Он выглядит немного фальшиво, но… он не может не быть настоящим, это то, что родилось здесь само. Не могло не родиться. Ты понимаешь, о чем я? Не будь здесь неба, не будь земли, не было бы и линии горизонта. А там, где есть горизонт, обязательно встанет солнце. Надо же ему откуда-то показываться. Так вот к чему я клоню… Когда оно встанет, свет прольется на мир, и тебе предстоит… — Расскажешь, когда оно встанет. И пойдешь со мной. Думаешь, предал меня, и так легко уйдешь? — с горечью выплюнул Путешественник, сжимая руку на груди, там, где беспощадным огнем горело стиснутое болью сердце. — Не выйдет, ты… О чем ты говоришь? Венти коротко рассмеялся, и смех его звучал слово шепот весенней капели. — Да посмотри на меня. Если не это, то эрозия добьет меня через пару недель. Но, если ты ещё не во всю насладился… Я могу задержаться… Правда мне суждено умереть сегодня… — Венти приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в горизонт, — с минуты на минуту, когда взойдет солнце. — Я не дам этому случиться. И ты расскажешь мне все. О своей роли, о проекте, о Селестии… После того, как мы положим этому конец. — Разве ты не желал мне смерти какое-то время назад? — лукаво улыбнулся Бог, приглаживая его торчащие мокрые волосы. Итэр вздрогнул. Кровавый ливень почти сошел на нет. — Нет. И это было правдой.

И уставший дракон Давно ставший последним, оставшимся игроком

И когда он смотрел на такого раздражающего, самодовольно смеющегося Венти, кричащего ему: «Посмотри, посмотри, что я сделал!», у него в груди царапался праведный гнев, и когда Люмин сказала ему, что это Венти, с самого начала был Венти, то самое недостающее звено в логической цепочке, которую они строили вместе после воссоединения в попытке спасти Тейват, та самая шахматная фигура в партии, чью роль никак нельзя было отследить до тех пор, пока она не сделает свой заветный ход, одним разом завершив игру. И когда увидел скрестивших мечи людей, уже не понимающих, за что и против кого они сражаются, и даже тогда… — Проект «Ковчег», — неожиданно бессвязный поток его мыслей прервался всего только одной репликой возлюбленного. В следующий же миг Итэр почувствовал что-то, что-то подсказавшее ему, что эти два слова и впрямь обладали разрушительной силой, далеко не только пресекающей мысли. Он почему-то подумал, что, если Венти продолжит, его жизнь снова расколется на «до» и «после», и он не был уверен, что хотел такого расклада. Вспомнились дрожащие руки Венти, его мягкие губы… Его тревога безумие. — Проект «Ковчег», — терпеливо повторяет юноша, запрыгивая на стол и с наслаждением вгрызаясь зубами в сочное красное яблоко. — Считай, наша разработка. — Хотите сказать, что вы создали параллельную реальность? Венти и Альбедо переглянулись. Последний пожал плечами, на его блеклых губах заиграла слабая, мягкая улыбка, которой он часто одаривал дорогих его сердцу людей. — Не совсем. — Альбедо потянулся за мониторы, что были беспорядочно расставлены вдоль длинного, явно в прошлом обеденного, стола, и начал шарить среди проводов. Его светлые волосы, обычно аккуратно заколотые клубничной чепухой Кли, сегодня были небрежно заправлены за уши, и оторопевшему Итэру эта деталь бог знает почему бросилась сейчас в глаза. — Если уж быть до конца откровенными, никто из нас не прикладывал к нему руку, но каждый имеет прямое отношение. Итэр не удержался от того, чтобы закатить глаза. Принц, такое у него было прозвище, любил говорить загадками, и иногда это было настолько неуместно, что сводило с ума. Он перевел взгляд на увлеченно жующего и беззаботно болтающего ногами Венти, который, похоже, решил, что на этом отведенные ему реплики закончились. Поймав его взгляд, юноша поманил его к себе пальцем, после чего отложил яблоко и раздвинул ноги в приглашающем жесте. Он опасливо покосился на штудирующего компьютеры Альбедо и неуверенно подошел к нему, устраиваясь между ног. — Ну, что? — демонстративно недовольно шепчет Итэр, невольно проводя рукой по черным вьющимся волосам. — А в той Вселенной ты как будто любил меня больше, — показательно надувает губы Венти и в ответ на его прикосновение кладет руки на грудь. — Я видел, хоть и не хотел. — Какой Вселенной? О чем вы говорите? — почти шипит Итэр, при этом ласково дергая его за ухо. — Опять ваши сказочные истории, в которые я должен поверить? Мне хватило потом подозрений насчет подлинности нашего Альбедо. — Я расскажу, если поцелуешь меня. Только быстро, потому что мне кажется, что у нас, особенно у нас с тобой… совсем мало времени, — Бард улыбается как-то немного нервно, и перемещает руки на его плечи, крепко сжимая. — Венти, — вздыхает Итэр, намереваясь отстраниться. — Пожалуйста! — одними губами шепчет тот, обхватывая его лицо ладонями, и тянет к себе, тут же обвивая ногами. Впервые в его глазах мелькает что-то, что заставляет Итэра прислушаться к его бреду. Страх… Он беспомощно оглядывается на Принца, который что-то бормотал себе под нос, настраивая злосчастный экран. Что он собирается с ним делать? Внезапное ощущение тревоги стискивает грудь в ледяные объятия — руки Венти подрагивают, как дрожат всегда, когда он действительно страдает от тревожности. — Я с тобой, — зачем-то произносит Итэр, чувственно касаясь губами холодного лба, кончика носа, и не успевает он коснуться его губ, как Венти сам с силой вжимается в его, целуя с какой-то импульсивной горячностью, и они чуть не сталкиваются зубами, отчего из его худой груди вырывается смешок. — У нас не то чтобы есть время на вот это безобразие, которое я сейчас наблюдаю, — прерывает их прохладный голос, доносящийся от дверей в кладовую. Альбедо оживился, едва заслышав его, вылез из-под стола и оттряхнул халат, который когда-то обнаружил в шкафу этой комнаты и решил, что напялить его на себя будет хорошей идеей. На пороге стоял Скарамучча, сложив руки на груди. У него тоже был забавный «позывной», Сказитель. Связано это было, наверное, с тем, что он учился на направлении, тесно связанном с древней литературой, мог красиво и убедительно выражаться, правда, только если этого хотел. В половине случаев он не считал надобностью изощряться над речью, оказывая милость своим друзьям. — Ты принес? — спросил Альбедо, подходя поближе к Итэру, который уже успел отскочить от Венти и теперь с небольшой неловкостью держал его руку. Скарамучча достал из кармана своего дурацкого, по мнению Итэра, фиолетового хаори какой-то сверток и бросил прямо Альбедо в руки. — Каэдэхара не заявлялся ещё? — Он будет с минуты на минуту, — Венти зевнул, высвобождая свою руку и соскальзывая со стола. — Просил передать тебе это, — юноша подошел к нему вплотную и прошептал что-то на ухо. К удивлению Итэра, у Скарамуччи порозовели кончики ушей. Он неловко кашлянул, отвернувшись. — Итэр, — мягко позвал его Альбедо, увлекая за собой к по-прежнему молчавшим, но от того не менее загадочным, мониторам. — Взгляни сюда. Он кивнул, тотчас же оказываясь рядом с другом. В руках Альбедо крепко сжимал какой-то планшет, на экране его светился золотым шрифтом непонятный код, записанный на манер вертикального письма и напоминающий какие-то руны. — Что это? — что-то нехорошее шевельнулось в груди. Он почему-то подумал, что, если Альбедо ответит, его жизнь расколется на «до» и «после», и он не был уверен, что хотел такого расклада. Вспомнились дрожащие руки Венти, его мягкие губы… Его безумие тревога. Предсказуемо, Альбедо произнес: — Проект «Ковчег». Это код. ⠀ ⠀ ⠀ — Это нелепица, — откликнулся Путешественник, едва Венти закончил говорить. Тот лишь пожал плечами, обессиленно опускаясь на камень и подбирая колени к груди. — Если все так, как ты говоришь, значит, Люмин… Почему ты не рассказал мне раньше? — Я недавно проснулся, — с легким придыханием проговорил Венти, опуская голову на колени. — Мои чувства к тебе сломали какой-то код, я скажу так, потому что несведущий здесь. И мне нравится так думать. Я ведь так тебя люблю, Путешественник… Когда я встретил тебя во сне… Ты так страдал, твоя душа, она… она билась в агонии, растерзанная, разорванная… Я не мог забыть тебя с того самого момента, как обрел там. Итэр упал перед ним на колени, обеими руками хватая лицо, вынуждая посмотреть на себя. Глаза Венти слабо мерцали, словно из них уходила жизнь. Он улыбнулся чуть глуповато, почти пьяно, потерся щекой о его ладонь и прошептал: — Ты должен убить меня, Путешественник. Чтобы я обезумел. Тогда ещё можно что-то спасти. Селестия смилостивится над остатками цивилизации. Но она ослабнет, и ты освободишь этот мир. Так все будут счастливы. Во всех Вселенных…

И программа зависла, с ней маятник на часах Пока жил кое-как, и так, и сяк тёк времени запас

Итэр покачал головой. — Если бы они не скрывали от меня самого главного, не было бы этих жертв, — пробормотал он, больше обращаясь к самому себе. — Я слышал, что эрозия не тронула воспоминания Дайна о Люмин, — вдруг пошевелился Венти, будто вспоминая, что хотел сказать что-то важное. — Он до сих пор помнит, какие цветы её любимые. Стало быть, она самое сильное его воспоминание. Как ты для меня. Мое самое сильное воспоминание, которое неподвластно даже законам Небесного порядка, это ветряная астра, которую ты преподнес мне однажды. Помнишь? Я рассмеялся, а ты смутился, сказал, что это нелепо. Я сделал тебе венок, и ты поцеловал мне руку. Я никогда не забуду этот день, обещаю. — Пожалуйста, прекрати! Скажи, как все это остановить? Как обмануть код? Венти! Не засыпай! Венти вздрогнул, поморщившись от боли, и распахнул глаза, с трудом фокусируя взгляд на мертвенно-бледном лице. — Что? С чего ты взял, что я сплю? — Как изменить код? — твердо повторил Итэр, крепко сжимая острые холодные плечи. Но Венти уже его не слушал, внимательно посмотрев за его плечо. Его последняя реплика прозвучала глухо, тускло, словно приговор. — Солнце встает.

последнее вставшее солнце сомкнет нежно уставшие веки

Слеза стекает по клинку Я заношу над головой твердыми руками (готовься)

Итэр медленно оборачивается, застигнутый всрасплох неожиданно ослепляющим сиянием, озарившим горизонт, ставшим самим горизонтом. Свет, бьющий в глаза, можно было счесть воистину божественным — или таковым он казался, разверзающий кровавую завесу фальшивого неба, словно меч небесного всадника, пришедшего за правосудием. — Как будто звезда падает… — Итэр прикладывает ладонь козырьком ко лбу. И вправду… Точно два метеорита пронзают толщу кровавых облаков, неся с собой разрушительную силу, неумолимо приближаясь к изранненой земле.

Он одобрительно кивнул и после Я вогнал свой меч, да поглубже в камень

Раздался короткий вскрик. Свет тотчас же померк. Путешественник испуганно обернулся. Венти рухнул на колени, держась обеими руками за живот. Извиваясь и хныча от боли, он то и дело менялся в лице: оно приобретало то хмурое, то надменное, то испуганное выражение, словно сменяющиеся картинки в калейдоскопе. В его руках не было даже меча, однако сквозь дрожащие пальцы сочилась кровь. Это другой Барбатос, из прошлого, вырезает уродливый символ на голом животе. — Венти! — растерявшись, Итэр сделал шаг вперёд, беспомощно протягивая к нему руку, и в этот момент Вселенная раскололась. Он вдруг увидел перед собой непреклонную Люмин, исчезающую в портале вслед за Вестником Бездны. Перевёрнутая статуя Анемо Архонта, подвешенная на цепях, словно висельник, источала ядовитое фиолетовое свечение. — Люмин… — растерявшись, Итэр сделал шаг вперёд, беспомощно протягивая к ней руку, и в этот момент Вселенная раскололась. — Венти предал революцию. Нас, — суровым голосом произнесла сестра, жестом подозвав его к столу, где развернула карту. — Он был предателем с самого начала. — Этого не может быть. — Итэр, я не заинтересована в том, чтобы оправдывать сейчас его позицию. Он предан Селестии, но не тебе. Нужно оповестить штабы, времени больше нет. Грядет Великая Битва, возмездие не за горами. Только кровью… Венти был предателем с самого начала. — Я встретил тебя 0LLQviDRgdC90LUuLi4= Ты так страдал, твоя душа, она… она билась в агонии, 0YDQsNGB0YLQtdGA0LfQsNC90L3QsNGPLCDRgNCw0LfQvtGA0LLQsNC90L3QsNGP4oCm Я не мог забыть тебя с того самого момента, как обрел там.

кто так нежно коснулся твоего лица, израненного, но решительного?

Раздался короткий вскрик. Свет тотчас же померк. Путешественник испуганно обернулся. Венти рухнул на колени, держась обеими руками за живот. Итэр был уверен, что сейчас сквозь дрожащие пальцы начнет сочиться кровь, но он не мог понять почему, откуда в нем взялась эта уверенность. Но ничего не произошло. А свет действительно померк, и небо вдруг стало вместо кроваво-красного жёлтым.

там, на берегу ручья, там, у крутого бока валуна

— Венти… — растерявшись, Итэр сделал шаг вперёд, беспомощно протягивая к нему руку, и Бог неожиданно поднялся ему навстречу, и странные, неестественные гримасы боли все ещё искажали его лицо, хотя он не видел следов увечий. — Я чувствую себя так странно… Мне б-больно, но не пойму из-за чего, — признался он, пошатываясь и приближаясь к нему. — Больно так… Безумно. Он рухнул в его объятия, и Путешественник, чья голова почему-то пошла кругом, крепче прижал его худое дрожащее тело к себе, примяв крылья. — Ты рассказывал о чем-то… О проекте. — Каком проекте? Земля под их ногами зашевелилась, по конечностям пробежала дрожь. — 0J/RgNC+0LXQutGCIMKr0JrQvtCy0YfQtdCzwrsuINCt0YLQviDQutC+0LQu

кто обнял твою утомленную, но благородную душу?

— Я не понимаю о чем ты, Путешественник. — Да, — нахмурившись, произнес Итэр, усаживаясь у крутого бока валуна. — Я тоже. — Он посмотрел в сторону — мягкая зелёная трава нежно колыхалась под ласковыми порывами теплого ветра. Звонко журчал ручей совсем рядом, и солнце язвительно пекло им макушки. Он посмотрел на свои руки, почему-то испачканные кровью, перевел взгляд на обломки меча, покрутил один в пальцах задумчиво. Одежда на груди внезапно стала влажной — Венти, кажется, снова заплакал.

там, в глубине грез, там в вышине небес

— Почему ты плачешь, Венти? — осторожно спросил он, чувствуя, как веки становятся свинцовыми от напавшей на него внезапно сонливости. — Мне кажется, что у нас, 0L7RgdC+0LHQtdC90L3QviDRgyDQvdCw0YEg0YEg0YLQvtCx0L7QuSw= совсем мало времени… Почему ты меня ненавидел? — Я никогда не ненавидел тебя, — Итэр возразил с легким недоумением в голосе. — С чего ты взял? — Мне кажется, будто совсем недавно ты меня ненавидел. — Тебе приснился дурной сон, должно быть. Ты уснул, помнишь?.. Мы гуляли по окрестностям Мондштадта, ты очень устал и заснул, пока мы отдыхали под деревом в Долине Ветров, — голос Итэра звучал уверенно, но затухающе и будто механически, и ещё мгновение назад он готов был поклясться, что такого не было. — Да, точно, — Венти хихикнул. — Извини. Ты и сам хочешь поспать, а я отвлекаю. — Венти, — произнес вдруг Путешественник, прежде чем провалиться в сон. Он напрягся, оглядываясь. На секунду ему показалось, что его меч сломался, и он держал в окровавленных ладонях его обломки. Но небо почему-то было прекрасно голубым, а не пугающе жёлтым. Его меч лежал рядом, целый и невредимый, а руки были, конечно же, чистыми. — Я люблю тебя 0LLQviDQstGB0LXRhSDQktGB0LXQu9C10L3QvdGL0YU= одинаково сильно. Спи.

мой милый друг, я проведу тебя за руку во мрак ночи

⠀ ⠀ — Это не о современных технологиях, — тихо возразил Кадзуха, слыша, как за спиной раздраженно вздыхает Сказитель. — Это о Вселенной бесконечной, о Легенде и Боге. Истинном Создателе. — Это действительно невозможно объяснить с точки зрения нашего понимания, — Альбедо задумчиво щелкает пальцем по клавиатуре. — Как правило, если существование чего-то не поддается нашему объяснению, это обязательно доказательство мифа. Но чайник Рассела никто не отменял. — И что это за чайник? — спросил Итэр, сложив руки на груди. Ему не нравилось чувствовать себя глупым, но философией он никогда не увлекался. — Чайник Рассела, — закатив глаза, пояснил Скарамучча, и все дружно вздрогнули. — Где-то по эллиптической орбите вращается чайник, слишком маленький, чтобы обнаружить его даже при помощи мощнейших телескопов. Если я скажу вам, что это правда, потому что его существование невозможно ни доказать, ни опровергнуть, вы назовете меня придурком. Но если о существовании этого чайника говорится, скажем, в Библии и мысль эту вдалбливают в наши головы с детства, то неверие в него покажется скорее странностью. Если существует какой-то единый Создатель, о котором нам затирает Каэдэхара, то он находится за пределами нашего с вами узкого понимания, и поскольку его существование нельзя ни доказать, ни опровергнуть, нам с вами, если мы сохранили остатки разума, эта философия покажется идиотизмом. Однако, рассказывай нам о его якобы существовании с детства, нас бы посетили сомнения. Поэтому и существуют агностики. Атеисты не верят в Бога лишь потому, что его существование невозможно. Но оно невозможно лишь в нашем понимании реальности. — Поэтому, в теории, возможно существование чего угодно, — заключил Альбедо, вращая флешку. — Хорошо. Бог с ним, с твоим Истинным Создателем, — обратился Итэр к Кадзухе. — Какое отношение это имеет к нашей Вселенной, и почему мы в опасности?

где ярко сияют фонари

— Может, это вроде инопланетного разума? Он живёт на летающей тарелке, — попытался пошутить Венти, и Альбедо улыбнулся, щёлкнув его по носу. — Я думаю, это огромный эксперимент нечто, и мы с вами в нём ключевые фигуры. Поэтому в опасности. — Хватит болтать. У нас, между прочим, Вселенная и время ломаются, — хмуро прервал рассуждения Принца Скарамучча. Неожиданно Кадзуха прыснул, прижав кулак ко рту. — Скар… Ты в каждой Вселенной такой? — Какой? — скептически изогнул бровь Предвестник Скарамучча, смерив его убийственным взглядом. Кадзуха заправил за ухо красную вьющуюся прядь, опустил подбородок на сложенные руки и пробормотал, сверкнув глазами в его сторону: — Пафосный. — И это говоришь мне ты? Поэт-неудачник, ронин-скиталец, чей клан потерпел крах, беглый преступник… Недопират? — Ты слишком хорошо осведомлен о моих жизнях в других мирах, — усмехнулся Кадзуха, и Венти дал ему пять, потянувшись через стол. — А у тебя милая шляпа, Куникудзуси. Скарамучча показал ему средний палец. — Зато никто из вас не был Богом и бардом одновременно, — улыбнулся Венти, который, похоже, с приходом Кадзухи приободрился окончательно, и теперь будто намертво прилип к Итэру. — Только теперь кажется немного пугающим, что Бард — это моё прозвище в этом мире. — Почему я ничего не знаю и не помню? — ещё сильнее нахмурился Итэр, встречаясь взглядами с Альбедо. Тот кивнул, сосредотачиваясь на беспокойстве друга. — Я предполагаю, Итэр, что ты главный герой. — Главный герой? — Да, есть такая метка в мангах. Называется «глупый гг». Это ты, — вздохнул Скарамучча. — Тихо. Да, судя по тому, что мы видели, ты главный герой. Возможно, это играет роль, — перебивает его Альбедо. Венти внезапно коснулся рукой живота, выдохнув с присвистом сквозь плотно сжатые челюсти. Его руки задрожали. — Венти? — обернулся Итэр, почувствовав, как он снова резко вздрогнул под боком, словно от сильного удара. — К-кажется, у меня кровь. Итэр резко схватил его за руку, отлепляя от живота и поворачивая тыльную сторону ладони к свету. Дрожащие пальцы были испачканы кровью. Юноша почувствовал, как горло сжимается до размера игольного ушка.

чтобы рассказать тебе сказку о свободе и мечтах

— Я слышал, что 0Y3RgNC+0LfQuNGP не тронула воспоминания Дайна о Люмин, — вдруг пошевелился Венти, будто вспоминая, что хотел сказать что-то важное. — Он до сих пор помнит, какие цветы её любимые. Стало быть, она самое сильное его воспоминание. Как ты для меня. Моё самое сильное воспоминание, которое неподвластно даже законам 0J3QtdCx0LXRgdC90L7Qs9C+INCf0L7RgNGP0LTQutCw… ⠀ ⠀ ⠀ Тишина стала отчетливой, и он сделал глубокий вдох, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он заснул? Снова? Он встает, замечая, что почти полностью обнажен. По коже пробегает холодок. Вокруг ничего не было. Он не существовал в этом времени. Он оглядывается по сторонам в поисках чего-то, сам не зная чего, и наконец замечает это. Трава под его ногами почти не приминалась, словно он ничего не весил. Когда он заметил то, что искал, шаги стали делаться легче, а тишина начала растворяться в шелесте листвы огромного дерева, к которому он приближался, в звонком журчании ручейка. Вокруг понемногу появлялось всё. Он существует в этом времени.

чтобы рассказать тебе сказку о свободе и мечтах

— Кто ты? Кто ты? — бормотал он, ускоряя шаг, пока наконец не рухнул на колени перед измученным телом. От тела исходило такое родное тепло, оно было неподвижным, но живым, действительно настоящим, и он заплакал, словно потерявшийся путник, увидевший вдалеке спасительный свет маяка.

сказку, с которой начинается

— Я нашел тебя, — пробормотал он, прижимая душу к себе, и раскачиваясь из стороны в сторону. — Нашёл. И я чувствую, что уже тебя люблю… Люблю! Просыпайся!

наш праздник

наша история