Дело было вечером...

Для раннего вечера в Малфой-мэноре стояла необыденная тишина. Стук трости разносился эхом по изящным сводам, не перебиваемый ни девичьим шушуканием сестер Гринграсс, ни скрипом половиц под колыбелью Скорпиуса, ни шелестом платья его прекрасной Леди Нарциссы, ни возней Драко с Поттером где-то под лестничным сводом. Эти юноши…от ранней седины Люциуса спасал только родовой абсолютный блонд. После чаепития в гостиной Астория изъявила желание приобрести несколько новых мантий ко Дню Матери, да непременно самолично их примерять в Твилфитт&Таттинг, не прибегая к помощи доставки и домовиков. Люциус повел бровью и решил, что после нескольких месяцев тяжелой беременности и послеродового отдыха еще совсем юной леди будет полезно развеяться и заняться чем-то таким…сугубо девичьим. Цисси с нежной улыбкой предложила свою помощь в выборе, и Люциус знал по себе, какое светлое чувство сияло в ее чистых глазах. Дамам нужен был отдых от общества мужей в компании тряпиц и кошельков с чарами безграничного расширения пространства, и было неразумно их лишать этой маленькой радости. Таким нехитрым образом все присутствующие в мэноре леди с оживленной игривостью упорхнули через камин в сопровождении домовиков и нескольких защитных украшений-артефактов. Общество не было добро к Малфоям последние года, а одинокие красивые женщины всегда выглядят легкой добычей для всякого рода люмпенов. Люциус вгляделся в собственный портрет, почти готовый к тому, чтобы занять свое место в галерее. Написание качественного полотна — дело небыстрое, а к своей смерти уважаемому человеку полагается готовиться за пару десятилетий. Художник изобразил его не обремененным морщинами и сухостью кожи, и Люциус ясно видел, насколько необъективно суждение, будто Драко — его точная копия. Лицо урожденного Малфоя — это искусство, а в нем прямые повторения скучны. Вот поставить рядом с этим портретом нынешнего Драко, и представить его чуть старше, и… ресницы — как у матери, пушистые, но словно дерзящие своим только видом. Губы ярче и будто даже детские — тоже заслуга Нарциссы. В остальном…да, черты, передаваемые веками по их Роду, но вовсе не копия, нет. Что-то неуловимо более светлое было в образе его сына, и это, несомненно, не передать ни одной кисти, но и это было в нем от Цисс. Сегодня этот молодой человек бесцеремонно приволок в дом оголодавшего, как стадо взрывопотамов, Поттера в поместье на обед. Оный юноша вмиг смел все предложенное и еще до подачи десерта принялся клевать носом. Драко, проявив все-таки привитое воспитание, извинился за своего гостя, уверил присутствующих, что неподобающее поведение местного героя лишь от колоссального недосыпа после ночной смены, пообещал, что к ужину он будет в более подходящем для светских бесед состоянии и отдал своего Поттера домовику с распоряжением левитировать в его спальню, раздеть и уложить. После же сын обернулся с выражением полнейшего почтения, и Люциус махнул рукой, слишком успокоенный размеренной жизнью последних лет, чтобы возмущаться. Поттер был приятен, когда не хамил, и не дерзил, и не храпел, и…в целом, очень редко, но он бывал неплохим собеседником. Не сразу, но Лорд Малфой был вынужден признать, что у его сына есть не только эстетический вкус на славно сложенные тела и очаровательные глазки; но и людей, благородных характером несмотря на происхождение и воспитание, он умел находить. За десертом Драко воодушевленно поведал о своем небольшом законопроекте, посетовал на вопиющий рабочий график своего Поттера, порадовался за мать и жену, соизволивших сквозь зеркало сообщить о том, что они в полном порядке, пакетов всего 40 и чаевничать изволят у Розы Ли, в честь праздника балуя себя отсутствием всякой диеты. Едва только Люциус с сыном велели открыть коллекционное вино по случаю непредвиденного мальчишника, как раздался треск сигнальных чар на одном из браслетов Драко, и он, извинившись, ринулся в Министерство. Мантия, перешедшая к нему от отца, а ему от его отца, грациозно развевалась за его плечами, а Люциус в гордом одиночестве приложился к уже открытому и благоухающему вину, думая привычные отеческие думы о том, какой его сын уже взрослый. Так и вышло, что по галерее Лорд Малфой ступал в полнейшей тишине пустого дома, как вдруг, прогоняя чрез мысли прошедший день, вспомнил, что в спальне его сына отдыхает Поттер, долженствующий прийти в состояние стояния к ужину. Сверился с часами и убедился, что как раз времени, что понадобится ему для прогулки в жилое крыло, а оттуда — в малую гостиную, хватит домовикам, чтобы накрыть на стол, а самому Гарри — привести себя в приятный для глаз вид. На использование расчески Люциус надежд не возлагал, но хоть на умытого и переодетого Поттера рассчитывать смел. Если Гарри, проснувшись в накатывающих сумерках, увидит пред собой домовика, сообщающего, что хозяева зовут к ужину, он наверняка задастся вопросом, где же его Драко. Значит — Люциусу так или иначе придется подниматься в спальни, чтобы объяснить Поттеру диспозицию этого вечера. По крайней мере, для своей ленной совести Люциус объяснял это именно так, неслышно ступая по ковру, устилающему коридор меж спальнями. Вариант, в котором Гарри Поттер, узнав, что его Драко нет и пока не ожидается в отчем доме, и даже в компании «Тори» вечер провести не удастся, от перспективы ужинать вдвоем с Лордом скуксится и позорно сбежит, Люциус отмел как крайне маловероятный и довольно неприятный. Герой добродушен и честолюбив, что удивительно для человека, выросшего в тех условиях — он скорее воспримет это как очередную долженствующую миссию по вливанию в круг близких Драко, и будет гордо терпеть компанию Пожирателя. Однако — Люциус усмехнулся, уже видя нужную дверь — по его субъективному мнению, он имел право надеяться, что его общество будет настолько же приятно мистеру Поттеру, сколь и ему самому. То есть, ненамного, но вполне сносно и даже иногда забавно. Он давно замечал на себе взгляд этого юноши — было бы сложно игнорировать столь пронзительные глаза такого яркого цвета, да еще и с таким профессиональным напором исследующие, но с таким мальчишечьим смущением отводимые. После одного интересного и приятного вечера у него появился новый повод обосновывать эти взгляды, и…этот повод следовало доказать. С этой мыслью, перетекшей в усмешку, Люциус коротко и негромко постучал костяшкой указательного пальца. — Чего стучишь-то? Входи давай. — приглушенный голос Поттера донесся через дверь. Люциус нахмурился, но быстро решил, что будет забавно наблюдать лицо Гарри, когда он увидит его вместо ожидаемого Драко, а нежелание переговариваться через дверь всегда можно обосновать легкой слабоухостью почтенных лет. Иногда удобно выглядеть стариком. Люциус шагнул в спальню, освещенную последними красноватыми лучами солнца, и его взгляд упал на постель. Эпохальную кровать, что он лично подарил сыну на шестнадцатилетие, посреди которой лицом вниз и самыми красивыми изгибами вверх лежал Светило Современности, Повелитель Смерти, Бог всех угнетенных и обеднелых Гарри Поттер, узнаваемый только по торчащим из-под сведенных локтей волосам. Никогда за последние двадцать пять лет Люциус Абраксас Малфой не замирал у чужой постели. В первый и последний раз — у постели, вокруг которой сновали домовухи и медиведьмы, а в центре, в окружении только что принесенных подушек возлежала изможденная Нарцисса, на груди которой возился нелепым комком голубых простыней и розовой кожи его единственный Наследник. Причина же нынешнего его неподобающей оторопи обладала золотистой кожей и располагалась на простынях цвета кофейного зерна. С благородными оттенками, в которых была выдержана вся спальня и, разумеется, постель, никак не сочетались его отвратительно маггловские домашние штаны с резинками. В данной ситуации Люциус предпочел бы их отсутствие. Гарри завозился, вытянул вперед руки, цепляясь за край матраса, и выгнулся в спине, чуть поджимая к себе колени. — Драко? — позвал он будто бы растеряно, сильнее вжимаясь лицом в постель и четче выставляя свою самую пикантную часть тела напоказ. Люциус размышлял всего секунду. Затем же направил палочку на свое горло, изменяя голос, делая его звонче и мягче, убирая накопленную с годами хрипоту и природную суховатость. — Извини, что заставил ждать. С недоверием к щедрости судьбы он подошел к краю кровати. Проклятые штаны обтягивали этот подчеркнуто вульгарный изгиб, а главное — совершенно не сочетались с постелью. Люциус медленно положил руку на одну из проявляющихся сквозь мягкую ткань ягодиц. — Малфой, если ты собираешься так возиться, я лучше сегодня сверху. — неожиданно, как всегда с ним и бывает, рыкнул в локоть Поттер и слегка приподнялся. — Постой. — метнувшись вперед, для чего пришлось встать коленом на кровать, Люциус задержал его голову ладонью на затылке. Если уж судьба так благоволит ему, что Поттер спутал с собственным сыном, то будет такой оплошностью упустить эту возможность. Взять предлагаемое ради потешного исследования — не преступление. Никто не помешает после стереть ему память. — Сегодня я хочу, чтобы ты не отрывал рук от изголовья. — он проследил взглядом, как напрягаются мышцы на сильных руках юноши, упираясь пальцами в дерево. — Да. Также, если позволишь… — он выудил из кармана первое подходящее, что попалось — чистый носовой платок. — Я хочу, чтобы ты побыл с завязанными глазами. — Люциус обернул всю верхнюю часть его лица, закрепляя кончики узелком. Удивительно, но Гарри действительно принял оба правила. Впервые Люциус видел его не перечащим, не спорящим и не поднимающим горящий взгляд в диком вызове. Впервые видел таким…послушным. Его сын не промах, если сумел приручить столь диковинную вещицу, как Гарри Поттер. — Итак, — с интересом ценителя он оглядел распластанное тело, как коллекционный артефакт. Оценивая его возможности. Решив не размениваться на спешный секс, Люциус неторопливо растянулся рядом, с наслаждением потянулся, и спросил: — Как прошел твой день? Поттер издал неясный хрюкающий звук задушенного смешка, утопив его в подушке. Люциус не торопил. Вдохнув поглубже, Гарри повернул голову в его сторону, его щека очаровательно сплюснулась, и оставалось лелеять надежды, что сквозь ткань платка видны лишь неясные очертания во тьме, а мнения о их схожести с сыном все-таки не так уж беспочвенны. — Ладно, — сдался Поттер. — Я проснулся в три ночи от Патронуса Главного Аврора и метнулся на спецоперацию… Никак не комментируя, и, на самом деле, не очень вслушиваясь, Люциус протянул руку через его плечо и прикоснулся к шее. Гарри ощутимо вздрогнул, его адамово яблоко качнулось перед глазами, и продолжил рассказывать. Вылавливая лишь особо интересные кусочки из краткого, словно доклад, монолога, Люциус вел пальцами к лопатке, вдоль спины и у самой поясницы свернул вбок, прослеживая последнее ребро. Гарри снова прервался, переводя дыхание. — В чем дело? Продолжай рассказывать. — он понял, что не имеет уверенности, должен ли называть его «Поттер» или «Гарри», чтобы не вызвать подозрений, или есть нечто сугубо специфичное в их с Драко отношениях? — Э-э. Ну, ладно. Дело в том, что, когда мы закончили с зачисткой, вроде еще только рассвет начинался, но потом еще эти гребаные отчеты, которые нужны прям вот щас и ни часом позже… Довольно улыбнувшись, Люциус пробежался пальцами к животу, и Гарри согнул одну ногу и немного повернулся, позволив чуть задеть кромку пупка, с удовольствием услышать резкий выдох, и отправиться к тазовой косточке через крохотную мягкую складочку с накопленным теплом, заодно подцепляя пояс штанов. Если в этой убогой маггловской одежде и был хоть единый плюс, то это — ее легкая снимаемость. — Я все еще слушаю. — напомнил Люциус, начиная медленно кружить самыми кончиками на верхней части обнаженного бедра. Случайно или нет, он слегка задел кожу ногтем, и в ответ Гарри дернулся, подаваясь вперед тазом, и снова уткнулся в подушку носом, издавая довольное мычание. Теперь его колено соприкасалось с животом Люциуса, и его вдруг начало беспокоить собственное количество одежды. Продолжая оглаживать бедро и ягодицу, все больше проходясь ногтями, он свободной рукой взялся за застежки мантии. — Мистер Поттер? — задумавшись, привычно обратился к нему Люциус, но не позволил внезапному опасению раскрыть себя дрогнуть его руку. Гарри промычал нечто полувопросительное из своей подушки, похоже, не заметив ничего необычного. Плюсы ролевых игр… — Так как же завершился ваш столь нелегкий день? Поттер издал странный звук, похожий на щенячий зевок, и обернулся с будто бы страдальческим выражением лица. Неясным осталось, что же заставило его смириться и принять правила происходящего снова, но он решительно откинул подушку в сторону, согнул руки и положил подбородок на свое плечо, всматриваясь невидящим взором в грудь Люциуса, где уже расстегивалась рубашка. Вторая рука в это время уже перешла к мягкому исследованию нижней части ягодиц. — Драко вытащил меня из отдела уже днем, сказал, что я выгляжу, как инфернал и вообще сдохнуть пытаюсь от голода и недосыпа, раз не получилось героем помереть на задержании. Ну, я его, конечно, послал, но он притащил в меня в мэнор, заманив обедом, и я решил, что за еду вот прям сейчас хоть отдамся. Люциус едва ли слушал его, уже заканчивая последние пуговицы на рубашке и неумолимо подбираясь пальцами к внутренней части бедер. Голос Гарри звучал для него, как музыка на фоне. Не затрудняя себя определением нот, Люциус улавливал лишь общее настроение, доносимое автором, и думал лишь о своих делах… точнее, о том, как бы удобнее взять этого юнца. — Я отрубился на добрых часов пять, а когда проснулся, узнал от домовухи, что в доме остался только Лорд Малфой, и… Утвердительно кивнув в ответ с полным согласием, Люциус приподнялся, наконец обеими руками хватаясь за бедра, сочные и сильные. Превосходно сочетающиеся оттенком оголенной кожи с цветом постельного белья. Гарри тяжело втянул воздух, упираясь руками в изголовье, как и было велено, и приподнялся на коленях. Он еще бормотал что-то в собственную руку, но разобрать это Люциус уже был не в силах, занимаясь собственным ремнем. Гарри, повернув голову на звук щелкнувшей пряжки и ожидаемо ничего не увидев, забарахтался, как лягушонок в иле, скатывая штаны к лодыжкам и при этом стараясь не сильно задевать обнаженной головкой сухую простынь. Жадно пожирая взглядом предоставленные виды, Люциус избавился от собственных брюк. Бронзовая кожа с золотым отливом манила к себе, ладони стремились забрать такое сокровище себе. Малфои всегда ценили роскошь. Люциус провел руками по бедрам до талии и обратно, убеждаясь, что это действительно его на данный момент. Почти мальчишеская жажда, так забавно. Гарри прогнулся глубже, вытягивая руки, утыкаясь носом во внутреннюю сторону локтя, подставляя себя под чужие руки. Понятия не имея, насколько они чужие. Люциус ощутил себя завоевателем, совсем как мальчишка, играющий в рыцаря. Однако Малфои всегда любили власть. Даже слишком, возможно. Люциус сжал ладонями бока, наблюдая, как серебряные кольца впечатываются в бронзовую кожу. Сместив одну руку ниже, ухватившись ею за бедра там, где они переходят в паховую складку, он прочертил пальцами второй линию позвоночника от копчика к лопаткам, до сладкой дрожи. А затем еще раз — с нажимом, заставляя прогнуться, как только позволят физические возможности. И, надо заметить, гибкость у Поттера была на высоте для взрослого мужчины. Гарри приподнял голову, стоило только Люциусу коснуться его входа пальцами, и надтреснуто проговорил: — Не надо. Я готовился. Подавив довольное хмыкание до утонувшего в горле урчания, Люциус провел всей ладонью оттуда, где она была, вдоль спины до шеи. Сжав ее легко, играючи надавил двумя пальцами на челюсть Гарри, так, чтобы он снова оказался уткнутым в постель. Было в этом нечто привлекательное, эта согревающая ладони власть, это щекочущее чувство собственнического удовлетворения. Мизинцем он коснулся приоткрытых ярких губ, чуть отодвинул нижнюю, задев зубы. Которые впервые не огрызались. Гарри тяжело, мелко дышал, сдавленно постанывая, когда Люциус взял его, притянув к себе за бедро. Он входил неспешно, наблюдая, как меняется его дыхание, подрагивает губа под мизинцем, лихорадочно проходится по кромке зубов язык, а глаза, наверняка, беспокойно мечутся под повязкой, а быть может, с силой зажмурены так, что на ресницах собирается влага, или, скажем, закатываются под полуприкрытыми веками в блаженстве. Люциус внезапно решил, что хотел бы видеть эти упрямые зеленые глаза в полном прекрасии их покорения, и от всплеска эмоциональности, которой сам от себя не ожидал, толкнулся так, что Гарри пошатнулся, впечатывая костяшки в дерево изголовья, и простонал в матрас. — Так не пойдет. — прохрипел Люциус, невовремя замечая, что чары изменения голоса исходят на нет. Он подался вперед, ложась животом на его поясницу, и переместил руку на шее вперед, подхватывая Гарри за подбородок и чуть приподнимая. От неудобства позы он коротко и болезненно простонал. Люциус сместил ногу, подтолкнув коленом Поттера, и он, следуя за изменением положения, согнул свою, отводя бедро в сторону. Да, так стало гораздо удобнее. — Если не могу видеть, то буду слушать. — хрипло прошептал Люциус и двинулся. Гарри отозвался звучным стоном, не заглушая его более, и он прошелся едва уловимой вибрацией по ладони, прежде чем прекрасным звуком померкнуть в ушах. Улыбнувшись, Люциус двинулся еще и еще, вслушиваясь в новую, словно внезапно заново открытую для себя музыку. Гарри оперся на локти, поднимаясь, и полностью прижался спиной к груди. Это оказалось неожиданно горячо в самом буквальном смысле. Кожа Поттера обжигала. Издав нежданный стон, смутивший его самого, Люциус усмехнулся тому, как давно он не получал такого абсолютного удовольствия от незамутненного ничем секса без обязательств, и затолкался глубже, открыто постанывая. Эти звуки прекрасно сочетались, создавая уникальную симфонию. Устав от перенапряжения, Гарри повернул шею, вырываясь, и Люциус отпустил его. Он устроил освобожденную руку локтем на постели, и с лучшей опорой толкнулся резче. Гарри будто обессиленно утнулся в его предплечье, прикусывая кожу и топя в ней стоны, но Люциус видел, с какой силой при этом напрягались от каждого толчка мышцы на его руках, упирающихся костяшками пальцев в изголовье. Покоряющийся потому, что хочет, а не оттого, что слабее — Поттер. Его стоны становились громче и будто отчаяннее, почти переходя в подобие рыданий. Люциус знал этот звук. Он ему слишком нравился, чтобы побаловать себя быстрым и легким оргазмом в этот раз. Неожиданно для себя прикусив прядку волос на поттерском затылке и с мстительным удовольствием послушав болезненное шипение, он замедлился, словно устав. Гарри заскулил, елозя зубами по его предплечью, и мелко забил согнутым бедром, ограниченный по всему телу. Он покрутил тазом и выгнулся сильнее, и снова выпрямился, тыкаясь истекающим членом в матрас, но этого было недостаточно. Люциус был тяжелее его, и он двигался медленно и неспешно, как огромная змея, ожидающая, когда жертва перестанет дергаться. И Поттер продержался недолго. — Еще, сильнее! — почти рыкнул он, поводя бедрами в поисках нужного давления. — Хм. — призадумался, затем цокнул Люциус, неторопливо выпрямляясь. — Хочешь — постарайся. Гарри оказался в относительной свободе, все еще насаженный на член, с повязкой на глазах и не в праве оторвать рук от изголовья. Люциус, по крайней мере, надеялся, что ни один из этих пунктов не будет подвергнут изменению, раз уж он передал в руки Поттера рычаг управления. Дыша, словно зверь, хотя Люциус предпочитал не вслушиваться в собственное сиплое дыхание, Гарри приподнялся, осторожно, чтобы не снять себя с члена, переместился чуть вперед, медленно, вынуждая Люциуса проскользить за ним, и уперся кулаками в дерево, опираясь на согнутые локти. Разведя ноги в удобную позицию, он на поверку покрутил тазом и вдруг толкнулся резко и с силой, так, что Люциус охнул и невольно чуть сдал назад. Все набирая скорость, Гарри подавался к нему быстро и мощно, с упоением, вжимая кулаки в изголовье, его стоны все больше напоминали рычание, и его дикость, разбуженная по первому приказу, только больше пробуждала интерес. Не стирая непроходящую усмешку, Люциус крепко держал его бедра, сам лишь поддерживая себя в статичном положении, и с любовным наслаждением оглядывал его всего. Сокращающиеся мышцы, поджатые на ногах пальцы, бронзовую кожу, взмокшую и чуть сияющую в темноте, напряженную спину с поблескивающими каплями, сжатые ягодицы и темный провал между ними, проглатывающий член раз за разом, вздрагивающая в местах соприкосновения кожа, бугрящиеся мышцы на руках, подрагивающие пальцы и тяжелая голова, трущаяся о простыню. С таким рвением Гарри этого хотел, что Люциус решил прекратить играться и без предупреждения толкнулся навстречу, намеренно нарушив такт. Не ожидавший этого Поттер подался вперед сильнее, чем планировал и глухо стукнулся макушкой об изголовье. Люциус задавил смех уже у самого горла. — Ай! Черт, на кой вы это выдумали вообще?! Несмотря на возмущения, Гарри только потер место удара, хмыкнул, а потом усмехнулся и все-таки рассмеялся. Люциус с облегчением расхохотался тоже, от всей души, как не делал уже давненько. Зато, когда смех угас, стало накапливаться неловкое напряжение, и это срочно нужно было решать. Не медля, Люциус сделал нечто спорное — то, что всегда подходило Поттеру. Он протянул руку и ухватился за концы повязанного платка. Гарри затих абсолютно, даже перестав дышать. Люциус вышел, чтобы напомнить ему о необходимости дыхания. Поттер ожидаемо тут же набрал воздуха, чтобы яростно зарычать, и тогда Люциус подцепил пальцем узелок платка, и потянул на себя. Гарри изогнул шею, и вместо возмущений издал стон неожиданности, а в следующий миг остаток перехваченного воздуха вытолкнул с тонким дребезжащим звуком. — Так вас устраивает, мистер Поттер? — насмешливо проговорил Люциус, не замечая оплошности. — А-ага. — ломанно и надрывно отозвался Гарри, его дыхание было затруднено изломленной шеей. — Прекрасно. — не тратясь более на беседы, он двинулся резко и безжалостно, но ответом ему был раскатистый стон. Бескомпромиссно ухватив юношу за бедро одной рукой, и продолжая пальцами второй натягивать узелок, Люциус больше не останавливался, беря с упоением вседозволенности. Гарри издавал фантастически вульгарные звуки, надрывные и кряхтящие, хриплые и протяжные. Вскинув руку, он приподнялся и схватился за предплечье Люциуса, чьи пальцы продолжали натягивать повязку. В этом жесте не было мольбы об освобождении, скорее, это был отчаянный порыв. Гарри никогда до этого не касался его, скорее, он подставлял себя под ладони. Ощущая жар пальцев на своем предплечье, Люциус мельком подумал, что он многое упустил по отношению к этому мальчишке. Или, что уместнее, молодому мужчине. Он врывался в его тело, с наслаждением полуприкрыв веки, чувствуя жар и упругость стенок, мягкость кожи, сминаемой под ладонью; ловя слухом свои и его судорожные вздохи и опьяненные стоны, шорох простыней под коленями и каждое влажное соприкосновение взмокших тел. Под смеженными веками вспыхивали голубоватые искорки, а, стоило приоткрыть их, как в сознание врывался образ изогнутой поясницы, бликами лунного света отпечатывающийся в памяти. Становились надрывнее их стоны, все более рвано ускорялись движения, и подступь оргазма уже ощущалась в глубине тела, когда резко и беззвучно не выдержал узелок платка. Лишенная сдерживающей повязки, голова Гарри качнулась вперед, но раньше, чем Люциус успел обеспокоиться не о сохранении своего инкогнито, а о сохранности черепа партнера, Поттер уперся рукой в изголовье, приложившись лбом о собственное предплечье, и, не растрачивая более ни секунды, нетерпеливо подался назад. Такую просьбу игнорировать было бы крайне невежливо, и, возможно, опасно, так что Люциус двинулся навстречу. Освободившуюся руку он положил на взлохмаченный мокрый затылок, массируя кожу настрадавшейся сегодня головы. На самом деле — дабы Гарри не повернул шею на их подходе к самому пику и не шокировался увиденным. В очередной раз за этот вечер Люциус был приятно удивлен его покорностью. Осталось довести дело до конца, не прибегая к помощи рук. Ни покидать прекрасное на ощупь бедро Гарри, ни оставлять без присмотра его затылок он не собирался. Придерживая хаотично двигающееся тело, он прицельно надавил на простату, проходясь уздечкой по едва заметно ребристой стенке. Дрожь Гарри прошла по всей его спине и отдалась сладким сокращением на члене Люциуса. Теперь он двигался медленно и выверенно, кругом проходясь по нужному месту и выходя едва ли на дюйм. Гарри на каждый заход шумно втягивал воздух и с приглушенным гортанным звуком выдыхал в собственное прикушенное предплечье. Он продолжал раз за разом, пока не услышал исступленный стон на грани крика. Гарри крепко сжал его внутри себя и ухватился за изголовье пальцами так, что Люциус нешуточно обеспокоился за его сохранность, но лишь сильнее вдавился в него. Почти проскулив, Гарри вдруг забился пойманной дичью, лихорадочно скользя по стволу, будто сам не мог найти, нужнее ли ему двигаться вперед-назад или кругом, медленно или споро, но определенно отчанно нуждаясь в этом давлении изнутри. Люциус взял его за бедра двумя руками, направляя, но это было сродни попытке удержаться на бешеном жеребце. Практически зарычав, Гарри уперся в изголовье сжатым кулаком и с силой подался назад со звучным шлепком. Три резких, словно удары, диких движений, и он взвыл, вдавливаясь в Люциуса собой. Этот мальчишка никогда не переставал его удивлять. Ухмыльнувшись, Люциус мягко, успокаивающе огладил напряженное до звона тело, тут же отозвавшееся дрожью, и закрыл глаза, облегченно отдаваясь собственному оргазму. Гарри сжимался вокруг него в ритме пульсирующего сердца, его усталые вздохи служили музыкой для ушей, и Люциусу понадобилось лишь несколько мягких толчов, чтобы излиться. Прохлада позднего вечера приятно освежала поблескивающие тела. Тяжелое дыхание тонуло в тишине мэнора. Гарри так и остался на животе, только отполз от собственного семени. Повернув голову в сторону окна и подогнув ногу, он молчал, только изредка передергивая плечами или бедрами. Люциус медленно и осторожно потянулся к палочке. Конфундус и Обливиейт, или лишь Конфундус, вот в чем вопрос? Вопрос второй, в случае раскрытия тайны этого маленького грязного вечера, станет ли сын навещать его в Азкабане? — Знаете, Лорд Малфой, а мне понравилось. — раздался удивительно спокойный для Гарри голос. Люциус повернул голову. Поттер перевернулся и продолжил мысль, теперь лежа на спине и разглядывая балдахин. — Классно все было. Только жаль, я буду Малфою должен, ну, тому, который Драко. За спор на то, что вы не старый. Люциус тоже вдумчиво изучил взглядом узор на матовом полотне балдахина. Мысли перебежками сменяли друг друга, насилуя едва прояснившийся разум. — Вот как. Интересный выходит расклад. — через силу выдавил он, чтобы занять паузу. — Ага. — просто отозвался Гарри. — Только в следующий раз не обязательно всех выгонять из мэнора, если что так. Можете просто приходить. Чуть сморщившись, он сел, очистил себя чарами и впрыгнул в штаны. Люциус удивлялся самому себе, все еще переваривая этот поворот. Он ведь уже упоминал, что этот мужчина не перестает его удивлять? Сев, он призвал свой халат. — Знаешь, я полагаю, раз уж ситуация так обернулась, нет нужды в официальности… — Согласен. — кивнул Гарри, застегивая ремень. — Раз уж мы трахаемся, я постараюсь привыкнуть обращаться к вам на «ты». — и добавил, уже накинув рубашку. — Люциус. — Боюсь спросить насчет Драко. — стараясь говорить ровно и уверенно, спросил он. — А что Драко? — пожал плечами Гарри, натягивая маггловскую кофту через голову. Взмыленные волосы встали торчком. — Он обычно добрый и щедрый. Ну, то есть, когда не на работе, и когда не уставший, и когда не голодный, и когда не сонный, и когда не занят каким-то проектом, и когда не просто бесится из-за вечеринки головных тараканов… Короче, очень иногда, но он добрый и щедрый. Примерно как вы. Ты. Люциус звонко хмыкнул, завязывая халат. Гарри, сунув ноги в кошмарные маггловские кроссовки, уже бодро и бессовестно направился к двери. Закрепляя договор об обращениях, Люциус спросил: — Куда ты, если мне позволено узнать? — Я — есть. Ваша Леди Малфой не приемлет моей домашней одежды за ужином, о чем мне мой Малфой доходчиво донес. Ну и надо отправить патронус Драко, что мы всё, и можно забирать его мать с Тори из Франции. Только вряд ли они так охотно вернутся. Думаю, мы увидим их дня через три, когда министр хватится портключа, что я у него одолжил. Снова хмыкнув, Люциус решил, что не собирается пока говорить об истинной причине румяных щек его супруги от вида героя в этой возмутительно открытой и облегающей одежде. Не сегодня. Остаток вечера он собирается провести в ванне, посмеиваясь над своей неподобающей возрасту наивностью, над юношеской беспечностью, восхищаясь слаженностью работы сговорившихся за его спиной Малфоев и одного почти-Малфоя, и баюкая воспоминания об этом, несомненно, интересном вечере.