Юбилей профессора Снейпа

Практически всегда, получая совой письмо от отца с требованием немедленно приехать в родовое поместье, я мысленно готовлюсь к наихудшему. Судорожно вспоминаю, где мог облажаться, прокручиваю в голове каждый шаг, каждое слово, которое произнес за последние несколько дней в адрес ненавистных мне однокурсников или преподавателей. Ничего не припоминаю… но, зная отца, меня это совершенно не успокаивает. Последний раз после встречи в Малфой-мэноре я, под чутким надзором, переписывал от руки половину учебника Истории магии — недоумок Бинс пожаловался отцу за пропуск нескольких занятий в семестре. А сейчас, держа в руках письмо и перечитывая его снова и снова, я, как бы ни старался, не нахожу в нем ничего подозрительного. Две строки, выведенные тонким, поистине изящным отцовским почерком, просят явиться в дом не позднее сегодняшнего вечера. На ходу убирая письмо во внутренний карман мантии и мечтая о том, чтобы задницы сегодня не коснулся отцовский ремень с тяжелой металлической бляхой, торопливым шагом направляюсь в покои Северуса. В его кабинете — Каминная сеть, которой, после беседы Дамблдора с отцом, мне разрешено пользоваться для мгновенного перемещения из Хогвартса в родовое поместье. Я в подземелье. Мне никогда не нравилось это место. Холодное и мрачное — оно так точно описывает крестного и так мастерски вселяет отвращение и унизительный липкий страх. Быть здесь мне не нравится настолько же сильно, как и сталкиваться взглядом с Поттером и его шайкой в стенах замка. — Мне нужно будет отлучиться из Хогвартса, — абсолютно бесцеремонно я прохожу через только что отворившуюся дверь кабинета Зельеварения, — отец прислал письмо. Я протягиваю конверт крестному, а сам, так же бесцеремонно, плюхаюсь в старое кожаное кресло возле растопленного камина — по-моему, Северус ожидает гостей. — Что ты сделал на этот раз? — Произносит крестный, разворачивая письмо. На толстом пергаменте красуется герб рода Малфоев, сверкающий серебром и лазурью. — Не знаю, — рассеяно пожимаю плечами, отправляя печенье из блюдца на столике в рот, — не против? Я не успеваю прожевать, как Северус в два шага оказывается возле меня и, совершенно варварски поднимая за шкирку, толкает к Каминной сети. — Отец хочет тебя видеть, не медли.

***

Я стою неподвижно в полумраке отцовского кабинета, объятом зловещими густыми тенями, полном изобилия и роскоши, спрятанном от солнечного света, с высокими потолками, резным каминным порталом, массивной мебелью и древнейшими фресками на стенах. Вот то, от чего я отвык за время учебы в Хогвартсе. В ожидании отца я искренне наслаждаюсь увиденным — входить сюда без его приглашения мне всегда было запрещено. Слышу тяжелые приближающиеся шаги и кое-как успеваю пригладить свои волосы. Понятия не имею, что меня ждет и в каком настроении прибудет отец, поэтому слукавлю если скажу, что совсем не нервничаю. Отец, по лицу которого как обычно нельзя было прочесть ни единой мысли, появляется на пороге кабинета. Он выглядит как всегда — в идеально выглаженном черном костюме, с убранными в низкий хвост волосами. В руке — трость с изящной змеиной головой и спрятанной внутри трости волшебной палочкой. В самый неподходящий момент в голове всплывают тяжелые обрывки воспоминаний, как год назад, стоя на этом самом месте, чувствовал на своей заднице отцовскую трость со змеиной головой, металлические клыки которой больно царапали кожу. Но я не держу обиды — тогда было за что получить; сейчас же я в полной растерянности. — Драко, — напоминает о своем присутствии отец, чей голос эхом разносится по пустому помещению. Я не заметил, как он прошел мимо меня и сел в кресло рядом с письменным столом. От только что разожженного камина стены кабинета начали медленно прогреваться, и находиться здесь стало заметно приятнее. Слабые языки пламени отбрасывают причудливые тени на гобелены с тяжелыми кистями. — Здравствуй, отец, — тихим голосом произношу я. Замечаю, как его строгие черты лица освещает слабый свет от камина. Он видит на моем лице смятение и пытается успокоить натянутой улыбкой; получается с трудом — после слухов о возрождении Темного Лорда делает он это крайне редко. — Акцио! Возле стола, рядом с которым в кресле сидит отец, негромко щелкнув, распахивается замок тумбочки, откуда плавно выплывает небольшой сверток, перевязанный белой атласной лентой. Несколько секунд он парит на уровне наших глаз, а затем так же плавно опускается на письменный стол. Меня одолевает любопытство… — Какое сегодня число? — Поднимая взгляд со свертка, обращается ко мне отец. Он вновь пытается улыбнуться, от чего меня невольно передергивает — к этому я не привык. — Кажется, седьмое… В воздухе висит напряженная тишина, которую время от времени нарушает потрескивающий звук горящих поленьев. Наконец, я понимаю. Вспоминаю дату. Мысленно корю себя за то, что совершенно об этом забыл, но вместе с тем ликую, что причина вызова меня в родовое поместье — не я и не моя отвратительная учеба в семестре. Кажется, я догадываюсь, для кого заготовлен этот сверток. — Послезавтра у Северуса юбилей, — отец кивает на завернутый подарок, — и я хочу, чтобы ты положил это ему на стол. Наконец я могу дышать полной грудью, а мои губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке — мне с трудом удается подавить предательски вырывавшийся смех. Хотя, признаться честно, отец поступает правильно. Он прекрасно знает, что Северус никогда не принимает подарки из рук в руки, не отмечает праздники и терпеть не может свои Дни рождения. Последний подобный праздник закончился плохо скрываемым отвращением на лице крестного и попаданием подарка из рук болвана Гойла при слизеринцах третьего курса в мусорное ведро. — Что там? — Умоляюще спрашиваю я, понимая, что когда-нибудь мне точно попадет за мою нетерпеливость. Как и следовало ожидать, вместо ответа я получаю в руки сверток с четким отцовским приказом — неприметно положить его на стол профессора и остаться при этом незамеченным, иначе улетевший в ведро подарок мне придется возмещать отцу из собственных денег. — Полагаю, ты написал для Северуса речь? — Пристальный взгляд отца прожигает меня насквозь, и моя улыбка, впервые за несколько месяцев такая искренняя и по-детски наивная, моментально слетает с губ. Написать крестному речь? Это совершенно точно не входит в мои планы. Последний раз самостоятельно я писал только домашнее эссе для Заклинаний больше полугода назад, когда, сам того не ожидая, по глупости поссорился с Пэнси. Она всегда знала о моей нетерпимости к филологическим наукам и за бутылку Сливочного пива писала эту бесполезную дребедень за меня. — Я не пишу… — Неужели? — Отец наблюдает за мной с холодным безразличием, а затем с видимым усилием заставляет себя подняться с мягкого сиденья и приблизиться ко мне, отчего кисти моих рук начинают непроизвольно дрожать. — В таком случае, я вынужден настаивать.

***

В мрачном туалете для девочек витает тяжелый запах сырости и затхлости, а вдоль стен сползает плесень. Я осторожно проскальзываю внутрь и пристально осматриваюсь, уверенный в том, что она здесь. Я не могу ошибаться — та, кто поможет мне, всегда здесь, нужно только немного подождать. Мои глаза постепенно привыкают к слабому свету. Я облокачиваюсь о каменную стену и, стараясь не издать ни звука, прислушиваюсь — где-то рядом, в ближайшей кабинке за закрытой дверью, плещется вода. Не могу избавиться от мысли, что девчонка сейчас где-то рядом, наблюдает за мной и в томительном ожидании надеется, что я, наконец, оставлю ее одну. — Значит, не уйдешь…? Я вздрагиваю от неожиданности настолько, что чуть не роняю на пол лист пергамента и флакон с чернилами — голос Миртл гулким эхом отражается от холодных стен помещения. — Не уйду. Я давно знаю, что у Миртл никогда не было друзей. Измученная одиночеством, она не раз признавалась, что после ее смерти лучшими собеседниками для нее были лишь канализационные трубы и унитазы. Слышал, что ученики всегда боялись сюда заходить, а те, кто все-таки решались, старались оставаться незамеченными. В один из вечеров я, вновь зайдя сюда проведать Миртл, был польщен ее откровением — тогда она впервые назвала меня своим другом. — Будешь стоять здесь, пока я не выйду? — Буду. С полминуты рядом со мной не происходит ничего, но я чувствую, что она совсем рядом — холодные порывы воздуха колышут мои волосы. Наконец, Миртл прозрачной тенью пролетает сквозь дверь одной из кабинок и, зависая в воздухе прямо передо мной, всматривается в мое лицо. Впервые за несколько десятков встреч с ней, мне неловко здесь находиться. — Я не в настроении. Размышляю о лучшей смерти. — И к чему пришла? Усевшись на краешек старой раковины с покрывающими ее отпечатками времени и глядя в зеркало с толстым слоем пыли, Миртл заливается диким нечеловеческим смехом, а затем так же резко облетает вокруг меня и скрывается за перегородкой под потолком так, чтобы я не мог теперь видеть ее лица. — К смерти во сне. Трудно не согласиться, но сейчас, имея от отца задание написать поздравительную речь для крестного, мне совсем не хочется думать о смерти во сне. Я мог бы обратиться за помощью к Пэнси, но это будет не то… Это что-то сокровенное, слишком личное, что я могу доверить только Миртл и буду уверен в том, что она поможет. — Ты выглядишь странно, Драко. Не так, как всегда. Будто тебе поручили убить директора. Мое дыхание спирает. Этой девчонке палец в рот не клади — дай завернуть на ее любимую тему о смерти. — Нет. По крайней мере, не сегодня. — Я пытаюсь выдавить нечто похожее на улыбку, прекрасно осознавая, что до безобразия похож сейчас на своего отца. Неловко переминаясь с ноги на ногу, всматриваюсь в темный угол потолка, а моя обычная самоуверенность с каждой секундой испаряется под весом отчаянной просьбы о помощи, которую вынужден вымаливать. Сам с заданием отца я не справлюсь. — Нужно всего лишь написать речь для крестного. Из-за перегородки появляется голова Миртл. Ее серебристо-серые волосы мягко струятся по плечам, создавая эффект легкой дымки на фоне жемчужно-бледной прозрачной кожи. Глядя на ее искаженное от ужаса лицо, я понимаю, что пришел абсолютно зря. — Для Снейпа? — С ужасом шепчет Миртл. — Не проси меня делать что-то для этого чудовища. Чудовища? Я непонимающе кошусь на девчонку, которая парит сейчас возле унитаза, с трудом подавляя желание не плюхнуться туда со всей злости. Ее бледное лицо искажается гримасой отвращения. — Гермиона… Она стояла прямо здесь, на твоем месте, и плакала. Я своими глазами видела, как ее слезы смешивались с водой в раковине. — Голос Миртл звучит раздраженно и презрительно. — Это он ее довел. Я не удивляюсь услышанному — из-за крестного и его строгих методов преподавания за все время, что он находился на посту учителя, плакало много девчонок в Хогвартсе. Слукавлю, если скажу, что сам не подвергался его нападкам. Северус уже давно не брезгует наказывать студентов своего факультета. Но сейчас я вынужден просить у Миртл помощи. — Хочешь я приведу Поттера? Заставлю его сходить с тобой на свидание в соседнюю кабинку? — Заманчиво, — Миртл грустно улыбается, моментально теряя интерес к унитазу, в который намеревалась нырнуть минутой ранее, — и все же, почему ты просишь помощи именно у меня? Я не нахожу ответа, но впервые, стоя здесь, в заброшенном многие годы туалете для девочек, задаю сейчас себе тот же вопрос. Почему Миртл? Почему я сразу пришел к ней? Но я отчего-то уверен, что она может помочь. Видя отчаяние на моем лице, Миртл, кажется, побледнела еще больше. По-моему, мне все-таки удается ее убедить. — Помогу не из-за Гарри, а только потому, что не хочу видеть тебя таким.

***

9 января 1995 года

— Читай, Драко. Это же для меня? Сейчас, в эту самую минуту, я хочу лишь одного — провалиться сквозь землю и навсегда забыть дорогу в покои крестного. Он всегда славился умением появляться не вовремя, и этот раз не стал исключением. Северус заметил меня в самый неподходящий момент — когда я, проскользнув в его кабинет, пытался незаметно подложить на его письменный стол отцовский сверток и наше с Миртл поздравительное письмо. Снейп, не спуская с меня глаз, сидит на диване возле плетеного стеллажа и явно ожидает ответа. Я заливаюсь краской — Святые Пожиратели, Драко, тебя так легко выбить из колеи… Если сейчас подарок полетит в ближайший кипящий котел, мне, по-видимому, никогда не расплатиться с отцом. Но сверток, кажется, волнует Снейпа куда меньше письма, которое он любезно вернул со стола мне в руки и приказал зачитать вслух. — Поздравление принято говорить лично. Отец не учил тебя этому? — Вальяжно произносит Северус, отпивая глоток Огневиски — должно быть, подарок Дамблдора. Длинный строгий сюртук, застегнутый на все пуговицы, непроницаемая маска на лице без малейшего намека на улыбку, черные сальные волосы, растекающиеся по острым плечам — все абсолютно как обычно. Если бы я не был крестником Северуса, ни за что бы не догадался о сегодняшнем юбилее. Не без труда отрываю печать от конверта и, откашливаясь, зачитываю написанное. Северус. Я знаю, как ты относишься к поздравлениям, но совсем ничего не написать просто не мог. Уйти от банальности не сумел и все то, что написал ниже, пусть и наивно, но абсолютно искренне и честно. В мире, полном неопределенности и обмана, ты ни разу не заставил меня усомниться в твоей справедливости, а там, где отец и мать не справлялись, брал ответственность на себя и воспитывал так, как полагалось. Ты всегда учил любить жизнь, быть честным и видеть красоту там, где другие не видели. На своем примере призывал меня быть лучшим, не бояться ошибаться и переступать через себя. Отец всегда говорил, что я могу на тебя положиться, попросить совета или помощи и получить их несмотря ни на что. Пожалуй, впервые в жизни я могу с уверенностью сказать, что согласен с ним. Ты… Я запинаюсь… Слова, написанные на пергаменте, превращаются в хаотичный поток и больше не хотят мне поддаваться. Среди шума бесконечных мыслей и воспоминаний их смысл теряется, а написанные слова уступают место новым, лично моим, родившимся в голове без помощи Миртл. Поздравительное письмо, которое я держал мгновение назад, оказывается на полу. — Северус, я лишь хочу сказать спасибо за терпение, которое ты проявляешь по сей день, стремясь вырастить меня достойным человеком. От волнения я переминаюсь с ноги на ногу, изо всех сил стараясь посмотреть Северусу в глаза. Чувствую, как щеки покрывает нежный румянец, а вспотевшие ладони непроизвольно трутся о брюки. Почему я так взволнован? Если бы меня сейчас видел отец, непременно сделал бы замечание за вид, неподобающий чистокровному аристократу. — Пусть преданность Хогвартсу и любовь к зельям остаются неизменными, а юмор — таким же черным, как мантия, в которой ты патрулируешь коридоры замка. Я вновь пытаюсь улыбнуться, но мое нервное напряжение еще чуть-чуть и можно будет уловить взглядом. Северус, кажется замечая это, достает с верхней полки стеллажа второй стакан и ставит передо мной на стол. — Кто помогал тебе писать это? — Как указкой он тычет пальцем на письмо, все еще лежащее на полу. — Миртл. Совсем плохо? — Вовсе нет, — впервые за несколько дней голос крестного не звучит угрожающе. Значит, по крайней мере сегодня, я смогу выйти из подземелий живым, — но то, что ты произнес сам, понравилось мне намного больше. Содержимое бутылки Огневиски наливается во второй стакан. — Мне нельзя. Отец… — …ничего не узнает, — произносит Северус, предлагая сесть. Даже в самых сумасшедших фантазиях я и представить не мог, что буду сидеть в подземельях крестного, потягивая вместе с ним крепкий алкоголь. Первый глоток обжигает горло, но чувствую как все вокруг постепенно притупляет внимание. Мне непривычно, но невероятно хорошо и как же, Великий Мерлин, я не хочу сейчас отсюда уходить. Еще никогда раньше я не пил что-то крепче Сливочного пива, и крестный, явно зная об этом, тщательно следит за моим состоянием. Второй глоток, не такой обжигающий, но более горький, разливается по горлу приятным теплом, а с каждым новым мое тело становится более расслабленным, а мысли — менее яркими. — Если хоть кому-нибудь об этом расскажешь, я выпорю тебя на том же самом месте, наплевав на окружающих. Ставлю пустой стакан на стол и откидываюсь на спинку кресла. — Мне все равно никто не поверит. — Мягко улыбаюсь я. — С Днем рождения.

***

В коридоре неподалеку от Большого зала давка, а я, мешая потоку голодных первокурсников, замираю в потрясении. В нескольких метрах от меня, сливаясь с толпой учеников и преподавателей, стоит Северус, на шее которого красуется изумрудно-серебряная бабочка. — Какой ты нарядный, мальчик мой. Изумрудный тебе к лицу, — замечает выходящий из Большого зала Дамблдор, на что Северус, насколько мне позволяет слух, громко цокает. Ради всего святого, Дамблдор, не зли крестного перед уроком Зельеварения. Стоящий рядом со мной Крэбб изо всех сил старается подавить вырывающийся смех, а я, опомнившись, больно толкаю его в бок. Признаться честно, я сам кое-как держу себя в руках, хотя и согласен с директором — изумрудный ему действительно идет. — Что это на Снейпе? — выгнув бровь, скептически произносит Пэнси. Вероятно, тот самый отцовский подарок, но вслух произнести свою догадку не решаюсь. Я поражен сразу двум вещам — тем, что отец решил подарить крестному бабочку под цвет факультета Слизерин и тем, что Северус гордо прохаживается в ней по Хогвартсу, не обращая внимания на откровенные перешептывания. Через несколько минут мое потрясение увеличивается вдвое: проходя мимо Северуса замечаю, как из нагрудного кармана его мантии торчит уголок нашего с Миртл поздравительного письма, но об этом Пэнси и тупице Крэббу знать совсем необязательно.