Ветер Италии

      Когда я проснулась, Эцио уже не было. Сегодня погода была мрачной. Подстать моему настроению, вот только должна была начаться гроза, чтобы полностью его описать, ведь я вся была на нервах. Ещё и Антонио ничего не рассказывал. Лишь отмахивался.       — Fermati! — не выдержал он и замахал руками. — Придёт и твоё время, малышка Мари, и мы раскроем тебе свои тайны.       «Мы» — это ассасины? Значит, я тоже стану их частью? Раньше я думала о ассасинах, как о хладнокровных, жестоких убийцах, которые вырезают за деньги. Профессиональные убийцы, готовые пойти за деньги на всё, но плату брали в два раза выше, чем наёмники, за тихое убийство. Труп могли не заметить ещё неделю. Но теперь… Я окунулась в этот мир с головой и вынырнула с другой стороны, видя перед собой что-то новое и возможность оставить след в истории. Впрочем, я уже это сделала. Помогла организовать убийство Марко Барбариго.       Потом Антонио встал, увидев что-то в окне его кабинета, и подошёл к сундуку.       — Я бы хотел подарить тебе подарок, Мари, — сказал он, а я с интересом заглянула за его спину. Но он сам повернулся ко мне с мечом в руке. — Я заказал его у специального мастера. Он сделал мне скидку, но это не значит, что меч дешёвый. Он просто отличный. Я его испытал сам, перед тем, как отдать тебе.       Я улыбнулась.       — Антонио, боже, вы завалили меня подарками. — Я взяла меч, который светился при свете. Сталь была гладкой, а меч острый. Мне казалось, что он сможет разрезать воздух.       — У тебя должно же что-то остаться после нас, верно? Какие-то воспоминания?       — Только самые лучшие и тёплые, Антонио, — ответила я с широкой улыбкой, опустила меч вниз остриём и обняла.       — А! — воскликнул он. — И ещё кое что. Пояс для меча и метательных ножей. Их ты уже сама купишь.       Он достал очень похожий пояс на пояс Эцио. С таким же стальным знаком. Я была в таком восторге, надевая его и пряча меч в ножны. Удивительно, но он нисколько мне не мешал, хотя я думала, что будет путаться под ногами. А потом я вспомнила, что под плащом, который закрывает Эцио руку с клинком, прячется и меч.       А потом Антонио сказал:       — Нам пора, Мари. Идём скорей.       И мы пошли куда-то. Я не знала куда мы идём. Это было так странно, но после перешли на бег. Эта была пристань. Неужели эта та самая пристань, в которой Эцио встречал корабль? Мы идём помогать ему?       Антонио мне ничего не говорил, а я знала, что не ответит. Он много говорил, но в такие моменты нет. И всё оставалось загадкой.       Тут я услышала звуки металла о металл и голоса: ругательства и выкрик:       — Дядя Марио! — это был Эцио и мы заспешили.       Мы дошли до арки, а на набережной было огромное количество стражи без отличительных знаков и трое мужчин, которые оборонялись. Среди них, в такой же форме, как у стражников, я узнала Эцио. Рядом с ним могучий человек в лёгких, как у меня и Эцио, доспехах и таких же высоких сапогах. Над его верхней губой залегла тёмная тень из широких усов. Третий человек был в абсолютно коричневой, почти рыжей, одежде и лицо тоже прикрывал глубокий капюшон.       Я не заметила, как к нам сзади подошёл мужчина. Это был верзила, лет тридцати. Я испуганно дёрнулась, а Антонио кивнул ему, узнал.       — Ну что, Мари, испробуй своё новое оружие! — улыбаясь сказал мне Антонио. Стражники кинулись и на нас, пытаясь проткнуть, но я тут же достала оружие и отбилась от атаки. Рука уверенно держала меч. Больше не тряслась. Я пробиралась к Эцио. Мне нужно срочно было убедиться в том, что он в порядке.       Тут рядом пролетел мощный арбалетный болт, что влетел в стражника, что целился прямо в меня. Я посмотрела туда откуда он прилетел. Его выпустил тот самый мужчина с усами, а ещё я заметила, что у него был шрам, проходящий через левый глаз. Одним глазом он не видел. И он кивнул мне.       Я сглотнула и тут же мне на талию легла рука. Это был Эцио. Отпихнув кого-то ногой, он посмотрел мне в лицо.       — Что ты тут делаешь? — спросил он, а я клинком, выставив руку, проткнула кому-то глаз.       — Антонио, привёл меня, — ответила я. Мы были едины, переставляя ноги, мы будто танцевали, убивая каждого, кто пытался нас разлучить. Поворот-разворот и несколько трупов.       — Не дай Борджиа уйти с ящиком! — крикнул Антонио.       Верзила, орудуя двуручным мечом, словно косой, пробился сквозь толпу стражников, которые пытались взять его числом. Постепенно исход битвы стал складываться удачно в сторону Ассасинов и их союзников.       — Мы с ними справимся, племянник, — услышала я голос, кажется, Марио. — Иди за Испанцем!       Эцио развернулся, а я за ним, и увидела Родриго, выбегающего через дверь лоджии, Эцио же поспешил ему наперерез, но Кардинал, с обнаженным мечом в руке, был готов к его нападению.       — Тебе не победить в этой битве, сынок, — прорычал он. — Тебе не изменить предначертанного! Ты умрешь от моей руки, как твой отец и братья. Смерть — то, что ожидает тех, кто пытается противостоять тамплиерам.       Я стиснула зубы, вонзила в тело последнего стражника свой окровавленный меч. С выдохом вынула его. Осмотрелась. Полно мёртвых людей и трупов. Теперь меня это не пугало и совершенно не тошнило.       Эцио перехватил Родриго, пытавшегося сбежать, и занес собственный меч, чтобы нанести удар. «Это за моего отца!» — проговорил он. Но Кардинал уклонился от меча, ударил в ответ. Эцио потерял равновесие, выронил драгоценную коробку, Родриго бросился к двери. Я бросилась к Эцио, убирая меч.       — Смотри не ошибись, — злобно сказал он на прощание Эцио. — Мы еще сразимся когда-нибудь. И тогда я сделаю так, чтобы твоя смерть была медленной и мучительной.       Эцио тяжело дышал, пытаясь встать. Доспехи не давали ему это сделать. Я помогла встать ему и убрала с шеи чью-то кожу, а точнее лишь частичку.       — Я должен догнать его, — сказал Эцио упрямо, даже развернулся, но откуда не возьмись, там появилась женщина в красивой красной одежде.       — Но это не важно. Мы нашли то, что искали.       — Нет! — выкрикнул Эцио. Он знал её, а я нет. Я знала здесь лишь двоих. — Ты слышала, что он сказал? Я должен догнать его и прикончить!       — Успокойся, — посоветовала, подходя ближе, другая женщина. Я обернулась. Это была Теодора. Хорошо, теперь трое, не считая Эцио. Потом я увидела за её спиной молодого человека с тёмными волосами с задумчивым лицом.       — Что вы все тут делаете? — спросил Эцио.       — Возможно то же, что и ты, Эцио, — отозвался незнакомец. — Надеемся увидеть Пророка.       Эцио был зол. Я чувствовала это через свою руку, которую он сжимал, кажется, даже не осознавая этого. Они все здесь ради какого-то Пророка. Мне было наплевать на него. Я здесь ради Эцио.       — Нет! Я пришел, чтобы убить Испанца! Плевать я хотел на вашего Пророка, если он, конечно, существует. Он не пришел!       — Нет, — молодой человек помолчал, а потом продолжил, не сводя с Эцио пристального взгляда. — Но пришел ты.       — Что?       — Было предсказано пришествие Пророка. И тут неожиданно появляешься ты. Быть может, ты и есть тот, кого мы искали?       — Я не понимаю… Кто ты?       Молодой человек отвесил поклон.       — Мое имя Никколо ди Бернардо Макиавелли. Я член ордена Ассасинов, хранитель древнего искусства защиты и развития человечества. Так же, как и ты, так же, как каждый из присутствующих. Даже дама твоего сердца, Эцио.       Я широко раскрыла глаза. Я не могла быть каким-то там хранителем. Я не могла! Я ничего почти не знаю. Даже не имею ни малейшего понятия.       — Что вы имеете ввиду? — спросила я у него.       — Ты, как и Эцио, потомок великого ассасина. Возможно, не столько великого, как Эцио, но это уже что-то, — он слегка улыбнулся. — Я наблюдал за тобой, Мари де Ляфлёр. Я точно уверен в том, что в той книге говорилось о вас двоих.       — Какой книге? Что вы несёте?       — То, что потомок Малика аль Саифа встретит потомка своего друга Альтаира ибн Ла-Ахада. Но у них зародиться отнюдь не amicizia. Этот союз станет великим, союз, который перевернёт всё в лучшую сторону.       Я прикрыла рот рукой и взглянула на Эцио. Он тоже был в полном шоке. Это не передать словами. У меня трепетало сердце, будто я вновь упаду в обморок, захотелось смеяться. Не знаю почему, но это было так глупо. Я не думала, что стану кем-то большим, чем знала о себе. Это могло казаться мне сном или какой-то нереальностью, но чем больше лицо Никколо оставалось серьёзным, чем прочнее вбивались его слова в мою голову.       Я всегда думала, что я всего лишь очередная девушка с тяжёлой, просто невыносимой судьбой, а тут такое… Обо мне написали в книге. Хоть и неоднозначно, но всё же!       — Это правда, дядя Марио? — спросил Эцио. — Про Пророка и наше с Мари предназначение?       — Да, мой мальчик, — ответил Марио, шагнув к племяннику. — Все эти годы мы направляли и обучали тебя, чтобы ты вступил в наши ряды. Антонио же обучал Мари. Роза и ты помогали ему, осуществить лишь то, что сейчас стоит рядом.       — Ты расскажешь о моей семье? — попросил он. — О маме, о сестре…       Марио улыбнулся.       — Правильный вопрос. Они в порядке. Они переехали из монастыря ко мне домой, в Монтериджони. Боль потери никогда не оставит Марию, но она нашла утешение в благотворительности, которой занимается вместе с аббатисой. Что касается Клаудии… Еще задолго до того, как она сама поняла это, аббатиса знала, что жизнь монахини не подходит девушке с таким характером, и что есть иные пути служения Господу. Ее освободили от клятвы. Она вышла замуж за капитан-лейтенанта, и очень скоро, Эцио, подарит тебе племянника или племянницу.       — Это замечательная новость, дядя! Мне никогда не нравилась идея Клаудии стать монахиней. Но… Мне так о многом нужно тебя расспросить. — Эцио посмотрел на меня. — Нам расспросить.       И сжал мою руку.       — Сейчас не время для вопросов, — вставил Макиавелли.       — Многое еще предстоит сделать перед тем, как мы сможет вновь увидеть любимых и порадоваться этому, — согласился Марио. — И может случиться так, что эта возможность нам не представится. Нам удалось отнять у Родриго шкатулку, но он не успокоится, пока не вернет ее, поэтому мы должны защищать ее… даже ценой наших жизней.       Я внимательно осмотрела ассасинов, окружавших нас, и впервые заметила, что у каждого из них в основании безымянного пальца есть клеймо в виде кольца. Но времени на вопросы действительно не было. Марио обратился к соратникам: «Думаю, время пришло». Крайне серьезные, они кивнули в знак согласия, а Антонио достал карту и указал нам точку.       — Встречаемся здесь на закате, — торжественно приказал он.       — Пойдемте, — сказал остальным Марио.       Макиавелли взял шкатулку с ценным, загадочным содержимым, а ассасины по очереди в полном молчании вышли на улицу и ушли, оставив нас вдвоём.       Эцио повернулся ко мне. Я молча обнимала себя за плечи. Я знала, что нам нужно поговорить. Мы ничего не поняли и нам нужно это обсудить.       — Значит, я был прав, когда думал, что мы созданы друг для друга, — попытался пошутить он. Но ничего не получилось. В голове кружил ураган.       — Если Макиавелли сказал, что нам было суждено встретиться, то… Мы были рождены для этого. Значит, наши чувства навеяны пророчеством? — я посмотрела него. Он нахмурился и взял моё лицо в руки. На его руках я чувствовала засохшую кровь.       — Не смей такого говорить! —Он был зол. — Не смей, даже думать об этом! Наши чувства самое правдивое, что есть в этом мире. Мне плевать на предназначение. Для меня главное, что я люблю тебя, Мари. Если предназначение скажет, что мы должны разлюбить друг друга, то этого не случится. Я буду любить тебя вечность, пока этот мир не погубит Господь Бог или кто там за нами наблюдает?       Я широко улыбнулась. Я не ожидала такого признания в любви. Сначала мне показалось, что это сон. Казалось несколько раз, когда наступало счастье, к которому я не привыкла. Думала, что я всю жизнь прожила в тирании, но это не так. Я вообще не жила, а спала. А Эцио пришёл и разбудил меня.       Я обняла его за шею и приложилась губами к его, зашептав:       — Я тоже люблю тебя, Эцио. Не обязательно говорить мне об этом. Я чувствую это в твоём отношении ко мне и поступках. Но я буду всегда говорить тебе, что люблю тебя.       Он крепко обнял меня. По щекам текли слёзы.

***

      Тем вечером Венеция казалась пугающе пустой, широкая площадь рядом с базиликой была молчалива и пуста, если не считать голубей, бывших ее постоянными обитателями. Колокольня поднималась на головокружительную высоту, но я, не сомневаясь, начала карабкаться вверх, стараясь не отставать от Эцио. Встреча, на которую нас позвали, должна была дать ответы на некоторые наши вопросы. Я знала, что поступаю правильно. Я не отступлюсь.       Когда мы почти добрался до вершины, я расслышала приглушенные голоса. Эцио подтянулся на каменной кладке на самом верху и влез в помещение для колоколов, потом подал мне руку и помог забраться. Круг перед нами расступился, и ассасины, все в накинутых капюшонах, пропустили нас в центр, где горела небольшая жаровня. Эцио крепко держал меня за руку.       — Laa shay`a waqi`un moutlaq bale koulon moumkine. Эти слова, сказанные нашими предками, лежат в основе нашей веры, — низким голосом произнёс Марио.       Макиавелли шагнул вперед и, смерив нас тяжелым взглядом, произнес:       — Когда другие слепо следуют за истиной, помни…       И я осознала, что мне известны нужные слова, как если бы я знала их всю жизнь. От этого мне стало дурно. Во мне будто зародился другой человек.        — …Ничто не истинно, — ответили мы с Эцио одновременно и переглянулись. Наверное, он тоже был в шоке.       — Когда другие ограничены моралью или законом, — продолжил Макиавелли, — помни…       — …Все дозволено.       — Мы работаем во тьме, — сказал Макиавелли, — но служим свету. Мы — ассасины.       И другие присоединились к нему, вторя в унисон: «Ничто не истинно, все дозволено. Ничто не истинно, все дозволено. Ничто не истинно, все дозволено». Когда они закончили, Марио взял Эцио за левую руку.       — Время пришло, — сообщил он. — В наш просвещенный век мы не столь прямолинейны, как наши предки. Мы не требуем жертвовать пальцем. Но наша печать столь же вечна. — Он вздохнул. — Ты готов присоединиться к нам?       Эцио несмело протянул руку и ответил твёрдым голосом:       — Да.       Антонио подошел к жаровне и извлек из нее раскаленное тавро для клеймения, выглядевшее как две половинки кольца, которые соединялись с помощью рычага на ручке. Потом он взял Эцио за безымянный палец. Он вставил палец между половинок тавра и соединил их. Запахло палённым, но Эцио не вздрогнул. Потом Марио подошёл ко мне.       — А ты Мари де Ляфлёр, готова присоединиться к нам, охраняя наши тайны и связаться с Эцио не только пророчеством, но и душевной связью?       — Да, — так же твёрдо ответила я и протянула руку.       Палец сильно обожгло. Я поджала губы и путь не вскрикнула, но я привыкла к боли, а это было по настоящему больно.       — Эта боль скоро пройдет, сестра, — сказал Антонио. — Как и многое другое в этой жизни.       Теодора вытащила маленький стеклянный фиал с прозрачной густой жидкостью, которой она осторожно смазала ожог на пальце Эцио, а потом и мой.       — Мы гордимся вами, — сказала она неожиданно.       Макиавелли подошел к нам и многозначительно кивнул.       — Добро пожаловать в наши ряды, Эцио, Мари. Теперь вы одни из нас. Остается завершить церемонию посвящения, а потом… потом, мы займемся неотложными делами!       С этими словами Макиавелли посмотрел с края колокольни. Далеко внизу вокруг колокольни на небольшом расстоянии друг от друга лежали стога сена — корм для лошадей из конюшен Дворца Дожей. Немыслимо, чтобы кто-то, спрыгнув с такой высоты, мог бы приземлиться точно в одну их этих крошечных целей.       Но Макиавелли уже прыгнул, плащ взвился за его спиной. Ассасины последовали его примеру, и я, со смесью ужаса и восхищения, наблюдала, как каждый из них приземляется с безупречной точностью, а потом присоединяется к остальным.       Я посмотрела на Эцио. Его глаза горели от восхищения и страха. А у меня трепетало сердце в груди от возбуждения и перехватывало дух.       — Ты пойдёшь первым, — сказала я ему, а Эцио смерил меня испуганным взглядом. Ему тоже было страшно.       — Дамы вперёд, — ответил он.       — Ах ты! — я насупилась, а после задрала подбородок, идя к краю, чтобы показать, что я не трусиха, а намного смелее Эцио. Я сделала два-три глубоких вздоха и бросилась вперед и вниз, в ночь, вытянув руки, словно при прыжке в воду.       Мне показалось, что падение длилось не один час, ветер свистел в ушах, ерошил волосы и трепал одежду. А потом перед глазами появились стога сена. В последний миг я закрыла глаза…       Я вынырнула, удивляясь, что ничего не сломала.       Восхищённо завизжав, я отбежала, чтобы посмотреть на Эцио. Он уже прыгнул, даже сделал сальто в полёте и приземлился, а когда вынырнул, то я подлетела к нему, обнимая за шею.       — Я летела! — смеялась я, а он со мной, кружа по воздуху. — Как птица, Эцио!       — Как птица, — согласился он. — Моя птичка.       — Твоя, Эцио. Твоя.