Потерпи

— Больно. Арсений почти скулит, чувствуя крепко сжавшуюся на яйцах ладонь, и вцепляется пальцами в простынь. У него в голове ни одной мысли с тех самых пор, как пахнущий сигаретами Антон целует медленно, снимает с него очки и откладывает их вместе с ноутбуком на тумбу. По ощущениям, с того момента проходит часов восемь, но на деле только каких-то тридцать минут, и то с натяжкой. Антон на Арсовы стоны не реагирует, продолжает касаться языком головки, дразня и играя, а потом укладывает ладони на узкие бёдра, ощупывая выпирающие косточки. Сверху слышно сбившееся дыхание, и Антон концентрируется на нём, чтобы не упустить ни одной реакции, ни единого вздоха. Сосредоточиться сразу и на состоянии Арсения, и на минете сложно, но Антону хочется сделать всё правильно, чтобы не получилось, как в прошлый, неудавшийся раз, поэтому он старается не отвлекаться. — Антон, отпусти, — хнычет Арсений жалобно и выгибается грудью, упираясь макушкой в матрас. Но Антон только сильнее сжимает в кулаке яйца и на ещё большем прогибе Арсения берёт его член полностью в рот. Он делает ровно два движения вверх и вниз, выпускает головку, блестящую слюной, и смотрит на Арсения снизу строго и уверенно — как сам надеется, конечно. — Терпи, — говорит он, рассматривая запыхавшегося Арса. Звучит так, как надо, и на секундочку Антон даже гордится собой. Видимо, актёрство ему половым путём всё же потихонечку передаётся. Арсений затыкается слишком резко. Настолько, что Антон почти волнуется: не умер ли. Но в следующую секунду крошечную спальню снова заполняют стоны, уже не такие откровенные и развратные, а, наоборот, глухие и стыдливые. Команда «терпеть» всё ещё эхом звенит в ушах даже у Антона, и Арс покладисто, послушно прерывает сам себя, затыкая ладонью рот. У него красиво блестят глаза на свету, который они так и не выключают, губы опухли от укусов и поцелуев, и растрёпанная чёлка выглядит крайне соблазнительно, как будто ещё немного, и в дом ворвется полиция красоты и заберёт Арсения в музей главным экспонатом. Но возбуждает не это. Сознание будоражит тот факт, что Антон ничего особенного не делает в этот раз в сексе, потому что отсос в их отношениях не самая свежая новость, но Арс реагирует на всё — пальцы, голос, касания — так, будто они видятся впервые, будто не успели ещё друг друга толком изучить, привыкнуть, пристроиться. Он удивляется и удивляет, примеряя новое амплуа, и восхищает каждым своим спрятанным в ладонь стоном всё сильнее. Антон говорит одно слово. Всего одно, после которого Арсений послушно замолкает и смотрит так же преданно, как щеночки смотрят на своих хозяев. Если бы мог, он точно вилял бы сейчас хвостиком, показывая, насколько рад тому, что хороший человек привёл его домой и разложил на кровати, но хвоста у него нет, и поэтому он виляет задницей, сбивая простынь, и надеется, что ему скажут сейчас, какой он молодец. И это чувство безграничного контроля растекается по телу Антона, сходясь внизу живота опасным жаром. Власть опьяняет, и он, как зависимый, хочет попробовать её ещё и ещё. Ему немного страшно от этого чувства и чуть сильнее неловко, но на рефлексию времени нет, поэтому приходится отложить самоанализ до более спокойного момента. Он отпускает Арсения, давая ему полную свободу движений, и садится на кровати, упираясь руками в бёдра. Рассматривает разгорячённого мужчину перед собой и смакует каждый участок его обнаженного тела, потому что тот не просто красивый для него — волшебный, как минимум. — Покажи себя, — приказывает он, и голос предательски хрипит и срывается с непривычки, но Арса это, кажется, только больше заводит, и он — каков бесстыдник — закусывает нижнюю губу. Не пререкаясь, он собирает себя из состояния лужи и кое-как перекатывается на живот, подставляя под себя липнущие из-за пота к простыням локти. Когда он успевает вспотеть — непонятно, но так это всё смотрится раз в сто горячей. У Антона сносит крышу. — Больше, — разыгрывается он. Арсений послушно прогибается, укладывая грудь на кровать так, чтобы его задница торчала как можно выше, и трогает ягодицы ладонями, сначала сминая их, а потом широко раздвигая в разные стороны. Последний секс у них был дней пять назад, поэтому Арсений мало того, что совсем не растянутый, так ещё и крепко сжимающийся там изо всех сил. Он такой невинный, смущённый и преданный, что картинки того, как бойко и развратно этот божий одуванчик умеет скакать на члене и пропускать в горло всё, что туда пихается, кажутся ненастоящими. Но они реальны, как ждущая своей очереди смазка на комоде, и Арс из вытащенных воспоминаний действительно прекрасно умеет принимать в себя всё подряд от пальцев до игрушек в два раза больше Антонового члена. И одна только мысль о том, какой вместительной, расслабленной и красной эта узкая дырочка может быть, если хоть немного постараться, напрочь выжигает всё приличное из головы. Нетронутой при взгляде на крепкую задницу остаётся только любимая Антоном фантазия о том, как он кончает внутрь растраханного Арса несколько раз подряд и смотрит потом, как из него по ногам течёт сперма, которую он ничем не может остановить. И вот это, к сожалению — ненастоящее, потому что максимум, куда Антону позволялось кончать, — лицо и бёдра. И это тоже возбуждало, потому что, несмотря на то, что контроль сейчас принадлежал ему только номинально, он мог бы попытаться сделать что-то, давно живущее в его голове. Но дальше лёгкой фантазии для поднятия настроения это не уходит, потому что, что бы там ни было, Антон не станет без предварительного разговора делать с Арсом то, о чём они не говорили никогда. Есть что-то особенное в этом, то есть в них: иметь только ту власть, которую тебе иметь позволяют. — Нравится? — самодовольно спрашивает Арсений, вырывая из красочной страны пошлых грёз. Каков наглец, прекрасно знает же: Антону не просто нравится — он в восторге. Но признаваться никто никому не спешит, потому что у них тут, вообще-то, незаКонченное дело, и Антон кладёт руки поверх чужих ладоней, раскрывая половинки ещё шире, и разглядывает всё, до чего дотягивается внимательный взгляд. Там сухо, плотно и розово, и на контрасте с обозримым будущим это подстрекает ещё сильней. Снаружи ведь может быть как внутри, и есть ли смысл тогда медлить? Антон так не думает, дышит тяжело, наклоняется над самой дырочкой и чувствует, как чужие ладошки соскальзывают в стороны со своих законных мест, когда Антон первый раз проходится по ложбинке языком. Член между ног видно очень и очень хорошо, и он, в отличие от задницы, давно уже влажный, красный и крепко стоящий. Сказка просто, жаль, что порнографическая. И Антона этот вид подстрекает: он снова обхватывает член рукой, наблюдая, как у Арсения подрагивают бёдра, смотрит на ноги, разъезжающиеся на постели, и почти жалеет несчастного мальчика в своих же объятиях. Вряд ли этот мальчик хочет, чтобы его жалели. Скорее ужалили, причём с размахом и поглубже. Антону нравится не столько вылизывать, проталкивая язык внутрь или целуя коротко в колечко мышц, сколько следить за тем, как это действует на Арсения: он стонет громко, потому что не может скрывать, как ему хорошо, насаживается на язык, прогибается, отпуская одну ягодицу, укладывает руку перед лицом, потому что ноет спина. Ему не дрочат, к сожалению. Антон просто держит в руке его член, обхватывая плотным кольцом, и не дает тому даже немного качаться — фиксирует на одном месте, как будто вот-вот начнет тянуть, выдаивая Арсения, чтобы он быстрее кончил. Мимолётную идею Антон, кстати, откладывает в ящичек до следующего серьёзного разговора. Он как раз видел недавно порно с молоком, в котором в парня из шприца заливали жидкость, затыкая пробкой. Откажется ли Арсений, если попросить его удержать это в себе без помощи? И если нет, то на сколько его хватит? Язык в заднице сносит крышу, и Арс тянется к своему члену сам, чтобы хоть пару раз успеть провести по нему, не получив запрета, — надеется смухлевать. Но не успевает, потому что Антон резко отстраняется, шлёпает его сильно по только что отпущенной ягодице и дёргает член на себя, другой рукой оттягивая яйца. Не слишком больно, но достаточно неприятно, чтобы отказаться от нечестной затеи подрочить. — Я не разрешал тебе убирать руки. Арсений хнычет в предплечье и снова прогибается, раскрываясь. Потные ладони прилипают к ягодицам почти намертво, и он ждёт, отсчитывая время до оргазма, но тот стремительно и подло отдаляется, отводя сумасшедшее напряжение от члена. Ничего не происходит целую минуту. Две. Арсений вертит задницей, пытаясь привлечь внимание, сжимает половинки, дышит тяжело и, как только издаёт первый звук, чтобы спросить, в чём же дело, получает новый удар по той же самой ягодице. — Лежи смирно, — басит Антон, продолжая любоваться тем, как сокращаются мышцы после шлепка. Его глаз Арсений не видит, но затылком чувствует, как тот смотрит прямо на его сжимающийся, теперь влажный от слюны анус, на член, на краснеющую половинку задницы, в которую вцепляются красивые пальцы. — Растяни себя, — говорит Антон и усаживается поудобнее. Времени Арс не теряет: сразу лезет к дырочке, массируя её, и толкается внутрь самым кончиком указательного пальца. Смазки не хватает. Это заметно по тому, как туго проходит даже первая фаланга, но разрешения встать Антон не даёт, и сам за баночкой не торопится. У Арсения фантазия всегда была богатой, поэтому хочется посмотреть, как он выполнит приказ без чужой помощи. Когда он вытаскивает из себя палец, сфинктер на секунду замирает в приоткрытом положении, являя прекрасную картину узкой дырки. Но вид того, как Арсений берёт свои пальцы в рот, с завидной простотой переигрывает и уничтожает в голове все пейзажи. Антон залипает на том, как слюна течёт по ладони Арса, как он плюет туда, растирая между пальцев, и как снова заводит мокрую руку за спину, вгоняя палец целиком. У Антона, в отличие от Арсения, никаких запретов нет, поэтому он свободно вытаскивает свой член из-под резинки трусов, приспуская их вместе с трениками, и дрочит себе медленно и спокойно, следит за раскрывающими анус пальцами, сначала одним, потом двумя, за выступившим на спине потом и висящим между ног членом, которого Арсений не касается только потому, что Антон ему так сказал. — Умница, — хвалит он, поддаваясь порыву, и Арсений стонет тихо, рьянее насаживаясь на свои же пальцы, — какой красивый, послушный, просто замечательный. — Можно мне подрочить? — еле слышно просит Арс и заглядывает за спину, впиваясь своим невозможным умоляющим взглядом. Но в этот раз Антон непреклонен, и он доведёт всю эту игру до конца. Поэтому он улыбается обманчиво довольно, надрачивает себе, смотря Арсению прямо в затянутые дымкой глаза, и говорит: — Нет. Нельзя. Разочарованию Арсения нет предела, и это чувствуется через зрительный контакт так остро, что Антон сам на секунду перестаёт двигать рукой, но скоро приходит в себя, потому что это фетиши Арсения они сейчас исполняют, и если бы тот правда хотел закончить всё это, он бы подрочил, невзирая ни на чьи запреты. Но он их исполняет, продолжает трахать себя пальцами и всё ещё держит второй рукой свою половинку, потому что команды «убрать» ещё не получил. — Вытащи пальцы, мой хороший, — вырывается у Антона не самым приказным тоном, но Арс слушается всё равно, как и до этого, укладывает голову на руку, чтобы хоть немного дать себе отдохнуть. Конечно же, перед сексом Антон читает всё, что может, об управлении оргазмом, но на практике оказывается ужасно слаб. Он сам волнуется, чувствуя сухость во рту и лёгкое головокружение, потому что перенимая на себя контроль, он берет ещё и ответственность за всё происходящее с ними обоими. В быту у них за всем следит Арс, поэтому совсем к такому не привыкший Антон импровизирует, как никогда в жизни. Он возвращается на кровать с красивой красной лентой в руках и просит Арса перевернуться. В положении на спине им обоим нравится больше, но практиковать по-собачьи они всё равно не перестают — вспоминать эту позу потом интереснее. Арсов член между расставленных ног смотрится ещё симпатичнее и ярче в таком положении, и Антон водит по нему руками так осторожно, что почти не чувствует чужую кожу кончиками пальцев, но Арсу явно приносит удовольствие даже так. — Пожалуйста… — ещё раз просит об очевидном Арсений, которого от каждого касания подкидывает вверх. — Прекрати, — прерывает Антон, надеясь придать голосу стали, — если продолжишь просить, я вообще не дам тебе кончить сегодня. Ему самому от этих слов крайне неловко, как будто он ребенок, убеждающий взрослого, что если тот съест конфету на завтрак, то не получит игрушку в магазине потом. Арсений у них как раз взрослый и самостоятельный, может же сам эту игрушку купить, но ситуация всё равно другая, и он готов на коленях стоять, чтобы Антон разрешил ему купить метафоричного зайца с большой, длинной морковкой в руках. У Арса зрачки расширяются от Антоновой угрозы, поджимаются пальцы ног, и он замолкает, вертя головой отрицательно, будто действительно испугался. Это даже мило, потому что Арс в жизни и в сексе — два совершенно разных человека, как братья-близнецы из сериалов Диснея с противоположными характерами. И за этими кардинальными изменениями Антон всегда наблюдает с особенной внимательностью, каждый раз переживает, что схема даст сбой, и вся его мнимая сила канет в Лету под разъярённый бас Попова. Антон настойчивее гладит его член, щекоча пальцами мошонку, дует на головку, лижет её тёплым языком и следит за выражением лица Арса, за звуками, которые тот издаёт — ничего не упускает. Едва ли у него самого есть шанс расслабиться, потому что это означает рискнуть всей их игрой. Поэтому Антон весь обращается натянутой струной, пока проталкивает член глубже в горло, втягивает щёки, дрочит грубо, выпуская орган изо рта, и в момент когда Арсений особенно протяжно стонет, убирает сразу всё: и руки, и рот, и даже собственное дыхание, прекращая любое воздействие. Слышится расстроенное мычание, почти умилительное, и чужие руки тянутся к фигуре Антона, чтобы попытаться его вернуть. У Арса настоящие слёзы скапливаются и вот-вот норовят покатиться по щекам вниз. Его немного потряхивает оттого, что он почти успевает уже дойти до финала. По дёргающейся в сторону члена ладони понятно, что он хочет додрочить себе сам, потому что там остаётся всего-то парочка жалких движений, но Антон смотрит строго, испытующе, будто проверяет его на прочность, и Арсений только беспомощно вертит головой, закусывая губы до побеления. Ещё раз просить разрешения он в ближайшее время не станет. Антон гипнотизирует его член ещё несколько секунд, ждёт, пока разрядка отойдёт на несколько шагов назад, и снова ведёт ладонью по члену. Он мажет ей по всему основанию, трёт тремя пальцами головку, а потом одёргивает руку резко, смыкая пальцы «на прощание». Арсения вскидывает, выгибает, и он тянется бёдрами следом, надеясь поймать руку обратно, потереться ещё всего лишь пару раз, как кошка во время течки о ковёр, и кончить. Господи, просто уже кончить. Но Антон использует эту тактику несколько раз подряд и каждый из них заканчивает обломом. Арсению нравится и не нравится вся эта игра. Он возбуждён настолько, что реально готов обтираться о простынь или подушку, но ещё ему очень хочется дойти до конца. Не только того, в котором он чувствует облегчение от оргазма, но и того, который обозначит Антон, после которого они вернутся в «нормальность». — Как думаешь, зачем я это принёс? — спрашивает Антон внезапно, демонстрируя красную ленту в руке. В ответ только мотают головой отрицательно. И Антона, как доминанта, ждущего ответ через рот, это не устраивает совсем. — Мх… — замечая суровость, пытается собраться с силами Арсений, — для меня? Он такой растерянный и покрасневший, что его не хочется больше мучать, только крепко обнять и трахнуть, вбиваясь максимально глубоко. Но Антон соврёт, если скажет, что его не заводит перспектива дальнейшей сладкой пытки, и поэтому он всё ещё к нему не прикасается. — Точнее. Сформулироваться сложно, но по условиям, чтобы кончить сегодня, Арсению нужно быть паинькой и делать всё, что говорят, а значит, и отвечать на все вопросы. — Это для моего… — он задыхается из-за своего бесстыдного предположения, — члена. На этот раз Антон кивает удовлетворённо, принимаясь крепко обвязывать лентой чужие яйца. На основании члена он затягивает красивый, почти праздничный бант. — Ты прав. Это твой маленький помощник, — ухмыляется Антон, рассматривая свой подарок. У него день рождения только через три месяца, но если Арс будет в качестве сюрприза преподносить ему вот такого себя, Антон готов праздновать хоть каждый день, не прерываясь на сон и отдых. Он снова встаёт, отходя к комоду с бельём и носками, забирает смазку, а потом достаёт из-под аккуратно разложенных боксеров Арса вибропулю, которую, судя по удивлённому взгляду, тот так за три дня и не нашёл. — Ты же хороший мальчик? — спрашивает Антон, выдавливая смазку на девайс. И вопрос не риторический, как может показаться. Арсений сглатывает и незаметно, как он думает, расставляет ноги шире. — Да, я очень хороший мальчик, — отвечает он, покорно прижимая руки к груди. Антон удовлетворённо хмыкает. — Тогда я дам тебе очень простое задание, мой хороший, — он целует Арса в щёку, проводит губами по шее и ключицам к груди, откидывает его сложенные руки в стороны и любуется на разморённого, горячего Арсения, лежащего на давно съехавшей и обнажившей добрую половину матраса простыне, — ножки шире. Ещё немного, и Арсений раскроется прямо в шпагат, но его это, кажется, не смущает, потому что он расставляет ступни так широко, как только может, и прикрывает глаза, надеясь прочувствовать в себе игрушку полностью. — Сейчас тебе нужно будет просто лежать, хорошо? — рассказывает Антон, включая и сразу проталкивая скользкую вибропулю в Арсения. Он растянут всего на два пальца, но пуля входит как раз, туго, сдавливая стенки и вызывая стоны, — не двигайся, не издавай звуков и не касайся себя. Вообще никак. Когда я вернусь, ты должен лежать в точно таком же положении, понял? Испуганно раскрывая глаза, Арс вглядывается в спокойные тёмно-зелёные и еле слышно отвечает: — Понял. Антон снова трогает его перевязанный лентой член, обхватывает левой рукой уздечку и серединой другой ладони рисует круги прямо на чувствительной головке. Ленточка всё ещё выглядит крайне соблазнительно, и так и хочется поскорее потянуть за край банта, открывая свой подарок, но пока нельзя, и Антон довольствуется видом метающегося из стороны в сторону, взмокшего и томного Арсения. Если бы не изначальный план, Антон бы остался в этом моменте подольше, довёл бы Арса до оргазма методичными движениями языка, насадил на член, заставляя стонать в потную шею… Но он планирует этот особенный раз ещё после первой неудачи и поэтому настроен крайне решительно, настроен сделать всё, как надо. Но стоит Антону собраться с духом и сползти с кровати, как Арс вцепляется в него пальцами, царапая ногтями, и снова едва не скулит, пытаясь выправить сбившуюся под поясницу простынь. — Не уходи, Антон, пожалуйста, — просит он, часто моргая. Глаза у него синие-синие, красивые настолько, что можно умереть, а щёки красные, залитые румянцем, словно краской кто-то рисовал, и в совокупности он такой невозможно милый, нежный, замечательный, что Антону снова хочется прижаться к нему и не отпускать ни на секунду. Но вместо этого он убирает мягко от себя руку, укладывая её на постель, поправляет тёмную чёлку и снова быстро и почти невесомо пробегается по напряжённому члену пальцами, улавливая судорожный выдох. — Лежи смирно, Арс. Антон выходит из комнаты быстрее, чем Арсений успевает это понять, и за закрытой дверью позволяет себе наконец нормально вдохнуть. Когда они всё это затеяли, в голове совсем не возникало вопросов о том, как оно будет вообще. Оказалось, тяжело. У Антона лидерские качества закопаны под грудой комплексов и тревог, не позволяющих нормально реализовываться, и вся затея в итоге оказалась до безумия хрупкой: одно неосторожное слово Арса, его язвительность и непокорность, рвущаяся наружу почти всегда в обычной жизни, — и самооценка Антона скатится к абсолютному нулю, как и всё возбуждение Арса. В итоге им приходится стараться. Получается такая сложная и тонкая система, выстроенная по кирпичику из игральных карт, что стоит дунуть, и она развалится. У них поэтому в первый раз не получилось: Антон так старательно строил из себя альфа-самца, что в какой-то момент Арс не выдержал и прыснул, сбивая к чертям всю недельную подготовку. То, что он сразу после этого неловко зажал рот рукой и поцеловал Антона сначала в лоб, а потом и в губы, не помогло. Момент был испорчен, фетиш запорот, и оба их члена остались не удовлетворены. А ещё Антон загонялся на эту тему весь следующий день, и они почти поругались, потому что «ну это же не я, Арс, я не такой сильный и крутой, чтобы уметь что-то контролировать». В этот раз лажать не хочется. По плану Антона, у Арса в спальне наедине с собой минут семь, в зависимости от обстоятельств, и это хорошо, потому что у Антона самого член стоит болезненно, нервы играют в перетягивание каната, а волнение обращается в тошноту. Если быть совсем откровенным, ему нравится их игра в подчинение, когда Арсений делает что-то не потому, что Антон попросил, а потому, что приказал. А ведь ещё совсем недавно, он пальцем не шевелил без Антонового «пожалуйста»: «Пожалуйста, возьми глубже, Арс», «Сядешь на меня, пожалуйста?», «Прошу, можно я уже в тебя войду?» И что теперь? Теперь хочется попробовать всё больше и больше новых комбинаций, например, приказать Арсу трахнуть его. Как бы ощущалась эта команда? Как подчинение? В свой импровизированный «перекур» Антон изначально планирует как раз-таки перекурить, попить чайку или хотя бы помыться, чтобы сбросить под холодной водой напряжение и продержаться немного дольше, но всё, на что его хватает, — сползти спиной по двери в спальню и открыть в телефоне диалог с Арсением. Последнее сообщение висит от него самого, прочитанное, о том, что он почти дома, и хочет попробовать сегодня то, что они недавно обсуждали. Пробуют отлично, Антону всё нравится, он бы поставил пять из пяти, потому что пока ничего не испортил. За тонкой деревяшкой слышно скрип кровати, шебуршание и заглушенные стоны, и Антон рисует у себя в голове образ того, как Арсений хитрит в очередной раз, дёргая вибропулю за верёвочку и вгоняя обратно, чтобы трахнуть себя чем-то покруче пальцев, и эта фантазия лучше всего порно, которое когда-либо смотрел Антон. Член напрягается так сильно, что даже свободные трусы становятся неудобными, приходится поправить их, вздрогнув от горячего прикосновения, и подумать о том, что с семью минутами он определённо погорячился. Если он тут почти воет от желания кончить, то, что испытывает в комнате Арс, даже представить сложно, но, судя по звуку, всё повышающему громкость, ему не лучше ни на грамм. Антон забывает засечь время, поэтому вместо того, чтобы бесполезно ждать и считать в уме, он подскакивает на ноги, забивая на планы, и рывком открывает дверь. По правде говоря, Антон не ожидает застать Арса именно в таком виде. Тот лежит на спине, не отводя взгляда от дёргающегося, всё ещё перевязанного ленточкой члена, сжимает в себе вибратор и кусает предплечье, чтобы не кричать вслух. И это — в точности то, что приказал ему Антон: не двигается, не шумит, не кончает. Помимо захлёстывающего возбуждения, Антон испытывает щемящую нежность, и эти два чувства, сливаясь в общий коктейль, делают его крайне счастливым. — Господи, Арсений, — выдыхает он тихо, зарываясь ладошкой во влажные волосы Арса, гладит осторожно по голове. Арсений размыкает зубы, распевая громкое, несдержанное «Анто-он», хватает его за руку, прижимаясь к ней губами, и сдвигает ноги вместе, чтобы ощутить трение члена хотя бы обо что-то. — Пожалуйста, я могу кончить? Я был очень хорошим мальчиком, — просит он слёзно и не прекращает целовать тыльную сторону Антоновой ладони, с каждым прикосновением поднимаясь выше. Антон готов разрешить ему что угодно. — Мой хороший мальчик, ты правда невероятный, ты знаешь? — доигрывает роль до конца и тянется к влажным губам, чтобы поцеловать Арсения уже нормально. Ленточку на члене развязывают не глядя, и она спадает некрасиво запутанным клубком под задницу, и точно так же, наугад, Антон вытаскивает за веревочку вибропулю. Вздох облегчения они издают одновременно. Чтобы не терять времени, Антон опускает руку сразу и себе в трусы, и на член Арсения и дрочит так, как никогда Арсу не дрочил, подстраивает ритм под себя и водит кольцом рук вверх-вниз быстро и крепко, без остановки на передышку. Когда Антон кончает, он отрывается от Арсения, машинально утыкаясь макушкой ему в щёку, как и всегда, и останавливает движение обеих своих рук. Ему так хорошо, так жарко и так здорово, что он готов расплакаться прямо сейчас, забивая на все выбранные роли. — Антош, — зовёт Арсений с придыханием, и расфокусированный взгляд зелёных глаз пытается сосредоточиться на тонких губах, шевелящихся при разговоре, — можно мне… Можно мне кончить? Только теперь Антон понимает, что его движений не хватает, а ещё что он так и не дал чёткую команду, поэтому он сразу же виновато снова хватается за измученный член, дроча медленнее и осторожней. Но как только смысл фразы доходит до затуманенного оргазмом мозга, Антон едва не давится собственной слюной от слишком резкого вдоха. Арсений не кончает, потому что Антон напрямую не разрешает ему сделать этого. И хотя подтекст одновременной дрочки уже подразумевает под собой позволение, Арсу нужно, чтобы Антон произнес это вслух. От осознания собственной значимости, важности и силы съезжает крыша и дрожат пальцы рук, но Антон не останавливается, распаляясь пуще прежнего, и дрочит Арсу, касаясь сразу везде. — Можно, Арсюш. Тебе можно всё, — совсем забивает на строгость Антон, звуча самым счастливым идиотом на свете, и в ту же минуту облизывает головку Арса по кругу мокрым языком. Арсений кончает даже слишком долго, кричит, всё продолжая стрелять спермой себе на живот, попадает Антону на нос и щёки, и его вид, такой притягательный, такой волшебный — то, что Антон хотел бы записать на видео и поставить перед глазами на повтор до скончания дней. Когда они сползают с кровати, чтобы поправить простынь и снова устало завалиться сверху, потому что на замену постельного белья и тем более душ сил никаких нет, Антон обнимает Арсения так сильно, что ещё немного, и можно будет услышать треск его костей. Тот смеётся, отклячивая задницу подальше от Антонового живота и ног, потому что таким чувствительным его член никогда не был, и почти проваливается в сон. Но вовремя вспоминает кое-что важное: — Я очень тебя люблю, — говорит он на ушко Антону, обжигая дыханием, — спасибо, что согласился. Антон сейчас готов согласиться даже выпить яда, потому что если Арсению хорошо, то ему хорошо тоже. И если после этого всего они могут и дальше обниматься во сне, скидывая жаркое одеяло, толкаться на кухне и ругаться друг на друга из-за недоваренных макарон, то упакуйте Антону ещё хоть сто таких же безумных предложений. Он на всё готов.