ESCADA

— В его цели входило стать Консулом и переработать, — Ёсан замолкает, когда дверь в аудиторию открывается без стука. Без вопросов и разрешения проходит его самый любимый и в то же время самый раздражающий студент. Снова весь в черном, и как всегда в своей странной шляпе. Он ставит на стол своего преподавателя один из стаканов, а со вторым молча проходит на свой последний ряд. Там он спокойно скидывает косуху с черной бахрамой, шляпу и только после этого усаживается, тут же утыкаясь взглядом в телефон. Ёсан хмыкает и берет стакан. Пришел, как к себе домой, еще и опоздал на полчаса. И не поздоровался. И не спросил разрешения войти. И снова при всех принес чай. И снова демонстративно не собирается слушать лекцию. Чего пришел вообще? Самое странное, чего не понимает Ёсан, почему другие студенты игнорируют его целиком и полностью и будто пропускают мимо ушей и глаз все, что делает их одногруппник. Будто живут в параллельных мирах и обращают на того внимание, только если он сам начинает диалог. И ладно. — В его цели входило стать Консулом и переработать аппарат власти от начала и до самого конца. Поэтому, организовав революцию, юный Консул, первым делом… — Технически это не Консул организовал революцию, — Сонхва только сейчас отрывает глаза от экрана и поднимает совершенно теплый, влюбленный и самую малость смеющийся взгляд. Он внаглую перебивает и расплывается в улыбке, глядя на то, как Ёсан бросает на него строгий взгляд. — Да что Вы? — хмыкает Кан. Сонхва тот самый студент, который никогда ничего на парах не делает, но всегда знает даже то, о чем не в курсе преподаватель. Однако, Ёсан не принимает эти дерзости. И может он бы и вступил в диалог, но Сонхва всегда слишком наглый и самоуверенный. Впрочем, Кан бывает от этого в восторге. — Лучше знаете? Тогда расскажите нам. Пожалуйста. — Не сердитесь, господин Кан, — Пак нагло ухмыляется и подпирает подбородок рукой, глядя на то, как Ёсан отпивает свой чай и кивает на кафедру. Отвечать у кафедры, Сонхва, конечно же, не будет. — Консул не имел никакого отношения к организации революции. Все это лежало на плечах генерала, который делегировал свои планы и обязанности юному Консулу. — Вот как? Десятки историков и интервью Консула говорят обратное, — Ёсан вскидывает бровь и улыбается несколько раздраженно. Сонхва — не от мира сего. — При этом ни один генерал не подозревается в создании заговора. Только лишь в поддержке. Адмирал, генерал военно-воздушных сил, один из генералов регулярных войск, генерал артиллерии и генерал — хранитель короны. У всех слишком прозрачная деятельность, и никто из них не мог быть зачинщиком. — Никто из них и не был, — Сонхва странно себя ощущает, обсуждая это с Ёсаном здесь и сейчас. Но пары про войну с севером и правительство одного из самых успешных Консулов — его любимые. — Остальные двое генералов, что погибли за день до революции, не причастны к ней. — Думаете? — Сонхва не будет спорить, но как же ему весело. — Вы не помните, как и при каких обстоятельствах погибли генералы? Это очень интересный вопрос, и Вам ли не знать. — Ну хватит. Либо говорите на кафедре по теме лекции, если есть что сказать, либо не мешайте вести пару, — хмыкает Ёсан и бросает свой самый строгий взгляд преподавателя, который не работает на Сонхва от слова совсем. Что за наглая очаровательнейшая морда? Вот что с ним делать? Шумно выдохнув, Ёсан продолжает пару, надеясь, что Сонхва больше не влезет в его работу. Каждый раз одно и то же. Но Пак держится. Они встречаются уже как восемь месяцев, и Ёсан сам не до конца понимает, как так получилось, что он готовился к помолвке со своей девушкой, пока в один прекрасный день не появился Сонхва. И все. Ёсан даже никогда не задумывался об отношениях с мужчинами. Особенно со своими студентами, особенно почти на семь лет младше него самого. Если в деканате об этом узнают — Ёсан вылетит в тот же день. За карьеру, конечно, волнительно, особенно с любвеобильной наглостью Сонхва, но… Но… Но Сонхва подобен урагану или цепкому ястребу, который как вцепился когтями, так и вознес на свои небеса, и не думая отпускать. Ёсан просто не в состоянии сопротивляться. Этот юноша будто знает его всю жизнь. Всегда угадывает со вкусами и предпочтениями — даже сегодняшний чай с тимьяном, мятой и медом: Ёсан никогда даже не пробовал его, но Пак принес и с уверенностью заявил, что тому понравится. И Ёсан вообще не понял, как настолько точно могли угадать его предпочтения, о которых он сам был не в курсе. В этой жизни. В прошлой Мингю часто заваривал им с Джонханом этот чай. Но ладно вкусы? Ёсан может предположить, что Сонхва просто, как никто его чувствует. Оттого и прячет всегда в тепло с холода, готовит любимые блюда и никогда не доводит до конфликта — только до оргазма. На Ёсана смотрят, как на божество, Ёсана касаются, как божества, к нему настолько внимательны и любвеобильны, что просто невозможно не оттаять. Скептицизм, неуверенность и сомнения в Сонхва прошли через пару месяцев, и только тогда Кан смог расслабиться. Он даже не осознал и не заметил, насколько сильные чувства испытывает — только недавно их рассмотрел, когда Сонхва уезжал на пару недель в другой город и внезапно накрыло тревожное зимнее одиночество в холодных черных простынях. С каких пор вообще все постельное в доме Ёсана заменилось на черное? Совсем неважно, пока сны сторожит красивый наглый и самый теплый Сонхва. Ёсан настолько привык к Сонхва за это короткое время, что ему кажется, будто до встречи с Паком он никогда не чувствовал себя в безопасности. И несмотря на возраст, иногда кажется, что Сонхва куда старшее, мудрее и храбрее. Именно он в их отношениях является тем, кто без раздумий берет на себя абсолютно все, что хоть немного доставляет неудобств Ёсану. И неважно, насколько это некомфортно самому Сонхва. Ощущение, что ему все подвластно и все по плечу, хотя Кан и старается присутствовать и вносить свой вклад во все моменты теперь уже их жизни. С этой всегда гордой осанкой, уверенным прямым взглядом, вскинутым подбородком и четким мнением на абсолютно любой вопрос совершенно невозможно ни совладать, ни упасть в запустение. Сонхва тот самый молчаливый тихий авторитет своей компании, которого большую часть времени никто не трогает, но если нужно принять решение — все оборачиваются к нему. Воплощение стихии, что может иметь все грани от штиля, до катастрофы. Так кажется Ёсану. На самом деле он ни разу не видел Сонхва в кризисной или стрессовой ситуации. Хотя, вообще-то, видел, просто тот не реагировал так, будто происходит что-то из ряда вон выходящее. Интересно, что при этом Сонхва предпочитает быть снизу и позволяет делать с собой абсолютно все. Он возьмет на себя роль актива только если этого захочет Ёсан, но до этого даже не проявит никакой инициативы. Максимум — заинтересованность. И медленное глубокое дыхание. И слегка подрагивающие руки, которым только дай волю, и оставят следы от пальцев на шее и талии. Но только в этой жизни. Иногда Ёсану достаточно одного жеста, прикосновения или взгляда, чтобы понять, насколько сильно он желанен. И это то, что в том числе является для Кана крайне важным — он невероятно хорошо чувствует и понимает Сонхва. Будто они были созданы друг для друга. Разве у Ёсана был хотя бы небольшой шанс противостоять всему этому? К нему отнеслись невероятно нежно и осторожно, буквально приручив. Сонхва же, наконец, ведет себя так, как всегда и хотел. Так, как этого заслуживает и всегда заслуживал Ёсан. Так, как им и следовало жить в прошлый раз. Никуда не торопясь, спокойно и размеренно. Тем не менее нельзя сказать, что их любовь просто теплая и нежная. Скорее, она как тропический ливень, в который еле теплые капли касаются разгоряченной кожи и своей мнимой прохладой создают невероятно приятный контраст. Им и жарко, и по приятному прохладно, и влажно, и свежо, и ярко, и весело, и умиротворенно. Звонок, сообщающий об окончании пары, вырывает Сонхва из собственных мыслей. Его взгляд не отрывался от Ёсана ни на секунду, но все же Пак думал о своем. Или, вернее, не думал совсем? Кажется, Сонхва начинает понимать на собственной шкуре, зачем перед новой жизнью стирают память и почему дракон себя так вел. Иногда, стоит только отвлечься, как концентрация утекает невесть куда, и остаешься в тишине и одиночестве на бескрайнем пампасном поле своего сознания. И не то чтобы это было то, чего хотелось избегать. Монолог в собственном сознании и поток мыслей конечен. Сейчас Сонхва более концентрированно и точечно осязает мир и ведет свои мысли. Уже нет того перебоя из реакций на жизнь и происходящее, как были, ну, может, чуть больше сотни лет назад. Нет самокритики. Нет страха или стыда. Нельзя сказать, что разум начал рассыпаться, ведь он делает это с момента своего рождения. Каждый день полет мысли неминуемо становится летящим на смерть, и в этом нет ничего страшного. Сонхва больше не боится смерти. Особенно, пережив ее один раз и снова найдя свою звезду в следующей жизни. Все в этом мире стремится к покою, и настоящая полная смерть, не телесная, а душевная, которую Сонхва получил не в полном объеме, кажется уже и не такой страшной. Напротив — тихим и уединенным местом, где он сможет побыть какое-то время в тишине до своей следующей жизни. Однако, для начала нужно дожить эту жизнь, а разум уже далеко не молод. Напротив — Сонхва кажется, что сейчас он снова не пороге зимы, только более глобальной. Первая короткая жизнь была весной. Отмывание своих грехов после — бесконечное душное лето в почти сотню лет. Вторая телесная жизнь — уже действующая осень с увядающим разумом. До зимы еще есть время, но первая телесная смерть, которой когда-то боялся Сонхва, кажется сущей мелочью, в сравнении с будущим неизбежным разрушением памяти и сознания. Поэтому, Сонхва не делает то, что ему не нравится, не ест то, что не хочет и крайне настойчиво вторгается в жизнь своей возлюбленной души. Да и ничего страшного. Сонхва протянет эту жизнь, не рассыпется раньше времени. Он много читает, обучается и практикует то, чему успел обучиться у дракона. Или, вернее, вспомнить. Множество татуировок на теле с самыми разными знаками сопровождают своего господина звезд неспроста. Все ритуалы, которые время от времени совершает Сонхва — позволяют поддерживать себя в хорошем ментальном и моральном состоянии. Ничто не помогает настолько хорошо держать разум в тонусе, как любая новая или забытая информация и взаимодействия с законами. Все же Пак уже мало что помнит из того, что когда-то изучал в медицинском университете, расположенном на соседней улице. Но периодически берет в библиотеке книги, чтобы напомнить себе. — Пара закончилась, — непринужденно бросает Ёсан, снова оставшись в аудитории наедине с Сонхва. Тот довольно часто уходит в себя и свои мысли, продолжая пялиться на Кана и не терять тепла из глаз. — Опоздаете на следующую. Пак хмыкает и молча поднимается. Он даже ничего не достал из сумки, потому лишь забирает со стола шляпу и со скамьи свою куртку, спускаясь вниз. — Как же так, господин Кан? Почему столько неточностей в материале? — Сонхва мягко задирает своего преподавателя, зная, как того раздражает подобное. Но у Пака особая любовь к сердитому Ёсану, и он не может удержаться. — Ах ты, — Ёсан подскакивает со своего места, и хоть он и выглядел абсолютно спокойно буквально секунду назад, но сейчас скорее напоминает разозлившегося манула. Кан берет небольшую стопку бумаг со своего стола и несильно бьет ей Сонхва по бедру, когда тот подходит с ехидной самодовольной улыбкой. — Ты меня бесишь своим постоянными необоснованными комментариями и исправлениями. Говоришь так, словно был там. — А ты так, словно не был там, — искренне смеется Сонхва и неторопливо, но неминуемо подходит к Ёсану в упор. Он кладет руки на талию и мягко обвивает ее, вопреки этому довольно резко притягивая к себе. Ну какой же Ёсан замечательный, особенно когда тут же хватается руками за плечи и хочет снова что-то сказать, но вместо этого получает поцелуй. Он тут же обвивает руками шею и зарывается пальцами в волосы, и Сонхва не может не улыбаться в поцелуй. Что ж такое. Сонхва готов растечься от своей любви и обожания. И даже от того, как мило Кан отстраняется и легко толкает в плечо. — И вообще, почему ты опоздал даже на вторую пару?! — не унимается Ёсан ничуть, на самом деле, не злясь. — Я тебя утром будил. — Хорошо, что ты будил меня утром, — Сонхва с широкой улыбкой принимается целовать лицо своего ненаглядного. Тот безуспешно пытается уворачиваться, получая еще больше поцелуев. — Но душа моя, чтобы я проснулся утром, нужно давать мне спать ночью. — Ах вот значит как? — Кан усмехается, и в попытке избежать сотни и одного поцелуя отворачивается, но тут же получает их в шею. — Выходит, мне стоит ночью и утром говорить тебе однозначное «нет», раз ты находишь это достаточно веской причиной прогуливать учебу. — Ты не сможешь сказать мне «нет», — мягко ухмыляется Сонхва, но тут же несколько испуганно отстраняется. — Вернее, нет. Ты всегда можешь сказать мне «нет». Ты должен сказать мне «нет», если тебе некомфортно или вроде того. Моя драгоценная звездочка, твое ментальное состояние для меня на первом месте и… — Эй, — Ёсан усмехается и снова притягивает к себе, чтобы чмокнуть в губы. — Я же пошутил. Не реагируй так серьезно. Я все понимаю. А ты — не опоздай хотя бы на следующую пару, — Кан нехотя отстраняет Сонхва от себя и отворачивается к своему столу, продолжив собирать листы с лекцией. — И да, у меня сегодня не будет шестой пары, поэтому сможем поехать домой вместе. — Ладно, — Сонхва разворачивается уходить, но он просто физически не может сделать это, не поцеловав коротко Ёсана в его родимое пятнышко. Он делает это смазано и быстро, после чего чуть ли не бегом покидает аудиторию — ему и правда пора. Кан же не может оставить это все просто так. Он хватает Сонхва за запястье и снова притягивает к себе, впечатывая того бедрами в стол. — Почему ты такой противный и красивый? — теперь уже Ёсан целует шею и покрывает подбородок поцелуями. У Кана куда реже бывают приступы нежности, но Сонхва их обожает всей душой. — Но ты ведь любишь меня, — лениво улыбается Пак, подставляя шею под не такие уж и мягкие касания губ. Сонхва расплывается в еще более довольной улыбке, когда получает несильный укус и желанные слова, которые, наконец, регулярно слышит в этой жизни. — Люблю тебя, — Ёсан оставляет заключительный поцелуй на губах и отстраняется, как ни в чем ни бывало возвращаясь к делам. — Иди, опоздаешь. Сонхва и ретируется. Он действительно собирался посетить следующую пару, а не прогулять ее в библиотеке или кофейне. Однако, распахнув дверь, у Сонхва будто выбивает весь воздух из груди. Он аж несколько раз моргает, прежде чем тихонько закрыть за собой дверь и снова взглянуть на девушку со светлыми волосами и в длинном плаще. Та опирается спиной о стену, скрестив руки на груди, и уголки ее бровей слегка подлетают вверх, когда Сонхва возвращает свой взгляд. — Узнал меня? — без лишних вопросов и приветствий интересуется та. — От тебя за версту куревом несет, — усмехается Сонхва. — Давно не виделись, Джунхи. *** — Что нового? — Сонхва опускается на скамью рядом со старинным другом и крайне нагло ложится так, чтобы умостить свою голову «девушке» на колени. Джунхи на это особо не реагирует, лишь закуривает. Они сидят в парке при университете, на любимом месте Сонхва. Сейчас цветут деревья, и под белой-белой вишней оказаться вместе со старым добрым другом — прекрасный повод прогулять занятия. Тем более, что пока идет пара — здесь никого. — Что у меня нового? Хм, — Джунхи легонько пожимает плечами и оглядывает территорию университета. — Что у меня может быть нового? Даже не знаю. Наверное, то, что я почти все отработал и мне осталось пару месяцев. Так что, думаю, пришел поздороваться и попрощаться. Вряд ли еще когда-то встретимся. Ну, ты-то меня впервые видишь за эти двадцать лет, а я за тобой регулярно присматривал. — Хах, — Сонхва прикрывает глаза и улыбается. Он немного нервничает. Значит, ему не казалось. — И часто ты был со мной? — Достаточно. — Мне кажется, иногда я тебя видел. — Мне тоже так кажется. У тебя хорошо получается практиковаться, — Пак пару раз кивает. — Продолжай, и не сойдешь с ума к сорока годам. А у тебя как дела? — А ты что-то не знаешь? — М-м, — Джунхи затягивается и щурит один глаз, откидывая руку на спинку скамьи. — Когда вы с твоим Рюсаном уже поженитесь? Он зря что ли в прошлом столетии однополые браки разрешил? — В этот раз он даже по паспорту Ёсан, — усмехается Сонхва. — Я хочу сделать ему предложение, но как-то так вышло, что я младше него на кучу лет. Это как вообще так вышло? Я каким образом настолько задержался? — Ну вот так, я сам не понял. Но всего восемь лет и встретились же? Вот и живите. — Да. Так вот, как только немного разбогатею, — Сонхва пробивает на смех от этих слов. Ему до сих пор непривычно, что нужно зарабатывать деньги на нормальной работе — в прошлой жизни он жил на генеральский оклад и это казалось отдельной от работы сущностью. Будто ты получаешь деньги не за то, что делаешь, а просто так. И делаешь дело не за деньги, а за идею. А потом почти сотня лет загробного существования без необходимости пользоваться деньгами. — И перестану быть нищим студентом, так и позову его замуж. — Да. Жалкое зрелище, то, как ты за деньги расклады таро делаешь, — улыбается Джунхи. — Поверить не могу, что ты — это действительно ты. Тот Пак Сонхва, которого я знал. И знаю. Хотя с другой стороны… Черт. Я рад, что ты ведешь в эти же годы ту жизнь, которую должен был вести в тот раз. Ты молодец. Надеюсь, свою следующую жизнь смогу жить также беззаботно и радостно, как ты свою. — Уверен, сможешь. Если бы ты знал, как я горд собой, что результаты моих действий привели к тому, что сейчас я могу радостно раскладывать таро за деньги, спокойно кататься в другие страны, беззаботно заниматься искусством и музыкой и даже не вспоминать о том, что когда-то мне нужно было выживать и бороться на войне. Тебе тоже понравится, я знаю. — Я в ахуе. Давай. — Так-то. — А как тебе твой Рюсан? В нем есть изменения? — О, — Сонхва чуть хмурится. — Знаешь, он совсем другой человек. Спокойный, теплый, улыбчивый и любвеобильный. Хотя иногда, когда его кто-то злит, я вижу в его глазах ту ледяную свирепость, с которой он выходил на площадь с короной в руках. Он не делает ничего, но его взгляд… Боже, это он. Знаешь, у меня сложилось впечатление, будто мы подобия арфы или какого-то другого инструмента. И что каркас может меняться, а струны души остаются теми же. Он любит то же, что и любил. Он ведет себя иначе, но некоторые стрессовые ситуации выводят его на те же реакции, что вывели бы и тогда. Он… Ах, Джун. Я люблю его. Если бы ты знал как сильно, — Сонхва улыбается и рассматривает девушку, что безразлично скользит взглядом по зданию университета. — Спасибо тебе еще раз. — Я рад, что у тебя, дурака, все в порядке. И что наконец-то начал умнеть. Сколько тебе там было в этом году? Сто сорок? Хотя бы к этому возрасту. — Эй, мне всего двадцать два, — Сонхва щипает старшего за бок и хмыкает. — Это ты тут старый дед. — Сам такой. Это вообще нормально, что твой Ёсан младше тебя раза в четыре? — Я же сказал, мне двадцать два. А то, что мой разум чуть старше моего тела, ну так это нюансы. — Нюансы… Вот же чертяра. Они оба замолкают, и… Вот работали вместе сколько лет, имеют такую длинную историю, а рассказать друг другу и нечего. Наверное, потому что все по прежнему друг про друга знают. — Черт, Джун, — Сонхва глубоко вдыхает и хмурится. Белый лепесток падает ему на щеку, и Джунхи тихонько убирает его. Так, будто совсем не заботится о младшем. — М? — Я когда-нибудь говорил, что ты замечательный человек и что мне жаль? — Только не надо этих соплей. — Ты замечательный человек и мне жаль. — Вот же, — Джунхи усмехается и впервые опускает взгляд на Сонхва, выдерживая небольшую паузу. — Мне тоже. Даже почти не жалею, что отпустил тебя жить и остался отрабатывать за двоих. По крайней мере, за вами иногда забавно наблюдать. Если сделаешь Ёсану предложение в этом году и он каким-то образом согласится, то приду на вашу свадьбу. — Что значит «каким-то образом»? — и снова Сонхва хохочет. — Хорошо. Только ради тебя постараюсь форсировать события. Сколько же мне таро надо разложить? — Просто стань инфоциганом. Тебе подойдет. — Кем? — Он еще и меня старым дедом называет. — Это все твои разведчиские замашки, что все подряд без разбора впитываешь? — А с каких пор ты перестал это делать? Кажется, Джонхан хорошо тебя натаскал в этом плане. Помню, как ты делал это еще и лучше меня. — Уже ничего не помню. Кстати, ты знаешь что-нибудь про Джонхана? — Хм, — Джунхи недовольно смотрит на сигарету, от которой остался один лишь фильтр, и вздыхает. — Зачем тебе? — Да просто интересно. — Ничего не знаю. — Да ладно, — Сонхва смеется и тычет пальцем в плечо старшего. — Не верю, чтобы ты что-то не знал. Или до сих пор ревнуешь? — Эй, а ну прекрати. Я просто не думаю, что тебе это нужно. — Джун, ну будет тебе. Мне же просто интересно. — Твой дракон вопит о том, что у тебя меняется запах от мыслей о нем. — Он здесь?! — Да, прямо перед нами, — Джунхи кивает на пустую скамью напротив и Сонхва хмурится. — Даже если есть реакция на Джонхана, это не значит, что я все брошу и пойду ворвусь в его жизнь. Он мне дорог, но… — Но к Ёсану ты ворвался. — Я вернулся ради него. — Боже, — Джунхи усмехается и качает головой. — Джонхан сейчас далеко от столицы. Ему тридцать пять, он живет у моря, делает ювелирные украшения, помогает приютам с животными, которые сам и открыл в прошлой жизни, ведет праздный образ жизни и крепко любит своего мужа Мингю, главного банкира в их городе. — Мингю? Они снова… — Да, — Джунхи перебивает не дослушав. — Из всего тебя только это заинтересовало? — Нет, но я рад, что у него все в порядке. Иногда я чувствую себя странно, что в этой жизни есть люди с прошлой, и я помню все, а для них я чужой человек. Например тот же Уен, к которому не подступиться и с которым пока не удается наладить отношения также легко, как в прошлый раз. — Не просто так, оказывается, стирают память перед перерождением. — И правда. Это бывает тяжело. Но отчасти оно того стоит, и я бы сейчас ни за что не отказался бы от своей памяти, хоть в ней и много плохого. Сквозь эти годы я не жалею ни о прошлой жизни, ни о загробной жизни. Ты вот за эти годы стал моим прекрасным другом, и я не хотел бы забывать и тебя в том числе. Я ощущал твое присутствие не раз. Казалось, ты присматриваешь, и я буду по тебе скучать, когда ты вернешься к своей жизни. Но радостно скучать. Наконец-то ты освобождаешься. Я рад. Джунхи лишь хмыкает и усмехается. Сонхва настолько упертый баран, что его не меняет даже время. Чуть больше сотни лет Джунхи думал, что Сонхва очень юн и молод, поэтому импульсивен и стихиен. В действительности же это его кредо, и он продолжает оставаться собой. — И я рад, — кивает Джунхи. — Мы сильно рассинхронизировались по времени жизни, но если однажды, где-то в будущих жизнях, мы сможем встретиться, я надеюсь, у нас получится оказаться по одну сторону обороны, а не по разные. — Да уж надеюсь. — Хочешь интересный факт о своей предыдущей смерти и моей причастности? — А давай. — Даже если бы ты тогда выжил, а потом пережил все покушения от недоброжелателей, через тринадцать лет я бы точно убил тебя, чтобы вернуть корону Джису и возвести ее на престол. И знаешь, что я об этом думаю? Что это отвратительно, что наши судьбы были расписаны и будто предопределены. Поэтому надеюсь, к моменту моего возвращения к жизни ты станешь известным инфоциганом и продашь мне курс по практике законов. — Хах, а это помогает? — Сонхва с улыбкой щурится и кладет себе руку почти на глаза — слишком ярко светит солнце. — Хорошо, я постараюсь. Но есть ли смысл? — А вот из-за твоего прошлого, наличия памяти, понимания законов и устройства мира смотрительница сейчас никак не может определить твою судьбу дальше, чем на пару дней. Не то что на годы. Ты словно завалился за горизонт событий, и живешь теперь по-своему. — Черт. Надеялся, ты скажешь, что в ближайшем будущем нас с Ёсаном ждет свадьба, совместный дом с садом и домашние питомцы. — Твоя судьба как никогда в твоих руках. Поэтому, зная тебя, скажу, что вас с Рюсаном ждет свадьба, совместный дом и домашние питомцы.