Ангельские силки

Энакин не спешил открывать глаза, хоть и выспался. Пели птицы да шумели деревья сквозь приоткрытое автоматикой окно, свежий ветерок омывал его лицо, а сердце переполняли ликование и вдохновение. Скайуокеру хотелось вскочить и прыгать по комнате, прямо как тогда, когда мама подарила ему на день рождения мультиотвертку; побежать на кухню, обжигаясь, набрать самой разной выпечки из-под манипуляторов ворчащего дроида, прихватить графин свежевыжатого бриббового сока и водрузить поднос с завтраком на постель сенатору. Но он просто лежал, наслаждаясь полузабытым, ничем не замутненным чувством радости, боясь, что обязательно произойдет что-то плохое, и оно исчезнет. Но произошло только то, что Оби-Ван тихо вздохнул во сне. Энакин осторожно посмотрел на него сквозь ресницы. Первым, что он увидел, были едва заметные звездочки веснушек на кончике носа и щеках Кеноби. Скайуокер зажмурился, задыхаясь от нежности и неудержимого желания покрывать их поцелуями. Краем глаза он также узрел льнущую к телу прозрачную ткань, что искрилась в лучах утреннего солнца, пробивающихся сквозь неплотно задернутые шторы. Детская, чистая радость постепенно трансформировалась в иное чувство. Хотелось зарыться лицом в шелковистое золото аккуратно подстриженной бороды, отыскивая спрятанные губы. Пробежаться языком по бледному кадыку, сопровождая его в судорожном глотке. Приспустить эфирную вуаль с наверняка усыпанных теми же медовыми веснушками плеч; вдохнуть уютный запах кожи и медленно целовать аппетитные коричневые соски, напоминающие орехи ташру. Довести сенатора до такой степени исступления, чтобы он даже выдох не мог сделать без протяжного стона. Чтобы обнимал его за плечи, бездумно процеживая волосы сквозь пальцы, прижимая к себе ненасытные, влажные губы. И тогда Энакин начал бы сосать точеные вершинки, делая стоны громче, заставляя Кеноби произносить его имя. Одновременно он проник бы ладонями под его тонкое, чуть влажное от испарины кружевное белье, сминая мягкие ягодицы, почти видя, как под пальцами на молочной коже расцветают красные следы. Он приспустил бы трусики чуть ниже колен, позволяя Оби-Вану едва-едва раскинуть ноги, и пристроился бы к его округлостям лицом, проводя языком прямо между ними. От этих мыслей дрожь разбитым стеклом пробежала по плечам, во рту пересохло. Энакин представил, как хрупкая паутина кружев трещит под напором его пальцев, он разводит ягодицы сильнее и целует русые завитки волос вокруг сжатого ануса, а затем и само лоно, горячее, открывающееся навстречу. Ему приходилось видеть, как этим занимаются разнообразные твари, пристроившись за какой-нибудь обоссанной кантиной или ангаром для свупов. Когда возникала необходимость ночами выбираться в трущобы самых разных, захолустных и не очень миров, Энакин закрывал бесполезные в темноте глаза, направляя свои ощущения в Силу и видел такое… порой ему отчаянно хотелось затолкать свое сверхчувствительное восприятие подальше и просто вцепиться в плащ быстро шагающего Квай-Гона, чтобы не потеряться. Однако сейчас эти воспоминания предстали для него в ином русле, подкидывая все больше и больше идей для исследования тела Оби-Вана. Он бы… он бы… желания свились в яростный клубок внизу живота, вызывая такой беспощадный спазм, что юноша тихо застонал. Тело горело, как в лихорадке; Энакин приподнялся на локте, намереваясь посетить душ и медитировать по меньшей мере час, чтобы снять свое сумасшедшее напряжение. А еще через секунду он понял, что рука Оби-Вана была вложена в его ладонь все время, пока он в красках переживал свои фантазии, ненароком вливая их в сенатора. Падаван скосил глаза на лицо напротив, но то оставалось совершенно безмятежным. Энакин облегченно выдохнул и осторожно положил руку Кеноби на простыни. Напоследок он невесомо провел подушечками по кровоподтекам на кисти, вкладывая в прикосновение Силу. Кажется, сработало, ибо кожа запястья приобрела более здоровый цвет. Скайуокер встал, подобрал свои вещи и бесшумно выплыл из комнаты, не замечая, что Оби-Ван открыл глаза и смотрит ему вслед. Влетев в ванную и уперев руки в раковину, Энакин уставился в зеркало. Увиденное заставило его несколько протрезветь — все пространство под носом и щека, на которой он спал, были в засохшей крови. Он вспомнил, как во сне боролся с неугомонными призраками, посмевшими найти брешь и свить гнездо в голове сенатора. Он был крайне зол на тех, кто своими страданиями и воплями о помощи посмели причинять Оби-Вану каждодневную боль. Скайуокер безжалостно кромсал и давил чужие голоса, пока наконец не нащупал червоточину, из которой они изливаются и не сомкнул ее края. Видимо, это стоило ему титанических усилий. Энакин не все помнил. — Энни, у тебя кровь… В зеркале показалось обеспокоенное лицо Оби-Вана Кеноби. — Пустяки, — голос Скайуокера скрежетал, точно старый движок, — Я в порядке. — Они больше не вернутся? — взволнованно спросил сенатор, делая шажок вперед. — Думаю, что нет. Я залатал прореху в вашем подсознании. Юнлингов с ранних лет жизни обучают просеивать свои видения, оставляя только самые нужные. Я тоже в этом немного преуспел, благодаря мастеру Квай-Гону. Оби-Ван кивнул. — Энакин, то, что ты сделал — бесценно. У тебя великий дар. Спасибо. За все. Скайуокер улыбнулся. С перемазанным в крови лицом вышло не очень, поэтому он быстро склонился к раковине, умываясь. Кеноби стоял рядом, протягивая ему полотенце. При этом из глаз сенатора не пропадала искра бесконечного удивления и благодарности. Энакин слегка наклонился к нему, позволяя отереть свое лицо ворсистой тканью. Оби-Ван выпустил полотенце из рук, и оно сползло к их ногам. Было что-то еще в выражении его лица — расширенные зрачки, пылающие щеки, широко раздувающиеся ноздри. Он схватил парня за грудки, подтягивая опасно близко: — Ситхи бы побрали твое воображение. И мою слабость. Кеноби поцеловал его. Сначала медленно, придирчиво выбирая место столкновения губ, а затем все беспорядочнее, все шальнее и откровеннее. Скайуокер потерял над собой контроль, подхватывая Оби-Вана на руки. — Энни, — удивленно выдохнул тот, но был задушен очередным поцелуем. Кожа Кеноби горячим воском жгла пальцы, будто между руками Энакина и его талией и бедрами была только тончайшая прослойка воздуха. Кровь стучала в висках, Оби-Ван обнял его за шею, жадно отвечая на поцелуй, и одна только Сила знала, как Энакин добрел обратно до кровати, опуская сенатора на простыни нежно, точно жениха. Потемневшие от желания глаза Кеноби, зацелованные губы, частое дыхание. Скайуокер запечатлел этот образ у себя в памяти в мельчайших деталях, наслаждаясь до ломоты в костях тем, что этот потрясающий мужчина в его власти. Он распахнул безумно эротичные одеяния, целуя быстро вздымающуюся грудь, прикусывая стоящий от возбуждения сосок. — Энакин! — вскрикнул Оби-Ван, искрясь нетерпением так ярко, что это слепило внутренние рецепторы. Похоже, медленно и нежно не получится. Энакин навалился на сенатора, целуя почти грубо. Мягкая рука, совсем не похожая на мозолистые ручищи Квай-Гона, рыбкой скользнула ему в штаны, лишая способности мыслить. Оторвавшись от слегка соленых губ, он почти инстинктивно толкнулся в кулак Оби-Вана, а затем еще и еще. — Ты не похож ни на одного джедая или падавана, которых я встречал. Голос Кеноби стал более низким и глубоким. В нем чудились высоченные водопады, хрипящей пеной разбивающиеся об остатки мозгов Энакина. — Это плохо? — спросил он также хрипло. — Это невероятно, — голос Оби-Вана скатился в сексуальный шепот, рокочущий в правом ухе. Энакин настолько сфокусировался на своих ощущениях, что в какой-то момент почти забыл о партнере. Кеноби ущипнул его, и тогда ему пришлось вывернуться из влажных ладошек: — Еще немного, и я сойду с ума, — объяснил он. Скайуокер нырнул с головой под невесомые юбки, целуя поджатый живот, пах, красивые бедра. Неумело, но страстно обертывая языком соленую головку, вбирая ее в рот и двигая головой — так, кажется, делали шлюхи разных рас в притонах и подворотнях. Джедаи не вели с ним разговоров о пестиках и тычинках, поэтому приходилось учиться на чем попало. — Энни, я… — Оби-Ван осекся, исходя дрожью, как пришт-фрут сладким нектаром. Энакин не смог проглотить все. Выбравшись из-под одежд, он блистал перед Оби-Ваном спермой на губах, подбородке и шее. — Иди-ка сюда, — на выдохе прорычал тот, и Скайуокер не осмелился воспротивиться. Оби-Ван впился губами в его рот, пачкаясь в собственном семени и одновременно лаская твердый член Энакина так быстро, что не хватало времени мыслить, дышать, чувствовать. Юноша просто взорвался сверхновой, ощущая себя центром Галактики, ощущая себя центром всего. А затем так же быстро погас, выхлопом из дюзов поднимаясь к обнимающим его небесам — глазам Оби-Вана. — Я люблю тебя, — произнес он спонтанно, не думая, прямо в вылизывающий его рот. И в последний раз дрогнул от восторга, услышав горячий ответ — не вслух, мысленно.