привиделось

      Я запомнил высокомерную победную улыбку Ягами Лайта и твой голос. Отчаянный, почти что сорванный, до ужаса тревожный, напрочь лишённый прежнего задора. Ты словно в порыве подбежал и вскрикнул, нащупывая ослабевающий пульс. Резко притих и прильнул ко мне, словно не готовый отпустить. Моя рука скользнула по твоей дрожащей спине и ударилась о пол. — Мне так жаль… — Глухо прошептал, чтобы хоть что-то сказать тебе на прощание, но я не успел договорить, голос начал ослабевать.       В одно мгновение промелькнули те считанные минуты, за которые я, более, чем за предыдущие долгие дни, успел осознать твою значимость. Для целого расследования. Для всего штаба. Для меня.       Чрезмерный интерес к моей персоне у тебя был с самого начала нашего знакомства. Ты всегда смотрел пристальным, изучающим, но невероятно наивным, робким взглядом. Ты хотел быть полезным. Говорил, что хотел бы стать таким как я, называя меня гением.       Но ты намного лучше, чем стремился быть. Рискнул, не раздумывая. Словно ты один сгорел бы заживо ради того, чтобы спасти миллионы жизней.       Но ты остался жив, и я безмолвно ликовал. Такие люди, как ты нужны миру. Нужны в полиции. Нужны мне, давно забывшему, каково это — довериться, не сомневаясь. Полностью довериться тебе. Подарить первый и прощальный поцелуй… И пожалеть об этом, понимая, что для меня это уйдёт в небытие, а для тебя останется шрамом на всю жизнь. Я укорял себя за то, что дал тебе пустую надежду.       Вдруг сильно закололо сердце, и я сомкнул веки, будто вот-вот придамся забвению.       Но я вновь распахнул глаза. Значит, остался жив.       Приблизился к тебе, а ты не заметил, закрыл лицо руками, и оно стало красным от горьких слёз. Я звал тебя, и ты словно не слышал. Что-то надломилось в твоей болезненно ранимой душе.       В дверь постучались, и ты позволил войти. Шеф Ягами подошёл, чтобы утешить, словно видел в тебе родного сына — наивного, даже беспечного, а сейчас — совсем беззащитного, но впервые повзрослевшего.       Ягами Соитиро прошёл, не заметив меня на своём пути. Прошёл сквозь меня.       Я положил ладонь тебе на плечо, и она неосязаемо прошла насквозь. Я до сих пор не верил в призраков и духов, а теперь стал кем-то вроде них. Но и шинигами я до недавних минувших событий никогда не видел.       Я смиренно и незримо следил за твоей жизнью. За тем, как ты с новыми силами продолжал дело Киры, неосознанно ему помогая. Я же видел хитрую гадкую ухмылку. Видел, как загорался холодный взгляд, пока его обладатель придумывал очередную уловку. Против каждого, кто встаёт на пути. Против всего штаба расследования, участники которого неосознанно доверились своему врагу. Против тебя, искренне верившего в его невиновность.       Ты был сломлен, но по-прежнему наивен и желал уберечь каждого, кого любил и кем дорожил. Каждого, кому неустанно верил. Но я всё равно видел, что ты смотришь на мир иначе. На мир без меня.       Ты часто запирался один в комнате и однажды с заметной горечью глядя на собственное отражение, обрезал пряди густых тёмных волос, которые совсем недавно скрывали румянец на щеках, пылающих под подушечками моих пальцев; но иногда угольно-черные пряди игриво и забавно прыгали по лицу, переполненому живой энергией в такт каждому суетливому движению, каждому бодрому шагу. Но так было раньше.       Твой взгляд более серьёзный и уверенный, менее робкий, нежный и наивный. Но по-прежнему добрый — этого у тебя не отнять. Как бы тебя ни обманывали. Как бы тебя ни предавали. Кто бы тебя ни предавал, ни оставлял совершенно сломленным, разбитым, брошеным.       Когда ты попрощался с Ягами Соитиро — шефом, наставником, настоящей незаменимой опорой, почти что отцом, Лайт словно дал тебе последнюю наивную надежду на то, что ты и в нём сумеешь найти что-то родное, близкое, тёплое.       И нашёл, пока не узнал страшную правду. Пока не сломался. В одно мгновение. С последним словом, слетевшим с чужих губ и забравшим самые мелкие, но всё же значимые следы твоей, как казалось, непоколебимой веры.       Ты вскричал, когда сделал последний выстрел, словно твоя душа намиг опустела. Надломилась от тяжести пережитых событий.       Я впервые за шесть лет почувствовал себя осязаемым, когда сырой воздух окатил неприятным холодом всё тело, внезапно вздрогнувшее от твоего душераздирающего крика.       Когда последняя пуля, не попавшая в Ягами, полетела в мою сторону, я замер в испуге. Зажмурился. Снова резко распахнул глаза и закричал, поднявшись в холодном поту. Огляделся вокруг и понял, что проснулся в мягкой постели. Рядом с тобой. Ты звал меня, а я не мог разобрать ни единого слова, пока не получил отрезвляющую пощёчину.       Ты одернул руку, тут же рассыпался в извинениях, затем прильнул ко мне. Осязаемый. Такой же, как всё, чего сейчас касалась каждая частичка моего тела. — Тебе приснился кошмар, всё хорошо. — Твой мягкий нежный голос обнимал, согревал и успокаивал. Даже давал надежду. — Мне очень жаль… — Слетело с моих губ, и ты ответил, словно видел мои мысли насквозь: — Ты не виноват, Рюдзаки… Кира — преступник, и он заслужил наказание. — Твой голос заметно задрожал. — Кем бы он ни был.       Ты был опечален судьбой Лайта и невосполнимым горем его отца, ставшего почти родным и для тебя самого. И ты бы не смог утаить от меня эту грусть. А я не осмелился что-то сказать. Не хотел больше видеть печаль в твоих сияющих глазах.       Я внимательно посмотрел на тебя: пряди всё также обрамляли округлое белоснежное лицо, и ты слабо улыбнулся, словно чувствовал и понимал меня. По-прежнему наивный и невинный. Не убивший ни одной живой души. Не сломленный.       Но я ощутил тяжесть долгих лет разлуки, которых никогда не было, но которые наяву могут стать лучше, чем я представил за какую-то долю секунды. Я понял, что боролся не напрасно и в порыве незримого осознания ценности наших жизней осыпал твою нагую кожу неистовыми горькими поцелуями. И с твоих уст слетели тихие, невообразимо нежные смешки, которые становились всё менее сдержанными с каждым поцелуем, даже с малейшим моим движением. С притворной игривостью я нырнул под одеяло, чтобы совсем скрыть от тебя следы медленно уходящей тоски, что осталась после чересчур правдоподобного сна. И серебристые звуки твоего голоса совсем растворились, растаяли в тёплом воздухе и в моём сознании. — Твои волосы щекочат всё моё тело! Р-Рюдзаки…       Я склонил голову над твоим лицом, и ты медленно закрыл глаза, не теряя лёгкой улыбки, заигравшей на пухлых губах. Я коснулся устами кончика чуть вздёрнутого носа и сам расслабленно лёг рядом, не выпуская из пальцев твоей ладони.       Незримо радовался твоему счастливому неведению.       Я действительно видел страшный сон.