Молва

Первым чему научился Лололошка: никогда не бросай вызов Богам. Это то, что жизнь заставила запомнить на века, никогда не забывать и помнить о всех последствий. Он сам один из этих последствий, не совсем значительная, скорее мелочь, мелочь, которая сожжет все на своём пути. И все же. — Никогда не бросай вызов Богам. — любяще, но твёрдо глаголет женщина, обводя группу маленьких детей возле себя. — Никогда не называй себя ложным богом, не затевай свою игру, проиграешь. Он не помнит, кто эта женщина, почему сидел среди стайки детей, не помнит ни лица, ни имена. Только слова, каждый раз грохочут в голове, бездушным напоминаем. Может быть он бы поверил, что это легенда, страшилки для религиозных детей, но почему он тогда не помнит своего прошлого? Не помнит родителей и тёплые объятья? И почему, склонив голову, скрывает уверенную ухмылку? — Кто вы? — голос отстранённый, безразличный, но он все равно не может скрыть искру удовольствия. Его руки застывают над верстаком, не успевая даже отпустить ветку. — Словно ты не знаешь, — шаги наконец-то становятся слышны, слова отдаются язвительным удовольствием. Не надо гадать, что он тоже улыбается, хотя больше скалясь. Его ухмылка тоже превращает в оскал, более нежен, не так, как будто он, будучи хищником поймал добычу, нет, скорее кот, объелся сметаной. Хищник уже за его спиной. Потому что никто не играет с Богами в догонялки, никто не кидает в шутку кости на шахматную доску, сшибая фигуры, и никто не подбрасывает ворох сухих листьев, беспокоя мертвецов. И все же он тоже тут. — И чем ты все же занимаешься, угроза обществу? — тихо мурлычет голос за спиной, Лололошка фыркает на прозвище, отбрасывая чётким движением ветку в стопку в неглубокой металлической посудине. — Ты считаешь меня угрозой? — поворачивая и наклоняя голову уточняет шатен, все продолжая тонко улыбаться, прикрывая ресницами глаза. Перед ним возвышается фигура, что растекается по краям, мир все не может принять в себе ещё одну божественную сущность, хотя если он правильно помнит, изначальная сущность где-то бегает за пределами. — Будь иначе, меня тут не было, — спокойно отвечает Бог, чуть наклоняя голову к нему и все игривость исчезает из голоса, — И я бы не стал отвлекаться на глупые игры детей. Раздраженный вздох выходит сам собой, поджимая губы, парень стреляет глазами в существо, резко оборачиваясь и словно издеваюсь, оставляет спину открытой. Парень подхватывает парочку маленьких камней, щелкая и наконец-то заканчивая что он делал. Искры достаточно и сухие палки превращаются в небольшой костёр. За спиной тишина, деревья качаются из стороны в сторону, путая листья, если прислушаться, то можно различить плачь ребёнка и разговор парочки, где-то угукает сова, а он, поднося, завернутую в толстую ткань, металлический стержень, ожидает нагрева. В какой-то момент это на самом деле кажется умиротворённым, с потрескиванием веток и глухим дыхание за спиной, он настолько тихий, что путается с его собственным. Можно это на самом деле его, Боги разве вообще могут дышать? Конец стержня превращается в оранжево-сизый и аккуратным движением рука ведёт по рукоятки близко лежащим ножом. Мягкая древесина легко поддаётся, позволяя нанести на себя фразу. — «Молился тот, кому молиться запрещено»? — с заинтересованным хмыком читает Бог, пока парень, игнорируя это, заворачивая прутик в ткань и оборачивается назад, давая время чтобы дерево превратилось в пепел. — И разбил своими словами небеса, — дополняет фразу Лололошка, опираясь на тот же самый вёрстка спиной. Чужие лицо скрыто за маской, но не сложно уловить довольное мерцание в фиолетовых глазах, что подсказывает спрятанную улыбку. — Именно этого ты хочешь? — О, нет-нет, — из него вырывается хихиканье и лёгкое качание головы. — Я хочу узнать имя. Глаза на против превращаются в щели с аметистовым светом, словно пытаясь понять, достоин ли он. — Ну, Мири...— имя звучит с детской капризностью, Междумирец дёргается, не от страха, от воспоминаний. Лололошка знает куда нажимаем, он всегда нажим на все кнопки, которые видел. И именно из-за этого он сидит на краю вёрстка, с Богом напротив, который вряд ли предполагал, что его все же узнают. А может он именно этого и хотел. Лололошка знает, будь он другим человеком, вряд ли вообще был жив, даже не убит, люди не могут выдержать находится с высшими существами. Но он прожил с ними всю жизнь. — Ты знаешь его имя сам, — выдыхает Бог Пустоты, устало прикрывая глаза и качая головой на его выходку, как будто они снова наставник и подопечный. Шатен не пытается скрыть радостную мысль, что его домыслы подтвердили. — И да, я все ещё могу превратить тебя в пепел, тот самый что за твоей спиной, Лололошка. — грохочет мужчина, отпуская Пустоту с тугого поводка и позволяя пожирать ей все на своём пути. Лололошка громко смеётся, откидывая головой и обнажая шею, довольно ощущая как холодная тьма ластится к нему и обнимая, выдавая настоящие эмоции хозяина. — Не посмеешь, Междумирец.