счастливого нового года!

      последние несколько дней поместье Камисато было куда оживлённее, чем раньше. причина тому весьма прозаична – обитатели поместья готовились к новому году.       шум и гам слышались из каждой комнаты, прислуга носилась туда-сюда, понемногу украшая всю территорию поместья. ярко сияли огоньки на верёвках (новейшее изобретение из Фонтейна) и переливались различными цветами от красного цвета пиро до фиолетового электро. в каждом углу дома в маленьких горшочках стояли аккуратные веточки бамбука и ивы с шариками моти в форме рыбок, фруктов и цветов – то было новогоднее деревце мотибана.       вдохнув полные лёгкие холодного зимнего воздуха, Тома, поправив когда-то связанный и подаренный госпожой Аякой шарф на плечах и сев перед воротами поместья, принялся за изготовление кадомацу – новогоднее украшение из сосны, бамбука и папоротника. служило оно приветствием для божества в честь нового года. во всём доме Камисато только у Томы получались самые красивые «сосны у входа», посему и задача сделать их и поставить у ворот ложилась на его плечи каждый новый год. а он, впрочем, и не был против – Томе нравился этот дух празднования нового года, нравился радостный шум от жителей поместья, нравилось собираться с господином и госпожой Камисато, дабы отпраздновать вместе, попить чаю да обсудить насущные дела и вопросы в неформальной обстановке. Тома невольно улыбнулся своим мыслям, витая где-то среди них и дальше делая кадомацу, из-за чего не услышал приближающиеся к нему шаги и не заметил вставшую рядом с собой фигуру. фигура лишь тихо хмыкнула, приподняв уголок губ в тёплой улыбке, и положила холодные ладони на плечи управляющего поместьем.       – о чем думаешь? – вкрадчивый и тихий голос раздался прямо над ухом ничего не подозревающего Томы, заставив того вздрогнуть и выронить из рук сосновые веточки, резко поворачивая голову к источнику голоса и понимая, что это всего лишь господин Аято решил над ним подшутить, так напугав. лёгкая улыбка легла на губы блондина, из-за чего на щеках появились ямочки.       – да так, о празднике задумался. а вы что-то хотели, господин? – ловкие и умелые руки Томы вернулись обратно к первоначальному занятию.       – до нового года осталось несколько часов, Тома, я и моя дражайшая сестра ждём тебя в зале. не задерживайся, иначе всё пропустишь, – старший Камисато снова усмехнулся, но не зло, а наоборот, по-доброму, потрепал блондина по волосам, и мягкой поступью вернулся обратно в поместье, кутаясь в утеплённое кимоно.       Тома, проводив господина взглядом, в мгновение ока воодушевился и ускорился с изготовлением кадомацу. впрочем, ему и так оставалось делать не так уж и много, посему закончил он быстро и тут же примчался в зал, где уже сидели в позах сэйдза на дзабутонах Аято и Аяка. однако, заприметив своего управляющего, они оба коротко и тепло улыбнулась, расслабившись. при нём они могли позволить себе быть не величественными наследниками Камисато, а обычной семьёй. остальные же слуги покинули зал, оставив господ и Тому втроём.       – я рада, что ты носишь мой шарф, Тома, спасибо, – маленькие пухлые губы младшей Камисато растянулись в добродушной улыбке. – тебе идёт.       – это мне стоит благодарить вас за этот подарок, госпожа, он мне дорог и согревает не только тело, но и душу, – такая же улыбка коснулась и губ Томы, а аккуратно сложенный шарф он положил рядом с собой. – мне принести ужин и прочее?       – нет, нет, что ты, мы уже приказали всё сделать остальной прислуге. расслабься и будь с нами на равных, Тома, – маленькая, но крепкая ладонь Аяки легла на руку блондина, а глаза пристально посмотрели в чужие. – мы с братом очень тебя просим. мы же семья.       – да, точно...как скажете, госпожа, – Тома лишь неловко улыбнулся уголком губ, кивая.       – и обращайся к нам по имени и на «ты», Тома, – наконец подал голос старший Камисато, смотря прямиком в ярко-зелёные глаза своего верного слуги. звучали его слова неоспоримо и строго, ослушаться их было чем-то невообразимым, и Тома прекрасно это понимал.       – понял, – кивнул управляющий, не в силах отвести взгляд от чужих глаз. они пленили и заставляли беспрекословно подчиняться своему обладателю. Тома против не был.       слуги принесли горячий ужин и сакэ. за едой и выпивкой быстро нашлись темы для беседы, а разговоры полились ручьём. за столом были и оживлённые дискуссии, и приглушённый смех, и молчание, а после стук стопок, поставленных на стол. меньше всех пила Аяка, а больше – Тома. однако делал он это не специально – Аято подливал управляющему сакэ, пока тот отвлекался на очередную несерьёзную болтовню с младшей Камисато.       в полночь троица вышла на крыльцо поместья. они подняли глаза к небу и помолились архонту, чтобы этот год прошёл ещё лучше, чем предыдущие. постояв с братом и блондином ещё какое-то время Аяка, ссылаясь на усталость и разморенность после ужина и выпивки, ушла в свои покои, оставив парней вместе.       – ох...что-то я перепил, кажется. странно себя чувствую... – Тома, вернувшись вместе с главой клана обратно в зал, сел за стол, потирая глаза и виски́. немного подташнивало и кружилась голова, но, что напрягало больше всего, так это непонятные ощущения где-то внутри, когда блондин смотрел на своего господина: щëки мгновенно вспыхивали, тело бросало в жар, губы пересыхали, из-за чего приходилось постоянно их облизывать, а в горле появлялся непонятный комок, с небольшой болью сглатываемый обратно.       Аято сел с управляющим рядом и повернул к нему голову, коснувшись щеки и заставив того посмотреть на себя. яркие омуты зелени встретились с бушующими волнами лазурно-синих морей напротив. у Томы в горле мгновенно пересохло, и посему молчание длилось бы ещё долгое время, если бы старший Камисато не открыл рот, не отводя взгляда от чужих изумрудных озёр.       – ты мне нравишься, Тома, – вот так просто Аято поставил его перед фактом.       сначала блондину показалось, что он уже бредит из-за выпитого сакэ, но глава клана никуда не исчезал, сколько не моргай, да и голос его был серьёзен.       – вы...ты мне тоже нравишься, Аято. и Аяка мне нравится, и все остальные то-       но Камисато сразу его прервал:       – нет, ты меня не понял. ты мне нравишься как парень, Тома. как мужчина, если тебе так понятнее. думаю...что я уже давно влюблён в тебя, но не замечал и не задумывался об этом.       ох. вот оно что...Тома гулко сглотнул и кривовато улыбнулся уголками губ, кашлянув и всë-таки отведя взгляд в сторону. это признание господина сильно выбило из колеи. кажется, блондин сразу от такого протрезвел и сейчас потирал шею, постоянно облизывая вечно пересыхающие губы, из-за особенно сильного смущения.       – я...ох, господин...эм-м, точнее, Аято... – глаза Томы беспорядочно бегали по полу, стенам и потолку. почему старший Камисато так спокойно об этом сказал? – это так неожиданно...       – а как по мне – самое время. только скажи, Тома, что ты чувствуешь ко мне? ты любишь меня? как мужчину, Тома, не как своего господина, – Аято, коснувшись чужой руки, заставил вновь посмотреть на себя. он снова смотрел только в глаза блондина, слегка сжимая его запястье, и беспокойно прикусил губу, волнуясь. только с Томой Аято мог позволить себе быть хоть чуточку слабее, чем обычно.       – я...это так смущает, святые архонты...но я тоже люблю тебя, – чувствуя своё постепенное краснеющее лицо, Тома сразу же закрыл его ладонями, смотря сквозь пальцы на свои колени. – очень давно...но ты постоянно занят и я не думал, что тебе тоже нравятся мужчины, поэтому на взаимность не рассчитывал. как-то дальше просто плыл по течению и продолжал жить, не обращая внимания на чувства. не хотел доставлять вам неудобства...       окончательно засмущавшись, юноша зажмурился и полностью закрыл лицо руками, скрывая своё красное лицо. но, услышав тихий и совсем беззлобный милый смех, он убрал ладони, во все глаза уставившись на Камисато – тот прикрывал руками рот и пытался сдерживать смех, поэтому и делал это совсем тихо. Тома мгновенно насупился и надул щёки, хлопая длинными пушистыми ресницами и совсем не понимая – что же такого смешного он сказал?       – ах, прости...просто твои слова о том, что ты можешь как-то доставлять мне неудобства, и пробили меня на смех. я совсем не хотел тебя обидеть, Тома, не дуйся, – холодные пальцы господина коснулись щёк управляющего и нежно провели по ним, а на сухих губах заиграла тёплая улыбка. – всё, прекращай. ты никогда не доставлял и не сможешь доставить мне каких-то там неудобств, понимаешь? наоборот, ты всегда рядом и всегда помогаешь. я безумно сильно ценю это, Тома. никогда больше об этих глупостях не думай, понял?       – понял... – глаза стыдливо опустились в пол, а губы поджались.       – не делай такую грустную мину на своём милом лице, тебе не идёт, – Аято положил ладони на тёплые и раскрасневшиеся от алкоголя, смущения и стыда щёки управляющего, немного подумал и приблизился, накрывая чужие влажные пухлые губы своими сухими и тонкими.       у Томы же, кажется, вся жизнь в этот момент перед глазами пролетела, а широко распахнутые глаза уставились прямиком на господина – он его правда сейчас целует? вот прямо сейчас и Томе это совсем не снится? архонты всемогущие...из-за растерянности блондин ответил на поцелуй только через несколько секунд, казавшиеся юноше напротив вечностью. руки опустил на бока главы клана, а губами сминал чужие, перехватывая инициативу на себя, потому что голова от таких событий у Томы работать перестала совсем. был бы он трезв, то не повалил бы Аято на татами, которыми был устелен пол в поместье, и не нависал бы над ним, продолжая поцелуй, углубляя его и напирая всё больше и больше.       Тома отстранился только тогда, когда воздуха стало катастрофически не хватать, и открыл глаза, смотря на господина, что жадно хватал мокрыми и блестящими от слюны губами воздух. это зрелище...внизу живота стало жарко и тягуче, скручивая прочным узлом возбуждения все внутренности.       – ха...архонты, как же хорошо...не останавливайся, Тома, – Аято вновь улыбнулся и обхватил блондина руками за плечи, вытягивая шею для нового поцелуя. Тому долго уговаривать не пришлось, посему он снова ответил на поцелуй, широкими ладонями поглаживая Камисато по груди и животу и изредка прикусывая податливые губы господина.       спустя минуты жарких, тягучих и страстных поцелуев Аято решил действовать – Тома, к сожалению, всё ещё не решался, – и снял сначала красную куртку с блондина, а после и забрался руками под чёрную майку, положив ладони на пресс и крепкую грудь, охнув от удивления и удовольствия. Тома от таких ярких выражений зарделся ещё сильнее. архонты, как же сильно его смущает Камисато своими действиями и звуками!       – Тома, эй...вернись из своих мыслей обратно ко мне, – взяв управляющего за щёки и заставив того наконец вынырнуть из водоворота дум, Аято слегка приподнял уголки губ в улыбке и чмокнул блондина в нос. – сними с себя майку и с меня костюм.       снова оставив легкий поцелуй на лице Томы, старший Камисато улёгся обратно на татами, наблюдая за великолепной картиной, открывавшейся его взору: Тома, смущённо прикусывая нижнюю губу, взялся за низ своей майки и, чувствуя чужой давящий и наблюдающий взгляд, снова покраснел до кончиков ушей, но ненужную ткань с себя все-таки снял. поймав лёгкую и игривую улыбку своего господина, блондин нерешительно улыбнулся в ответ, снимая уже костюм с юноши.       только почувствовав свободу от лишней одежды, Аято сразу же приподнялся на локтях и обнял управляющего за шею, наклоняя к себе и прижимаясь разгоряченной кожей и грудью к чужим.       – господин, вы уверены, что..?       – абсолютно. все слуги уже давно напились и либо заснули, либо спустились в город. Аяка тоже спит и точно не услышит нас. просто действуй, Тома, прошу тебя...мне тяжело ждать, понимаешь? – томно выдохнув прямо на ушко своего слуги, Аято положил одну его ладонь на свой пах, а другую на бедро, пока сам расцеловывал и полизывал кончиком языка чужую шею, с благовейным обожанием в глазах наслаждаясь шумными вздохами и сжимающимися руками Томы на своём теле. – не медли.       – хорошо, господин, – Тома, гулко сглотнув, зацепил пальцами край штанов своего господина и осторожно стянул их, тёплыми и вспотевшими из-за волнения ладонями поглаживая того по бёдрам и ляжкам.       – возьми ароматические масла из тансу...поторопись, я очень устал ждать, Тома.       голос Аято был стальным и беспрекословным. Тома послушно достал из небольшой тумбочки у стены склянки с маслами и сел на татами между ног господина. лицо его полыхало, а мысли беспорядочно крутились в голове, однако руки, действуя отдельно от тела и движимые лишь приказами Камисато, разлили между ладонями и чужими ягодицами масло. по комнате разнёсся приятный цветочный запах, а громкое биение сердец сопровождалось хлюпаньем двигающегося пальца блондина внутри старшего юноши и томными вздохами с тихими стонами того.       – д-да, вот так...ты умница...обожаю тебя, Томочка, – Аято облизнул пересохшие тонкие губы, часто дыша и невольно раздвигая ноги шире, пытаясь подмахивать бёдрами навстречу.       а Тома же с каждым мгновением, наполненным такими пошлыми звуками, становился всё увереннее: в целом, он понял, что необходимо делать и как доставить господину больше удовольствия, а посему, пока растягивал того, наклонился к бледной шее и ключицам Камисато, оставляя влажные поцелуи и начинающие краснеть засосы.       Аято от этого ещё больше развело, а низ живота скручивало приятным, но начинающим раздражать узлом возбуждения – хотелось уже поскорее кончить, а не мучаться от долгих прелюдий, но, к сожалению, без них никак, иначе Тома попросту не войдёт и не сделает всё полностью и так, как надо и как хочет сам господин.       Камисато казалось, что эта растяжка уже длится бесконечность – он извивался, хныкал и тяжело дышал, хватаясь за плечи блондина и мучаясь от распирающего его возбуждения. Тома прекрасно понимал, он сам едва держался, поэтому с громким хлюпаньем наконец вытащил пальцы, с жадностью рассматривая тело своего господина и гулко сглатывая.       – вы так прекрасны, господин... – управляющий встретился взглядом с чужим и размазал остатки масла по своему члену и добавил ещё немного на колечко мышц, прикусывая нижнюю губу. – я вас хорошо растянул, поэтому боли быть не должно...но если всë-таки будет то, господин, прошу вас, скажите об этом сразу.       Тома, оставляя на щеке Аято лёгкий поцелуй, начал постепенно входить в податливое и уже разработанное тело. это чувство было настолько приятным, что невозможно в полной мере описать словами, насколько господину и его слуге сейчас было хорошо – они оба утопали в новых и взбудораживающих ощущениях, ловили каждый стон и вдох друг друга, касались своего и чужого разгоряченных тел.       плавным толчком Тома вошёл до конца, попадая по простате, и увидел, как Аято сильно выгнулся, а из его рта послушался громкий и дрожащий всхлип.       – сделай так ещё раз, Тома... – попытавшись унять дрожь в голосе, Камисато открыл заплывшие пеленой возбуждения глаза и посмотрел в чужие, облизывая пересохшие от частых вдохов и, кажется, раскалившегося вокруг до тысячи градусов воздуха, губы и цепляясь бледными сильными руками за широкие плечи блондина.       Тома всегда был послушным, особенно если это касалось его господина, поэтому несколько заторможенно кивнул головой и, оставляя багровеющий засос на шее Аято, вышел почти до конца и вновь мягко толкнулся обратно в затягивающую и горячую негу, сдавленно промычав сам и с разливающимся внутри удовольствием отмечая то, что снова смог выбить приятный слуху сладкий стон Камисато.       возбуждение нарастало с каждым новым толчком и движением, покалывая в кончиках пальцев и стягивая низ живота прочным кнутом. Тома двигался плавно, с явным чувством наслаждения: ему было хорошо от того, что господину из-за него хорошо. фрикции были всё чаще, из-за чего Аято хныкал громче, впиваясь короткими ногтями в спину блондина и безостановочно продолжая стонать имя того.       – Тома...так хорошо, Тома...прошу, только не останавливайся, не останавливайся, слышишь? – юноша откинул голову назад, из-за чего его волосы разметались во все стороны, а спина вновь выгнулась дугой. – я сейчас кончу...       почувствовав на стоящем колом и изнывающим без единого малейшего прикосновения члене горячую и влажную из-за пота ладонь, что сжала ствол и провела вверх и вниз, Аято мелко задрожал, в исступлении кусая тонкие сухие губы, и, протяжно громко простонал, кончая в руку блондина и обмякая после ошеломительного и мгновенно лишающего всяких сил оргазма.       кажется, Камисато даже отключился на минутку, потому что, когда открыл глаза, то увидел, как Тома кончает ему на живот и совсем тихо, но так мило стонет. Аято слабо и устало улыбнулся, умиляясь блондину, и обвил руками шею того, притягивая к себе и осыпая лёгкими поцелуями всё красное лицо с прилипшими ко лбу светлыми волосами.       – мой любимый...мне было так хорошо, Тома, ты даже не представляешь, – тихо хихикнув, Камисато чмокнул парня в щеку, перебирая прядки длинных волос блондина пальцами. – никогда так счастливо не встречал новый год...       – я, если честно, тоже. и мне было так же хорошо, как и вам, господин... – Тома, ласкаясь к руке Аято, довольно заулыбался, вытирая себя и чужое тело. – надеюсь, я не сделал вам больно.       – больно? ты смеешься? мне было прекрасно, Томочка, не думай о таких глупостях, – юноша провёл по немного пухлым и всё ещё красным щекам слуги, мягко целуя того в нос. – люблю тебя...       – и я тебя, Аято...очень сильно люблю, – глупо улыбнувшись из-за смущения и распирающих изнутри чувств к парню напротив, Тома ткнулся носом в чужой и оставил лёгкий поцелуй на чужих губах. – давай оденемся...а то вдруг даже в такой час кто-то не спит.       блондин быстро натянул свою одежду и помог господину одеться в домашнее кимоно. вдвоём они тихой поступью вышли из зала на крыльцо поместья, сев на доски и подняв глаза к небу.       – давно мечтал полюбоваться хацухинодэ с тобой, Аято... – опустив взгляд с неба на лицо господина, Тома тепло и нежно улыбнулся юноше, взяв того за руку и переплетая пальцы.       – мечты сбываются, если работать ради этого, Тома, – вернув такую же полную тёплых чувств улыбку блондину, Аято положил голову на его плечо, вместе смотря за постепенно окрашивающимся в различные цвета от багрового до светло-золотого небом, что предвещали первый в этом году рассвет.       рассвет, который Аято и Тома встречают не как господин и его слуга, а как два безумно любящих друг друга человека. в груди каждого из них разливалось приятное тепло от этих чувств, что холод совсем и не чувствовался.

они были счастливы и влюблены.