Джо-Джо.

      Джорджиана медленно шла на поправку и в основном спала. Наркотой накачивали за глаза, поэтому каждый раз, когда к ней приходили посетители, вела она себя странно: то смеялась, то несла откровенную чушь, то обнять хотела. — Джо, тебе тут передали…       Ханджи с отрядом навещала чуть ли не каждый день. Сегодня с ней пришли Пенелопа и Моблит. — Вот, смотри какие наливные!       Ханджи раскрыла у себя на коленях кулёк огромных красных яблок. Джо их любила — Леви знал. Сочные, хрустящие, сладкие, и хоть Джо-Джо та еще чистюля и перфекционистка, стекающий по рукавам яблочный сок был для неё исключительным удовольствием. Она с вызывающим наслаждением облизывала пальцы, а Леви обычно сидел рядом и жадно наблюдал, каждый миллиметр влажной дорожки прожигал взглядом и представлял. Представлял самые развратные, самые грязные сцены, которые только можно вообразить, с ее языком. В конце, доев яблоко, Джо нарочно засовывала в рот сладкие от сока пальцы, засасывала их поглубже, прикрывая глаза, и со смачным чмоком высовывала сквозь плотно сжатые губы. Безумие на грани боли. Леви страдальчески сглатывал застрявший комок в горле, насильно отрывал глаза от зрелища, чтобы не сорваться или не чокнуться окончательно. — Эй, ты чего? — с невинной усмешкой поворачивалась к нему. — Леви, всё в порядке? У тебя взгляд странный… не выспался опять?       Именно эти моменты всплыли в памяти, когда он пришел к ней. — Леви, — всполошился Моблит, отходя поближе к приставленной ширме. — Проходи. — Привет, — улыбнулась Пенелопа.       Леви кивнул. — А! Это ты! Ну, мы тогда пойдем, — Ханджи встала, убрала яблоки на прикроватную тумбочку. — Не будем вам мешать.       Хлопнула перед уходом по его плечу, крепко сжала. Голос у Ханджи оставался по обычаю весел, задорен, но глаза грустные, как у дворовой собаки. Джо сейчас хрупкая, и настроение вокруг должно быть позитивным, пусть и напускным.       Леви осторожно сел на край кровати, взглянул на неё: всё такая же живая, с румяными щеками, хоть и побледнела чутка, волосы волнами спадают на плечи — быстро они отросли — глаза от обезболивающего искрятся. Улыбается. С ямочками. — Ле-е-еви!       Потянулась к нему, пальцами коснулась лица вслепую: нос потрогала, по щеке к губам провела. А он сидел без намека на улыбку. Бедная Джорджиана… — Вижу, идешь на поправку, — заметил в своей обычной манере. — Спешу! Скоро вновь встану в строй! Только сейчас…       Нагнулась, и он наклонился поближе, по секрету зашептала с непринужденной игривостью: — Вырубает постоянно. Голова кружится, и вы все у меня троитесь. Надеюсь, скоро пройдет, а то я так соскучилась по тренировкам! Все бока отлежала…       По-детски заныла, нос повесила. Леви был готов сдохнуть на месте, лишь бы эта мука прекратилась и время повернулось вспять. Он не говорил, остальные тоже, но все впадали в состояние близкое к шоку, когда Джо совершенно не замечала очевидных вещей.       Джорджиана больше не ходит. Джорджиана калека. Джорджиане отрезали ногу.       Раздробленные кости.       Сепсис.       Блять…       Мир рухнул в мгновение ока: он знал, как она отреагирует. Всё оказалось настолько плохо, что единственный выход — отрезать и так жизнь, сука, сохранить.       Леви выкурил в ту ночь не меньше трёх, а, может, пяти сигарет. Ханджи за компанию. Устали. Откровенно заебались.       Разведка закрыта для Джо. Теперь навсегда.       Но Джо сильная, Джо смелая, Джо-Джо справится. Она всегда справлялась же? Джо луч света в ночи, Джо… — Пиздец, — просипел Леви. — Жалко её, — всхлипнула Ханджи. — Она, конечно, девочка сильная, умная. Переживет, справится. Жива, а это главное. Нет, ну правда главное. Это… В общем… Леви, это моя вина.       Леви повернул голову, посмотрел на Ханджи затуманенным взглядом. В смысле? — Чего? — Я должна была быть… быстрее. Она, понимаешь, ринулась. Без приказа. Я не успела среагировать вовремя. Джо меня не услышала. — Да всё она слышала, — отвернулся, сказав наугад. — Не твоя вина, очкастая, что та в самоволку, блять, пошла. Доказать свои способности хотела, выебнуться.       Провел обреченно ладонью по лицу, а Ханджи озадаченно на него глянула, шмыгнула и затянулась. Пиздец. Скорее всего так и было. Увидела его, галопом несущегося, и решила в героиню сыграть. Да так, блять, и было — точно. Вот, довел, оказывается, а ведь наоборот оберегал. Плевать, кто он там ей — друг или враг, но виноват. Чувствовал жгучую вину, палкой в горле застрявшую.       Когда разум Джо просветлел и дал осознать увиденное, она застыла, а потом заорала во всё горло. Истошно. Навзрыд. Безнадёжно.       Позже её забрали домой: увозили в тишине — её желание — без лишних глаз и в длинном плаще. Джо по глаза натянула капюшон: скрывалась с надуманным позором, и все из солидарности не обращали внимания. Кроме всего, она перестала общаться и в последние дни в лазарете никого не подпускала к себе.       Прошли месяцы. За это время Джорджиана оправилась, как говорили врачи, но когда Леви её увидел, то понял: врут, пиздаболы. Пиздят как дышат.       Пришел к её дому после обеда, прихватил крупных яблок — всё, как она любит. На крыльце сидела маленькая девочка с волнистыми волосами цвета спелой ржи, прутик в руке держала и вырисовывала им всякие узоры на земле. Леви невольно присмотрелся, а картинка оказалась проста: мама, папа, дом, две дочки.       Хмыкнул, стал подниматься, а девчонка вскинула недовольно голову, осмотрела его и со звонкой наглостью окликнула: — Эй! Ты кто такой?       Леви замер, опустил на нее равнодушный взгляд: — Это дом Джорджианы Майлз? — Да, — нахмурилась. — Сестра моя. Пришел к этой вредине? Не советую тебе заходить: она орет.       Пожала злобно плечами, дернулась вся, как мокрый голубь и вновь принялась вырисовать финтифлюшки. Должно быть Руби, её младшая. Пропустив предупреждение мимо ушей, поднялся, постучал в дверь. В доме послышались шаги, шуршание, женский голос, и дверь открылась. На входе его встретила сухая женщина с четкими скулами и с высоко собранными темными волосами, как у Джорджианы. — Да, — протянула она, явно замотавшись, оглядела Леви с головы до ног, вытерла мокрые руки полотенцем. — Чем могу помочь? — Здравствуйте. Моё имя Леви. Могу я увидеть Джорджиану? Я из… — Разведки, — вздохнула женщина. — Да, конечно. Я Гертруда, мать Джианы.       Миссис Майлз странно смутилась, наклонилась вбок и громко, ругательным тоном одернула дочь: — Руби! Сколько раз я тебе говорила не сидеть на грязном! Как поросенок!       Руби зловеще повернулась, брови сдвинула к переносице — Леви оглянулся — и запротестовала с таким напором, что заставила мать глубоко втянуть воздух в немом возражении. — Если я поросенок, то ты — свинья! Уж лучше ходить в грязном платье, чем быть такой идиоткой, как Джо! Я не буду больше ей помогать и на неё похожей быть не хочу! Достала!       Встала, яростно отбросила прутик и ушла вверх по улице с гордо поднятой головой. Маленькая, а кабыздится по-взрослому, хоть на вид ей лет семь. — Простите за сцену, — опомнилась уставшая мать, отступила в сторону, приглашая Леви пройти. — Понимаете, дети. Они такие. Руби девочка характерная, совсем не слушается и постоянно спорит, не то что Джиана… Она у нас всегда такой покладистой была, чуткой, хотя сейчас…       Миссис Майлз прерывисто вздохнула, провела костлявой рукой по лбу и с натянутой улыбкой вновь повернулась к Леви. Они уже очутились в гостиной. — В общем, вы проходите! Я вам чаю налью, схожу к Джиане… — Можно и без чая.       Впервые отказался: не видел смысла чаевничать без Джо. Интуиция подсказывала — она наверху.       Миссис Майлз кивнула, вышла: зашуршал подол платья, застучали каблуки — она поднималась по лестнице. Надо же, и вправду наверху, как принцесса в заточении, про которую Джо-Джо ему несколько раз успела рассказать. — Джиана, к тебе гости. Это Леви.       Дверь приоткрылась — это единственный звук, который Леви смог уловить в ожидании. Дом был прост, вполне уютен: побеленный камин без излишеств, небольшой диван с потертостями по краям, обеденный стол, книжный шкаф и дверь на кухню.       Раздались скрипучие шаги, Леви подошел поближе, поднял голову. — Проходите мистер… — Просто Леви. — Леви. Просто Леви, — суетливо кивнула мать. — Хорошо, Джиана будет рада вас видеть.       Держась за старые перила, Гертруда тяжело улыбнулась, махнула рукой наверх. Леви молча поднялся и застыл перед самой дверью, не решаясь. Как она? Что с ней? И вправду рада? На письма ни разу за столько времени не ответила.       Вошел. Просторная, даже пустоватая комната, светлая. У стенки шкаф, посередине кровать с белыми простынями и одеялом, а Джорджиана под ним. Сидела на кровати, к окну отвернулась — на него смотреть не стала. Леви проскользил взглядом от макушки до тонких кистей: сжала кончик покрывала в кулаках до острых костяшек, губы поджала. Исхудала.       Некогда блестящие волосы потускнели, поредели, прилипли ко лбу и висели мокрыми сосульками по бокам. Кожа посерела, розовые губы побледнели, потрескались. Под покрасневшими, потухшими глазами залегли синяки, и не было более свежей зелени во взгляде — затянуло темной тиной.       Смотреть на неё тяжело. Невыносимо. Сдалась.       Леви вернул себе холод и рациональность, словно наперекор пробивающей сожженное сердце боли. Половицы заскрипели в такт, губы Джорджианы предательски дрогнули. Леви аккуратно положил яблочный подарок на прикроватный столик, ненароком задев ручку белоснежного кувшина. — Да садись ты, — грубо, но он покорно устроился на краю кровати. — Че пришел? — Навестить решил. — Понятно. Навестил? Можешь уходить.       У неё на глазах слезы, у него на душе тоска и мука. Нервно заходили желваки, и Леви опустил в пол взгляд. Вот правда: че пришел? — Джо… — Что? — Не заканчивается жизнь на этом. — Не заканчивается?       Скрипнуло накрахмаленное одеяло от крепкой хватки, она нагнулась к нему: — Да что ты, блять, понимаешь? Кто ты, нахрен, такой? Лучший солдат, номер один в Разведке? Тебе, молодцу, меня не понять! Катись!       На крик перешла. Прямо в ухо заорала. Будь его воля, то он бы сам себе ногу отрезал, лишь бы она оказалась здорова. Зачем только решила геройством заняться? Зачем полетела одна? Видела же, что он уже рядом, видела и, сука, всё равно пошла… Доказать ему что-то хотела? — Я бы на тебя посмотрела, — зашипела в лицо, ближе придвинувшись, — останься ты без ноги, но ты другой. Особенный. Тебе дорога звездами вымощена. А ты знаешь, что талантливый, пыжишься этим, показываешь другим, какие они бездари. Тебе плевать, потому что ты просто не способен чувствовать. Камень ты, Леви, вот кто ты. — Че за хуйня? — захрипел он, озлобился. — Ты хоть себя, блять, слышишь? Опять наркоты наглоталась? — Разве это ложь? — Те письма, что я отправлял, до тебя-то, блять, дошли? Прочитала или сразу в огонь кинула? На одно ты мне, блять, ответила? Хоть на одно? — Я не видела смысла.       Джорджиана от него отодвинулась. — Я сломанная кукла, Леви, — потупила взгляд в одеяло. — Я урод… — Джо, прекрати. Бошки у всех сворачиваются, когда ты проходишь…       Осознал. Сказал и осознал. Блять.       Джо слушала его внимательно, и неправильно сказанное слово что-то задело: она повернулась, задрожала, слезы полились. Леви крепко матернулся, глаза закатил и попытался успокоить: — Джо… Эй, Джо-Джо, — протянул к её мокрым щекам пальцы, но она резко отвернулась, — посмотри на меня. — Нет. Никогда, я больше никогда не смогу ходить. Плевать, что у кого сворачивалось — этого больше не будет. Я калека. Я никому больше не нужна! Теперь я обуза! Ни службы, ни семьи, ни жизни!.. Вот кому я такая сдалась?!       Обернулась, а в заплаканных глазах плескалась надежда — Леви это уловил. Больно, сука, больно! Ему ты, идиотка, нужна, оказывается, ему ты очень, блять, нужна. — Если скажу, что мне?.. — Женись.       Как к стенке прижала: женись? В смысле? Леви на миг распахнул в удивление глаза — прибила к месту. Женись… А он может? Уйти-то из Разведкорпуса? Леви честно задумался, пока Джо затаила дыхание. Он помнил слова Эрвина, свою жизнь в Подземке… Если бы он кинул Разведку, то не догнало бы его вскоре грязное прошлое со звенящими наручниками наперевес? Но больше всего волновал Эрвин со своей выверенной речью: у него правда есть талант, необходимые способности, которые нужны Разведкорпусу не меньше финансирования, и он может помочь. Он необходим. Он им нужен. — Ты правда этого хочешь? — Смутился? Задумался, что ли? — Да. Я нужен им. — Ясно… Люблю выводить тебя на эмоции. Но… нет. Мне ничего от тебя больше не нужно, не хочу. Мне вообще больше ничего не нужно. — И что теперь? Захиреешь в этой кровати, Джо-Джо? Пылью покроешься. — Так ты потом уберешься, протрешь. Ты же любил меня иной раз потрогать, да?       Это точно его Джо-Джо? Леви напрягся из-за её ядовитых насмешек, и некогда прекрасная Джорджиана прямо на глазах превращалась в ужасное, безобразное существо, которое, как оказалось, он совсем и не знал. Слепой идиот? — Ты всё же, блять, издевалась надо мной? Всё это время?       Глухая ярость и разочарование переплетались воедино, и мало кто заметил бы, насколько тяжело Леви давались слова. Она раздавила его, как таракана, одним точным хлопком и жестоко размазала по полу. — Давно поняла? — К гадалке не ходи, чтобы по глазам понять, кто тебя хочет. Но ты был другом, и я не хотела дружбу рушить. — Вот как. С каждым другом сосалась втихую? — в его голосе засквозил холод и резал не хуже лезвия. — Нет, — скривилась. — Я тебе не шлюха какая-то! До тебя я вообще ни с кем не целовалась и после тоже, идиот! Все! Проваливай из моего дома! Сейчас же! Вон!       Погнала его, руками стала толкать, но сил у нее не осталось, что ребенок бьет. Встал резко, отошел, но Джо, успевшая подлезть к нему еще ближе, схватила кувшин со столика и швырнула, но он увернулся. Кувшин вдребезги, вода разлилась. Леви стрельнул убийственным взглядом: — Тронулась? — Нахер вали! Никогда больше ко мне не приходи! Проваливай!       Схватила тазик и запустила следом. Опять мимо. Зарычала, заорала, хватанула стеклянный стакан, но он выскользнул из слабых пальцев и упал на пол у кровати. Разбился звонко, и Джо, елозившая в ярости по постели, неудачно рухнула на пол следом. Леви быстро к ней подошел, взял под руки и поднял обратно на кровать. — Не прикасайся ко мне! Не трогай! — Да, сука, угомонись ты уже! — огрызнулся он, и Джорджиана заткнулась. — Твои блядские истерики тебе ногу не вернут. Решила себя похоронить заживо? Хорони. Идиотский выбор, но хочешь сдаться, валяй. Делать тебе больше нечего, так подумай еще раз про всех, кто сдох в глотке титана, а тебе выпал шанс какой-никакой, и если бы я успел раньше, то… — То я бы была с ногой! Да, это ты виноват! Ты! Но я тебя простила!       Замолчали. Невольно его взгляд скользнул вниз по её ночнушке, и петля сильнее затянулась на шее: видно, где заканчивалась культя. Поджал губы — виноват. — Лучше бы я умерла… — Лучше бы я успел.       Прошел с прямой спиной до двери, обернулся. Джо сидела на кровати, смотрела в пол, согнулась. Виноват. Погубил. — Там яблоки, — сухо сообщил он с непроницаемым лицом. — Ешь и иди на поправку. Завтра утром зайду.       Ушел. Оставил.       Покидая дом семьи Майлз, Леви краем глаза заметил, как Гертруда понуро сидела на диване и тут же смахнула слезы, завидев его. Встала и лучезарно улыбнулась, еще больше исказилось уставшее лицо. Красные глаза блестели слезами, но голос звучал приятно и ласково, как когда-то у Джо. Наверное, скандалы стали в их доме нормой, раз мать совершенно ничего не сказала про звон разбившейся посуды.       Да, точно: Руби говорила, что Джо орет.       Остаток дня он провел в размышлениях.       Эрвин молча косился на него, пару раз спросил, в чем дело. Что он ответил? Ни в чем, Эрвин, ни в чем. Но вдруг Смит сам сообщил: — Слышал, ты ходил к семье Майлз. Как Джо?       Эрвин, возможно, правда беспокоился и за кого больше: за Леви или Джо — хрен его знает. — Хуево. Сдохнуть хочет. — Разбита… Понятно. Увы, в Разведке подобные судьбы не редкость. Как бы мы не старались избежать жертв, но, к моему глубокому сожалению, это невозможно. Титаны забирают жизни и калечат людей. — Поэтому я тут. За тобой иду. — Спасибо тебе, — благодарно на него посмотрел. — Твои способности бесценны, однако… думаю, что визит компании друзей ей не помешает. — Тоже сходить хочешь? — Против не буду. И Ханджи обязательно присоединится, впрочем, она и так часто навещает Джо, а возвращается не в лучшем настроении. — Ясен хер.       Собрались компанией: Ханджи, Моблит, Пенелопа и Коул из их отряда, Леви, Эрвин и Майк за ними следом. Стук в дверь, и вскоре миссис Майлз появилась на пороге. — Утро доброе, миссис Майлз! — глухо, но бодро начала Ханджи. — Мы вот решили, так скажем, моральную поддержку оказать группой. Можно?       Гертруда шокировано бегала глазами от одного к другому. Некоторых она уже знала, но Майка и Эрвина явно видела впервые. — Позвольте представиться, Эрвин Смит, капитан Разведотряда. Это, — учтиво повернул голову, — Майк Закариус, лейтенант и мой заместитель. Мы тоже знаем Джорджиану и хотели бы её навестить. — Да хоть пони крылатые, — забормотала в бреду Гертруда, отступая от прохода. — Огромное вам спасибо, что приходите к Джиане. Ей это необходимо.       Разведчики кучкой зашли в дом, тихо перешептывались между собой — Джо еще не проснулась — а Леви в сторону отошел, как обычно, сам по себе.       За столом в гостиной сидела Руби, лениво водила ложкой в каше, ногами болтала и на них косилась. — Когда её назад заберете? Это и моя комната тоже, а она её одна заняла и не пускает. Из-за неё я теперь сплю с родителями, а папа ужасно храпит! — Ну, — замялась Ханджи, — вряд ли Джо вернется к нам.       Если мужчины остались бесстрастны, то Пенелопа губу закусила и повернулась к Леви: — Интересно, Руби решится после такого в Разведку пойти? Отмщение и все дела, ведь из-за этого в основном идут к нам: мстить за любимых. — Хуй знает, — безразлично хмыкнул и отвернулся. — Джиана, — стук, — Джиана, просыпайся. К тебе друзья пришли из Разведкорпуса. Это уже перебор со сном. Вставай…       Скрип двери.       Крик.       Разведчики резко вскинули головы, ринулись к истошно орущей матери. Быстрее всех Леви: Гертруда съехала по стенке на входе, а Джорджиана…       Кровать. Красные простыни. Холодное тело.       Леви замер, всмотрелся мыльным взглядом. Кровь на руках, на одеяле — всё залило. На деревянных ногах прошел ближе, пока Эрвин принялся командовать: — Миссис Майлз, вы можете встать? Ханджи, помоги ей. Майк, срочно отправляйся в кузницу за мистером Майлзом. Моблит, ты в госпиталь. Коул и Пенелопа, помогите Леви привести комнату в порядок.       Моблит и Майк мгновенно выскочили на улицу. Ханджи помогла встать убитой горем матери, а Эрвин ловко взял её на руки. У Гертруды случился нервный срыв: больше держать в себе она не могла, а смерть Джорджианы стала последней каплей. Гертруда выла, билась, захлебывалась слезами и вопила. — Там Руби! — спохватилась Ханджи и ринулась наперерез Эрвину вниз. — Налей воды миссис Майлз!       Леви остался. Коул застыл, Пенелопа обомлела и принялась тихо всхлипывать. — Че делать будем? — ошарашенно спросил Коул. — Она че? Сама?       Леви твердой походкой прошел до кровати, присел на корточки. Фарфоровое лицо, синие приоткрытые губы, впалые скулы, глаза потухли — открыты. Длинные темные ресницы, изогнутые брови, волосы раскиданы по подушке. Джо умерла.       Прошелся глазами от острого подбородка до кончиков пальцев. Глубокие раны, зажатое в правой руке стекло, ладони изрезаны на обеих, запачканы багровым. Вскрылась.       Тут Леви вспомнил стакан: вот, что за стекло было в ладони Джо. Схватила, когда он её поднял? Или позже? Почему он не предвидел? Должен был убрать. Но она бы это сделала позже? Иначе?       Опустил повержено голову, сжал кулаки. Бедная, бедная Джо… Не смогла. Не справилась. Сдалась.       Слезы пекли глаза, боль в груди разрослась и бросила его на самое дно скорби. Потерял, не успев толком и обрести. Потерял в который, сука, раз, а мог и уберечь. Не смог. Проебался. — Почему она лежит? Ей плохо?       Все оглянулись: в проходе стояла испуганная Руби в желтом платьице, прыгала взглядом с Леви на лежащую Джо. Не понимала, но медленно осознавала. Пенелопа первая спохватилась: — Руби, пойдем вниз. К маме.       Леви смотрел на Руби, а она на него. Идти девочка не хотела, но Пенелопа куда сильней: могла в критической ситуации мужика завалить, а мелкую пиявку в платье уж точно утащила бы. Однако тут поддалась чувствам. — Она… она умерла? Там мама плачет и говорит, что Джо… Я же просила её забрать, а не убивать. Вы?.. — Руби, это не мы. Пойдём, — Пенелопа взяла на руки бормочущую в шоке девчонку, — я всё тебе объясню. Пойдем, поможем твоей маме.       Ушли.       Леви со скорбью еще раз оглядел Джорджиану, остановив взгляд на очертании культи под испорченной ночнушкой. — Леви? — уверенно позвал Коул. — Надо убраться. Иначе кровь въестся, и хрен потом отстираешь. — Чего? Ла-адно… Ты тут спец в уборке. — Как врачи её заберут, так белье замочим: вряд ли у них дохуя лишних простыней. Сейчас шуруй за тряпками. Будем пол отмывать, а то и его залила. — Понял.       Душераздирающие рыдания убитой горем матери сотрясали весь дом, и даже тут, на втором этаже, всё было отчетливо слышно. Джорджиана всегда крутилась в компаниях, любила привлекать к себе внимание и после смерти не стала изменять привычкам.       Только оставшись наедине с собой поздним вечером, Леви вышел на улицу подышать, покурить и пропустить пару слезинок. Любил её… и не сказал. Любил несмотря ни на что. Просто любил. Честно. Важно. Боязно. А она прознала, что чувства его больше и границу дружбы давно перешагнули. Хоть она призналась перед смертью, а он до последнего молчал и всё равно прямо не сказал. Наверное, потому что и так ясно — это только его проблема. Втюрился, а она видела в нём только друга. Если бы не наехал на неё тогда, то, может, она бы не кинулась играть в героя?       Кто знает…       Он не знал Джорджиану. Впрочем, это взаимно. Но он честно старался и не хотел рушить то драгоценное, что оставалось между ними, но то ли она заигралась, то ли он не настолько мазохист. Джорджиана его не любила. Джорджиана любила только себя.       Похоронили Джорджиану Майлз на военном кладбище, как и полагается всем разведчикам. Он и тут её навещал, только письма больше не писал, некому. Хорошо, что у неё есть место, в отличие от большинства разведчиков… Леви приходил и знал, что она правда здесь, только не видит, как ему плохо. Стоял один перед надгробием, голову опустил, руки по швам, пальцы в кулак. Все, кто ему дорог, оказались по ту сторону. Теперь и она среди них, его бедная Джорджиана…       Года утекали, как вода сквозь пальцы: обреченно и бесповоротно.       Леви дослужился до капитана, Майк и Ханджи до майоров, а Эрвин принял пост главнокомандующего. Вылазки продолжались, солдаты гибли, кладбище разрасталось.       Вновь судьба завела к надгробным плитам, и он, по традиции, прошел перед уходом мимо всех павших разведчиков — так сказать, навестил покойных. Остановился.       Скосил глаза на памятник. Джорджиана Майлз. Конечно, он знал, что именно здесь её могила. Его остановили аккуратно уложенные свежие цветы. Яркие, сочные, разномастные. Послышались тихие шуршащие шаги, и Леви напрягся, прислушался. Рядом с ним встала девушка: опустилась, взяла цветы и поставила в наполненную водой банку, которую только что принесла.       Леви не видел ни её лица, ни волос, но узнал знакомое нежно-розовое платье, скромную кремовую шляпку и холодную сдержанность.       Выпрямилась и встала. Молча. — Вы же Леви, да? Если мне память не изменяет.       Впервые в жизни он увидел призрака Джо. Как из могилы вышла, и Леви невольно покосился на камень и душистый букет. С настороженностью присмотрелся к загорелому лицу девушки и мысленно выдохнул — показалось. — Вы меня не узнаёте? Столько лет прошло…       Лицо потухшее, а золотистые прядки выскользнули из-под шляпки на румяные щеки. — Ты её сестра? Руби?       Кивнула, горько усмехнулась, и знакомые ямочки блеснули на щеках. Они так похожи, если присмотреться к деталям: голос у Руби почти как у Джо, только упрямство сильнее ощущалось. — Честно говоря, я даже не знаю, что и сказать, — опять усмешка, рукав платья нервно одернула. — Разве что моя сестра была непроходимая эгоистка и… повернутая на героизме идиотка.       Леви сурово покосился на Руби: та яростно сжимала запястье, хмурилась грозно, часто дышала, словно закипая, и ко всему прочему поджала губы. Решительность и глубокая обида отразились на лице: — Как вы вообще можете так жить? Я не понимаю… Ведь все же в конце погибнут. Зачем всё это? Зачем эти геройские смерти? — Чтобы такие, как ты, спокойно жили. — Скажите, а как… можно ли было этого избежать? Ну, чтобы титан не отгрыз ей ногу?       Слова давались Руби тяжело, а он еще раз прошелся взглядом по платью: не показалось, как-то на Джо видел. Она тогда убежала со своим отрядом к реке — в жаркий июльский день — а потом в город уехала к семье. Подросшая Руби словно решила тайком стащить платье старшей сестры, пока та не видит. Да и не увидит: в могиле давно. — Титан разгрыз ногу, но отрезали её уже медики, — с колючим холодом начал Леви, пока Руби нарочито пыталась скрыть дрожащее дыхание. — Это была вынужденная мера, чтобы спасти ей жизнь. Но можно было ли этого избежать, я тебе не отвечу и в гадалку играть не стану. Это случилось, смирись. — Почему ей никто не помог? Ведь титана завалить не кролика убить! Так почему она оказалась одна? — Прыгнула на него в одиночку. Без приказа. Вот и поплатилась. А я не успел вовремя прийти.       Руби застыла с широко раскрытыми глазами. Леви не привыкать к словесному поносу, к ненависти и стучащим в грудь кулакам. Но Руби стояла… Отвела в сторону взгляд, словно всё это время просчитывала, сверяла и, наконец, нашла ответ. — Сама?.. Прыгнула? Серьезно? Значит, она всё-таки решила в героиню своих гребанных книжек сыграть? Бесхребетная, трусливая слабачка и лживая курица!       Конечно, Леви ожидал поток грязи, но не в сторону же Джо! Растерялся, но мгновенно собрался, нахмурился страшно и шагнул ближе к Руби. — Что за дерьмо из тебя полилось? На её же могиле? — Да пошла она! — Руби в сердцах всплеснула руками. — Вот к чему привело её притворство! У Джо крыша поехала, и она всё-таки решилась прыгнуть в одиночку! Она давно хотела… Нет! Она мечтала умереть геройской смертью, чтобы вокруг неё все носились, жалели, любили! Вы… вы вообще знали мою сестру? Кем вы ей были?       Уставилась на него злобно, вызвав у Леви болезненный укол в груди. Давно сомнения закрались, и он даже определился с ответом: вы вообще знали мою сестру? Походу, нет… — Другом. — Другом? Тогда почему вы не знали о её бредовой идее?       Столько в жизни повидал, что любые истерики и наезды казались такими незначительными… Больно на девчонку смотреть, а она вон надрывалась, глаза краснели вместе с носом, вызывая у Леви сочувствие. Ведь еще не абы какая девчонка, а её девчонка — сестра Джорджианы.       Бредовая идея… геройская смерть. А ведь он даже не догадывался об этом, хотя, если пораскинуть мозгами, намеков было с гору, и именно поэтому Джорджиана тогда решила прыгнуть, наплевав на устав? Не чтобы ему доказать что-то, а потому что давно спланировала риск, и он выгорел. Как она сгорела из-за своих же маразматических мечтаний о самопожертвовании и героизме… Глупая. Двуликая. Инфантильная Джорджиана. — Значит, она молчала… иначе бы давно выгнали, и надо было! Она ведь… — Руби не смогла больше сдерживать слезы. — Ведь могла, могла уйти… Джо всегда старалась угодить обществу, быть самой лучшей во всём ради проклятой похвалы, и всё это довело её до… ненавижу. Ненавижу.       Руби вытерла глаза, носом не переставая шмыгала. Леви ощутил давящую тяжесть на плечах, и эти женские слезы, абсолютно понятные, только сильнее припечатывали его к земле. Вытащил белоснежный платок и протянул растерявшейся Руби. Она кивнула и приняла. — Извините, я просто… Это больно. — Знаю. — Я скучаю… — Руби, — наконец она более или менее успокоилась, — держись подальше от всего этого дерьма, иначе за сестрой сыграешь в ящик. — Никогда не пойду в Разведку. Лучше в Полицию. Или выйду замуж за офицера Полиции, но Разведка… — Удачи, — хмыкнул, хотел было уйти, но Руби его остановила. — Сэр! Не знаю, но… те письма, что вы писали Джо, когда она вернулась… Они у меня. Я бы хотела их вам вернуть, если… — Она их хотя бы прочитала?       Руби поджала сочувственно губы и мотнула головой.       Будь Леви еще таким же зеленым разведчиком, то, возможно, больно бы обжегся от горючей обиды, но спустя столько лет все трагедии и ужасы за стенами закалили его еще больше. Знакомая тянущая тоска в груди, сожаление прошлось по всему телу и переросло в смирение. — Выбрось или сожги.       Развернулся и ушел с прямой спиной, как и полагается офицеру. Он еще вернется на кладбище и не раз — это Леви знал наверняка. К сожалению…       Вернулся к ночи в свой кабинет. Душно. Подошел, раскрыл окно нараспашку. Прохладный ветер мазнул по горящему от усталости лбу, Леви прикрыл глаза и втянул носом воздух. Уперся ладонями в оконную раму, посмотрел на звездное небо.       Вспомнил одну из вылазок, когда Джо к нему подсела и заболтала всякие небылицы, а он слушал. Дышал запахом свежеиспеченного хлеба, зеленого луга и крепкого чая.       Джорджиана тогда ему сказала очередную несусветную глупость, в которую, увы, Леви захотелось поверить: звезды — это ушедшие люди. Сидят себе на небе, наблюдают, советы кричат, а они, живые, их не слышат. Может быть, Джо-Джо сейчас среди них?       Он её помнил.