Красный кардинал

[ 15 февраля 2013 ] 15.02.2013 Был бы всю зиму такой снег как в середине февраля, без слякоти или гололеда, пушистый, колющий кончики пальцев и носа, не укутанного шарфом. Хлопьями мягко падающий и покрывающий белоснежным слоем все поверхности. Тихий вечер, малиновый закат и этот звук хрустящих под ногами снежинок. Праздники давно прошли, а на улице все еще можно увидеть сосновые ветки и почувствовать запах имбирного чая и, если немного покопаться в снежных сугробах, то можно отыскать золотистые конфетти новогодних петард. – Тендо. – М~? – Ты лежишь здесь уже 5 минут. Если понаблюдать за Сатори подольше, можно понять, что "Догадливый монстр" не такой уж и монстр, по крайней мере, сейчас он больше был похож на огненную лисицу, дремлющую в снегу. Тендо нашел самый большой сугроб в округе и лежал в нем, раскинув руки и ноги. Ритмично изо рта на морозном воздухе медленно поднимались клубы пара и, становясь полупрозрачной дымкой, растворялись. – Вставай, пойдем, – Ушиджима протянул спрятанную в варежке ладонь. – Замерзнешь. Хитрый взгляд прищуренных глаз скользнул по протянутой руке. Тендо был слабее капитана, но очень цепкий и ловкий, так что ас был почти сразу же схвачен и повален в снег. – Попался! – все говорят одно и тоже, что смех Сатори звучит как припадочная чайка, и никто никогда не говорит о том, что его хихиканье похоже на чириканье воробья. – Хи-хи~ Давно хотел это сделать! Сейчас Ушиджима был счастлив, что на улице они были одни и, кое-как найдя точку опоры в рассыпающемся снегу, капитан сел рядом с так и лежащим Тендо. Тот, посмотрев асу в лицо, перестал хихикать, и вместе с белым паром изо рта вырвался громкий смех. Он прикрывал розовые щеки такими же розовыми ладонями и, укутанный серебристой пеленой, смеялся, словно ожившая картинка из детских книжек. Красиво, но пора бы и идти. Вакатоши схватил "ожившую картинку" за локоть и, притянув как можно ближе, заставив сесть, поцеловал в холодную щеку. Обычно Сатори как-нибудь, да реагировал, но сейчас последовала тишина, нарушаемая только хрустом снега под их собственными телами. Две заснеженные фигуры, освещенные одним единственным фонарем и остатками розового заката. И если бы Тендо ранее не покраснел от холода, то его скулы и щеки точно приобрели бы более розовый оттенок. – Все. Пошли. Сильная рука отпустила чужой локоть и, скользнув по предплечью, аккуратно схватила чуть выше кисти. Сатори больше не сопротивлялся попыткам капитана вытащить его из сугроба и, послушно поднявшись, посеменил следом. Тонкие изящные пальцы свободной руки цеплялись за шарф, прикрывая им замерший нос.

***

Дома у Вакатоши тепло и уютно. Хотя все считали обратное, но Тендо не так просто переубедить. Было ощущение, что в этой квартире на пару градусов жарче, чем в любой другой, даже слегка душновато, и теплый воздух всегда был наполнен легким, немного горьковатым ароматом бамбука и кофейных зерен. – Вакатоши-кун~ ты недоволен тем, что я напросился к тебе на "важный разговор" и сам же 5 минут не вылезал из снежка? – спросил на пороге Тендо, отряхивая шапку. Вакатоши молчал, пока разматывал свой шарф, и чувствовал, как Сатори чуть ли не прожигает взглядом его широкую спину. Блокирующий был в этой квартире настолько часто, что стал неотъемлемой ее частью. В комнате Ушиваки были его тетрадки, томики манг, запасная зарядка, некоторая одежда, а на верхней полке кухни можно найти какао или шоколад, которые никто из семьи Ушиджимы не пьет. Но все равно Тендо никогда не смог бы до конца вписаться в обстановку дома. Долговязый, резвый, вечно энергичный огонек в этом минималистическом, традиционном интерьере. Монстр? Да к черту тех, кто придумал это прозвище! Сатори - искра, ярче любого костра, способная растопить вековые льды и осветить все вокруг красным светом одной улыбки. С чем ассоциируется у вас красный? У многих это кровь, опасность, запрет на что-либо, у кого-то это теплое, согревающее пламя, звонкие трели пестрого кардинала, у Вакатоши же - яркая улыбка вечно озорного Тендо. – Нет, – наконец ответил Вакатоши, сняв верхнюю одежду и поставив ботинки на уже промокший коврик. – Где какао знаешь. Можешь заварить, если хочешь. Но сделав пару шагов, ас остановился, потому что тихо подошедший Сатори прильнул к чужой сильной спине и, цепляясь тонкими пальцами за черную футболку, обнял капитана, уткнувшись щекой тому в зашеек, покалывая его жесткими волосами. – Тендо? – Я скоро умру. Вот так просто, без предисловий и вступлений, в один день все изменилось. Никто не поймет, насколько быстро может исказиться обыденная реальность, пока не испытает это сам, никто не поверит, как одна фраза, одно действие, одна жалкая секунда, могут заставить чей-то мир застыть. – Знаю, жестоко говорить такое в лицо близкому, но было бы еще более жестоко скрывать это, особенно от тебя. – Тендо продолжил, не убедившись в том, что информация, сказанная им ранее, дошла до капитана. Ушиджима попытался повернуться, посмотреть говорящему в лицо, но это было необязательно, ведь Сатори сам поднял голову, положив ее на широкое плечо, всматриваясь в темно-оливковые глаза и улыбаясь, словно чеширский кот. Сейчас Вакатоши хотелось задать вопросы, много вопросов, а с другой стороны хотелось воспринимать все сказанное ранее как шутку, но что-то не давало это сделать. То ли слишком уж наигранная улыбка, то ли эта всепоглощающая пустота в остекленевших глазах, а может то, как пальцы Тендо с силой сжали чужую футболку, сминая ее и паутинкой оставляя еще более темные складки. – И в следующей жизни хочу стать красным кардиналом! У них красивый цвет. Сидишь, чирикаешь на ветке, ни о чем не думаешь, ягодки кушаешь. – рубиновые глаза, глубже Марианской впадины, обширнее пространств космоса, и вечно горящее пламя в них сейчас холоднее любых полярных льдов. – Птицы не задумываются о том, когда они умрут. [ 13 апреля 2013 ] 13.04.2013 Для многих все осталось прежним. Тендо решил не рассказывать остальным в команде, ведь рано или поздно они и сами заметят, а пока не стоило. С того заснеженного февральского дня для них двоих все изменилось, и навряд ли Ушиджима когда-либо забудет сказанное каждым из них в тот вечер. – Кре- Крейт- Кре- ОЙ ДА НЕ ВАЖНО! Болезнь Якоба короче, да и какая разница? – ... –...Хочешь узнать об осложнениях? – Нет. – Хм, не хочешь, чтобы я говорил об этом? – Не хочу, чтоб ты описывал, как будешь умирать. Может, не стоило говорить это так прямо? Не хватит слов объяснить все то, что хотел сказать капитан. Понимать свои эмоции сложно, а понимать чужие еще сложнее. Человек, каким бы открытым он не был, всегда остается загадкой, головоломкой, которую не в силах разгадать даже он сам. Человеческие эмоции и чувства это лабиринт, построенный разумом. Можно бесконечно петлять между извилин, но ни самый тонкий психолог, ни один из мировых ученых, ни самый близкий, никто не найдет выхода, потому что его просто нет. – Ты никогда не увлекался фотографиями. Низкий голос позади заставил Тендо вздрогнуть и чуть не выронить фотоаппарат с парапета. Крыша академии была излюбленным местом Сатори, сразу после дома Ушиджимы, с ее прохладным ветром, приносящим запах первой весенней листвы и цветастыми закатами. Этот парень не похож на ценителя эстетики и красивых видов, а еще, по мнению многих, он похож на зомби-клоуна из какой-нибудь хоррор игры. Не смотря на это, Вакатоши казалось просто прекрасным то, как красные волосы освещает малиновая заря. – Только недавно начал. Нашел где-то дома, решил почему бы и нет? – дабы избежать возможности уронить устройство с крыши, парень, сняв с плеча ремень, убрал его вместе с фотоаппаратом в кинутый где то в углу рюкзак. – Как зрение? – Вакатоши облокотился на ограждение, заглядывая в линзы чужих очков. – Где то -5, все ухудшается, – порыв ветра принес с собой запах сена, и Тендо громко чихнул, прикрыв нос ладонями. – Меня так раздражает, что я теперь выгляжу как тот первогодка очкарик из Карасуно! Глаза Тендо можно назвать искрами. Остатками огня в костре, когда понимаешь что из них уже не разжечь новое пламя, но все равно зачарованно наблюдаешь за тлеющим огоньком чего-то ранее яркого и полного жизни. Он начинал бояться грозы, крови, громких звуков. Он видел в темноте силуэты, которых не было, слышал голоса, зовущие его спрыгнуть с перрона или выйти на шоссе. Увидев широко зевающего аса, Сатори виновато потупил взгляд, ведь именно он был причиной его недосыпа. Звонящий по ночам телефон со знакомым и уже родным именем "Тендо" или просто 20 непрочитанных под утро - за все это блокирующий чувствовал вину. Бессонница не была проблемой, она была бок о бок с ним всю жизнь, но кошмары, сонные параличи, а теперь еще и галлюцинации поочередно сменяли друг друга. Ложиться спать было, словно играть в лотерею. Что же будет на этот раз, человеческие глаза в стенах или фигура над кроватью, душащая тонкими дрожащими руками? И все заканчивалось одинаково. Заново и заново. Обещания себе же больше не беспокоить Вакатоши-куна и вновь ночные звонки. Вновь и вновь. – Хочу сделать фотографии. Казалось, что весьма безобидные и простые слова дались ему с трудом. Сатори, пожалуй, никогда не любил фотографии и эти бездушные лица, и пустые глаза в школьных альбомах. Запечатлеть что-либо на какой-то бумажке, зачем? Все равно каждый момент жизни можно прожить лишь раз, он больше никогда не вернется. – Миллион фотографий! У меня уже начались ухудшения памяти. Помнишь, тренер Танджи говорил нам "Бездари! Всем быть завтра на утренних тренировках!"? Я в тот вечер и забыл о них, представляешь? Ха-ха! А раньше такого не было. Смех Тендо можно назвать щебетанием воробья. Воробушек, неспособный летать, окруженный стаей хищных ворон, зовущий давно улетевших собратьев. Смерть неизбежна, и последний зов, тихий оклик это и есть наигранный смех Тендо. – Рано или поздно я забуду все и всех, абсолютно каждого, даже тебя, а так у меня останется хоть что-то, даже если это драный клочок бумажки, – прохладный ветер вновь обдал лица стоящих на крыше. Смех и голоса на территории академии, пять этажей вниз, а казались они так близко и такими громкими, выбивающимися из общей картины, единственное, что сейчас соединяет Вакатоши с реальным миром. Фигура, стоящая у парапета, заправляющая прядь волос за ухо и невероятно тонкими пальцами хватающаяся за ограждение, точно нечто иное. Слишком прекрасное, слишком непонятное и такое хрупкое. – Я исчезну, от меня останется только холодный камень с именем, и боюсь, что меня забудут сразу. Я хочу остаться, хотя бы на этих гниющих фотокарточках. Во дворе смеялись и кричали громче обычного, странно, вроде выходные, и все должны были уехать по домам, а может весь мир просто казался громче из-за тишины на крыше. Было больно наблюдать, как Тендо вздрагивал при каждом крике где-то внизу. – Почему ты остался в общежитии? – Знаешь, Вакатоши-кун, я не хочу возвращаться домой. Когда я только не приду, слышу то плачь, то гробовую тишину, мне это не нравится, – пара шагов от края, и Сатори уже обвивал капитана бледными тонкими руками. – Меня давно хотели, да и следовало бы положить в больницу, но я настоял остаться в академии еще на немного. Может я все еще нахожусь на стадии отрицания очевидного, как думаешь? Вакатоши не думал и отвечать не собирался. Это было не нужно. Медленным движением грубые руки прошлись по выпирающему позвоночнику и опустились на талию, ставшую в два раза тоньше, чем зимой. Потерять 12 кг за такой короткий срок... – А еще вот такие разговоры по душам на крыше, романтично, тебе не кажется?~ – Да, пожалуй. [ 21 июня 2013 ] 21.06.2013 – Хочу подержать живого красного кардинала! Они такие милые, кругленькие, выглядят как пушистые комочки! Жаль они не водятся в Японии:< 23:04

– Почему именно красный кардинал?

23:05

– Все просто! Это мой любимый цвет:D 23:05 Нет, все не просто. Все далеко не просто. Все было бы просто, если бы люди, у которых есть цель, надежда, мечты, да самое простое желание жить, не умирали вот так. Ни одна земная пытка не сравниться со знанием того, когда ты умрешь. Со знанием, что тебе осталось совсем немного, и с каждым днем будет все только хуже и хуже. Рингтон Ушиджима не менял никогда. Он не терпел когда кто-то вот так звонит в середине ночи. Но имя на экране меняло все. – Вакатоши-кун... Сатори никогда не плакал. Никогда. Но сейчас голос на том конце телефона дрожал, и чужие всхлипы, словно канцелярским ножом, оставляли кровоточащие раны. – Меня уже никто не спасет... Панические атаки случались все чаще, особенно по ночам. Даже не видя, не находясь рядом, Вакатоши знал, что сейчас Тендо сидит на больничной койке, прижав голову к коленям и зажмурив глаза, пытается игнорировать стоящие над ним темные силуэты, пока те тянут дрожащие руки к его тонкой шее. – Я говорил, что уже смирился и мне не страшно. Я врал, я последний лгун, потому что мне ужасно страшно. Я пытался улыбаться и выглядеть счастливым, потому что надеялся перехитрить себя же. И эти ебанные 8 месяцев, что мне дали... Я не хочу! Я боюсь умирать! Рубиновые глаза почти не видели, а руки не слушались, и подобно своим рукам сам Тендо дрожал, как осенний лист под сильным порывом ветра. Он больше не появлялся в академии и в больнице никого видеть не хотел. – Все мои мечты и планы на жизнь, о которых я рассказывал тебе по ночам, может они и звучали глупо, по-детски, но они у меня были. Я устал плакать, это бесполезно. Минутная тишина. Драгоценная минута и без того короткой жизни. В окне палаты Сатори горит всего одна звезда, свет которой дошел до нас спустя миллионы лет, далекая и молчаливая. – Знаешь ощущение, когда не понимаешь, ради чего просыпаешься по утрам? Как я должен отвечать? Как я должен реагировать? Как я должен помочь? Прежде чем мысли хотя бы попытались собраться воедино, Сатори прервал связь. Ушиджима остался наедине с собой и своими мыслями. Он ненавидел такие звонки, легче, когда Тендо был здесь, если и плакал, то плакал, уткнувшись в чужое плечо, спрятав в него глаза, положив голову на колени капитана или еще как-нибудь, легче, когда Вакатоши слышал чужое дыхание, ощущал ритмичные вдохи и всхлипы. Сатори говорил, что фигуры в темноте боятся Ушиджиму, они уходят, когда он рядом. После появления в его жизни этого прыгучего огонька тишина стала редким гостем в его доме, и сейчас она вернулась, холодная и такая непривычная. Вместе с пламенно-красными волосами и громким смехом в квартире пропало и тепло, а возможно, так просто казалось. [ 18 августа 2013 ] 18.08.2013 – Вы ко мне? – Нет. Извините, наверно ошибся палатой. Тендо больше не помнит. Никого не помнит. Все знали, что это произойдет, он сам говорил, что забудет все, так почему же так больно? Почему Ушиджима приходит сюда регулярно, зная, что его встретят такие же слепые глаза, смотрящие сквозь него? Ничего не изменится, его не вспомнят, но он приходит и как трус разворачивается на полпути, каждый раз. Он чувствует себя предателем. Почему что-то столь очевидное и ожидаемое приносит не меньше боли, чем трагедия, которую никто не ждал?

***

За витриной среди огромных игрушечных медведей и зайцев с розовыми ленточками, в самом углу, незаметно упав, красным пятнышком лежала маленькая плюшевая птичка. Может сейчас Вакатоши и выглядит весьма странно, рослый парень, стоящий один посреди оживленного торгового центра, смотрящий пустым взглядом куда-то в пыльный угол детского магазина. Сейчас маленький красный кардинал был центром этого мира, с его печальными глазами бусинками, одинокий, брошенный и забытый. Возможно, он и правда молил бы о помощи, был бы он живым, как в "Истории игрушек". Глупо и по-детски думать об этом, хотя... – Я могу вам чем-то помочь? Вакатоши и не заметил, как в стеклянных дверях магазина появилась фигура. Еще раз кинув взгляд на птичку, ему показалось, будто ее черные глаза сверкнули. Маленькой мимолетной искрой проскользнула надежда, что ей дадут вторую жизнь, вне этого пыльного угла витрины. Это не глупо и не по-детски любить сказки.

***

Ушиджима, пожалуй, никогда в жизни не брал в руки иглу. Не потому, что одежду зашивала мать или бабушка, скорее из-за его аккуратности, одежда просто не рвалась так быстро. Одежда Тендо наоборот часто была в дырках, и как бы часто он ее не портил, Сатори, пожалуй, легче было купить новую футболку, чем продеть нитку в иглу. Удивительно, как ловкость и неуклюжесть могли быстро сменить друг друга, как только блокирующий покидал территорию площадки. Мозолистые пальцы аккуратно продели красную нитку в ушко и начали пришивать почти отвалившееся крыло. Уколовшись пару раз, может не очень красиво, может грубовато, но деталь держалась крепко. С какой-то потаенной нежностью Вакатоши взял и начал рассматривать игрушку. Он даже и не заметил, насколько она была маленькая. Сделанная кривовато, с торчащими нитками, немного косыми глазами, явно ручной работы, может даже это был первый проект автора, его первый шаг к созданию чего-то большего. Как в "Истории игрушек", у этой птички была душа, частица души автора. Она была жива, возможно потому что была сделана такими же мозолистыми руками, какие держат ее сейчас. [ 7 октября 2013 ] 07.10.2013 Форточка в кабинете математики была сломана еще на первом году обучения Ушиджимы и не закрывалась никогда. Через оконную раму неприятными волнами проникали сквозняк и сырость, холодом скользили по ногам и даже сквозь одежду заставляли мурашки бежать по телу. В подсознании творится настоящий шторм, и с каждым новым порывом ветра шторы поднимались, словно нейлоновые паруса, а капли холодного дождя падали и скапливались на подоконнике, иногда брызгами попадали прямо на листы тетрадки, оставляя весьма заметные разводы. Из головы вылетало все больше и больше формул, записанных на доске старым, уже иссохшим куском мела. Паршивая погода и на душе паршиво, все как в банальных рассказах. Вакатоши, когда ему в детстве читали книжки на ночь, всегда удивлялся, как погода всегда совпадает с происходящим на страницах. Почему, когда людям грустно, идет дождь? Почему, когда герой смеется, светит солнце? Почему во время битв сверкает молния, и гром раскатами сотрясает небо? Сегодня утром Ушиджима узнал, что пациент Тендо Сатори скончался в ночь с 6 на 7 октября. Волейбольная же команда узнала это от него только под вечер. Ас смотрел в пол и не видел лиц игроков, только где-то на грани слуха Ширабу, прошептав, что ему нехорошо покинул зал. А подняв глаза, было больно видеть, как наивный Гошики изо всех сил пытается воспринять сказанное как шутку, но то, что сказал это никто иной как капитан клуба, "Мистер сама серьезность", как его наименовал Тендо, рушило последние и без того хрупкие надежды. Знал бы Тсутому, насколько Вакатоши сам хотел, чтоб это было не взаправду, чтоб это был всего лишь дурной сон, кошмар, галлюцинация, да хоть что угодно! Но это реальность, суровая, не знающая чудес. Такое происходит, и в таких историях нет хэппи-энда. Тишина нагнетала, сдавливала, душила и больше не прерывалась оглушающим смехом и разговорами про новый, недавно купленный том манги. Только периодические всхлипы и без всего этого эмоционального Гошики и скрип подошв о пол, слегка влажный от попавших на обувь дождевых капель. Надо ли говорить о том, что творилось на душе у каждого в спортивном зале? Но весь траур царил только на площадке, отгородив ее от всего мира черным покрывалом, за ее пределами все было как обычно. Расходясь по домам после школы, дети смеялись, разговаривали и даже не подозревали, что происходит буквально у них под носом, вроде в соседнем зале, а вроде и будто в другой вселенной. Земля источала сырость, и этот травянистый запах поднимался выше и выше. Капли разбивались на миллионы искр о висящие на деревьях листья, о те, которые еще цеплялись за жизнь, а слегка гнилые, иногда красноватые, те листья, что уже опали, теперь лежали золотистым ковром на чахлой траве. И где-то среди кривых, переплетающихся веток, во влажной осенней дымке листвы чирикал сбежавший из чьей-то клетки красный кардинал.