Silver and Gold

Чтобы все семейство Смитов собралось под одной крышей на Рождество, должно было произойти что-то невообразимое — такое бывало нечасто. Родители Джерри и Джейкоб были более чем достойной компанией. Однако в этом году казалось, будто весь город пришел исключительно к ним. Начиная от всех одноклассников Саммер и заканчивая коллегами Бет и даже несколькими инопланетными существами — каждый уголок дома был забит изнемогающими от радости и веселья. Морти ненавидел это. Прижавшись к стене, он держал в руках жалкую порцию клюквенного пунша. Юноша молча сердился, чтобы отвлечься, одновременно пытаясь отдохнуть и получить удовольствие. Он правда пытался. Но вокруг было слишком шумно. Слишком душно. А единственный человек, с которым Морти действительно хотел быть сейчас и в общем рядом, находился в противоположном конце комнаты и развлекал незнакомцев. — Эй, расслабься уже, малютка-Скрудж. Ты пугаешь гостей. Голос Саммер вернул Морти обратно в реальность. Быстро оглянувшись, он заметил, что несколько человек и впрямь настороженно озираются на него и обходят стороной. — Отвали. Ч-что уже и п-постоять нельзя? — Да ты выглядишь как побитый щенок. Что происходит? — Ничего. Проницательные глаза Саммер проследили за задумчивым взглядом Морти и остановились на скандально известной голове с голубыми волосами. Эта голова в данный момент была откинута назад в приступе смеха; Морти почувствовал, как его сердце сжали неназванные эмоции. — Да ладно тебе, — издевалась Саммер, слегка пихая Морти локтем в бок. — Ты же знаешь, что ты его любимчик. Нет повода для ревности. — Я не ревную. Морти влил в себя остатки напитка, вместе с ним проглатывая и искренность своего заявления. По его субъективному мнению, разочарование было бы более подходящим словом; но даже оно не отражало того многосложного состояния, которое раздирало его изнутри. В обычный день Рика не застали бы даже мертвым на какой-нибудь заурядной земной вечеринке; по крайней мере, без стимула вроде наркотиков или оружия. Но в этот вечер... Морти видел, что Рик старается стать лучше. Меньше бездумного разрушения и больше личностного роста. Он тянется к людям, а не прячется от них. Морти гордился им. Как и все остальные. И именно это Морти ненавидел больше всего. Не то чтобы он не хотел, чтобы другие увидели, как сильно изменился Рик; старик, безусловно, заслуживал восхищения. Он просто хотел быть единственным, чья похвала имела бы для него значение. Потому что именно Морти всегда находился рядом: во времена всех взлетов и падений; и никто больше не видел, каким Рик был раньше. Никто не мог понять его так, как понимал Морти. Что, конечно, звучало гораздо хуже, чем ревность. Со всей своей братской любовью показав Саммер средний палец, Морти уже в четвертый раз подлил себе пунша из огромного кувшина, стоящего на импровизированном сервировочном столике, и отправился наверх. Один и в собственной комнате он сможет спокойно дуться. Может быть. Ему нужно было всего-навсего не обращать внимания на все те вещи, напоминающие о науке, приключениях или возможных невозможностях. Чрезмерно громкое хлопанье дверью и усталое падение в кровать было вознаграждено рубиновым пятном на рубашке Морти и одеяле. Он солгал бы, если бы сказал, что в его действиях не было кайфа. Это ведь Рождество! Разве сегодняшний день он не должен был проводить в кругу близких? Он “тусовался” все утро с мамой и папой, по их личной традиции Саммер просидела рядом с ним ровно так долго, чтобы в конце концов обменяться подарками. Когда же того времени, которое он хотел разделить с Риком, не оказалось в пределах реальности, закатить истерику казалось вполне логичным решением. Нахмурившись, Морти отставил полупустой стаканчик и встал. Пожалуй, быстрая смена одежды и прогулка на свежем воздухе — вот что ему действительно нужно, чтобы проветрить голову. Пламя, поддерживающее противоречивые мысли Морти, начало угасать, в качестве сажи оставляя гнетущее чувство, осознание того, что его поведение равноценно поведению маленького ребенка. Может быть, кристально чистый снег и блестящие украшения убедят его поволноваться об этом чуть позже. Порывшись в шкафу, Морти нашел свитер и зимнее пальто и отложил их в сторону, чтобы стянуть с себя влажную рубашку, прилипшую к груди; одеяло, разумеется, тоже было сброшено с кровати. Морти ещё успел испытать мимолетные облегчение и радость, увидев, что пятна не попали на простыни, прежде чем ощутить давление внизу желудка. Супер. Ему нужно отлить. Отложив грязную одежду в сторону, Морти направился к двери. Вдруг с другой стороны раздался стук и его шаги замедлились. — Морти? Т-ты там, приятель? Блядская фантастика. — Да, Рик. Тебе что-то нужно? Рик бесцеремонно вошел в комнату; губы тут же разомкнулись, будто бы чтобы что-то сказать — на самом деле, как оказалось, только чтобы ухмыльнуться — стоило ему с тихим щелчком закрыть дверь: — Кого-то ждешь? — По крайней мере, я так думал, — огрызнулся Морти, — но ты выглядел таким занятым. В ответ на тон Морти ухмылка Рик исчезла, однако глаза продолжали сверлить его таким… всеобъемлющим, наполненным теплом… признательностью... привязанностью… взглядом… что смущенный Морти в попытке прикрыться скрестил руки на груди. Он прекрасно понимал, что, дав волю себе попасть в чары поля зрения Рика, он будет поглощён целиком. Морти все-таки позволил неизбежному случиться. — Н-неважно. Я просто... я собирался прогуляться! Поговорим чуть позже, окей? Наслаждайся вечеринкой. — Если ты уходишь, тогда есть ли и у меня причина оставаться? — Я тебе там не нужен. Я уверен, что все предпочтут поболтать с тобой без моего присутствия. Морти не хотел, чтобы это прозвучало настолько жалко, как… как прозвучало. Или обвинительно. Рику не было запрещено находиться рядом с людьми, которые не были им. Внезапно недавнее разочарование развалилось, превратившись в руины, и Морти начал отступать. Он вел себя не просто по-детски — он вел себя эгоистично. Наполовину сформировавшись, извинение силилось вырваться из его заикающихся уст; Рик протянул руку — оно закончилось писком. Морти не решился взять ее, но не сопротивлялся, когда та его обняла. — Прости меня, — пробормотал Рик куда-то в волосы Морти, — я постоянно говорю тебе, что мы с тобой навсегда, а с-сегодня я только и делал, что оставлял тебя одного. Я не хотел так ужасно себя вести, но все равно вел. Я бы хотел исправиться… прямо сейчас... ну, типа... если ты не против моей компании. Морти прижался к груди Рика. Что-то среднее между хихиканьем и всхлипом грозилось вырваться из его горла. Ему всегда хочется находиться в компании сумасшедшего ученого. Вселенная выглядела бессмысленной, если рядом не было Рика, чтобы показать ее ему. — И т-ты п-прости меня. Я тоже не должен был вести себя так... странно. — Значит теперь это называется “странно”, да? — поддразнил подростка Рик, немного отпрянув назад, чтобы поиграться с локоном, ранее заправленным за ухо Морти. — Не возражаешь, если я подниму себе самолюбие и уточню, что ты ревновал? — У тебя слишком раздутое эго! И я не ревновал. — Конечно, мой маленький засранец. В свое оправдание могу сказать, что подарком твоей маме от меня было умение притворяться паинькой при гостях. — Как заботливо. А что же у меня? — Прежде чем получить свой “презент”, тебе надо посидеть на коленях у Санты. — Рик улыбнулся во все зубы. Закатив глаза, Морти потянул гения вниз для поцелуя. Один перерос во второй, а земля под ногами юноши стремительно исчезла: Рик поднял его и ещё крепче прижал к себе. Два тела: меньшее оказалось на большем; именно в такой позе они часто лежали вместе в постели Морти. Это положение ему нравилось больше всего. Даже если оно представляло собой лишь подобие контроля, Морти обожал невидимые вспомогательные ниточки, которые он мог капризно дергать в таком положении: возможность наклониться для быстрого поцелуя, просто чтобы в мгновение ока отстраниться. Он мог тереться, ёрзать и дразниться, оставляя Рика зажатым между бедер, не имевшим ни возможности, ни желания вырваться. Морти пылал каждым мгновением, когда Рик был под ним. Кроме этого. То, что начиналось как неприятное давление, теперь превратилось в пульсирующую боль; Морти вдруг получил неловкое напоминание о том, что прервал Рик. — Р-рик... — О-о-о, ты так быстро возбудился для меня, малыш? Дай... — Рик... подожди! — Давай же, твой дедушка прямо перед тобой — там, где ты так возжелаешь его. Что же ты хочешь сделать со мной? Скуля, Морти подался вперед и встретился с гением звонким стуком зубами об зубы. Он хотел разорвать своего старика на части. Он хотел вновь собрать Рика воедино с помощью настойчивых поцелуев и ласковых рук; мягкого напоминания о том, что он не просто центр вселенной Рика, он — все в ней. Он так много хотел... но ему необходимо было... Ему необходимо было в чертову ванную. — Дай мне минутку, — пропыхтел Морти, сползая с Рика, — Я сейчас вернусь. Прежде чем Морти успел встать с кровати, он почувствовал, как Рик схватил его за бедра и потянул обратно вниз; он попал в ловушку между желанным телом и стеной. Рик перевернул его лицом к себе. Давление, нараставшее в паху Морти, превратилось в тяжесть, затмившую возбуждение, стоило Рику прильнуть к нему плотнее. От настырного трения юноша застонал от боли. — Мы весь день не оставались наедине, Морти. Ты никуда не уйдешь, пока не вдолбишь меня в матрас. В любое другое время Морти нашел бы приказы Рика чертовски сексуальными. Но сейчас каждое движение вызывало в его теле отчаянный и неудержимый пожар. Срочная необходимость отлучиться и закончить не начатое дело выставляла слова Рика безжалостными. Морти отказывался думать о том, как сильно его это заводит. — В матрас, в пол, да куда угодно; я это сделаю, где пожелаешь, клянусь! Только отпусти меня на пару секунд! — Зачем? Что происходит? Мольбы никогда не проходили с гением, и именно это Морти, хоть порой и неохотно, любил в нем. Например, когда они занимались сексом… Но с пунцовым румянцем на лице и столь же дезориентирующим колющим жаром внизу, он не знал, как действовать иначе — Морти проглотил свою гордость. — Н-ничего страшного не с-случилось. Мне нужно... мне нужно отлить. Пожалуйста, Рик... просто позволь мне подняться. Под взглядом Рика его мысли начали спутываться в комок. Взгляд был серьезным, даже опаляющим, а в глубине голубых глаз, казалось, плескался вызов. На одно страшное мгновение Морти показалось, будто Рик собирается сказать ему "нет". Но затем старик полностью отстранился и улегся на спину. Облегчение длилось всего миг, прежде чем Морти пришел в себя и ощутил, что мочевой пузырь буквально переполнен. С трудом встав с кровати, Морти успел реализовать всего один неровный шаг к двери, прежде чем Рик заговорил: — Ты можешь сделать это тут. — Ч-чего? Рик, я не собираюсь ссать в собственной комнате! — Не в комнате, дурачок, — Рик приподнялся на локтях; едва заметный намек на его собственный румянец проступил на бледных щеках, глаза кинжалами уставились на колени. — Здесь. Оу. Оу. Все словно остановилось, стоило Морти повернулся обратно к кровати; он заметил, что выпуклость в брюках Рика, опавшая во время их препирательств, снова оживилась. Плотная и дергающая под грубой тканью. Морти был на грани того, чтобы сойти с ума; и все, что он мог сделать в этот момент, было просто стоять и тупо принимать доказательства того, что Рик действительно хотел... возможно, даже умолял... Логически Морти понимал, что для некоторых людей это было возбуждающим фактором — то, что они сами обсуждали когда-то вскользь. Но он никак не мог оборвать поток протестов, возникающих в его голове, первыми словами которых были "отвратительно" и "негигиенично". Недолго думая, Морти потянулся к ремню джинсов. — Ты... ты точно уверен? — Да. — Скажи это, — что-то первобытное овладело Морти, заставив его схватить Рика за подбородок и встретиться взглядами, — посмотри мне в глаза и скажи это. — Помочись на меня, Морти. Если бы Рик не выглядел столь до одури нуждающимся в этом, Морти было бы стыдно за то, что он так долго возится с пуговицей и молнией. Дрожащая рука скользнула в трусы. Морти пришлось закрыть глаза при виде того, как Рик прикусил губу в предвкушении. Это было грязно, это было непристойно; и в то же время в глубине сознания он млел от того, как же это сексуально. Он ещё никогда ранее не чувствовал себя настолько возбужденным, как сейчас. О Боже... Он был таким твердым. Если пубертатный утренний стояк чему-то и научил Морти, так это тому, что ссать с ним было крайне сложно. Ещё хуже — его полустон недовольства был встречен хихиканьем. — Стесняешься, малыш? Морти бросил взгляд в сторону Рика, но это все равно не помешало злобной ухмылке исказить того лицо. — К-какая жалость... Похоже, все не так плохо, как ты думал, — Рик кивнул в сторону прикроватной тумбочки, — по крайней мере, у тебя есть немного жидкости. Забытый стакан с остатками пунша, казалось, дразнил Морти; сладкая опасность, наполнявшая его до отказа, теперь невинно существовала в своем сосуде и выступала свидетелем того, что должно было стать самым прискорбным моментом в его жизни. — З-з-за-заткнись. Ты ни в коем разе не улучшаешь ситуацию, ведя себя как проститут. Ты действительно этого так сильно хочешь? Рик упал обратно на кровать словно его толкнули, из него вырвался задыхающийся смех: — Хочу ли я быть покрытым твоей мочой так же сильно, как твоя маленькая одержимая мной задница хочет пометить меня ею? Что скажешь, Морти? Ну же, скажи мне, как сильно ты этого хочешь! Одержимый. После целого дня катания на американских горках, вызванными его собственным раздражением, Морти не мог объяснить это слово. Он был одержимым собственником. Какая-то крохотная его часть винила Рика; то, на что пошел его дед в прошлом, чтобы сохранить их отношения, стало питательной средой для их иррациональной привязанности. Но гораздо большая его часть не могла найти в себе силы на упреки. Если он был собственником Рика, то, следовательно, это делало Рика его собственностью; и мысль о том, чтобы иметь такую власть над кем-то столь неукротимым, являлась крайне волнующей. — Просто сними уже свою гребаную одежду. Удивительно, как быстро работали руки Рика, когда их целью стало ввергнуть Морти в беспамятство; жалящие поцелуи и блуждающие ладони следовали за падением каждого предмета одежды. Раздевшись, юноша снова устроился на коленях Рика и начал покачивался взад-вперед. Морти пытался перевести дыхание, умоляя тело успокоиться, в то время как новая волна боли сдавила мочевой пузырь, перекликаясь с удовольствием. Однако каждое новое трение против тощей фигуры под ним заставляло его напрягаться лишь пуще. От всякого вздоха Рика по его позвоночнику пробегали мурашки. Он чувствовал себя зажатым между паникой и желанием, сокрушенно пытаясь высвободить что-то. Недолго пошарив в прикроватном ящике, Рик достал смазку и вылил её себе на пальцы, быстро введя в Морти первые два. Когда к ним присоединился третий, тот начал извиваться. Он чувствовал себя полным и близким к тому, чтобы лопнуть как шарик. Тем не менее, единственным, что он мог сделать, было податься назад, чтобы принять Рика как можно глубже. Этого все равно было недостаточно. Это было не то, что ему было нужно. Дразнящие поглаживания и мягкие прикосновения к небольшому пучку нервов сводили его с ума. Отсутствие пальцев явно ощущалось — раз стоило им покинуть теплое место, как, висевший на кончике языка Морти крик полный горести потери тут же раздавался в комнате; сам Рик прежде чем встретиться с ним взглядом стирал его поцелуем. — Оседлай меня, Морти. Будь хорошим мальчиком и трахни себя дедушкиным членом. Будучи слишком далеко зашедшим, чтобы не торопиться, Морти потянулся за спину, нащупал член Рика и одним толчком вогнал его внутрь. Жгучее мучение заземляло и было точкой опоры для всего его существа, пока он вновь и вновь поднимался и опускался, поднимался и опускался… раз за разом, снова и снова. Пальцы Рика впились в бедра Морти, натянутая где-то в глубине юноши струна, удерживавшая его в зажатом состоянии, начала ослабевать. Его нетронутый доныне член подергивался, а из кончика начала сочиться сперма и... что-то еще. Как он ни старался, но его струя по началу была слабой, бледно-желтой и тоскливой. Вот первые капли упали на живот Рика, и в его глазах вспыхнуло нечто маниакальное. Одна рука переместилась с бедер на бледный живот. Надавливая. Массируя. Хныканье, вырвавшееся из горла Морти, прозвучало жалко даже для его собственных ушей; но это лишь подстегнуло Рика к более быстрым толчкам, к идеальному прицеливанию. С каждым ударом он касался простаты Морти. — Вот так... Ты устроишь такой замечательный беспорядок. Он устроит. Морти знал это. Он сорвётся, он взорвется, и он ненавидел себя за это. А ещё больше за то, что никто больше этого не увидит. Недавно принятая Морти одержимость не желала ничего больше, чем мочиться и кончать на своего партнера; будто дорогую собачку выставить Рика, грязного и помеченного, всем на показ с единственной целью дать остальным понять, что он не принадлежит им. На грани оргазма — ужасный момент для прозрения, и эта мысль была настолько забавной, что Морти не смог сдержать свой смех и тот вырвался наружу. Если уж он так страшно стремился заполучить Рика, то гений, должно быть, просто умирал от желания. — Неужели тебе действительно нравится быть писсуаром для своего внука? — Мне послышалось, или это просто звучит, как осуждения за наслаждение сексом и фетишем, пацан? — Разумеется, нет! Я лишь... Я лишь хочу услышать, как ты это говоришь. Заставь меня поверить, что ты этого заслуживаешь. — Морти, — рыкнул Рик, запустив руку в каштановые кудри и крепко натянув их. — Я хочу, чтобы ты использовал меня. Подумай о каждом нашем приключении, в котором ты пострадал. Подумай о каждой гадости, которую я сказал тебе. Найди весь этот старый гнев и изнеможение и выпусти их наружу. Я стою гораздо меньше, чем быть твоим писсуаром, Морти. Это привилегия. В животе Морти что-то клокотало. Эмоциональная боль хуже физической. Рик не стоил меньше, чем что-либо — он был всем миром Морти. Подросток открыл было рот, чтобы сказать это, но Рик был шустрее: — Просто... покажи мне, кому я принадлежу. Собрав последние силы, Морти вцепился в плечи Рика, и его опасения тут же улетучились: он подпрыгнул раз, два, затем его зрение затуманилось и перламутровое серебро прочертило свой путь по животу и груди Рика. Срывающийся стон Морти был беззвучен, пока не произошли последний, финальный толчок, и наконец... Настоящее освобождение. Его хныканье и стоны смешивались с задыхающимся ворчанием Рика; он не обращал внимания на тонкие стены и гостей внизу, пока мочевой пузырь Морти стремительно опустошался. Поток сверкающего золота смешался с его спермой, их разные плотности добавляли замысловатые завихрения к смешивающимся жидкостям. Морти не мог сдержать глупую ухмылку — они создавали искусство. Оба они не могли не восхищаться этим зрелищем, пока Рик не начал дрожать. — Ах, черт... Я не могу поверить... Это так... О Боже, Морти! Член Рика дрожал, а член Морти сочувственно, хоть и слабо, сотрясался в ответ. Рик зарывался все больше и глубже в своего мальчика, оставляя в нем свой след. Наслаждаться послевкусием было гораздо труднее, когда между ними была моча, но в этот момент все остальное не имело значения; да и Морти недолго сожалел о потере простыни. Единственный человек, с которым он хотел быть рядом, находился в его объятиях, и это было все, что ему нужно, чтобы сделать Рождество по истине ярким. Это все, что ему когда-либо будет нужно.