Die another day

«Что бы ты ни сделал в жизни — это будет незначительно. Но очень важно, чтобы ты это сделал.»

Махатма Ганди.

Один час. Ровно столько Валерия сидела в стареньких жигулях, ласково именуемых «копейкой», гордо выкрашенных в «королевский бордовый» — так сказала мать, увидев машину. Валерия считает её раздолбанным ведром, а вот машиной, напротив, восхищается. Удобно, однако. Да и Илья едет довольно быстро. Мысленно молится, чтобы его ласточка (не его, а отца, но кого это волнует?) не развалилась в дороге. Илья пытается отвлечь сестру разговорами, чтобы та перестала считать минуты, — вслух и до ужаса громко, — но не выходит. Лера устала. Устала от ожидания и предвкушения встречи. А ещё огорчена. Розовые гольфы отстирать так и не удалось. Впрочем, как и белую блузку. И юбку. И кеды. Все ушло в утиль, а Илья пообещал, что с зарплаты (он все же прилюдно извинился) обязательно купит новую форму. И новые розовые гольфы. Они приехали в «Красные Огни» как раз вовремя. У входа уже собралась толпа подростков, жаждущих то ли зрелища, то ли испытать себя. Но против действующего чемпиона они явно не пойдут. После смерти Руслана Фил сорвался. Стал непобедимым и жестоким. Пожалуй даже слишком жестоким. Фила они застают в его кабинете. За десять лет клуб вырос. Пристроили несколько комнат, которые были в красных цветах, Валерия невольно улыбнулась. Красный — цвет смерти и крови. Красный — Цвет Руслана. Еще достроили второй этаж. Все комнаты и коридор увешаны лампами. Они холодные, бледно-голубые, — единственный источник освещения, помимо солнца днем. А внутри витает запах кофе, крови и вишни. Запах вишни Руслан любил больше всего. Кабинет Филиппа как раз на втором. Туда их пропускают сразу же, узнав в Илье одного из основателей. А вот к Валерии особо сильно присматриваются и забирают все колюще-режущие. И мобильный. Последнее не то чтобы злит, скорее смешит. Филипп ковыряет ножом в сухожилия неизвестного, наваливается на спину. В ребре его ладони торчит иголка с мокрым от крови ушком. Он вытаскивает её клыками, — а у Леры подкашиваются колени при виде рубиновых зубов. Фил выплёвывает иглу в липкую лужицу, растекающуюся под ними. — Веселишься? — ухмыляется Илья, садясь на стол и оценивающе глядя на грязный белый ковёр. Фил расплывается в улыбке и обнимает сначала Илью, а потом Леру, пачка последнюю кровью. Та раздражённо морщиться и садиться на корточки рядом с телом. Человек как-то знакомо стонет и переворачивается лицом в потолок. Из открытого рта вытекает кровь и Валерия замечаете, что язык его высунут и раздвоен. Очевидно, Филипп постарался. Глаза утыканы спичками, отчего моргать становится больно самой Валерии. Лера невольно кривится и вдруг подскакивает на ноги. В залитом кровью теле она узнает Артёма. Того самого Артёма, пропавшего недавно в лесу! — Аху… — последнюю часть ругательства прерывает полу-крик полу-стон Артёма, который хватается ещё целой рукой за ногу Леры, молчаливо моля о помощи. Филипп сразу же срывается и заносит ногу над виском испуганного Тырышкина, но Лера останавливает его жестом. — Откуда он здесь? Евтушенко тоже тут, да? Что они сделали? — в её голосе нет ни жалости, ни возмущения, лишь искреннее любопытство. А ещё озорной блеск в глазах. Маска. Лере на самом деле его жаль, каким бы кретином он ни был. Фил удивляется. Проходит мимо молча и просит, стоящих у двери парней, вынести тело в какую-то «красную» комнату, — здесь все комнаты красные. А затем натянуто улыбается и наливает виски в три стакана. Илья опрокидывает свой молча и сразу, а Валерия отказывается, говоря, что не пьёт. — Его батя, — Фил вливает в себя уже второй стакан виски, не морщась. — убил Русика. Мы все узнали. Валерия охает, подходит ближе и берет Чёрного за руку. Немая поддержка лучше слов. Илья пьет с бутылки, пытаясь залить алкоголем дыру в груди. Не выходит. Русик вырвал их грудные клетки и забрал с собой под землю, и хрена с два вернёт обратно. Лера подтягивается на руках и приземляется задницей на стол. Точнее на какие-то бумаги, на которые Филиппу явно плевать сейчас. — Тырышкин и Евтушенко, старшие которые, давно спланировали убить нас. Троих. Но успели только Русика. И скрылись. Никто не знает, где они. — И поэтому ты нашёл их сыновей и решил отомстить? Все так просто? Серьёзно? Тошик уже начал строить догадки о маньяках. Господи! Валерия оживляется и начинает тараторить, пытаясь уложить всё это в голове. Видимо, клоуны в масках из папье-маше исчезли из деревни и буйствуют в других областях, а маньяк… тоже исчез. Давно. Филипп улыбается, глядя на загоревшуюся Валерию, которая и не думает останавливаться. И никто, ни Илья, ни Фил, не спрашивает о том, кто такой этот Тошик. — Давно её такой не видел. — улыбается Илья, кладя подбородок на плечо, стоящего впереди Фила. — Я тоже. Они сидят долго. Устраивают чаепитие (где вместо чая виски) до трёх ночи, рисуют кривые портреты друг друга на красной стене, Лера рисует Русика (по фотографии) в тетради на пружине. Пересматривают первые серии диска «Черепашки-ниндзя» (как в старые добрые), курят, свесившись из окна, читают газетку с расписанием криминальных телепередач, болтают. Вспоминают счастливые моменты. Рассказывают Валерии о Руслане, которому она нравилась больше всех, — а она выбирала Фила. Руслан всегда говорил, что Лера вырастет и станет его преемницей. Говорил, что научит своим (крышесносным) приёмам. Но не успел. Умирать, наверное, страшно. Здесь, в «Красных Огнях», где голоса звучат музыкальными инструментами и пахнет вишней и кофе, смерть кажется ещё более ужасной вещью. Можно умереть за секунду. Потерять Илью, заменившего отца всему мирозданию. Распрощаться с гиперактивным Бяшей (который сейчас сидит на скучном уроке математики и вздыхает, грызя ручку, так и не возвращенную Лере). Не успеть раскрыть все тайны Ромы… Не успеть сказать ему. Лера пыхтит, когда Илья, пьяный в зюзю, блюет на испачканный кровью ковёр. А Фил уже давно похрапывает где-то под столом, обнимая пятую бутылку. Сейчас они выглядят, как никогда уязвимыми и слабыми. И Кононовой это нравится. Она тихо прикрывает за собой дверь, прося охранника проследить за ними и удаляется. Долго плутает между потными телами, витая в своих мыслях, двигаясь на запах крови. Сильный запах крови и чего-то жженого. В соседней комнате, открытой почему-то, сидят они. Евтушенко и Тырышкин. И Лера испуганно понимает, что ноги привели её сюда не просто так. Они оба в наручниках. В крови и синяках. В чем-то чёрном и рваном. Они сразу её замечают и испуганно, но с каплями надежды — глупцы, — смотрят, мысленно молясь. Артёму смотреть больно, спички все еще в глазах. Никто даже не потрудился их достать. Один глаз, левый, проткнут и вытек. Лера ужасается. Впервые от вида изувеченного тела её передергивает и скручивает внутренности. От вида кого-то незнакомого она бы не испугалась. Но Артём не «кто-то». Мысли лихорадочно мечутся по черепной коробке: помочь или не помочь? А как помочь? Если Валерия поможет, тех увезут в больницу, а там и до милиции недалеко. Эти двое сразу же сдадут и Фила, и всю его контору, а Кононова будет винить себя все время. И разочарует Илью. Она падает на колени перед Артёмом, тот пытается отползти, испуганный и трясущийся. Евтушенко просит её не трогать друга, просит убить лучше его, и Лера поражается их дружбе. Она быстро начинает вытаскивать спички, стараясь причинить минимум боли. Хотя, кажется, Артём уже ее не чувствует. Как он только в обморок не упал. И до парней наконец доходит, что она пришла помочь. — Я бы хотела вам помочь, несмотря на то, что вы редкостные сволочи. — начинает Валерия, глядя, как в их глазах зарождаются все новые и новые огоньки надежды. — Но не могу. Я не могу подставить Фила. Попробую с ним поговорить, но это все, что я сделаю. Простите, но смерть Руслана слишком дорого им обошлась. Женя кивает, а Артём смотрит на Леру благодарно и преданно как собака. Чучело собаки. Изувеченное злыми детьми и обречённое догнивать свой век на свалке. Кононова смотрит на них с жалостью и от былой ненависти не остаётся и следа. Она сидит с ними еще полчаса, обрабатывает и перевязывает раны. Аптечку она позаимствовала в одной из комнат. Молча она выходит и возвращается в кабинет Фила. Илья и Филипп спят на полу в странных позах и с предметами в руках. Валерия смеётся и укладывается на диван. Можно было бы подыграть, пожертвовать комфортом и улечься рядом, как она делала давно. Кажется, в другой жизни. А когда просыпается, то несёт им таблетки и воду. А ещё по пачке сигарет (потому что Фил злой если не покурит, а Илья просто хочет вспомнить молодость). Валерия ждет пока те выйдут из состояния полумертвых амёб и смогут нормально функционировать. — Что ты будешь делать с ними? — Не знаю. — Фил пожимает плечами, делая большой глоток чёрного кофе. Оказывается, в «Огнях» этой прелести предостаточно и нет ничего другого. Только кофе и виски. — У вас спросить хотел. Илья оживляется, готовый придумывать сотни изощренных пыток: — Я бы… — Цыц. — Валерия скалится на манер Ромы и осознает это слишком поздно. Проскальзывает мысль о том, что у Пятифана это чувствуется красивее. — Пробовал спросить, где их отцы? Фил отрицательно качает головой: — Мои ребята из Питера не смогли их найти. — Всему вас учить надо, — Лера улыбается, ощущая себя матерью, когда ее дети совершают очередную глупость. — Счас я порешаю. Филипп просит охранников привести Женю и Артёма, хотя на что они надеются? Тырышкин, с порезанным языком и помутившимся рассудком, вряд ли способен на адекватный диалог. Лера опускается на колени перед лежащими и подмигивает: — Итак, у вас есть шанс выжить. — С двумя условиями. — перебивает Илья, целясь пистолетом в лоб перепугавшегося еще больше Артёма. — Вы не сдаётся нас ментам и… — Дебич, — рычит Лера, прерывая слишком уже наглую и самоуверенную речь брата. Стоило ему переступить порог «Огней», как сразу же почувствовал себя уверенным и всесильным. — Расскажите, пожалуйста, где ваши отцы. Чёрный оплатит вам больницу в городе и возместит за моральный (и физический) ущерб. Вы не говорите об этом ментам и сдаете местоположения ваших убийц-отцов. Женя удивлённо вздыхает. Артем восхищённо смотрит на бывшую одноклассницу и жалеет о содеянном, параллельно шерстя коридорчики своей памяти. — Лаш-вехаш, — пытается сказать Артём, но выходит крайне плохо. И он прекращает попытки, умоляюще глядя на Евтушенко. — Лас-Вегас, — более понятно говорит Женя. Ему досталось гораздо меньше, если забыть о раздробленной руке, такой же психики и сломанных пальцев на ногах (забудем о многочисленных синяках, порезах и вшитом в запястье пакетике с солью). — Наши семьи дружат. Матери говорили, что они кинули нас и уехали в Вегас. — О, твои детки едут в Вегас, Фил! Валерия не знает, сдержал ли Филипп обещание, но надеется на лучшее. В любом случае сейчас ее ждёт разговор с Ромой.