Птичка и Король

В детстве я часто удивляла маму, улавливая и запоминая запахи. Я легко могла определить, когда у мамы получались блюда не такие, как обычно или могла знать, когда она переборщила с той или иной специей. А ещё сейчас как тогда помню приятные цветочные духи мамы, и одеколон отца - он был противным и ещё долго не мог выветриться из помещения. Мама говорила, что, если отец пропадёт, его можно будет найти по запаху даже без поисковой собаки. Необычно, что я вспомнила об этом сейчас. Наверное, это из-за аромата хвои, дёгтя и пота - первое, что доносится до меня. Странно сочетание. А ещё такое лёгкое, невесомое ощущение, тело практически не болит и не мёрзнет, хотя я точно помню, что у меня есть по крайней мере пару ранений и тяжёлых ушибов. А потом понимаю, что меня несут. В себя прихожу практически моментально, когда открываю глаза и поднимаю их вверх. Сначала становится слишком ярко, боль от света охватывает всю голову и глазницы, словно после темной пещеры. А потом вместо неба вижу ярко-голубые глаза, и лицо, спрятанное под какой-то тряпкой. Мужчина, кем бы он не был, настолько большой, что в его руках я чувствую себя младенцем. Может быть это из-за обмундирования, но он все равно спокойно может ладонью обхватить мою шею целиком, сломать одним щелчком и не поперхнуться. Я себя чувствую так хреново, что и не отказалась бы от такого исхода. Мужчина смотрит на меня, видит, что я уже очнулась, но не придаёт этому значения. Хотя я замечаю, что взгляд его смягчается и рассматривает меня, после чего отворачивается, продолжая меня нести без особого интереса. Его взгляд сосредоточен на чём-то позади меня, с этого ракурса в глазах отражаются снежные облака и радужки приобретают серый оттенок. Это укачивает, и я наконец-то отключаюсь. Когда приходит время следующего пробуждения, незнакомец усаживает меня на холодную землю, на которую кто-то предусмотрительно положил покрывало. Морщусь от боли, будто меня танком переехали или четвертовали, но не до конца. Одна рука ранена, противоположное плечо уже не работоспособно, а лицо выглядит так, будто я падала на него всю неделю. Scheiße... Незнакомец исчезает из моего поля зрения, не сказав ни слова. Наверняка в его глазах я произвожу впечатление хрупкой и сломленной девочки, только спасшейся из плена, но как же он ошибается. Я даже не успеваю узнать его имени или каких-то данных, чтобы поблагодарить. А стоит ли? Приподнимаюсь на локтях, настолько это возможно, чтобы осмотреться. Небольшой импровизированный лагерь. Много раненых, но с виду гражданские. Бронетехника и внедорожники. Это практически целая армия. Шумно, военные снуют туда-сюда. Глазами пытаюсь найти свой отряд, но безуспешно. Если бы меня хотели убить, то убили бы, правда? Незнакомец возвращается аккурат в момент, когда я собираюсь встать. Тяжёлая ладонь ложится на моё здоровое, к счастью, плечо и удерживает меня на месте. Он ничего не говорит, только рассматривает меня. Не самое приятное чувство. Будто лошадь на рынке, разве что в рот не заглянул. Но смотрит он как-то… заинтересованно что ли. Меня же привлекают его глаза. Голубые, как весеннее небо, в них отражается моё побитое лицо, но сам взгляд у него мягкий, даже сочувствующий. Мужчина будто нависает надо мной. Даже с учётом того, что я сижу, он выше меня, моя голова едва доходит ему до плеча. За его спиной замечаю снайперскую винтовку. – Тот выстрел… - стараюсь поймать его взгляд, но он нарочно избегает этого. – Это ты меня спас? Ответа не следует, незнакомец щупает меня на предмет повреждений, игнорируя вопрос. В уголках его глаз появляются характерные для улыбки морщинки. Жаль, что тряпка, закрывающая его лицо, не даёт это увидеть. Интересно, как он выглядит без неё? Какая у него улыбка? Сколько ему лет? Чем любит заниматься в своб… а нет, это к делу не относится. И самое главное - кто они такие. Вообще, на фоне него я Дюймовочка, а он буквально загораживает мне обзор собой. И не то, чтобы я была прям слишком мелкой, нет, скорее наоборот. Но по сравнению с ним я мало ела каши в детстве. Незнакомец ощупывает меня со всех сторон. Когда его руки находят огнестрельную рану, шиплю от боли, в глазах моментально темнеет. У него очень тёплые руки, это чувствуется даже через перчатки и одежду в целом. От этого приятного ощущения даже боль притупляется. Или у меня совсем уже мозги поплыли. Его руки доходят дальше, до правого плеча. Я точно помню, что оно выбито, кое как я смогла с ним выбраться. Тот урод, Азхар вроде, слишком долго держал меня в подвешенном состоянии, слишком часто и с особой жестокостью меня избивал, особенно ногами, и, если врач не вправит сустав, срастаться оно будет неправильно. В моей работе это непозволительно. Ловлю себя на мысли, что слишком пристально рассматриваю незнакомца. Он же то и дело отводит взгляд, когда встречается с моим. Неловко. Его взгляд вроде бы добрый, но изучающий, даже оценивающий. Мой же скорее заинтересованный. – Скажи хоть, как тебя зовут, - выпаливаю я первое что приходит в голову, и сама же мысленно даю себе подзатыльник. Этот мужчина странно на меня действует и мне это не особо нравится. Он одёргивает свои руки, будто ошпаренный, когда они доходят до моего живота, поднимается и я надеюсь, что он сейчас уйдёт и дышать станет чуть легче. Этот чёртов аромат хвои никак не пропадёт. Продолжаю сидеть, становится холоднее, практически не чувствую конечностей. Мужчина обходит меня, пропадая из поля зрения и я напрягаюсь, ещё не слишком уверена в безопасности, исходящей от этих людей. Он обхватывает меня рукой под грудью, прижимая к себе, вызывая табун мурашек по коже. Стало так тепло, что даже не по себе. Его горячее дыхание ощущается даже сквозь ткань, приятно согревая кожу на шее. Живот стягивает в тугой узел, и я стараюсь прогнать это ощущение. Он странно на меня влияет. Впервые незнакомец нарушает молчание. Его английский с очень сильным немецким акцентом, таким знакомым мне: – Я - Кёниг. Моментальная боль в плече пронзает всю правую половину, сопровождается резким хрустом, но также быстро отходит, оставляя за собой лишь неприятную тянущую боль в суставе. Мужчина, которого я теперь хотя бы знаю, как называть, отходит так, чтобы я снова могла его видеть, а не только ощущать, скрещивая руки на груди. Он явно очень доволен собой. Его имя, или скорее позывной, с немецкого переводится как «король». Очень интересно и даже необычно. А ещё у него явно есть немецкие корни, скорее всего он даже свободно говорит на немецком, но я не уверена. Пытаюсь встать, но он снова кладёт руку на мое плечо, и я остаюсь сидеть. Я так устала, что не готова сопротивляться. Замёрзла, очень хочу есть и спать. Живот неприятно урчит, практически до тошноты. Почти неделю на абы какой еде в жутком холоде никому не идёт на пользу. Кёниг наблюдает за мной, сначала открывая аптечку, но видит мое состояние и куда-то отходит. Интересно, если я прямо здесь лягу спать, замёрзну ли я насмерть раньше, чем окажусь в тепле? Но я не успеваю об этом подумать. Мужчина возвращается быстрее, накрывая меня огромной тёплой курткой. Ткань жёсткая, пропахла порохом и мазутом, но в ней невероятно тепло, даже жарко, и ощущение, будто тело буквально оттаивает. А ещё он мне сует шоколадку. Маленькая плитка, скорее всего не особо сладкая, но я с такой благодарностью её съедаю, что хочется расплакаться. Кёниг внимательно смотрит за тем, как я ем, и в его глазах я опять замечаю характерные для улыбки морщинки. Быть не может, чтобы кого-то действительно радовало чужое счастье. Я не из самых сентиментальных людей, но несколько дней мы были в настолько хреновых условиях, что теперь малейший повод для радости возносится до масштабов Вселенной. Кёниг садится рядом со мной с другой стороны, снимает перчатки и достаёт из аптечки спирт. Позволяю себе засмотреться на его руки. Нити шрамов виднеются из-под рукавов, где-то они пересекаются, образуя единый узор. При этом руки кажутся нежными, но сильными, что необычно для нашей профессии. На секунду представляю, что он мог делать этими руками, но отгоняю эту мысль. На моих руках крови не меньше. – Ты знаешь, где мой отряд? - задаю вполне логичный вопрос. Я не видела никого из них уже несколько дней, а Рейча не видела с момента освобождения. Желательно побыстрее убраться отсюда. – Они в безопасности, как и ты, - Кёниг открывает баночку спирта и сильнее хватает меня за руку. – Сейчас будет больно. Он льёт мне на раненую руку противно пахнущую жидкость, и единственное что мне остаётся - закусить губу. Это чертовски больно. В глазах темнеет, но боль быстро отступает, а кожа вокруг раны кажется немеет. Кёниг достаёт иголку и нитки. Неужели он будет зашивать? Промывает свои руки тем же спиртом, хотя мне кажется должно быть наоборот - сначала руки, потом рана. Меня это мало волнует. За свою небольшую жизнь каждый из нас получал достаточно ранений, чтобы перестать заботиться о дезинфекции. – Пуля прошла по касательной, рана не серьёзная, но будет неприятно. Он говорит с таким интересным акцентом… Таким голосом хорошо убаюкивать детей, рассказывать им сказки, успокаивать. От этого интерес узнать, что скрывается под тряпкой, только возрастает. На моей памяти были солдаты, которые носили маски, но никто из них и вполовину не вызывал того интереса, что вызывает Кёниг. Эти мысли отвлекают, и я позволяю себе погрузиться в них. Впервые я размышляю о ком-то с такой заинтересованностью. Какой он без этой маски? И какой он, когда не занят на миссиях? Какой его любимый напиток? Почему он выбрал армию? Сколько ему лет? Так много вопросов, которые я никогда не задам, потому что это не моё дело. Это странно - думать о мужчине, которого видишь впервые, и в своём отряде я такое себе не позволяла. И никому не позволяла. Его руки без перчаток, такие тёплые, со свойственной ему силой удерживают мою руку, пока иголка с ниткой проходят несколько раз сквозь кожу, соединяя края. Первоначальная боль от всех ранений отступает, оставляя место лёгким уколам. Кёниг что-то очень тихо говорит, и я пытаюсь разобрать немецкую речь. Татуировка, которая по иронии судьбы оказалась в месте ранения, видимо придётся набивать заново. Möchte es für lange und wie es sich gehört. Хочу надолго и по-настоящему. Я слабо помню, откуда я узнала эту фразу, но она стала значить для меня достаточно, чтобы решить запечатлеть её на своём теле. Не то, чтобы мне было дело до красоты и эстетики, нет. Скорее другое. В нашей работе нет ничего настоящего и долгого. Жизнь коротка, мгновения быстротечны. Хоть раз бы испытать действительно сильные и важные для меня эмоции, но увы - истребление тех, кто называет себя людьми не оставляет места для фантазии. Эта татуировка о многом мне напоминает - о том, как я потеряла всех и при этом обрела свой отряд и своих друзей. О том, как мне было тяжело периодами, но я справилась. Мы многое прошли вместе, и я действительно могу называть их друзьями, хоть и не в том прямом смысле, что привыкло использовать большинство. Видимо, именно эта часть и смутила Кёнига. И конечно же, он знает перевод. Я вижу его впервые в жизни, а уже слюни распустила. Ну и тряпка. Когда он заканчивает с наложением швов, уходит, не сказав ни слова. Считаю это неким освобождением от его ауры, которая превращает мои мозги в кашу. Натягивая куртку сильнее, чтобы скрыться от ледяного ветра, сначала осматриваюсь, и когда понимаю, что на меня не обращают внимания, хожу между машинами, ища своих ребят. Нахожу их вдали от места, где мне зашивали рану. Все побитые, выглядят, будто из ада выбрались. В целом, это так и было. Рейч пострадал меньше нас всех. Я этому рада. Видимо, Азхар с полной уверенностью, что я все расскажу, удовлетворял своё любопытство в подсчёте моих костей, не тронув остальных. Это радует. – Жива? - Рейч приобнимает меня за плечи, но я даже не чувствую его рук сквозь толстую ткань. – Нас накормили. Он сует мне в руки пару батончиков из каких-то хлопьев и сухофруктов. – Да, всё нормально. Спасибо. Бегло осматриваю остальных. У нас не много девушек. Не считая меня, трое. Все они выглядят более-менее нормально, не считая того, что сидят на диком холоде в лёгкой одежде. Мужчинам куда хуже. У некоторых серьёзные ранения конечностей, масса ссадин и ушибов. Возможно, даже несколько переломов. Лицо - сплошной синяк. Надеюсь, наши спасители, кем бы они не были, оказали им необходимую помощь. – Кто это? - вопрос Рейча ставит меня в тупик. Его тон мне не нравится. Слишком враждебный. – Не знаю, но, кажется, у нас теперь нет выбора. Оглядываюсь назад, замечаю Кёнига. Или того, кто так представился. Это его позывной, я думаю. Интересно, как его зовут в действительности? Но ещё более важный вопрос - кто эти люди? Такие машины я видела только однажды, они принадлежали американцам. Но Кёниг, судя по всему, немец. Он замечает мой взгляд, и я моментально отворачиваюсь. Не особо успешно, потому что он прерывает разговор с другим солдатом и направляется ко мне. Стоя он кажется ещё выше, чем обычно. Выше всех здесь присутствующих. Даже над тем солдатом он возвышался горой. Наверное, у него звание не ниже лейтенанта, хотя я сужу только по его размерам. – Поедешь со мной, - он хватает меня за предплечье, уводя за собой. Но, когда Рейч торопится его остановить, Кёниг добавляет: – Всех вас тоже касается. Меня сажают в одну из машин. Привычный салон, такой я тоже уже видела. Давно. Теперь общество этого мужчины мне выносить ещё дольше в самой ненавистной машине всех времён. Уж лучше бы на велосипеде отвёз, честное слово. Или в тележке от мотоцикла. Кёниг обходит машину, присаживаясь рядом, с другой стороны. Слишком близко. Оглядываюсь в заднее окно, и, убедившись, что мои ребята тоже едут за нами, немного расслабляюсь. При этом глубоко в душе меня злит эта ситуация: машина, в которой я еду; отсутствие информации, тряпка на голове моего «спасителя». То, что я не могу покурить, потому что нечего. Не решаясь больше посмотреть на мужчину или на водителя, или на пустое свободное место спереди, сосредоточенно наблюдаю за однотипными пейзажами за окном. Даже в теории не могу предположить, где мы сейчас находимся. На моей памяти, мы много не прошли, но теперь я не уверена, что картели не вывезли нас за сотню миль. Хотя, в теории, это было бы не так просто. Горы, холмы, поля, покрытые снегом. Бесконечное количество холодных, почти мёртвых деревьев. Шмыгаю носом, чувствуя, как немеют ноги от холода. Кажется, не скоро я согреюсь, если такая возможность вообще появится. Волосы превратились в один большой клок и противно липнут к лицу. Все тело ноет, отчего сидеть становится невыносимо. Кёниг достаёт из кармана пачку сигарет, и я сначала засматриваюсь на его руки, затянутые в зелёные перчатки, а после, когда он натягивает тряпку до носа, позволяю себе засмотреться на его губы. С моей стороны это неприлично - вот так откровенно пялиться - но ничего не могу с собой сделать. Щеки покрытые лёгкой щетиной, несколько глубоких шрамов около губ и на подбородке. Пухлые губы, которые так и тянет поцеловать. Он не смотрит на меня, но замечает мой пристальный взгляд, и тогда протягивает мне пачку сигарет. Беру одну вместе с зажигалкой, подкуриваю. Кёниг будто мысли мои читает, и это пугает. Хотя страшнее было бы, если бы он сейчас высказал мне за то, что я его рассматриваю. Серьёзно, это уже ненормально - так таращиться. – Куда мы едем? Он не отвечает, а я до конца путешествия стараюсь больше не смотреть на него. В машине я немного согрелась, стало теплее, и теперь меня клонит в сон. Мой отряд едет позади нас, это успокаивает. Куда бы меня не отвезли, я буду не одна. Спустя два часа, делаю вывод, что мы наконец-то прибываем на место. Осматриваюсь по сторонам как ребёнок. На КПП мужчина даже не проверяет нас, значит эта машина здесь не впервые. Проезжаем дальше, минуя здания, останавливаясь на аэродроме. Кёниг выходит первым, обходя машину, и с моей стороны за руку выводит меня. Глаза режет от яркого солнечного света. Сегодня ясная погода, снег утих, но мороз все так же пробирает до костей. Эта военная база кажется знакомой, но это уже мои догадки - по большей части они все одинаковые. Кёниг берет меня под локоть, будто я могу куда-то убежать, отводит в сторону. Смотрю по сторонам, совершенно не обращая внимания куда он меня ведёт, и только когда слышу его голос, оборачиваюсь обратно. – Вот, Ласвэлл, как и просили. Он, наверное, не видит моего лица и моих округлённых глаз, потому что не смотрит на меня. Смотрю на агента передо мной. Уже по её взгляду понимаю, что ничего хорошего ждать нам здесь не придётся. На ней такая же голубая рубашка, как в последнюю нашу встречу, и зелёная жилетка. Единственное, что могу выдавить из себя, стараюсь произнести максимально спокойно: – Привет, Кейт.