Укушенные уткой

      Моисей вошёл, и моё сердце пропустило удар. Всё херово. Мы в полном дерьме. Не знаю, каким я ожидала его увидеть, в прошлые разы он вёл себя дружелюбно, особенно милым был тот разговор, когда Моисей примчался просить за Лилию — еврейку, похищенную Бака. Рамсес тогда решил, что Моисей хочет её для себя, и в этом случае даже готов был подсобить... Но сейчас дружелюбия не было от слова «совсем». Не было даже того кроткого упрямства (очень парадоксальная эмоция), которое Моисей проявляет перед Рамсесом, если речь заходит о защите рабов. Был холод. Скрывается ли за ним гнев? Я поняла, что знаю Моисея недостаточно, чтобы судить об этом.       — Тебе что нужно?       Рамсес откинулся на спинку стула (или этот предмет мебели а.к.а. произведение искусства лучше называть троном? Хз.) и соорудил на лице маску уверенности. Сейчас будет мясо.       — Мёртв Уна. Ты слыхал? Его казнили.       — Уна, Уна... — Рамсес деловито потёр висок, — Впервые слышу имя это. Кто он?       — Никто, Рамсес, никто. Всего лишь жертва. Овца остриженная, что уже на бойне со вскрытым брюхом. Впрочем, как и Неби — мой суперем. А Зука, Хэй и Бити, что правили в сепатах Иментет, Икер и Бат, чинов своих лишились и сосланы. Их судьи мелят вздор, — Моисей говорил очень ровно, но под конец горечь в голосе всё-таки проступила.       Странно... Перечисление его «подвигов» могло бы вызвать в Рамсесе торжество, но маска деловой уверенности так и не треснула.       — Ко мне явился ты с непрошеным докладом. Коль правосудие судов не по нутру, ступай искать у фараона высшей правды, а у меня нет времени с тобой болтать пустое.       Интересно, почему меня до сих пор не выкинули из комнаты. Братья так увлечены друг другом, что забыли о невольной свидетельнице или...       Чёрт, всё действительно херово. Моисей не я. Как бы он ни любил Рамсеса, но никогда, никогда он не водил вокруг него хороводов. Не размазывал по поверхностям влюблённые сопли на тему «ой, у него хрупкая и ранимая душа, богатый внутренний мир и комплексы. А, если он, возвращаясь с работы, кого-то грохнул, так чего вы хотите от человека, у него был тяжёлый день, и вообще его папа недолюбил». Словом, Моисей всегда говорил Рамсесу в лицо всё, что думает, за что перманентно огребал. Но сейчас, судя по всему, огребёт Рамсес.       Моисей тяжело и глубоко вздохнул. Прикрыл глаза. А Рамсес вдруг необычайно оживился. На нём явственно нарисовался интерес, подобный тому, с каким он смотрел на меня возле храма. И в покоях во время пения. И, когда мы катались в колеснице. И, когда я в первый день кинулась искать у него защиты, хотя не имела на это никаких оснований.       — Пришёл я, чтоб помочь тебе, Рамсес.       Бом. Мы с Рамсесом синхронно выпали в такой охуевоз, что могли бы сутками кататься в нём, как на колеснице. Это что сейчас было, а?! Идеал абсолютного прощения за тринадцать веков до Христа или поразительное наплевательство к судьбам людей, которые тебе доверились? Во второе как-то не верится, это же Моисей... С другой стороны, идеализировать Моисея тоже не стоит, кто его знает... А-а-а, у меня щас башка луснет! Глядя на брата, пребывающего в холодной и идеально сдерживаемой ярости, Рамсес откинулся на троне и сцепил пальцы на животе.       — Я, Моисей, в подачках не нуждаюсь, — вкрадчиво заметил наследник престола.       — То вовсе не подачки, а товар. И жизнью ты мне за него заплатишь.       Это прозвучало, как угроза. Рамсес медленно наклонился вперёд, поставил локти на стол, и я внутренне подобралась, ожидая, что братья сцепятся не на жизнь, а на смерть, но, к счастью, Моисей продолжил фразу:       — Заплатишь жизнью тех, кто предан мне. Отныне судьбы их в моей деснице и лишь в моей, а ты клянись, Рамсес, что более ни одного не тронешь.       Рамсес удовлетворённо хлопнул ладонью по столу.       — Достойная царевича цена! Однако же слегка великовата за... Что? Что можешь предложить мне ты, когда чего бы мне ни захотелось, всё получаю?       Моисей упёр руку кулаком в бок.       — Хоть перевёрнут для меня твой план, а всё же промахов не менее десятка уже заметил я. Но, может быть, куда охотнее ты обратишься к Бака с твоею трудностью?       Рамсес сцепил пальцы замком и упёр в них подбородок. Несколько секунд братья молча играли в гляделки.       — Добро. Товар своей цены достоин. Но помни, Моисей, одна ошибка: и сделку я сейчас же расторгаю. Тогда и поиграем мы с тобой.       Моисей сделал жест согласия, и я только в этот момент поняла, что не дышала на протяжении всего диалога и уже на грани обморока.       — Как пожелаешь.       Моисей поставил рядом со столом ещё один стул и углубился вместе с Рамсесом в разбор плана города, а я спряталась в свой папирус, будто это заросли, а не писчий материал. Нет, всё-таки было в этом разговоре что-то неправильное... Наверное. Я бы не стала заключать с Рамсесом сделок. Я бы помогла ему за так, за даром, за бесплатно, чтобы он понял, что есть и такой формат... А, может, это глупость. Моисей ведь несёт ответственность за кучу людей, а во мне говорит не милосердие, а гормоны. Ладно, Кося, сосредоточься. Тебе тут ещё своё дерьмо разгребать.       Прошёл где-то час. Рамсес и Моисей голова к голове всё так же обсуждали, как лучше укрепить основание такой-то статуи, исходя из особенностей рельефа, на котором её хотят поставить, и как наиболее компактно расположить дома в хозяйственной части города. Я ожидала, что самолюбие Рамсеса не позволит ему спокойно слушать, и он будет постоянно бузить и брыкаться, как необъезженный рысак, но, как ни странно, наследник престола неплохо... Держал себя в узде. Да и Моисей отнёсся к брату с максимальной деликатностью, наверняка, не хуже меня видя в совместной работе шанс на налаживание отношений. Наконец, Рамсес вышел, чтобы лично выдать Бака последние распоряжения. Моисей за ним не последовал.       — Ты — сэш! — воскликнул он, едва стихли шаги Рамсеса, — Пожалуй, я не удивлён и счастлив, что отныне это так.       Я аж подпрыгнула от такого резкого исчезновения тишины.       — Да, такая... штука получилась, только это ведь не очень хорошо, да? Потому что господину будет не очень хорошо. При дворе все взбесятся.       — Как тонко знати ты подметила натуру, — засмеялся Моисей, — всё так, но не тревожься за него. О брате я прилежно позабочусь, как он заботился доселе обо мне.       Пиздец.       — Это угроза?       Моисей снова засмеялся.       — О нет, прости, я только... — царевич замялся и отвёл взгляд, — чтобы сгубить меня Рамсес имел все шансы не раз, не два... И всё же... Ладно, будет, — он снова повернулся ко мне. — Я слышал, что ты сделала.       А что я сделала? Господи Боже, что я сделала?!       Моисей подошёл и зажал мою лапку в своих ладонях.       — За жизнь спасённую я так тебе обязан, благодарю тебя от всей души.       Бом. Слово сорвалось и назад его уже не вернуть — в одно мгновение это поняли и Моисей, и я. Душа? Какая душа? Нет такого понятия у египтян и слова такого нет, зато есть у евреев. Я ободряюще улыбнулась опростоволосившемуся царевичу. Ничё, не грузись, царевич, с кем не бывает.       — Я рада, что ты посещаешь свою еврейскую родню, главное, при господине так не оговорись. Он рад точно не будет.       Моисей на секунду задумался.       — Рамсесу ничего ты не сказала о... Том.       — Конечно не сказала! Я что, враг, что ли, тебе или господину?       — Твой господин желал бы это знать, — усмехнулся Моисей.       — Это было бы ему не полезно... Блин!       — Блин?       — Блин! Это прозвучало так...       Манипулятивно.       — ... будто я хочу иметь на господина влияние, а я не хочу! Нет такой цели! Сама не буду и никому не позволю!       Моисей удивлённо поднял брови. Ну да, как именно я собралась что-то кому-то не позволять.       — И даже для его же пользы?       — Да, — твёрдо ответила я. — Господин не дурак и быстро всё поймёт а, как только поймёт, так все хорошие отношения сразу улетят... Быку под хвост. Поэтому прошу тебя, царевич Моисей, не... внушай ничего господину тайком! Никогда! Даже, если кажется, что это на благо. Просто будь очень честен — это так важно!       Моисей улыбнулся и скрестил руки на груди.       — Желаешь посетить квартал еврейский со мною?       Бом.       Рамсес вернулся где-то через полчаса. За это время мы с Моисеем успели не только составить план-буран, как именно мне сбежать с ним в еврейский квартал, но и даже начать имитировать бурную деятельность в лучших традициях питерского офиса продаж. Моисей будто бы следующий фрагмент плана исправляет, а я будто бы свои записи перепроверяю. Не хватает только компа с открытым на весь экран пасьянсом! Если честно, всё это как-то слабо состыковывается с моими пафосными речами о честности перед Рамсесом, пардон за тавтологию. Настолько слабо, что совесть проснулась и со всей силы дерёт душу, но что поделать, если безумно, просто безумно интересно, как там дела у Моисея с его еврейской маман и прочими кошерными родственниками. И какое всё это имеет отношение к книге Исход. На какой мы странице, как далеко до пиздеца и... Права ли Библия.       Когда Рамсес зашёл, Моисей поднял голову.       — Ну что главный строитель? Всё ль по нраву достойнейшему Бака?       В отличие от брата, Рамсес весёлым расположением духа как-то не фонтанировал, и я уже решила, что всё плохо, но наследник престола, не меняя выражения «лицо-кирпич», произнёс:       — Благодарю за твою помощь.       Моисей торжествующе улыбнулся.       — Вот славно! Завтра мы с тобой продолжим. Но Тотом и Сэшат тебе клянусь, не даром завтра стану я трудиться, а плату запрошу.       Рамсес даже не нахмурился, сохраняя лицо-кирпич.       — Не все ли платы обсудили мы?       — О да, но, может, будет повелитель мой столь щедр, чтобы сыграть в сене́т разок-другой, — Рамсес закатил глаза и не удержался от усмешки. — И, если за тобой будет победа, ещё один урок я преподам тебе.       — Как бы тебе урок я не препо́дал, — парировал Рамсес, а я только что волосы на себе не рвала.       На кой хрен Моисей это делает, он что, бессмертный?! Он не в курсах, как реагирует Рамсес на любые провокации?! Зачем его драконить и разжигать конкурентные настроения, Рамсес и без того бесится каждый раз, когда кто-то оспаривает его власть, а тут буквально...       Но Рамсес почему-то не драконился. Наоборот, сквозь любимую истуканскую маску всё яснее угадывалась усмешка. Странно... И чего я не понимаю? Нет, это ж невозможно! Не человек, а чёрт в коробочке, хрен угадаешь...       — Не хочешь разузнать, что запрошу я, коли победу одержу в игре? — поинтересовался Моисей.       — Конечно нет, ведь это не случится.       — Ах, не случится? Что же, поглядим!       На этой позитивной ноте братья расстались, Рамсес вспомнил о моём существовании, и мы отправились домой.       — Я спрашиваю: что это, рабыня? Оглохла ты? Так, может, свист плетей слух возвратит тебе?       Мы стоим в покоях Рамсеса. Мытьё кончилось, ужин тоже, а вот разбор полётов только начался.       — Я назначенье важное доверил тебе, а ты приносишь мне вот это!       И действительно стыдно. Рамсес пошёл против обычая, против воли двора, давая мне такую работу, и ещё неизвестно, во что нам с ним это выльется, а я...       — Прости, я знаю только медунейчер и то не в совершенстве, а шешенет вообще не знаю. Так получилось.       — Проклятье Сехмет, раньше не могла ты мне сказать?! За что карают меня боги?!       Дорогой, тебе в алфавитном порядке перечислить? А каким алфавитом воспользоваться: русским или египетским?       — Ну прости, ты не спрашивал, а я забыла...       Рамсес открыл было рот, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, но внезапно закрыл его. Конечно, что ещё он мог сказать, если иератику, которой владеют все писцы, я не знаю, а письмена богов наоборот знаю, хоть и через пень-колоду.       — Мы нынче ночью отправляемся в Гесем.       Бом.