Глаза смерти

Тишина в воздухе гудит, как барабанный бой. Она пульсирует в такт твоему сердцу, поднимаясь вверх по твоей коже и пробираясь к задней части горла, как тиски, невыносимо горячие, тяжелые и такие, такие, такие отвратительно неудобные. Темари звенит. Звучит смех. Хинаки и Ничика играют на улице; кто-то из них напевает колыбельную, которая эхом разносится в ночи. Если не присматриваться, можно почти обмануть себя, думая, что это нормальная семья. Рука твоего мужа холодна в твоей. Ты сжимаешь его пальцы и смотришь, как лунный свет превращает цвет его кожи в серебристый. — Ты в порядке, любимый? — тихо спрашиваешь ты. Рядом с тобой стоит умывальник, с ткани, накинутой на край, стекают капли воды на пол. Ты берешь ее и борешься с водой одной рукой, как можешь, а потом кладешь ему на лоб. Кагая закрывает глаза и блаженно улыбается. Это выглядит болезненно. — Я буду в порядке, — говорит он. Просто шепотом; он дичает в отголосках ночи, — я уверен… После сегодняшнего вечера все снова будет хорошо. Ты задумчиво мычишь. Твое сердце вертится, как часы, механически, раб судьбы. Ты не смеешь ему ничего говорить. — Мне интересно… — начинает Кагая, — как сегодня выглядит небо, Т/и? Взгляд вверх. — Луна полная, небо чистое от туч. Звезды как на ладони. Это очень красиво, дорогой. — Правда? — слышен тихий смех. Темари падает на землю. Игра начинается снова. — Хотел бы я увидеть это в последний раз. Кагая хорошо это скрывает, но в его задумчивых словах змеится затяжная горечь. У него давно украли зрение, и с тех пор он тихо оплакивал, что не может снова увидеть небо вместе с тобой. Ты поднимаешь руку и подносишь костяшки пальцев к своим губам, целуя болезненную кожу, натянутую на фарфоровые кости. — Мы должны пойти и снова увидеть небо как-нибудь в другой раз, — легко говоришь ты. Не сказано: в другое время, куда более доброе, чем это, куда тебя поместили. Кагая кивает. Он сдвигается, чтобы посмотреть в твоем направлении, и улыбается. — Он здесь. Длинная тень загораживает лунный свет. Ты смотришь вверх. Сливово-красные глаза смотрят в ответ. — Наконец-то приятно познакомиться, Кибуцуджи Мудзан, — небрежно говорит Кагая. В ушах пролетает смешок, густой и учтивый. Куртка Мудзана ненадежно висит на его плечах, и ветер поднимается, как будто пытаясь украсть ее. Рукава бесполезно болтаются вокруг него. — Что ж, — говорит он, — ты ужасно выглядишь, Убуяшики. Если не присматриваться, то можно еще обмануть себя, мечтая, что это нормальная семья. Твои близнецы не переставали играть, и их смех смешивается с песней. — Кибуцуджи, — ты склоняешь голову, насмешка над уважением, — как бы ни было приятно наконец встретиться с вами, я боюсь, что вы пришли не по адресу. Оба мужчины поворачиваются, чтобы посмотреть на тебя. Ты избегаешь взгляда Кагая и не сводишь глаз с Мудзана. Он удивленно поднимает тонкую бровь. — Хм? — он выглядит заинтригованным, — скажите же мне тогда: где мне быть? — На горе цветет глициния, — говоришь ты ему. Кагая издает сдавленный звук в задней части горла, — там, где цветет твоя голубая паучья лилия. Атмосфера тяжелеет. Твое сердце замирает, словно боясь биться, когда Мудзан угрожающе шагает вперед. Его красные глаза неестественно светятся. — Что? Ты хочешь сказать, что ты, простой смертный, нашел то, что я искал веками? Как забавно. — Т/и… — говорит Кагая. Его ладонь лежит на полу, изо всех сил пытаясь выдержать его вес, когда он пытается сесть. Ты нажимаешь рукой на его грудь, чтобы остановить его. — Этот путь, по которому вы идете… — начинаешь ты, — если вы попытаетесь захватить Незуко, вас загонят в угол Столпы и все другие истребители демонов. Разве голубая паучья лилия не будет для вас выгоднее? Ветер шумит. — Любопытно, любопытно, — мычит Мудзан, рассматривая тебя с головы до ног. Пот холодный, прожигает кожу, как кислота, — скажи мне, каков твой мотив, что ты так откровенно лжешь мне? Ты поднимаешь подбородок. — Я не вру. Оставьте мою семью в живых, и я покажу дорогу. Мудзан смотрит на тебя сверху вниз. Твои руки трясутся, но ты полна решимости. Сегодня не та ночь, когда умрет твой муж. Злая ухмылка сметает тени. — Прокладывай путь. — Т/и… Ты наклоняешься и целуешь его перевязанный лоб. Кагая слабо хватает тебя за руку, пытаясь удержать рядом с собой. Ты осторожно берешь его руку и кладешь ее. Тяжесть в груди. — Мы еще раз увидим небо, как-нибудь в другой раз, дорогой. Хинаки и Ничика поднимают глаза, когда ты выходишь наружу. Их рукава развеваются, как волны на вечернем ветру, и Хинаки с печальным видом прижимает темари к груди. Ты склоняешь к ним голову. Теперь они обо всем позаботятся за тебя. *** Подъем тихий. Ты очень хорошо ощущаешь глаза Мудзана на своем затылке, такие же леденящие, как лед, стекающий по позвоночнику. Над вами с каждым легким ветерком слетает на землю глициния, и ты слышишь отвратительное ворчание каждый раз, когда лепесток касается его волос. Ты направила его к тропинке, где тонкие деревья, чтобы завоевать его доверие, и, похоже, это сработало, хотя ты можешь только надеяться, что цветы делают свою работу, чтобы ослабить его настолько, чтобы Столпы смогли его убить… Ты смотришь вверх. Бледная луна улыбается. — Мы уже близко к пику, — говоришь ты. Пот стекает по твоему лбу, как от напряжения, так и от предвкушения. Ты делаешь глубокий вдох, воздух здесь разряжен, — Вы будете соблюдать наше соглашение, да? Мудзан усмехается. — Я человек слова. Ты не совсем доверяешь этому, и можешь сказать, что это так. Не то, чтобы это имело значение. После этого он никогда не сможет прикоснуться к твоей семье. Больше никогда. Ты достигаешь вершины горы. Здесь все сюрреалистично: мир покоится под ногами, дремлющий и маленький, и такой, такой красивый. Это все еще похоже на сон. Ты хочешь плакать. Его взгляд блуждает по пространству. Ты терпеливо наблюдаешь за ним, наблюдаешь, как его черты меняются от раздражения, наблюдаешь, как они превращаются в гнев. Красные глаза устремляются к тебе, щелевидные зрачки расширены. Мудзан подкрадывается к тебе, как преследователь к загнанной в угол добыче. — Ты сошла с ума? Ты действительно пытаешься обмануть меня такой откровенной ложью? По какой причине? Ты в курсе, что я не пощажу ни тебя, ни твою семью за трату моего времени, да? Ты выуживаешь детонатор из своего кимоно. Твои руки трясутся, сердце колотится, каждый инстинкт кричит тебе бежать, бежать, бежать. Ты заставляешь свои ноги оставаться на месте, поднимая подбородок, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Твои губы изгибаются в испуганной, маниакальной ухмылке. — Идите к черту, Мудзан! Вы никогда не получите то, что хотите! Убийцы Демонов никогда не отпустят вас, пока мы дышим! Холодные руки обвивают горло. — И это должно заставить меня испугаться? Заставить меня бояться за свою жизнь? Он сжимает. Ты задыхаешься, инстинктивно поднимая руки, чтобы схватить его. Ты видишь, как его глаза падают на детонатор в твоих руках. Ты улыбаешься ему. — До свидания, Музан. *** Ворона летит посреди ночи, темные перья сливаются с ночным небом. У него на кончике клюва мелькает срочное сообщение, но его послание легко проигнорировать. Взрыв на расстоянии служит достаточным предупреждением. Хинаки помогает отцу сесть, повязки, которыми ты старательно обмотала его голову, спадают. Глаз Кагая кровоточит, его дыхание сбивается в груди, когда взрыв сотрясает особняк. Хинаки закрывает глаза. Нет времени,не время плакать. — Т/и… — выдыхает Кагая, кашляя в груди, — это был ее план с самого начала? Ничика смахивает воду с тряпки из тазика. Ее рукава мокрые. — Отец, пожалуйста, ложитесь. Вы должны отдохнуть. Но глаза Кагая широко открыты. Он смотрит вдаль, откуда произошел взрыв, и хотя ничего не видит, Хинаки видит отражение пламени в его глазах. Она хочет плакать. В темноте она находит руки своего близнеца и крепко сжимает их, испытывая небольшое облегчение, когда сестра сжимает их в ответ. — Мама хотела, чтобы мы жили, — говорит она. Сейчас она должна быть спокойна, — пожалуйста, отдохните, отец. Оставьте это всем остальным. — Вы до сих пор делали свою работу, — продолжает Ничика. Ее рука нежно вытирает кровь, стекающую по щеке их отца, — пожалуйста, отдохните. Они молчат. Ворон каркает и приземляется на их энгаву. — Столпы прибыли! — пищит он, — финальная битва началась! Мурашки бегут по его рукам. Хинаки и Ничика, наконец, удается уговорить его лечь на футон, эффективно работая над тем, чтобы ему было как можно удобнее. Его глаза закрываются. Еще одна потеря. Отсутствие кричит. — Т/и обеспечила нашу победу, сегодня вечером, — говорит Хинаки. — Они обязательно отомстят за всех, кто погиб. Кагая вздыхает. — Да. Сегодня будет ночь, когда Мудзан будет убит. Пустые, успокаивающие слова. Тишина кричит...