Путь с поверхности до самого дна

      — Мы — дети их небесных отцов! — Фелксиопа пропустила пальцы сквозь свои чарующие чёрные локоны и льстиво захлопала ресницами. Тренироваться на себе подобных было… бессмысленно, но Раминоя вынуждена была заметить, какая та красавица. Только… Глупая.       — О, Фелксиопа, услышь же, — протянула Раминоя, взмахивая руками, — не стоит это того, чтобы так… так… жертвовать собой.       Сирена напротив подозрительно сощурила глаза и резко выдохнула: — Жертвы наши — человеки, что плывут к нам на огромных деревянных листьях! Это наша еда. Или ты… — Фелксиопа склонилась ближе, скользнув по камням чешуйчатым хвостом, — ты предлагаешь нам другую еду?       Раминоя в раздражении дёрнула плечом и тихо выдала: — Рыба.       — Наша величайшая цель, с которой мы были явлены на свет — окликать сих путников, не давая им проплыть мимо наших скал! — гневно обратилась сирена. — И ты, Раминоя, так же как и мы добываешь еду! Ты охотишься и поёшь с нами!       Раминоя поморщилась. Если честно, переубедить всех сирен она и не пыталась. Но в пылкие и наполненные глупостью речи не верила. Человек — не единственное, чем можно было бы питаться в этих водах. Рыбу, например, пением зазывать и не надо — охоться вдоволь. А человек… Человек может не то что не услышать… Он не обратит внимания и тогда сирена погибает. Раминоя не совсем понимает, как это работает, но Аридотия с криком боли и отчаяния — её последним криком — обратилась в камень, когда та вещь — лодка? — проплыла мимо и никто не спрыгнул к ней на её пение в воду.       Это было ужасно.       — Как скажешь, — сухо отозвалась Раминоя и опустила голову.       Естественно, она сказала неправду. Как же это там… Она солгала.       Раминоя опасливо посмотрела на горизонт. Приоткрыла рот, втягивая сырой, тяжёлый воздух. По её наблюдениям, такое свежее дыхание моря неблагоприятно для лодок и человеков в них. Лодки переворачиваются. Ловить можно еду под водой, петь даже незачем. И это только если человеки жертвуют собою достаточно, чтобы плыть в такие волны.       В заливе за скалами много рыбы.       Раминоя плавно скользнула в сторону, рассекая водную поверхность своим телом и лениво взмахивая хвостом. Впереди на камне сидела и поправляла белые длинные волосы сирена с острыми чертами лица и приоткрытым ртом, из которого выглядывали острые клыки.       — Я могу петь! — тут же возмутилась сирена, отвлекаясь от своего занятия. Речь у неё была такой же острой, как скалы или же, ну, клыки. Это и было проблемой, как думала Раминоя. Однако обсуждать сейчас нужно было не это.       — Сестра…       — Моя песнь будет такая же прекрасная и чарующая, как у всех вас!       — Сестра!       Сирена наконец-то замолкла и удивлённо моргнула.       — Елеопа, — вздохнула Раминоя. На пару мгновений повисла тишина, нарушаемая лишь ударяющимися о камни волнами и перекликиванием сирен в стороне.       Наконец Раминоя произнесла: — Поплыли за рыбой?

🧜‍♀️

      — А пошему шеловеками мы не?.. — не переставая жевать, попыталась Елеопа.       Раминоя со вздохом расшифровала вопрос сестры и, как маленькому головастику, принялась разъяснять: — Человеки учатся не обращать на нас внимания. Ты же помнишь Аридотию.       Елеопа равнодушно махнула рукой и вонзила острые зубы в рыбёшку, перемалывая ей хребет.       — Ну да, она завыла такая, а потом ооооп — и скала новая!       — Да, — прикрыла глаза Раминоя. — Ты же… Ты же понимаешь, что этому… послужило?       — Она пела, — Елеопа недовольно скосила глаза в сторону. Следующие её слова были полны возмущения и зависти, а потому внутренности Раминои рухнули куда-то вниз: — Да вы все поёте! У вас у всех хорошо получается. И у меня точно получится в следующий раз! — сирена щёлкнула длинными клыками, как бы демонстрируя, что мешать они ей особо не будут.       Небесные родичи, а что если Елеопа действительно запоёт, ничего не сработает и она обратится в камень?       Раминоя содрогнулась и мстительно подумала о родителях, что бросили сюда их, своих детей, на погибель. Возможно, небесные родичи от них отказались? В таком случае, не будет ли правильным и сиренам в свою очередь отказаться от них и уйти… вглубь?       — Слышишь? — Елеопа замерла, а потом радостно взмахнула хвостом. — Фелксиопа всех зовёт. Она начинает петь!       Раминоя вскинулась и с ненавистью посмотрела на скалы, за которыми оставались другие сирены. Черноволосая красавица — глупая, глупая, глупая — ведёт их к погибели и никто не замечает. Все преданно начинают делать то, что умеют, что делали всегда.       — Пора охотиться! — восклицает Елеопа и устремляется на зов.       Раминоя следует за ней, лишь на мгновение прикрыв глаза. Кажется, зов сирен губителен не только по отношению к человекам.       — Елеопа! — вскрикивает она, догоняя сестру, а затем несколько нерешительно предлагает: — Давай спустимся ниже и посмотрим, перевернутся ли деревянные листья? Ведь в таком случае мы получим куда больше еды!       Сестра на мгновение задумалась, а затем решительно кивнула. Что ж, хотя бы за Елеопой Раминоя сможет присмотреть.

🧜‍♀️

      Глубоко под водой сильно сдавливает грудь, но Раминоя замечает, что чем чаще спускается — тем легче. В конце концов над водой и под водой она проводит уже примерно равное время.       Под водой она хуже видит, потому что… Ну, она не знает, почему. Просто хуже. Но с этим можно мириться. Ещё ей было… неприятно верхней части тела. Холодно. Однако, эта проблема тоже разрешилась тем фактом, что её образ жизни заметно менялся. Теперь ей не нужно было караулить рыбу на мелководье, паникуя и перетряхиваясь со страху, мучаясь от недоедания. Внизу рыба была гораздо крупнее.       Одна особо крупная рыба сама попыталась её съесть, когда Раминоя нечаянно поранила руку. Это было… поучительно. Сирена прикинула, что для того, чтобы загрызть такую большую рыбу, ей нужны зубы дальше от себя. Что-то острое, что можно держать на расстоянии. Что-то…       Так она нашла себе Огромный Зуб. Ну, он был полностью из камня, из-за чего вытащить на поверхность его не получалось, но под водой сирена неплохо им наловчилась управлять. Она нашла его в каменной нише под скалами — там тоже была поверхность воды, что было… необычно. Огромный Зуб был невероятно твёрдым и Раминоя благодарила себя и свой ум за то, что догадалась не пытаться его отгрызть от свода — обломала бы себе все клыки.       Большая рыба была ей теперь совсем не страшна. С боевым кличем, превратившимся в какое-то бульканье, Раминоя вонзила рыбе в глаз Огромный Зуб и пустила кровь. Дальше дело за малым.       Рыба была очень плотная и нежная на вкус. Опыт… полезный.       На суше теперь казалось немного сухо. Кожа неприятно стягивала, когда она сидела на тёплых камнях.

🧜‍♀️

      — Нет! — Раминоя бросилась вперёд, размышляя, загрызть ли ей Фелксиопу или же придумать что-нибудь ещё.       — Она не поёт, — раздельно произнесла та, кивнув на напряжённую и, откровенно говоря, напуганную Елеопу. — У неё не получается. Она не сирена, раз не делает того, что предназначено нам нашими небесными отцами!       — Я тоже не пою! — отчаянно вскрикнула Раминоя, а затем смысл слов дошёл до неё полностью. — Я… Так может и я не сирена? Все, все вы — вы же просто изгнанники своих родичей! Спущенные с неба сюда, чтобы… сдохнуть!       — Замолчи сейчас же! — шикнула Феликсиопа, но это ни к чему не привело. Раминоя распалялась всё сильнее.       Она… Многое наговорила. Возможно, об этом она будет жалеть до конца дней своих:       — Где… Где моя сестра?!       — Она собиралась доказать, что она настоящая сирена. Как все мы.       — Где она?! Г… Где… Елеопа!!!

🧜‍♀️

      Это было что-то большое. Оно походило на рыбу, когда скрылось внизу, среди камней, но Раминоя плавниками чувствовала, что это… Что-то другое.       Сирена бесшумно скользила вперёд. Она научилась делать все свои движения настолько плавными, что вода вокруг неё практически не колыхалась и оставалась прозрачной. Не задевая ничего по пути, Раминоя обплыла риф и затаилась среди водорослей, наблюдая.       Над рифом в воде колыхался… Эм. Колыхалось нечто, крайне напоминающее обычную сирену. Только оно было куда больше, с плавниками на боках и немного светилось. Свет скользил по всему его телу и словно бы исходил из-под кожи, из-под чешуи — изнутри.              Оно слеповато щурилось и низко опускало голову с короткими волосами. Свечение его тела то приглушалось, то усиливалось, словно бы это существо никак не могло понять, при какой же степени освещения оно лучше видит. Наконец оно, кажется, определилось, а потому начало скользить по рифу и деловито срезать водоросли, отчаянно пытаясь сложить их в одну кучу. Куча расплывалась во все стороны.       Наконец то, за чем Раминоя с опаской наблюдала, устало и свернулось на камне, взяло руками качающуюся перед лицом водоросль и, задумчиво нахмурившись, затолкало её в рот, принявшись жевать. Судя по тому, как существо оценивающе пожало плечами и принялось собирать охапку вновь — растение пришлось ему по вкусу.       Раминоя, производившая в этот момент расчёт о том, с какой стороны скал могла жить такая странная-странная сирена, ошарашенно уставилась на то, как существо уплыло… вниз.       Немного подождав, сирена выплыла из своего укрытия и в раздумьях покружилась над рифом. Погрызла водоросли. Съедобно.

🧜‍♀️

      Сёстры-сирены были бесконечно глупыми. И идею о более подводном образе жизни сразу отмели. Они не хотели носиться в воде, охотясь на рыбу, которая тоже в воде хорошо так плавала. Даже лучше, вообще-то.       Водоросли, как Раминоя обнаружила, быстро гнили. Очень быстро. Но на достаточно высоких скалах во время тихой погоды их можно было немного… подсушить. Делать это трудно — Раминоя и раньше по скалам не очень хорошо взбиралась, — но не невозможно.       В принципе, сирене всё чаще казалось, что невозможного на свете крайне мало.       Спускаться вниз стало всё интереснее. Странные существа попадались всё чаще. Как Раминоя поняла, человеки называли их русалками. Сирена не могла не поражаться схожести между своим видом и ними.       Схожесть, если честно, испарялась с каждым новым наблюдением.       Глубоко внизу на грудь очень сильно давило, но Раминоя терпела. Она уже знала, что это временно, что она привыкнет.       А потом…

🧜‍♀️

      — Вот какая ты, — задумчиво склонил голову русал перед ней. Раминоя только оскалилась и на пробу дёрнула руками. Другие держали крепко.       — Ты сирена, — продолжал русал, моргнув.       — Пустите меня! — не выдержала Раминоя, хлестнула хвостом и попыталась укусить ближайшую к ней конечность. Державший её (тоже русал) вскрикнул и, отшатнувшись, принялся что-то быстро и резко говорить на своём языке. Раминоя его не понимала совершенно. Она лишь знала, что русалки разговаривают как-то по-другому, но…       …Но один говорил с ней на её языке.       — Ты. Почему мы друг друга понимаем? — вскинув подбородок прерывисто спросила Раминоя.       Русал опять в изумлении моргнул. Затем медленно проговорил: — Я… учил… язык людей.       Раминоя нахмурилась и снова дёрнулась в руках существ вдвое или втрое сильнее её. Один из удерживающих её русалов смерил её пренебрежительным взглядом и что-то предложил тому, кто, как понимала Раминоя, был среди них главным. Сирена резко повернула головой, выжидательно уставившись на последнего. Тот махнул говорившему рукой, отказываясь от чего-то, а затем вновь свёл всё своё внимание к сирене. И усмехнулся.       — Он говорит от тебя избавляться!       — Ты не станешь, — угрюмо отозвалась Раминоя. Да, она храбрилась, хоть и чувствовала, как всё внутри леденеет. Что ж, она умрёт сиреной, гордая и независимая…       — Есть имя? — продолжал улыбаться русал.       Раминоя задумчиво оглядела его. Темные короткие волосы, на лице тоже волосы… Яркий красный хвост. Свечение, которое, как сирена привыкла, было у всех русалок, необыкновенно яркое. Русал перед ней словно излучал саму жизнь.       — Сначала ты, — буркнула Раминоя.       Русал переводил недолго. Затем довольно оскалился и представился: — Энтон.       — Энтон, — повторила сирена и кивнула. Это должно было иметь смысл: человеки молились водяным богам (и… прочим тоже). Там слышалось то «посейдон», то «тритон». Кажется, у имён менялось только начало. Выжидательный взгляд подсказал действовать: — Раминоя.       — Рамииинооя, — протянул Энтон, как бы пробуя имя на вкус. — Красиво.       Кто-то из русалов недовольно что-то пробурчал, но Энтон опять лишь улыбнулся. Он сделал знак рукой и его сородичи тут же её отпустили.       — Как ты здесь появилась?       — Это дооолгая история, если честно, — более расслабленно отозвалась Раминоя, закружившись на месте и разглядывая каменные стены. Краем глаза она отметила, как другие русалы куда-то уплывают.       — Расскажи, — ухмыльнулся Энтон, плавно огибая её.       Раминоя, чисто ради наблюдений, тыкнула пальцем в проплывший мимо неё хвост. Чешуя русала была более жёсткой и мелкой, чем у неё и других сирен.       — Да я погрызлась с сёстрами, — пропела Раминоя, поворачиваясь. — Я… Я давно следила за вами, русалками. Но сёстры как-то не оценили. Вот, смотри! — сирена повернулась, выставляя напоказ свой бок со следом от укуса. — Это была драка.       — Русалками, — пробормотал русал и уже громче добавил: — Но почему вы подрались? Вы должны вместе заманивать к себе моряков, так?       Настал черёд Раминои удивлённо глазеть. Она сирена. Сирены поют, чтобы к ним в воду прыгали человеки. Они потом человеков едят. Возможно, русалы зовут «моряками» человеков?       — Так, — кивает Раминоя. — Но это неправильно, мы так можем превратиться в камень! Мы так… Заканчиваем свою жизнь. Слушай, Энтон — или как там…       — Энтон. Эээнтон. — Русал вдруг фыркает недовольно.       — Почему? — Раминоя задумчиво склоняет голову набок. — Разве все подводные имена не тянутся так? Посейдооон. Тритооон… Человеки произносили именно так.       — Ээ… — русал вновь выглядит сбитым с толку и недоумевающим. — Нет. Так не надо. Я Энтон. Человеки… Мореплаватели? Моряки? Люди? Мы понимаем друг друга?       Раминоя, уже сделавшая до этого некоторые выводы, услышав сравнение слов «моряки» и «человеки», уверенно кивнула.       — Тогда… — Энтон вновь растягивает губы в улыбке. — Не надо называть нас русалками, хорошо?       — Но… — сирена замерла. — Вы же русалки.       — Для людей, — морщится Энтон, но мгновение спустя его лицо вновь озаряется улыбкой. — Раминоя, пожалуйста, мы меры. Мермаид.       — Ладно… — кивает Раминоя, настороженно смотря на русала. С другой стороны, возможно, так это произносится на их родном языке. И им неприятно, когда это звучит на чужом. Найдя такое понятное объяснение сирена кивает ещё раз, на этот раз более уверенно.       — Так почему там неправильно то…? — подсказывает Энтон. Раминоя мысленно решает потом спросить, откуда вообще русал — мермаид — знает её язык, и принимается красочно пересказывать всё, что с ней происходило.

🧜‍♀️

      — Неплохо, — фыркает Маркур, перехватывая гарпун поудобнее.       Нэт угрюмо смотрит на него, затем на собственное оружие — и вздыхает. Она ненавидит гарпуны. Они слишком изогнутые. По её собственному, далеко нескромному мнению, гораздо лучше она управлялась с ножами, копьями, да даже простыми палками, чёрт забери!       Гарпун — это издевательство какое-то.       — Ты не станешь стражником. Ни-ког-да, — ехидно скалится мер, что заставляет Нэт буквально вскипеть. Меры — особенно тупые переростки, в которых самым примечательным являются только мышцы — все как один считают, что она ниже их всех по рангу. Что она слабее. Ничтожнее.       Что она не мера.       Ну да, она не настоящая мермаид, она вообще почти с поверхности. И размером, хоть и взрослая, напоминает подростка. И, что самое главное, у неё нет свечения. Нэт зубами (фигурально, конечно) прогрызала себе путь, бесконечно благодарная за то, что ей позволили здесь остаться и попытаться стать равной мерам. Она стремилась доказать всем, что занимает своё место по праву, что она может стать лучшей во всём, что — плевать на происхождение и её вид — она будет лучшей.       Гарпун, значит?       Нэт резко бросилась вперёд, добавляя себе максимальное ускорение, чтобы застигнуть Маркура врасплох. У неё было потрясающе натренированное тело — сказывались адские тренировки заместо сна. Хоть меры логически и были быстрее, так как у них был внутренний свет, чего, естественно, не было у сирен, на близком расстоянии это было для Нэт преимуществом. Маркур, как и любой другой мер, уверенный в собственном превосходстве над какой-то там сиреной, лениво вильнул хвостом.       А в следующий миг за этот самый хвост был отброшен в сторону. Нэт поднырнула меру под руки и, скользнув гарпуном вперёд, резко дёрнула оружие обратно. Крюк на обратной стороне лезвия впился в чешую, от чего Маркур истошно заорал. Но прежде чем он успел схватить сирену, Нэт уже ринулась на безопасное расстояние.       — Ах ты мелкая…!       Оскорбление (на которое у Нэт уже было заготовлено ответное) произнесено так и не было. Ну, потому что «мелкая» — это просто констатация факта. Какой-нибудь оскорбляющий термин, который следовал бы за этим, оказался оборван другим воплем:       — Сирена!       И Маркур, и Нэт резко обернулись на стремительно приближающуюся меру, которая, похоже, несла им какое-то послание. Ну, Нэт.       — В чём дело?! — рявкнул Маркур, от чего Нэт лишь закатила глаза.       Лориан, проигнорировав мера, вцепилась Нэт в плечи и выдохнула только: — Он вернулся!       Нэт, побледнев, ринулась в сторону дворца.

🧜‍♀️

      — Эй, я все палаты обплыла, я знаю, что ты здесь, — мягко произнесла Нэт, протискиваясь сквозь опущенную решётку. Вода вокруг неё смешивалась со слезами, но сирену это ни капли не заботило. — То, что ты забился в самый тёмный угол, не говорит о том, что я тебя не увижу.       Тишина.       — Тони? — сдавленно прошептала Нэт.       Один из Высших меров, один из самых сильных и влиятельных жителей подводного мира, тот, кому она обязана своей жизнью, тот, кто терпеливо тусовался с ней и говорил на её языке, когда она ещё никого другого не понимала, кто был ей самым близким существом, братом… Кто пропал несколько циклов назад.       В темноте что-то зашевелилось.       — Ну ладно, признаю, мне тебя не видно, — согласилась Нэт. — Я просто знаю… Я… Не мог бы ты…? — Нэт собиралась обыденно попросить его осветить всё вокруг, как вдруг почувствовала это.       Внутренний свет, энергия, бурлящая прямо здесь. В воде. Растекающаяся нерастраченными потоками, устремляющаяся вверх, вниз, во все стороны…       — Энтон?.. — в ужасе пролепетала Нэт, наощупь ища его хвост, руки, голову.       Меры умирают, когда им недостаёт их внутреннего света.       — Я здесь, — скрипуче отозвались в ответ. Кажется, мер пытался вложить в слова раздражение, но звучал он так бесконечно устало, что у Нэт всё внутри сжалось.       — Энтон, пожалуйста, покажись… — всё тем же шёпотом просит Нэт, найдя руками чужие плечи и чувствуя, как захлёбывается водой. Давно такого не было.       Мер двигается, с обречённым вздохом-хрипом ползёт вперёд. И замирает прямо перед решёткой. Нэт сначала не понимает, но потом бросается вперёд, пытаясь её поднять — их механизм реагировал на степень освещения, мерам даже не приходилось их касаться.       Энтон просто не мог открыть проход.       Нэт, убрав преграду, остановилась посреди палаты и, сжавшись от боли и всхлипывая, всматривалась в темноту. Мер, наконец, показался, и его внешний вид заставил Нэт издать полузадушенный, полный отчаяния вопль.       Бесчисленные дыры, а не раны, болтающийся вдоль хвоста плавник, похожее на обтянутые кости тело и полностью изуродованная, практически вывернутая наизнанку грудь, которую планомерно и не прекращая покидал свет.       — Энтон! — захлёбываясь криком, Нэт бросилась к меру и подхватила его уставшее тело, нежно опуская вниз, не допуская ни малейшей возможности удариться о камень. — Энтон, Тони, держись, нужен целитель, Тони, не отключайся, пожалуйста…       — Шутка про «тонов» зашла далеко… — просвистел Энтон, словно бы пытаясь её успокоить, прежде чем запавшие карие глаза закрылись.

🧜‍♀️

      — Я почти мёртв, — прорычал Энтон, скалясь и сжимая кулаки.       — А орёшь как самый живой, — не слабее мера прорычала сирена.       Прошло уже несколько циклов, как Энтон, ни живой ни мёртвый, сумел вернуться назад. Его осмотрел местный светила науки (которому Нэт хорошо доверяла) и поставил вердикт: жить будет.       Будет слабее креветки, но живой.       Как у сильнейшего из известных ему меров — у Энтона крайне быстро восполняется энергия, а объёмы позволяли просто колоссальный выброс… За раз. Так что, если говорить прямо, Тони теперь ближе к Нэт чем когда-либо — ему нельзя использовать энергию не рискуя отбросить хвост.       Но Нэт же живёт как-то без внутреннего света.       Правда, Нэт и не похожа на иссушенный скелет с многочисленными телесными повреждениями. Сирена с сожалением смотрит на то, как Энтон отстраняется от неё, низко опустив голову. Нэт извиняющимся взглядом преследует его, пытаясь заглянуть в глаза.       Он смотрит в сторону и в пол.       — Энтон, послушай… — шепчет она и замолкает.       Тишина такая приятная, когда Нэт просто раскидывает руки в стороны и двигается вперёд обнимая мера. Тот позволяет.       — Ты справишься, — шепчет сирена, пропуская тёмные волосы сквозь пальцы и старательно игнорируя першение в горле. — Слышишь? Ты что-нибудь придумаешь. Ты же у нас такой умный и начитанный, да?       Нэт продолжает бормотать какие-то глупости, когда Энтон внезапно спрашивает: — Как ты согреваешься?       Нэт широко раскрывает глаза. В горле начинает першить с новой силой. Нет. Боги, черти, кто угодно.       Это несправедливо.       — Тебе холодно, — заключает она, вздрагивая. Мерам никогда не холодно. Нэт скорее чувствует, чем видит, как Энтон кивает.       Нэт вспоминает, как сильно ощущаются перепады температуры на поверхности. Какие горячие днём скалы. Какие ледяные бывали волны. Как обдувал ветер мокрое склизкое тело. Как тяжело было спускаться глубже и глубже…       Нэт знает, что она сама ледяная, что это совершенно не поможет, но прижимает мера к себе сильнее.       — Я привыкла, — болезненно улыбается она, отчётливо осознавая, что рыдает.