типичная вечеринка без бассейна.

      у андрея в ушах стучит какой-то кальянный реп, голос исполнителя которого заливается мазутным дёгтем прямиком в мозг, но парень, тем не менее, расслабляется, осушая очередную банку пива. вокруг становится слишком много незнакомых людей, чьи лица раздражающе мелькают прямо перед носом. абдрашитов жмурится, двигается ближе к столу, где располагались знакомые знакомых, заталкивая в себя очередную порцию чего-то покрепче.        — о-о-о, андрюха! — вопит тоненьким голоском сомнительный персонаж с лицом похожим на лицо стремного чела из сна, проще говоря, вместо внятных черт, парень видел лишь странный кричащий блюр.        — да-да, привет, нальёте чего-нибудь? — абдрашитов садится рядом на скрипучий дореволюционный стул, который всем видом молил о помощи. скорее всего, эта помощь придёт, и старая деревяшка разлетится вдребезги о ближайшую стену, когда кто-нибудь задумает устроить драку. в стопку наливается зеленоватая жидкость, внешне напоминающая варево злых ведьм, за ней же следом летит кусочек сахара, жалобно звякнувший, ударившись о граненые стенки. андрей только усмехается и мигом опустошает рюмку, чувствуя, как горло обжигает сосновый вкус абсента. такой алкоголь вставляет мгновенно, сосуд непроизвольно хлопает о журнальный столик и вновь заполняется уксусной зеленью. хоть в глазах абдрашитова уже плывет, он вновь выпивает. на очередное предложение отказывается, откидывая стопку куда-то за спину. где-то вдалеке кто-то болезненно ойкает, но парня это вряд ли колышет. он поднимается неуверенно, по пути пытаясь вежливо отпихнуть от себя надоедливую, излишне вычурную красотку, которая начинала с козырей: выкатывала огромную грудь, аки дешевую статуэтку в бесплатном музее на окраине города. андрей мычит что-то невнятное, заливает очередной мало внятный бред в уши и опирается на стену, блаженно выдыхая. бинауральные ритмы больно наседают на барабанные перепонки, вся толпа движется аки единый живой, но прогнивший изнутри организм, он вот-вот окочурится, изрыгнув из себя подставного антихриста; ничего настоящего вылезти не могло — состоящий из фальши не может априори создать чего-то стоящего. абдрашитов немного приходит в себя, взмахивает чугунной головой и зачем-то заостряет внимание на жмущейся где-то в углу парочке. на первый взгляд там темненькая девушка и кудрявый белобрысый парень с.. бантом на голове? абсурд — мысленно решает андрей и, игнорируя инстинкт самосохранения, перебирается вдоль стены ещё чуть ближе. это не бант, это галстук. а девочка рядом — совсем не девочка, а длинноволосый парень. абсурд ещё больший — мысленно ставит точку парень и продолжает наблюдать. не приглядываясь, можно было сказать, что они всего лишь дружески (или не очень) перекидываются малозначительными фразами, но при пристальном рассмотрении, можно заметить, что блондин поместил руку на чужом затылке и с каждой секундой приближал краснеющего парня все ближе к себе. абдрашитов усмехается сквозь плотно стиснутые зубы. с другой стороны, что можно ожидать от типичной бухаловки подростков, многие из которых ещё даже не переступили порог взрослости? через ещё несколько минут кудрявый оказывается вплотную к чужому лицу и.. целует опешившего сразу парня. тот, видимо, не был настолько пьяным, чтобы отреагировать хоть на малость неадекватно. в этот же момент андрей понимает, что от окружение его начинает воротить. он не вспоминает, что некоторое (явно неопределённое) время назад всосал мощную дозу галлюциногенного алкоголя, и даже эта странная сценка в уголке может ему лишь казаться. андрей чувствует острую необходимость покурить и вновь ныряет в толпу потерянных ребят.  на балконе спокойно и прохладно. звуки из квартиры доносятся откуда-то издалека, словно из-под плотной завесы воды или ядовитого тумана, который мягко проникает в податливые извилины и отравляет в них что-то, наверное, человеческое. летний вечер окутывает приятным умиротворением, а долгожданный дым в легких лишь усиливает ноющее чувство безграничной свободы где-то внутри. ощущение того, что тебе только-только исполнилось девятнадцать и перед тобой открыты все дороги, буквально, делай что хочешь, остро укалывает куда-то в мозжечок, и абдрашитов глупо улыбается, наблюдая, как пепел с сигареты мягким ручейком стягивается вниз. он, как и типичный пьяный подросток, не замечает, как дверь на балкон хлопает, и, вот, его маленький одинокий мирок порушен каким-то наглым созданием. этим наглым созданием оказывается то самое белобрысое недоразумение с ярко-красным галстуком на лбу и расстёгнутой голубой рубашкой. этот пацан собирался в театр или на блевотную вечеринку без бассейна, нормальных песен и адекватности? андрей разворачивается без малейшего интереса внутри, принимая незнакомца за очередной выродок-харчок золотых мальчиков. уже вторая сигарета благополучно летит вниз, разбивая обещания маленького абдрашитова о ‘вечном ЗОЖ’. несмотря на ощущение невесомости и нормальности галстука на голове, парень показательно закуривает третью. дверь хлопает, алкоголь ударяет по голове вместе с летней прохладой. чувство предстоящего одиночества разбивается о надежды на хорошее с дребезгом, когда кудрявая голова замечает парня справа, что спокойно сидел на побитой жизнью табуретке, что стояла в конце балкона. не сказать, что балкон маленький, да и табуретки там не больше, чем одна, что он не завален всякими вещами хозяина по типу потрёпанного велосипеда и завёрнутого ковра, но там хотя бы есть столик с пепельницей, приятный мягкий коврик на полу, который ощущался словно отключённая летом вода, бабушкин морс и разобранная коробка от вещей. ваня умудряется не запнуться о все вещи, что преградой для пьяного мозга являлись, но тем не менее. очки почти сползли на кончик носа, всё перед глазами размыто, вверх рубашки расстёгнут. прям как со свадьбы аутфит. ваня приближается ближе, чуя сигаретный дым, размешанный с алкоголем, но это приятно. завораживает, но он пьяно пятится назад, когда видит, что парень спереди уже сидит с открытыми глазами и с повёрнутой к нему головой, запинается о хлам и падает прямо в кучу коробок с вещами и подушками. хорошо хоть горшки с цветами не задел, а то пизда бы ему была от хозяина. господи, наверное это очень глупо выглядело со стороны, но парень, что спокойно курил и не доставлял никому проблем, резко спохватился и встал, табуретка улетела, как и ваня, вниз.       — бля-я-а, — ваня смеётся глупо, из квартиры приглушённо играет какой-то рандомный брейк, наверное, уши людей завяли полностью. расслабляется, зарываясь почти полностью лицом в руки. — это пиздец. да не то чтобы. ну с кем не бывает? парень спереди обречённо его оглядывает, даже с ноткой жалости, смотрит по сторонам, надеясь, что этого эпичного финала никто не заметил, протягивает руку в знаке помощи и усмехается. а ваня не дурак: руку принимает, его тянут вперёд и он встаёт на свои две. не самое лучшее знакомство, но всё же. отряхивается, осматривая масштабы содеянного. они не так велики, не считая ушибленной задницы и пару погнутых коробок, но ваня надеется, что они не так дороги хозяину квартиры.       — ну ты как? — от парня исходит сигаретный дым, буквально из пор, а ещё какими-то дешёвыми духами и, наверное, добротой. ваня улыбается смущённо, задевает подол рубашки кончиками пальцев, поправляет очки. теперь он отчётливо видит лицо своего визави.       — да жить буду, — ваня мнётся, усмехается, треплет свои кудри. ему до сих пор стыдно, наверное, в нём не настолько много алкоголя, чтобы просто забить хуй, как будто так и должно было произойти, как будто это по сценарию. парень в чёрном худаке отправляется обратно, ставит на пол табуретку, которой осталось жить до следующего понедельника, садится и снова закуривает.       — будешь? — прозвучало невнятно, но больше душевно. протянутая пачка с вытянутой сигаретой оказывается отвергнута.       — не, спасибо, я не курю, — ваня удивляется его предложению, но всё же. наблюдать за кем-то, кто курит, чуть больше, чем интимно, поэтому ваня и не уходит. парень спереди же пожимает плечами, огонь от зажигалки заливает его лицо оранжевым, но всего на секунды две, дальше просто дым. ваня удивляется ещё раз, но только ночному небу и падающим звёздам. по-детски загадывает желание, оглядывается в пустоту и морщится от дыма сигарет. старается не скривиться, как ребёнок, но он всё равно постепенно начинает превращаться в пассивного курильщика, потому что тот парень всё ещё здесь. молчание притягивает, но скорее всего только в эту ночь, заворачивает, окутывает, словно в плед, но осыпая крошками от печенья. в голову вани влезает ну совсем бредовая идея.       — а пошли... — ваня начинает, но сразу же отказывается от этой идеи. глупо, всё очень глупо, но он пьяный, поэтому, почему бы и нет? — погнали знак спиздим? его слова звучат как будто из-под слоя ваты, слова выветриваются вместе с дымом из окна, в квартире мигает яркий неон, лучистостью образовывая на лице вани солнечных зайчиков. идея, безусловно, обдуманная и ни разу не только что придуманная, лицо парня напротив вытягивает в ударной эмоции. не сказать, что он не против, но и что отказывается тоже не скажешь. это не резонно как минимум, мысли покидают мозг прямо сейчас, оставляя там только кудрявое чудо, еле как (по ощущениям) достигшее возраста согласия. это горько, как лимонная цедра, но приятно, и вообще по лицу не скажешь, что внутри что-то защемило, словно открывашка банку с варёной сгущёнкой, но и не скажешь, что ваня не сладкий. а у вани детская глупость играет на лице, пробивая электрическим током его же самого. в затылок задувает неприятно, всё-таки, не утро на дворе, да и затылок не самое лучшее место, что можно выбрить, но летом похуй на всё. ваня молчит стеснённо, думая, что после падения его и так посчитали долбоёбом, но почему бы и нет? они никогда этого не делал. особенно пьяный, с рандомным парнем, так ещё и ночью. хочется что-то сказать, но предательский ком в горле мешает, ограждая путь словам, сидит и хихикает как чёрт, ей-богу. андрей расплывается в глупой улыбке, издаёт сначала сдержанный смешок, опуская голову. он только что думал о своей безграничной свободе, а тут будто сама вселенная посылает ему нелепого паренька с запасами взрывных идей в карманах. он прикрывает рот рукой и смеётся во весь голос, окунаясь полностью в это странное счастливое ощущение. это глупо, нелепо и до одури странно, но так магически притягивает к себе, что абдрашитов решает рискнуть. совпадений не бывает — он в этом уверен.        — почему бы и нет?  кудряш в ответ улыбается с детским восторгом, играющим в морщинках около глаз, взгляд блистает маленькими шаловливыми звездочками, в нем и арктур, и вега, и бетельгейзе, последняя вот-вот разорвётся, обдавая всех присутствующих в этом узком, заставленным хламом помещении, волной легкой беззаботности. на лице у него непробиваемый азарт, он хватает андрея за запястье, заставляя выпустить бесполезно тлеющую сигарету из рук, и тащит его к в(ы)ходу в толпу пьяных пустых людей. маленький абдрашитов безусловно радуется. уже не маленький абдрашитов только расслабляется, поддаваясь блаженному потоку вселенной. фатализм в последней стадии, но вряд ли стоики, подаваясь этому движению, имели в виду ‘если незнакомый ребёнок подойдёт к тебе и предложит нарушить закон — соглашайся, великая вселенная знает больше’. но андрею не до бедных мертвых стоиков, они сливались с потоком, но в их время не существовали таких понятий как ‘дорожный знак’ и ‘пиздюли от ментов’, поэтому парень не сопротивляется сильному течению чужой вдохновлённости, ныряет в живой организм толкающихся незнакомцев и пытается не потерять из виду такого же яркого солнечного незнакомца с нелепым галстуком на голове. алкоголь в голове бушует зеленоватыми листочками галлюциногена, разрываясь запретными салютами желания. чужой нелепый вид только смешит и парень, пытаясь хоть как-то затормозить кудрявого, который рвался к долгожданной свободе в провонявшем подъезде, аки запертая птица в клетке, но это удаётся сделать только у самого входа. тело, прижатое к стене, сопротивляться не может, поэтому у вани притуплённый взгляд, он сжимает-разжимает свои пальцы-спицы, пока парень спереди оглядывал его лицо и шею. это странно, но даже ваня не помнил что там. сегодня за вечер очень многое успело произойти, особенно то напряжение и отрешённость, что была в воздухе, пока ваня делал вздох.       — ты как еблан последний выглядишь, — подаёт голос парень спереди, его руки окружили ваню, буквально создавая барьер. они упираются в стену, прямо как ванина задница. спина немного взмокла, капля пота впитывается в галстук. — с этим галстуком, э-э, — он делает акцент на последние слоги, выделяя, но до вани доходит не сразу. его парит только его тело, что почему-то принципиально и без упорства было прижато, ну, типа, буквально, да, его очки, что сползли снова и руки парня напротив. парень напротив чопорно разглядывал его шею. обгладывал, слизывал остатки, непонятным взором уставившись туда, а ваня, словно спалившийся перед мамкой малец с сигаретами, стоит у стены, взмокший и уставший, замечает зеркало и эту картину: ваня прижат как будто маленьким мальчиком к стене, это смешит, да, он почти успевает усмехнуться, но ещё он замечает засосы на собственной шее. ах, да.       — ваня, — но шёпот рокочет в ушных раковинах, вылизывая их, оставляя симулякр в виде штампа румянца на щеках. глаза он прикрывает, когда ощущает приторный холод в районе лба, когда он чувствует наконец-то расслабление в лобной доле, когда его мозг начинает думать, когда галстук оказывается на шее, а рубашка застёгнута. льстивая нежность, она приятна, хоть и знакомы они всего лишь пару минут.       — я андрей, — его пальцы аккуратно заново перевязывали потрёпанный галстук, что ярко-красным отдавал в темноте фиолетового цвета. а как же их идея знак пиздить? — эта вечеринка отстой, я, бля, ненавижу этих людей. пошли уже. в квартире и вправду стало намного жарче с момента отбивания ваниной задницы на балконе, поэтому они, наспех натянув обувь и ветровку (ваня пришёл чисто в рубашке), побежали вниз на первый этаж, кто запинался, а кто спокойно шагал. в подъезде ещё холоднее, чем на улице, пахнет дымом сигарет и обоссаными тряпками, но ване нравится. да и андрею, скорее всего, тоже. дверь пищит и они выходят в мир. тусклый двор с зелёным неприветливым и скособоченным забором, лавки, что увидели много чего. куча машин, наверное, соседских, убитый жизнью асфальт, сладкий вкус во рту и свобода. это приятно холодит кончики пальцев, упираясь нежностью в ладони, ваня даже на секунду забыл зачем они вышли.       — так, — ваня ёжится на секунду, сутулится и обнимает себя руками. всё-таки на улице как-никак второй час ночи пошёл, уже холодно, но всё равно приятно. андрей, приметив это, снимает с себя свою ветровку, протягивая в ванину сторону. ваня в удивлении оглядывается на новоиспечённого знакомого, но ветровку принимает, всё равно у андрея ещё под низом был худак. — спасибо, да, — только ваня не учёл одного: андрей всё ещё представляет собой курящего человека, поэтому олимпийка, что уже была натянута на плечи, издавала не самый приятный запах табака и чего-то ещё сладкого, как будто духов. ваня старается не поморщится, но и горловину нюхать не получается, прилипает всей тканью к ване, обволакивает и затягивает, адидасовские значки будто светятся под одиноким фонарным столбом. — имею в виду, откуда, где и как знак пиздить будем? я вообще думал, что ты откажешься, потому что, ну... я сам боюсь, если честно, но как-то получилось, наверное, я перебрал, да, — ваня затыкается на секунду-другую, ждёт ответа от андрея. да, а андрей не учёл, что ваня по-детски разговорчив и болтлив, или, наверное, это пиво так язык развязало. ну ладно, это даже мило.       — легче всего будет у дороги, наверное? — андрей мнимо гнёт пальцы у подбородка в жесте "ща придумаю", косится в небо и считает звёзды, видимо. так, откуда придумали, осталось где и как. — думаю, надо поискать какой-нибудь в этом районе. — задумчиво размышляет вслух абдрашитов, боковым зрением наблюдая за жмурившимся марголдиным, которому вряд ли доставлял запах сигарет от дешевой кофты. такое зрелище смешит и он вслух усмехается, уводя взгляд на тёплую бесконечную дорогу под ногами. — спальный все-таки, хуй нас кто спалит.        — а менты?        — да похуй. — брюнет беспечно отмахивается от этого заветного пугающегося слова, в конце концов спонтанность и недальновидность лежали в основе их (не)маленького приключения.        — а чем снимать будем? — у вани рот будто физически закрыться не может, лепечет откуда-то позади, нервно перебирая в руках собственный галстук, рискуя открыть человечеству новый вид узлов.        — он же на гайках, если постараться, то руками можно скрутить. — у андрея ответы как будто заранее подготовлены, или в ушах маленький микрофон, где суфлёр сухим и скупым голосом диктует ему ответы. абдрашитов неожиданно поворачивает голову в сторону сжавшегося в комок марголдина, которой тут же выпрямляется по струнке, не ожидая чувствовать к своей персоне такого пристального внимания. смущенный и напуганный непредвиденными обстоятельствами пацан (которые он, вообще-то, сам и построил) забавляет, поэтому брюнет, не стесняясь и не утаивая ничего за потёмками души, вбрасывает:       — ты милый.  у вани на лице прелестное удивление, а за очками во всю разыгрывается замешательство, не скрывая ни единой своей краски и не теряясь в прозрачных линзах. он ещё сильнее вжимается в кофту, с неприязнью хмуря нос, и уводит взгляд в сторону, лепеча себе под нос что-то мало внятное:       — э-э.. спасибо.. я, ну… да.. ты тоже.. точнее..! блять..  андрей смеётся в этот раз во весь голос, останавливается резко и вдруг крепко сжимает чужие плечи, отчего белобрысый дергается на месте, кажется, что вот-вот и он протрезвеет на месте.        — да не парься, мы же оба с тобой пиздец какие бухие, — он многозначительно наклоняет голову, как будто ожидает одобрения; марголдин только кротко кивает, — поэтому я и говорю все, что приходит в голову. расслабься.  брюнет улыбается ласково, отпускает наконец-таки свою несильную хватку и в примирительном жесте отходит назад. такое пушистое милое облачко пугать не хотелось, но неосознанно получалось и абдрашитов хотел как-то разбавить обстановку. ваня только в самоуспокоительном жесте обнимает себя, закрепляя ладони на плечах и шумно выдыхает через рот:       — да, пожалуй, ты прав.  а внутри все кувырком, в руках будто самые несчастливые карты таро: восьмерка жезлов, башня и дьявол. что за ебанутый таролог делал расклад? или вселенная настолько не любит кудряша? все здесь происходит быстро, страшно и по-особенному интимно. в любом случае, марголдин не верит гадалкам из интернета, а уж тем более цветастым картинкам, которые существовали только в его голове, но так неудачно проецировались в реальность. как по желанию абдрашитова, вдалеке виднеется клятая ‘пятёрка’, а рядом, словно по волшебству, одинокая и всеми забытая тележка. господи, храни ленивых и немощных старушек, которые не могут затащить тележку обратно после покупок.        — ебать! — брюнет от клокочущей радости аж подскакивает на месте, мысленно хитро потирает руки, чувствуя, как внутри зарождается гениальная для вдрызг пьяного мозга идея, — давай покатаемся, а?  у него в глазах сразу во всю расцветает бурлящее непокорное бунтарство, которое выходит плавными волнами наружу, заражает своим адреналином и чахоточным безумием, от спор которых оказываются больны оба.        — а почему бы и нет? — пародирует ваня голос и мимику собеседника и улыбается долгожданно расслабленно, решая отпустить внутреннее натянутое напряжение. в конце концов, правда, почему бы и нет? андрей не такой уж каменный и ледяной, похоже, что веселиться умеет даже покруче самого белобрысого. абдрашитов, стоило только дать ему согласную отмашку, срывается с места, подкатывает старую дребезжащую во всех возможных местах тележку прямо к ногам марголдина и, строя из себя дорогого деловитого швейцара, легонько кланяется и протягивает руку вперёд:       — карета подана, милорд.  кудрявый смеётся, поправляя спадающие на нос очки, и подхватывает игру: благородно задирает нос и уклончиво кивает, немного нелепо плюхаясь внутрь. железная решетка не самое удобное место для сидения, но ему грех жаловаться, особенно в такой приятный волшебный вечер. брюнет выжидающе смотрит на то, как собеседник пытается поудобнее устроиться на твёрдой поверхности и как он периодически жмурится от колючей боли, когда особо острые железки впивается в особо мягкие места. как только ему даётся отмашка в виде легкого взмаха руки, он срывается с места и несётся прямо по дороге куда-то вниз по улице. праведное счастье внутри мешается со злыми умыслами, не в сторону вани конечно, но в сторону этой прогнившей изнутри страны. воровство знака и тележки, наверно, очень смелый и мятежный шаг, ага? условимся на этом. в любом случае, внутри испаряется блаженный адреналин, который благодарно заставляет усталость притупляться и сердце биться быстрее в почти реальной, оседающей на кончиках пальцах, свободы. марголдин взвизгивает коротенько от восторга и приоткрывает рот, жадно втягивая прохладный воздух. очки сами по себе встают на место, а волосы треплются под потоками зеленеющей свежести. это безумие приятно, приятнее поцелуев с незнакомцами на пьяную голову и сигаретного дыма в чёрных легких. кудрявый решает привстать, отчего андрею приходится крепче ухватить тележку, но как-либо предостерегать собеседника или уж тем более останавливаться он не собирается. сегодня правил нет, хотя, пожалуй, только одно: умирай молодым (но, пожалуйста, постарайся сделать это не в тележке дешманского магазина). ваня переворачивается на живот, лицом к андрею, привстает на локтях, демонстрируя детский восторг на своём лице во всей красе и запевает всем давным-давно знакомое:        — из-за леса выезжает конная милиция, становись-ка девки раком — будет репетиция!  абдрашитов смеётся хрипло от сухости в резко пересохшем горле, но такая задумка ему нравится, поэтому он, на девчачий манер продолжает:        — я приехала в колхоз имени мичурина, так и знала — отъебут, будто сердце чуяло! во рту приятно глупо и сухо, от смеха болят уже лёгкие, звук из-под колёс, конечно, не обещает ничего хорошего, но, пока ване с андреем весело, можно и позаниматься хуйнёй. раздробленный асфальт в спальном районе не обещает, что они не наебнутся, что практически и происходит, но слава богу андрей ловит тележку. это было страшно: ваня чуть не вывалился, но, поняв, что всё в порядке и не стоит беспокоиться, продолжил звонко и громко смеяться. проявляет знаки внимания: глядит на андрея притупленно, но смущённо, андрей же делает вид, что ничего не замечает. андрей же продолжает удивлённо и пьяно смеяться, везя тележку вперёд, но желание курить перебивает абсолютно все мысли. доставать пачку было неудобно: одной рукой везти тележку было сложно, особенно по камням и такого мальчика, как ваню, но андрей умудряется достать хотя бы одну сигарету и... вьебать тележку в столб. даже несмотря на то, что ваня любовался андреем, а андрей сигаретой, никто не заметил приближающийся столб и их учесть. в следующие шестьдесят секунд ваня летит спиной назад на землю: слава богу там был почти что свежий и нормальный асфальт, а не острые камни. андрей, запнувшись об ваню, проделывает тот же самый трюк и оказывается скрюченным на земле, зато с целой сигаретой в зубах. это веселит, но больше ваню, чем абдрашитова, потому что ваня смеётся и трясёт кудрями во все стороны, его очки в руках так же, как и отвалившееся колесо от тележки. андрей, успокоившись и убедившись, что его спина не сломана на пополам, что челюстно-лицевые не получены, расслабляется и прикуривает, прям так, лёжа на грязном асфальте, пока ваня утыкается взглядом в небо: выставляет руки в небо, натянув очки, говорит что-то типа:       — о, а это дракон, видишь? — ваня проводит пальцем по небу, словно макая мокрые руки в акварель, проводя ими по бумаге. пододвигается ближе к андрею, но левое плечо немного саднит, поэтому впритык оказаться не удаётся. — а это лира, — он указывает на вегу — самую яркую звезду в небе, проводя и вправду лиру. во рту андрея вздох удивления со вкусом сигарет, пока руки вани проводят немного дальше. — это юпитер, рядом марс, рыжий такой, — у вани отпечатываются все созвездия в диоптриях, это красиво, это завораживает, поэтому абдрашитов уже давно не обращает внимания на звёзды. — а это кассиопея, моя любимая, потому что её очень легко найти. тупо дабл ю, если присмотреться, — и ваня правда приглядывается, прищуривается, немного приподнимая голову. андрей усмехается, поражаясь его детской болтливости, но это даже интимно.       — ты очень болтливый, — андрей посмеивается, тушит фильтр прямо об асфальт слева от себя, — это сексуально. ваня затыкается. свалить всё это на алкогольное опьянение или же андреем правда движут причинно-следственные? ваня так и не понял, но он понял, что его щёки начали зардеться, когда последние слоги андреевых слов перешли в шёпот. отвернуться не получится, но надо хотя бы руки опустить, а то он как дурак выглядит. да, наверное они просто в жопу пьяные, ничего большего.       — да, э-эм... короче, что я хотел сказать... — ваня садится, чтобы андрей не видел его нелепого взгляда, поворачивается во все стороны и замечает одинокий знак "стоп", что пылился посреди дороги. — там знак! ответная реакция забавляет андрея, наверное, ему просто жизненно необходимо кого-то подъёбывать, чтобы лицезреть такое отношение к словам, но, к сожалению, таких людей у андрея было меньше, чем один, а тут вот такой вот подарок от судьбы достался. это мило.       — твоя наблюдательность поражает, кеп, — андрей посмеивается, отряхивает грязь и направляется к знаку. ваня, поздно спохватившись, тоже встаёт и догоняет андрея. одинокий знак стоял окутавшись светом фонаря, вокруг которого были облеплены мошки и комары. хорошо, что в радиусе километров сорока точно никого не было, кроме полупустых квартир в человейниках и пару магазинчиков да киосков, что беспризорно наблюдали за всем этим пиздецом.       — ну чё, как откручивать будем? — задаёт резонный вопрос ваня, бросив взгляд из-под. знак высокий: метра три с половиной.       — ну, хуярь, — андрей присаживается на корты, рядом со знаком, чувствуя в ладонях траву, а на лбу каплю страха.       — а ты выдержишь? — ване-то похуй, на самом деле, он сюда пришёл ради знака, а не ради плеч андрея, но всё равно, страшно было.       — я вешу триста килограмм потом устроим, залезай, пока я не передумал, — андрей уже на пределе: смотрит злостно, но в шутку наверняка. чувствует неуверенную подошву одного кроссовка на плече: да, ване страшно, но перебороть себя удаётся. он залезает обеими ногами, которые трясутся похуже андрея, что уже успел встать на свои две. ваня, вцепившись в знак, угорает про себя и с ситуации.       — андрюха, это пиздец какая плохая иде- кажется, у вани не по-доброму прохрустел позвоночник. или это чужой позвоночник? или это вовсе не позвоночник? в любом случае, марголдин не успевает поразмышлять, аристократически отведя взгляд наверх, и задумчиво почесать бородку.        — бля-я-а..! — слышится откуда-то снизу, и у кудрявого основа с громким матерным криком земля уходит из-под ног, и парень вновь оказывается в уже привычной невесомости, которая не сулит за собой ничего хорошего. абдрашитов неловко шлепается на спину со звуком полного мешка костей, на миллисекунду в его сознание прокрадывается мысль, что вроде пронесло, но эту мысль быстро добивает своим весом ваня, который с видом неприкаянного тушканчика неловко ойкает, хотя, вообще-то, его подушке безопасности сейчас гораздо больнее. у андрея не пресс, а ровная линия посередине живота, поэтому мышцы отзываются на тупой удар растекающейся болью, а печенка жалобно взвизгивает и надуто мычит, вырывая свой вопль лишь тихим протяжным выдохом изо рта. а марголдин слезать будто не собирается и лежит, притворился мёртвым, лицом к лицу, с глупыми блестящими очками на глазах и таким же глупым галстуком, который свисал с чужой шеи. абдрашитов зрительный контакт с испуганным и одновременно восторженным зверьком прерывать не собирается, ему, конечно, больно, но ещё больнее будет, если он проиграет в этих импровизированных гляделках. белобрысый только потеет от молниеносного напряжения, пробившее мышцы двухсторонним параличом, кажется, что даже легкие отказывают. через ещё некоторое время андрей такого все же не выдерживает и показательно приподнимает брови, чуть наклоняя голову:       — может, слезешь уже?  ваня тут же резво подскакивает, делает несколько шагов назад, пока не прикладывается затылком об проклятый знак, шипит от ещё одной порции боли и потирает затылок, стесненно посмеиваясь одновременно:       — прости, бля, там..       — да это я виноват, — спокойно отвечает андрей через заливистый смех, улыбается, ласково укутывая в тёплом взгляде и поднимается, отряхивая худак, которому жить осталось, наверное, ровно до утра, — переборщил, думал, выдержу.        — да там гайки заржавели, ключ нужен по-любасу, — грустно резюмирует марголдин, потирая ладони об старые и уже испачканные землей джинсы, — но это было ахуенно!  он вновь заходится в смехе и кидается в сторону абдрашитова, не прикасается, видно, что хочется, но он лишь наворачивает вокруг него круги, аки заводная юла и лепечет:       — сука, два раза за десять минут наебнулись! сука-а, два-а-а! брюнет сгибается пополам то ли от боли, то ли от заразного смеха собеседника и заключает:       — да пиздец полнейший, где ключ-то брать будем? да, всё-таки сейчас это был главный вопрос, отложим на верхнюю полку сжимающуюся печень и по ощущениям поломанные пальцы рук.       — там, если пройти немного дальше, вроде гаражи должны быть... хотя, сейчас ночь на дворе... а вдруг мужики бухают, отпиздят нас ещё... ну-у, найдём? — ваня неуклюже чешет больной затылок, пьяно и резво, отводя глупый взгляд. ванино настроение передаётся андрею, он тоже начинает рвано и ломано улыбаться, но вдруг задумывается. если ваня и родился в рубашке, то только в рваной и нелепой, она вся в дырах и нитках, сразу видно, не шибко дорогая.       — резонно. пошли, — андрей хватает того за запястье, улепётывает куда-то дальше дворов, хоть он и не знал дороги. ваня указывает то влево, то вправо, а андрей просто ведёт их в неизвестном направлении, укрепляя хватку. это стесняет: ваня зардеет, удалённо устремляя взгляд то вправо, то влево, поправляет очки, ведётся на пошлые ощущения внутри, буквально бежит за абдрашитовым, потому что не успевает. они добираются до гаражей в абсолютной тишине; ване правда нечего сказать, лишь его устремлённый в протоптанную траву взгляд говорит всё за себя. ваня чувствует себя дурачком, влюблённым дурачком, который гадает на ромашке в поле.       — вроде пришли, — андрей устремляет взгляд на полупустую улицу, утопленную гаражами вдоль, удивлённо молчит и, наконец, отпускает руку вани. на этом месте появляются ожоги, правда не настоящие, а вуальные: обволакивают кисти рук, это отдаёт солёным вкусом на языке и вязкостью в лёгких. — чё делать будем? по кустам искать, как закладки? ваня посмеивается рьяно, но в голову правда ничего толкового не приходит, и он решает дёрнуть рандомную дверь на всякий.       — закрыто. — это уже априори. — может, через один дёргать будем и спиздим? не вижу других вариантов.       — пошли, хули, — андрей соглашается как-то слишком быстро, даже не обдумав непроизвольность реакции горения в чужих голубых глазах. ваня и правда был рад: его перебирает мандраж, ему хочется запрыгать прям на месте, но гаражи сами себя не откроют. пятнадцать минут в тишине и топоте чужих кроссовок, наверное, это их будущее место встреч, думает ваня. расставленные приоритеты ни к чёрту: все двери закрыты. видимо, сегодня без знака.       — андрей! — ваня старается не взорваться от счастья, но предпоследняя дверь в конце туннеля оказывается незапертой, но ване ссыкотно, поэтому он и позвал своего кента на сегодняшнюю ночь. — откроешь, а?       — а вдруг там маньяк? или насильник? — андрей подбегает быстро, его волосы назад, пятки сверкают. — или сразу оба?       — открывай уже, — но не успевает ваня обернуться обратно на железную дверь, пожирая взглядом андрея, он чувствует мигающую каждые десять секунд лампу и необъяснимое тепло. поворачиваться страшно: у андрея лицо вытягивается в ахуевозе, глаза с ебучий знак "стоп", который так и ждёт их на пыльной улице, тремор коленных чаш и, всё-таки, пожалуй, приоткрытый рот. нелепая смерть: от стыда и страха одновременно, андрей смеётся аки "мы тут не при чём, просто проходили мимо, а дверь... её ветром сдуло".       — э-э.. — неловко протягивает абдрашитов, прирастая к земле аки памятник ленина в каждом втором спальном дворике их города. улыбка сама напрашивается на лицо, хоть она тут и не к месту совсем, и мужики, распивающие, видимо, самогон в гараже, тоже не особо рады улыбчивой мордахе в дверях. марголдин, сверкая белобрысыми кудрями откуда-то сзади, поднимается на носочки, чтобы разглядеть всю эту абсурдную до максимума картину. они как будто в глупом ситкоме с максимально низким рейтингом и гейскими не смешными шутками.        — а у вас не будет, ну, ключа разводного? — брюнет вот-вот разорвётся из-за новой волны смеха, который лишь хриплым дыхание и легким кашлем вырывался наружу. один из мужиков с громким цоканьем опускает поднятую рюмку с напитком, отходит к инструментам, что-то достаёт и с хмурым злым видом направляется к названному гостю, ну, вряд ли кто будет доволен, если его оторвут от распития святой высокоградусной воды, особенно в вечер субботы. возможно, это было даже добродетельным шагом навстречу двум подросткам, но у андрея коленки от страха начинаются дергаться, когда он видит перед собой картину движущегося на него огромного бугая, ещё и с железным ключом в руках. он испуганно округляет глаза, сразу переставая улыбаться и, махнув патлами, разворачивается со скоростью улепётывающей курицы, хватает ваню за руку и одновременно захлопывает дверь.               — блять, это пиздец! — кричит брюнет и со всех ног несётся подальше от проклятой опохмелом двери, таща, как опешившую то ли от неожиданности, то ли от страха куклу, друга за собой. в голове страх притупляет опьянение, адреналин заставляет видеть все будто извне, как посторонний ебнутый мазохист, иначе кто ещё будет смотреть такую хуйню? они останавливаются только когда гаражи скрываются в темноте далеко позади, абдрашитов облокачивается на собственные колени, пытаясь отдышаться, а марголдин безвольно повисает уже на нем самом.        — ебанный рот, прикинь, убил бы нас? — все еще испуганно лепечет андрей, но вызывает у собеседника лишь надрывный хриплый смех. ситуация — полнейший абсурд, какая-то ебнутая миссия из старого гта, наверняка со звездочкой. но даже несмотря на страх, усталость и взмокший лоб, который противно лип к волосам, внутри все равно тёплыми ультрафиолетовыми волнами греет радость и свобода. неужели воровство знака с этим нелепым кудрявым мальчуганом и есть счастье? если это правда, то такой расклад вполне устраивает абдрашитова. дальше они шли молча, тем для разговора нет и не было, всё, что они могли обсудить, уже было обсуждено. бредут по обочине дороги, мимо проплывают редкие машины с заспанными водителями, на часах третий час, они оба ещё пока что не устали, но это хорошо, потому что мимо них проезжают знакомые для андрея номерные знаки.       — че, куда теперь? — пьяный ваня лениво потряхивает макушкой, напевая какую-то песню у себя в голове. андрей пожимает плечами, что выглядит больше как короткая конвульсия атрофированного мозга, но марголдин даже этого не замечает. они лениво плетутся по тротуару, огибая потрепавшимися кедами тёплый асфальт. где-то рядом из машины негромко играет музыка, и когда парни проходят мимо, абдрашитов лишь ради интереса бросает взгляд в сторону водителя.       — о, пашок! — он останавливается и довольно улыбается, чувствуя, как внутри зарождается зигота новой идеи, когда в окне виднеется знакомая макушка.       — андрюх, дарова! — незнакомый ване брюнет прямо через окно протягивает парню руку и они здороваются.       — а можно с тобой посидеть?       — да залезай, без проблем. — фраер одобрительно машет рукой, оглядываясь куда-то за правое плечо. только когда оба оказываются в машине, здесь обнаруживается ещё один собеседник.       — ваня! — нелепо вставляет свои пять копеек марголдин, довольно протягивая руку сначала паше, а потом рыжеватому незнакомцу, улыбается почти трезво, но всё равно неуклюже, ладонь немного взмокшая и вся в земле и траве.       — саня. — глаза у него узкие и подозрительные, новые гости ему явно не доставляют, а поэтому он с какой-то неприязнью жмёт чужую ладонь, пытается не скривиться и позже трёт свою кисть о штанину.       — андрей, — абдрашитов в стороне не остаётся, тоже здоровается и расплывается в довольной пьяной улыбке, когда его касается чужая рука, — чёт ты на пидора похож, сань. — блаженский зло выдыхает воздух и практически кричит в ответ:       — иди на хуй, сам пидр! ваня, уже присмотревший себе место на плече андрея, прыскает со смеху. дальше они едут без слов: саша сидит в обиженной вуали минут пятнадцать, андрей откладывает попытки поговорить на верхнюю пыльную полку, опечатывает её, складывает свою голову на пшеничные кудри, пристраиваясь удобнее. ваня, кажись, уже дремлет давно, а абрашитов в это же время просто смотрит в окно. очень много зелени; кажется, они заехали куда-то не дальше екатеринбургской области, но всё равно страх неприятно липнет к лёгким. время тянется как жевачка во рту андрея, что находится там уже третий час, но в его глаза бросается блеск и скверк, он трепещет и отдаёт в глаза неприятным сиянием, но, приглядевшись, андрей распознаёт в этом ключ.       — ва-ань, — андрей тихонько дёргает своего спутника, тот дёргается в необразованном жесте, ну точно спал. пытается протереть глаза, но утыкается пальцами в диоптрии, шипит злостно, но немой взгляд переводит прямо в глаза андрея, в которых да не чтобы азарт, там целая гора непереваренных и неозвученных идей, чёрной лентой обводя тело вани. из-за этого у него гусиной кожей покрываются как минимум руки, а как максимум всё тело, не доходя до подбородка. — там... ключ. андреев шёпот охватывает ухо, крутит этот поток мыслей как он хочет, указывает на карман переднего сиденья. и вправду: там был ключ. у вани в сидячем положении подкашиваются колени, они что, сейчас украдут знак? как он и хотел? ну да, потому что шустрые пальцы андрея полупьяно и медленно вытаскивают предмет, который успел стать мерчандайзером этого дня, он вылезает словно влитой, как будто именно андрей именно в этот вечер должен был его спиздить.       — э-э, паш, нам того самого, — андрей старается не скривить лицо в похабной улыбке, в то время как ваня уже угорает с сией ситуации вовсю в плечо андрея. — нам пора выходить, спасибо, что подвезли! — паша останавливает полуубитую шестёрку с глухим звуком, молчит серьёзно, ему хочется что-то сказать, но андрея да вани уже след простыл. лишь только сонный ваня показывает саше через стекло влажный язык, он блестит, но не только из-за слюны. хорошо, что андрей был к нему спиной.       — ебать ты гений, — ваня смеётся убито, почти сгибается пополам, но его волнует сейчас только одно. — а мы где? оглядываться было неприятно: вокруг одна пустошь и уезжающая машина паши, только вдалеке было видно пару домиков, спасибо огромное лету и солнцу, которое уже решило проснуться.       — видимо, э-э, — андрей делает два раза по триста шестьдесят, оглядывается и серьёзно произносит. — в верхней пышме. пыльный знак, обозначающий местонахождение, был перечёркнут. его одиноко обмывал прохладный ветер, но ванину реакцию надо было видеть. его округлённые глаза, наполненные не то ужасом, не то резвостью и тривиальностью, лезут на лоб, андрей только усмехается. они хотя б в екатеринбурге? ну, вроде да, по картам они ещё в области.       — сука, — через слезливый смех произносит марголдин, сгибаясь пополам, — как мы обратно-то попадём?  ситуация по его внутреннем ощущением не могла стать абсурднее, но, учитывая пройденный опыт всего вечера, ни о чем с уверенностью нельзя было сказать. абдрашитов тоже усмехается, но сдаваться не собирается. сейчас ещё одна сигаретка растворится пеплом на губах и в голове завозится какая-нибудь идейка.         — ща придумаем. — отмахивается брюнет, открывая пачку. код красный, краснейший из возможных. осталась всего одна никотиновая палочка и если ваня не понимал всей бедственности такого вида положения, то вот у андрея в голове сейчас полноценный конец света.        — блять, — смачно выругивается он, нервно закуривая, — последняя.  белобрысый на это внимания особого не обращает, надеется, наверное, что парень и без сигарет протянет. надеется зря, но все равно подходит ближе, нелепо пританцовывая на месте:       — дашь затянуться?  собеседник только скептично приподнимает бровь, делая шаг навстречу.        — так ты не куришь. — озвучивает свои мысли.  марголдин только усмехается, двигается к чужим губам, зажимающим сигарету, ближе и чувственно умоляет, одним лишь блестящим не только из-за очков взглядом. абдрашитов только цокает, не раздраженно совсем, но пытается сделать вид, даже глаза показательно закатывает. ваня довольно улыбается в ответ быстро делая разрешённую тягу, чувствую себя по странному избранным. в чем-то он прав, брюнет за сигареты убивать пойдёт, а чтобы отдавать последнюю дозу кайфа малознакомому мальцу, который к тому же не курит, об этом даже речи идти не могло. собеседник ожидаемо закашливается, отстраняется резко, выглядит как растерянный котёнок и выпрямляется по струнке ровно, все равно каким-то боком умудряется поблагодарить. андрей только смеётся.        — тогда план немного меняется, найдём пивнушку круглосуточную и валим.        — агась.  таковая находится подозрительно быстро, а за время похода до неё, брюнет успел оценить, насколько все-таки хорошо на ване смотрится его ветровка. в магазине чуть теплее, чем на улице, и это явно не из-за хмурой молодой продавщицы за прилавком. она выглядит устало и вымученно и, судя по всему, двое парней первые клиенты за несколько прошедших часов.        — здра.. абдрашитов не успевает договорить потому что марголдин, шедший впереди, решает устроить цирковое представление всем на удивление. он вытягивает вперёд руку с зажатым ‘пистолетом’ из пальцев и вопит изо всех последних оставшихся сил:       — это ограбление, руки на стол, сигареты в сумку!  андрей сразу теряется, замирает на месте как полумёртвый опоссум, благо, что воняет не настолько противно, и даже слова из себя выдавить не может, лишь наблюдает за тем, как продавщица испуганно округляет глаза, а руки, поднятые в примирительном жесте наверх, подрагивают. ваня этих изменений в ее лице, видимо, не понимает или не замечает и только хитро лыбится, продолжая играть свою роль:       — тащи сюда пару бутылок пива и никто не пострадает!  тут уже абдрашитов не сдерживается, выходит на передний план, беспардонно отталкивая неудачливого грабителя назад, и неловко усмехается, пытаясь успокоить девушку:       — извините, мы не грабители, мы просто, э-э.. потерялись.  почему-то в его голове сейчас витает мысль, что потеряшки-грабители вызовут хотя бы немного сочувствия.        — нам бы сигарет и два литра разливного. — как ни в чем не бывало продолжает брюнет, шикая на щурившегося марголдина, который продолжал играть свою роль, целясь из пальцев-пистолетов из-за чужого плеча. продавщица только нервно кивает, громко сглатывая. оба парня пытаются не заржать.        — пиздец ты клоун, вань. — только выйдя из магазина кричит андрей, заливаясь неловким смехом.        — да ладно тебе, — кудрявый счастливо кружит вокруг друга, напевая под нос какую-то одному ему известную песенку, — весело же!        — весело. — немного успокоившись подтверждает абдрашитов, передавая в чужие руки баклажку с пивом, которая немедленно оказывается открыта.        — щас такси закажу, не налегай там. — парень достаёт из кармана телефон, магическим образом телепортируя зажженную сигарету в рот и что-то настойчиво ищет.       — а оплачивать чем будем? — после пары крупных глотков задаёт резонный вопрос марголдин, утирая губы кофтой, даже не задумываясь о том, что она, вообще-то чужая.        — натурой бля, — не задумываясь выбрасывает андрей, следующим шагом оценивающе осматривая собеседника с ног до головы, резюмирует, — ты подойдёшь, кстати.  ваня только смущенно усмехается, пока андрей убирает руки в боки, точнее, одну, шарится руками в телефоне и заказывает такси.       — ебать как дорого, мы всего лишь в пятнадцати километрах от города, — от андрея это звучит больше удручённо, нежели яростно, но всё же. ваня садится на протоптанную дорожку рядом со знаком, обнимая сиську пива обеими руками. — ещё и ждать пятнадцать минут. эй, мне оставь, — андрей подходи ближе, выхватывая бутылку, которая жалобно хрустит в его руках. отпивает до середины, ну что, первый пошёл. — кислятина, ебанёшься. спустя какое-то время, андрей и ваня точно не считали, но первая бутылка уже была прикончена, подъезжает машина. андрей сверяет номерные знаки, заглядывая в телефон. и вправду, их машина.       — ну наконец-то, — андрей берёт заново пьяного ваню за руку, тащит в машину, усаживает его на заднее сидение, еле как сам влезая. оплата, похоже, после поездки, не так ли? в тишине проходит где-то сорок минут, ваня бубнит что-то мало внятное под нос, отхлёбывая через время пиво. даже водитель молчит, но у андрея по карманам тротил напичкан, а в глазах зажигалки, поэтому он, пнув ваню в какой раз за вечер, чтобы он проснулся, говорит:       — остановите у этого дома пожалуйста, а я вам... — молчит, смотрит в окно заднего вида, оно пыльное и грязное, хмыкает и продолжает. — паспорт. в залог. водителю два раза повторять не надо: он заворачивает за ближайший угол уже городской пыли и человейников, видимо, вернулись они в тот же спальник, из которого и уехали. но андрей проворнее, чем ворона, он обложку-то достаёт из внутреннего кармана олимпийки, которая была натянута на ваню весь вечер, а паспорт оставляет там. подмигивает марголдину, у которого в глазах не то страх, не то мольба, вылетает с оставшейся бутылкой из тачки, предварительно захватив ваню с собой, и бежит в неизвестном направлении.       — андрюха, это пиздец! — ваня мгновенно просыпается и, кажись, трезвеет немного, они бегут наверное минуты три уже просто по дорожке, пробегают ту пятёрку, у которой андрей спиздил тележку, чтобы прокатить своего визави. останавливаться было тяжко: андрей смеялся и задыхался одновременно, ваня же просто ухохатывался, одновременно протирая очки о свою рубашку. — просто полнейший пиздец! да не то слово. у вани по карманам распиханы ключ и крышка от выпитой бутылки, а ещё, оказывается, чужой паспорт и зажигалка, которую андрей успел уронить, пока бежал. что насчёт знака?       — кстати, вон наш знак стоит, — говорит ваня немного успокоившись. рассвет бил в глаза не хуже, чем узнавший бы об их афере водитель такси. — давай только ты на меня встанешь, а то я боюсь, что сломаю тебе позвоночник. нет, ну реально, я тогда пиздец как обосра       — хорошо, я понял, ванюш, — андрей отпивает немного пива, говорит это, повернув голову и смотря в глаза. смеётся глупо, когда видит, как ванины пальцы сами начинают теребить подол олимпийки, когда его лицо отворачивается в стиле "да бля-я-а-а", когда его шаг замедляется и он буквально тонет в этих узких оксюморонах, которые выводили его на чистую воду. снова замолкает, сжимает-разжимает желваки, его лицо снова приобретает пунцовый оттенок. до знака они доходят молча.       — э-э, ну, вставай, что ли, — только у знака у вани получается вымолвить эти три слова, он садится на корточки, пальцами отрывая клочок травы, всё той же травы, цвет которой так и остался следом у вани на руках. он достаёт ключ, протягивает андрею, ощущая первый кроссовок у себя на плече, и, кажется, руку в волосах. стоп, что? ну вроде да, ключ у андрея в кармане, бутылка пива стоит неустойчиво на траве, одной рукой он держится за знак, а второй за его кудри. тянет, наверное, специально эту пшеницу на себя, а у вани внутри непонятно что происходит. это странно, беспорядочно, но приятно до противных мурашек на загривке, хоть бы абдрашитов их не заметил. абдрашитов замечает, но едва ли малюсенькие пупырышки, марголдин просто дергается весь и нервно дрожит, как прокаженный. андрей на такую реакцию только хрипло и тихонько усмехается, натягивает чужие патлы чуть сильнее и сам наклоняется, почти вплотную к чужому заалевшему уху. ваня забывает как дышать, весь организм будто останавливается, перед глазами такой знакомый синий экран смерти, вся система перегружена и вот-вот перегорит траурными салютами.        — мне нравятся твои волосы.. — аккуратным шёпотом резюмирует брюнет только на пробу перебирая внутри скопления волос пальцами. они на ощупь как перышко, как сладкие ниточки патоки, как новогодний цветастый дождик, как недурно пахнущие колосья в деревенском поле, и у парня проскакивает ещё куча сравнений, но он старается сдерживать себя. и как, черт возьми, марголдин должен на это реагировать?        — э-э.. спасибо? — звучит откуда-то снизу стыдливо, больше с вопросительной интонацией, чем с утвердительной. ваня алеет только сильнее буквально на глазах и даже сам не знает, как сейчас собирается держать на себе абдрашитову тушу, учитывая заледеневшие мышцы и бешено колотящееся сердце.        — смущение тебе к лицу, — добивает андрей, не собираюсь останавливать эту странную игру, но не даёт марголдину время обработать поступившую информацию, отпускает чужие волосы, — давай уже.  ставит вторую ногу, усиливая напряжение в и без того скованном в смятении теле, придерживаясь за железный хлипкий столб. чисто теоретически они могли его сначала повалить, а потом уже откручивать, но лишний шум и суматоху вызывать сейчас себе дороже. кто-то из ранних пташек-людишек уже наверняка проснулся и, будучи заинтересованным в гаме на улице, мог подпортить не только настроение, но и будущие 15 суток в камере. ваня с трудом понимается, чувствуя, как путаются его мысли и рукиноги, чувствуя, как внутри что-то тяжело и надсадно скрипит, будто запускает какой-то механизм, чувствуя, как  абдрашитов сверху старательно пыхтит, чувствуя, как на него валятся гайки и ещё какие-то составные детали погибшего в неравном бою знака, чувствую на своих дрожащих ладонях детское счастье, перемолотое в мелкую сладострастную пыльцу. андрей через какое-то неопределённое время спрыгивает прямо так с чужих плеч, устало, но радостно улыбается и в горделивой позе больного шизофренией демонстрирует ярко-красный знак.        — все! — шёпотом завершает он, обессилено сгибаясь пополам, в безуспешных попытках восстановить дыхание. видя такого свободолюбивого и искрящегося подростковым безумием андрея, марголдин чувствует пастельную, мягко цапающуюся влюблённость. он улыбается в ответ скомкано, вымученно и облегчённо выдыхает. неужели их маленькое приключение закончится так быстро? но вселенная далеко не дура, доводит все их действия до конца, подводит финальную прямую прямо к ногам, подталкивает слегка, открывает вид на истинную свободу и подкидывает чутким ушам визг полицейских сирен где-то вдалеке. абдрашитов тут же напрягается, выпрямляется в ровную тростинку и сильнее прислушивается, нет, это не галлюцинации шизофреничного типа у обоих, двое одновременно с ума сходить не могут, поэтому, это либо сон, либо скоро к ним и правда подъедет утренний патруль. его глаза по новой загораются блаженным господнем сумасшествием, аки неоновыми вывесками над маргинальным клубом, а все внутренние инстинкты выкачиваются на максимум. вдалеке уже виднеются красно-синие признаки ментов.        — валим! — весело кричит он, залпом допивая остатки вонючего пива и вручая опешившему ване ключ, срывается с места, параллельно запинаясь об этот проклятый знак, но не падает, а лишь упорнее прочерчивает себе путь куда-то ещё ниже по улице. марголдин тормозит несколько мгновений, но отмирает и мчится следом, ощущая как адреналин вместе с визгами сирен бьет по ушам и в который раз поражается умению андрея так быстро реагировать в экстренных ситуациях. мышцы забиваются в этот раз раньше, чем в предыдущие, так даёт о себе знать усталость, которая вообще-то не должна быть знакома двум пьяным и счастливым в своей вольности подросткам. но к их вселенскому счастью на горизонте начинает виднеться небольшой мост через, так называемую, речку-вонючку, а по совместительству, божественным спасением от мусоров. абдрашитов взвизгивает от такого удачливого совпадения, даже подпрыгивает, смеётся громко и заливисто, но марголдин пока не рискует разделить с ним это длительное приевшиеся ликование и вырывается на несколько метров вперёд, путая кудрявые патлы. мост совсем скоро достигается, белобрысый ныряет в спасительную траву, не ожидает встретить на своём пути резкий обрыв и как в глупых детских мультиках зависает во времени и пространстве на несколько миллисекунд, а затем кувырком скатывается вниз, благо умудряется зацепится за влажную землю и освободить себя от утреннего плавания в канализационных водах. выдыхает облегчённо, но лишь временно, ибо следом летит андрей, оседлав ногами знак, аки опытный сноубордист. но из андрея сноубордист как из вани заядлый курильщик, да и к тому же летняя трава не самая удачная поверхность для поездки на металлическом круге (вообще, мало что удачная поверхность для поездки на металлическом круге), а поэтому брюнет успевает только коротенько взвизгнуть, перед необратимым падением прямо на марголдина. у вани из легких разом выбивается весь воздух, он панически ищет опору, но находит ее лишь обхватив руками чужое тело, в таком положении они и заползают глубже под мост. абдрашитов даже каким-то чудом успевает подложить под спину кудряша знак, когда тот устало валится на землю, тихонько хихикая. собеседник же только нависает сверху, опираясь на потёртые ладони и сам, глупо улыбаясь, прижимает палец к чужим губам, призывая к тишине. у вани в ушах, наверное, лишь одни галлюцинации, но ментов он уже не слышит, а значит можно выдохнуть спокойно. ну, насколько это возможно, будучи в такой позе с чужими пальцами на собственном рту. это будоражит лёгкие, заставляя ладони вспотеть, а затылок удариться о железный знак.       — вроде уехали, — говорит андрей полушёпотом, оглядываясь в пол-оборота. внизу него всё ещё полумёртвое и полупьяное тело вани, что распласталось на весь знак лужей желеобразных костей и мышц, которые он не в силах поднять. до мозга не сразу доходит в какой они позе находятся, но этого и не надо, когда андрей поворачивается обратно и смотрит прямо в глаза. помогает ване хотя бы сесть, всё ещё предпочитая находиться у того между ног. поступает как в очередном фильме-клише; тянуть за галстук, конечно, это тупо, но ещё тупее — это второй рукой поддерживать его за затылок и затягивать в неловкий поцелуй с привкусом обкусанных губ и ментоловых сигарет. длится это не больше, чем три секунды, но андрей не хочет отпускать галстук вани, в то время как сам ваня не хочет отпускать вкус его губ. сам тянется ближе, ухватывается за волосы на затылке, приоткрывает рот и выпускает вязкий язык прямиком в чужой рот. андрей находится прямо сейчас в том самом пубертатном периоде, который он успешно проебал в свои восемнадцать, двигается неспешно, вылизывая чужую ротовую полость от и до и чувствуя украшение на чужом языке. это будоражит в обязательном порядке и выбивает воздух из глотки, заставляя улечься на землю обратно. андрей тянет его кудри неспециально назад, убеждаясь в том, что у вани проколот язык, но в нём настолько много спирта, что до абдрашитова это доходит не сразу. только спустя каких-то там пару миллисекунд, за которые андрей успел отстраниться, посмеяться и смутиться, покрываясь красным цветом, примерно так же, как и ваня, но тот хотя бы закрыл лицо руками.       — вань, — андрей зовёт его мучительно медленно и тихо, нависает над ним снова, почти укладывая свои патлы на ванином лбу. — высунь язык, а. это ставит ваню в тупик, он открывает лицо, заглядывая прямо в глаза. брови его ломаются в домик, он смущён, ситуация давит на него с особой степенью. просьбу перевыполняет: открывает рот и высовывает язык, на который остатки света падают красиво, из-за чего украшение блестит. андрей заглядывается на слишком долго, оглядывает со всех сторон, ухмыляется каким-то там своим мыслям, поднимает руку и подносит к языку. для пьяного вани это не оказывается угрозой, он лишь лежит покорно снизу, держась за предплечья андрея. а тот жонглирует штангой во все стороны, ваня морщится немного в болезненном виде, сразу видно, что прокол ещё не до конца зажил.       — нихуя себе прикол, — андрей оставляет ваню и его язык в покое, разрешая наконец-то закрыть рот. внутри всё пересохло и не только из-за ситуации, на улице всё ещё дует прохладный утренний ветер, обмывая каждую косточку аки голодный хищник. ваня лишь лежит в удивлении, отводя взгляд от андрея подальше, а тот встаёт и отряхивает коленки, словно ребёнок, оборачивается и, как и пару часов назад, подаёт ване руку в примирительном с ситуацией жесте. — вставай давай. нам ещё как-то этот знак домой унести надо. марголдин путается в собственных мыслях, в чужих руках, мягко придерживающих его собственную. хочется что-то сказать, но он только как на автомате подхватывает знак, скупо бегая по его ярко-красной поверхности глазами, будто пытаясь найти там ответ хоть на один из внутренних вопросов. ответы он не находит, находит только взглядом чужую пыхтящую макушку, упорно ползущую по склону наверх. им нужно многое обсудить, но явно не сейчас. не сегодня.  по дороге они идут в каком-то ликующем, смущенном молчании, в тёплом утреннем уюте, уюте в этой свободной потерянности, которая аки пряная молочно-сладкая лавина накрыла обоих. теперь уж их маленькое приключение точно подходит к концу, но ни капли печали на их тёплой асфальтовой дорожке нет, нет ощущения заключения, какого-либо итога, здесь это не нужно сейчас. этот летний мягкий рассвет — явно не финал, у них впереди ещё много светлых, бликующих на солнце, моментов. и от этого в душе что-то с тихой мелодией расцветает, аккуратный росточек чего-то нежного, бархатного. андрей только улыбается хитро, устало поддерживая треклятый знак в своих огрубевших от долгой ночи руках и картина такого по-домашнему вымученного парня, вызывает новую волну трепетных чувств в чужом теле.        — а мы..       — мы поговорим об этом, только выспимся сначала. — уклончиво отвечает абдрашитов, склоняя голову чуть набок. ваня только опускает голову, пряча скупую игривость в своих глазах. реакция брюнета выходит на новый уровень и нарушает все законы физики, обгоняя само время. так они доходят до подъезда кудряша, неловко топчутся на месте несколько минут, не рискуя сталкиваться взглядами друг с другом, боятся сломать этим что-то непередаваемо хрупкое и драгоценное.        — ну я пойду, давай.. — растерянно нарушает эту тишину марголдин, нелепо вытягивая руки вперёд. андрей, похоже, даже не реагирует, шумно вдыхает носом кислую недосказанность, повисшую в воздухе, и нехотя передаёт трофей сегодняшней ночи собеседнику. молчит. выжидает.  ваня, словно заранее запрограммированный на такое, разворачивается на носочках и движется к металлической двери, с трудом пытаясь поддерживать знак и вводить нужный код на домофоне. когда приятная, леденящая кожу прохлада окутывает его с головой, а тусклая мигающая под самым потолком лампочка перемещает в вайбы зимы, его настигают. у абдрашитова терпение размером с соусницу и последняя капля разносит весь сосуд вдребезги, обдавая цунами липких животных чувств. он прижимает испуганного от неожиданности сих действий марголдина к стене, по хищнически дожидается пока подъездная дверь захлопнется и целует ещё раз. влажно, в этот раз чуть подольше, чем в предыдущий, приминает друга в своих объятьях и больно цепляется зубами за штангу на чужом языке. медицинский металл приятно охлаждает рот, андрей с восторженным интересом играется с ним, перекидывая то в одну, то в другую сторону, держится за этот миг как за спасательный круг и отпускать не желает (наверное потому что это будет сравни жесточайшему самоубийству, а парню такого не надо). отстраняется, облизывая глазами все тяжело дышащее и вновь алеющее на глазах тело и хрипло шепчет:       — тг-то дашь?  ваня только измученно кивает, аккуратно обводя освободившейся рукой чужую, поддающуюся на прикосновения, щеку. ярко-красный виновник торжества такого невнимания к себе не одобряет, валится на каменный пол с оглушительным, подобным вою, лязгом. андрей от испуга подскакивает на месте, быстро достаёт из кармана телефон и под панически тихий шёпот вани записывает ник. после кивает приступообразно, оставляет быстрый невинный поцелуй на чужой щеке и пулей вылетает из подъезда.        — а кофта? — кричит ему вдогонку марголдин, высовывая кудрявую макушку из темного подъезда.        — потом отдашь! — слышится уже где-то вдалеке.