Эквестрийская история в сеттинге «Ночного наследия»

      События древней эквестрийской истории в сериале подаются скомканно и невнятно — собственно, именно так, как они и придумывались сценаристами под внезапные и труднопредсказуемые требования маркетологов.       В отличие от сценаристов на зарплате, я привык к своим креативам относиться вдумчиво, а потому, когда «Ночное наследие» оформилось не только в виде последовательности сюжетов, но и виде самостоятельного сеттинга, попробовал эту самую древнюю эквестрийскую историю деконструировать. Чтобы понятно было, «кто на ком стоял» и откуда ноги растут у тех или иных поступков персонажей — исторический материализм учит нас, что сознание творцов истории определяется бытием, и здесь с ним трудно спорить.       Итак, в сериале нам более-менее детально показывают три ключевых исторических момента. По порядку показа это: Битва Сестёр (БС), объединение народов и Согревающий Очаг (ОНСО), начало селестианской эпохи (НСЭ). Хронологически они происходили в другом порядке: ОНСО — НСЭ — БС.       Датировать НСЭ и БС нетрудно. Прямо говорится, что год основания Школы Дружбы (он же год Войны Шторма) является 1111-ым годом СЭ. Восемь лет назад относительно этой даты (считая один сезон сериала примерно за год) случилось возвращение Найтмэр Мун (ВНМ), то есть это был 1103 г.с.э. К тому моменту прошла ровно тысяча лет от БС то есть год Битвы Сестёр — это 103 г.с.э.       Итак, с того момента, когда Селестия впервые сумела поднять солнце в один рог, и до её БС-мегасрача с сестрой, прошёл почти ровно век. Это был насыщенный век!       Туда уложились как минимум война с Сомброй и падение Кристальной империи, низвержение Тирека, а также падение и первое окаменение Дискорда. Не будем забывать и историю Пони Теней (с которым, правда, Сёстры разбирались не лично). Возможно, было и что-то ещё, но напрашивается простой вывод: когда отпала необходимость сражаться и возникла необходимость обживаться — вот тогда-то срач между Сёстрами и полыхнул во всю мощь. Фанатское видео «Children of the Night», лёгшее в основу «Ночного наследия», недвусмысленно говорит об имевших место больших разногласиях по поводу того, как именно обживаться…       О Кристальной империи стоит сказать особо. В I в.с.э. она находилась на пике могущества и полностью соответствовала своему названию: Сомбра держал под своим копытом гигантский кусок севера со всеми проживающими там народами — от яков на западе до грифонов на востоке. Сам он был одним из сильнейших магов своего времени, отыскав для себя какой-то путь развития, отличный от превращения в аликорна. Проиграв войну, он растерял территории, но в финальной битве сумел утащить свою столицу и самого себя на какой-то иной план бытия, погрузив в многовековой стазис и надеясь когда-нибудь отомстить…       Ну хорошо, с датировкой НСЭ и БС всё ясно, а что же с ОНСО? Тут нельзя что-то утверждать конкретно, понятно только, что это было задолго до НСЭ. В те времена не то что не было единоначального правления, а три расы пони ещё даже не осели на каком-то конкретном месте и активно искали себе пространство для жизни. Собственно, в процессе исканий Эквестрия как страна и сформировалась.       Во время основных событий сериала эта история большинством эквестрийцев вообще воспринимается не как объективный факт, а как духовно-полезная скрепная басня, не более. Но вот Селестия, жившая в те времена, когда ОНСО было не столь уж давней реальностью, относится к этой «басне» вполне серьёзно! И концовка девятого сезона подтверждает: появление виндиго в результате разобщения народов ни разу не басня. (Сразу скажу, что для меня девятый сезон неканоничен почти полностью, но в части подтверждения ранее упоминаемых исторических фактов — приходится верить.)       Обратимся к моменту непосредственно после БС. Не говоря пока о моральных терзаниях, с чем тогда столкнулась Селестия? В тот момент всё стремительным домкратом повисло на ней одной. В Эквестрии, которая успела более-менее подняться и зажить относительно нормальной жизнью, не осталось больше ни одного мага, способного управляться с небесными светилами. Старсвирл со Столпами к тому моменту пребывал в Лимбе, а сестра оказалась изгнанной на следующие десять веков.       Это на те же века определило внутреннюю политику Селестии как матриархально-консервативную: нужно было держать социум в спокойном состоянии, не позволяя ему расшататься и дойти до распрей. С внешней политикой, к счастью, проблем не было (пока не было) благодаря географическому положению Эквестрии. С запада и востока страна омывалась морями, на юге были труднопроходимые пустыни, север после войны с Сомброй был чист. Потенциально проблемными могли стать разве что северо-запад (яки) и северо-восток (грифоны), но тамошним жителям ещё долго предстояло приходить в себя после той же войны.       Одним из инструментов такой политики со всей необходимостью оказалось искусственное сдерживание технологий, дабы маленькие пони не получили в своё распоряжение чего не надо и не затеяли это применять к чему не следует. Последствия чётко видны в сериале, это совершенно дикие сочетания абсолютно разных этапов технического развития, что в естественных условиях никак не могло возникнуть. Здесь же стоит упомянуть и кантерлотскую Школу для одарённых единорогов («Шкода»), бессменным ректором которой всегда была сама принцесса: наряду с общеизвестными задачами это заведение было основано и для того, чтобы все наиболее перспективные магические исследования были сосредоточены исключительно под присмотром правительницы, и чтобы она постоянно была в их курсе…       Пять с половиной веков все эти идеи работали, и Эквестрия благополучно развивалась как пасторальная страна. Эти времена были омрачены разве что личной враждой Селестии и Детей Ночи, но принцесса сочла её справедливой ценой за Битву Сестёр и за ту помощь, которую Дети Ночи в чрезвычайных ситуациях всегда оказывали её народу. Их план, касающийся возвращения Найтмэр Мун, также представлялся по меньшей мере перспективным.       Именно на этой почве правительница создала в Эквестрии традицию празднования Ночи Кошмаров, в результате чего изгнанная Найтмэр стала ни больше ни меньше, а покровительницей самого любимого детского праздника. Но это отдельная история, случившаяся в начале IV в.с.э.       Опыт создания праздничных традиций пригодился Селестии примерно через двести пятьдесят лет, в середине VI в.с.э. Именно тогда на земли Эквестрии пришёл рой чейнджлингов и попросил разрешения остаться там. Тогдашняя королева роя (и мать Кризалис) поклялась, что она и её дети будут жить рядом с пони в мире, не творя никакого зла, лишь бы им было где жить. Селестия после некоторых колебаний приняла эти клятвы и дала своё разрешение.       Был заключён договор, по которому чейнджлингам дозволялось появляться перед эквестрийцами лишь в обличье пони и отнюдь не дозволялось злоупотреблять своими эмоционально-пищевыми интересами — с эквестрийской же стороны чейнджлингам гарантировалось обилие праздничных и развлекательных мероприятий, на которых нужные эмоции генерировались бы в больших количествах, и поглощение их никому бы не повредило.       Здесь очень кстати оказался образ Эквестрии как идиллически-пасторальной страны: жизнь в ней вполне наладилась, так что появление различных праздничных традиций выглядело естественно. Их кульминацией стало появление Эквестрийских игр примерно сто лет спустя, в середине VII в.с.э.       Иронично, но в это же время пасторально-идиллическая ориентация пережила серьёзный кризис, связанный с грифонами. Их народ, оправившийся наконец от последствий правления Сомбры, начал заявлять о себе на арене международных отношений. Селестия восприняла национальные грифоньи черты — гордость и легко возникающую агрессивность — как потенциальную угрозу своим маленьким пони и совершила колоссальную ошибку, возможно, сравнимую по масштабам с Битвой Сестёр. Чисто экономическими методами общество грифонов было отброшено в развитии на несколько веков назад, а сами они ассимилированы в эквестрийский социум на положении существ второго сорта. После чего грифонья агрессивность перестала выглядеть угрожающим фактором, но очевидным стало, что достаточно скоро этот вопрос поднимется снова…       Ещё одним ярким примером типичной для Селестии политики сдерживания является подготовка к возвращению Найтмэр Мун, в ходе которой она неожиданно обзавелась новой личной ученицей, впоследствии возвышенной до Принцессы Дружбы. Эта история подробно рассмотрена в «Ночном наследии», здесь же достаточно заметить, что на сей раз всё получилось даже лучше, чем планировалось. С одной стороны, увенчался успехом план Детей Ночи и они ушли из жизни, с чем прекратилась восьмивековая вражда, — с другой же стороны, параллельно возродились Элементы Гармонии, которые понадобились очень скоро.       К сожалению, в это же время потерпел фиаско план Селестии, касавшийся грядущего возвращения Кристальной империи и Сомбры. Фиаско не было полным, так как часть поставленных целей всё же оказалась достигнутой, но на этом плане стоит остановиться подробнее.       С самого начала предполагалось сделать этот регион автономной провинцией Эквестрии и посадить там заранее подготовленного марионеточного правителя. Для этой цели правительница выбрала перспективную девчонку-подростка, лично её обучила и титуловала принцессой Любви, объявив своей названной племянницей. Решающую роль в выборе, как бы смешно это ни звучало, сыграла метка — она у Кэйденс чрезвычайно напоминала древний символ Кристальной империи, и Селестия рассчитывала этим воспользоваться. Дескать, се есть явный знак, что оная девица происходит из рода древних кристальных правителей, занимавших трон до прихода Сомбры, и всё такое. Учитывая авторитет, который за эти века наработала себе Селестия у пони — можно не сомневаться, что прокатило бы со свистом. Жителей же Кристальной империи никто спрашивать не собирался ввиду их явной недееспособности после более чем тысячелетнего стазиса.       Увы — вместо лидера, по магическим способностям более-менее сопоставимого с Сомброй, Кэйденс выросла полной мямлей, прокачанной до состояния аликорна, узкоспециализированного на… любовно-приворотных чарах. Способной лишь смотреть в рот наставнице и слепо выполнять её указания. Единственным сколько-то самостоятельным поступком «Принцессы Любви» оказалось то, что она категорически отвергла парнишку, выбранного ей «тётушкой» в супруги и консорты — именно так в кантерлотском дворце и появился принц-без-трона Блюблад… Впрочем, её собственный избранник оказался не хуже — капитан гвардии (ценный кадр, но, как известно, «незаменимых у нас нет»), по чистому совпадению старший брат другой личной ученицы и без пяти минут принцессы, не жук-пук чихнул! — но самый-то ужас был не в этом.       Селестия попыталась на ходу изменить свой план, скомбинировав его с принятием чейнджлингов в эквестрийское общество — те давно уже заслужили. Новая идея основывалась на том, что про чейнджлингов никто не знал: предполагалось показать их как агрессоров и на этой почве устроить Кэйденс хорошую встряску с учениями в условиях, максимально приближенных к боевым — авось, прочувствует и осознает роль лидера в истории.       Далее, после присоединения Кристальной империи, чейнджлингам следовало «одуматься», «раскаяться» и «предпочесть дружбу», предложение которой мирная пасторальная Эквестрия, разумеется, охотно приняла бы. Этот момент, связанный с появлением новых земель, был бы просто идеальным: и «новым друзьям» есть теперь где поселиться, и пони бы не восприняли их «пришествие» как посягательство на исконные территории — вот же, теперь им есть где жить, пускай себе живут, не жалко.       Кризалис возражала против такого сценария, но на кону стояла полноценная жизнь её роя без ограничений, и королеву удалось уговорить.       Она как в воду глядела: пьеса «Королевская свадьба», под каковым названием была зашифрована первая часть затеи, с треском провалилась. Дело пахло даже хуже чем провалом: драматурги едва не выдали себя и свои затеи; всё в последний момент чудом вытянула новая хранительница Элементов Гармонии, и то Кризалис пришлось подыграть, чтобы дать ей такую возможность. Кэйденс же продемонстрировала абсолютное неумение действовать самостоятельно и неспособность справиться даже с учебным противником. Впрочем, этот результат натолкнул Селестию на мысль: при возвращении Кристальной империи отправить на Сомбру обеих своих учениц — как мы знаем, тут у неё получилось.       Но вот вторая половина затеи моментально пошла алмазному псу под хвост. О том, чтобы как-то объединить коронацию марионетки на Кристальном троне с принятием чейнджлингов в эквестрийский социум, речи уже не шло. «Принцесса Любви» возненавидела чейнджлингов лютой ненавистью, и Кризалис ультимативно заявила, что пока лично заварившая эту кашу правительница не разрулит ситуацию — чтобы даже и не думала продолжать свои игры в таком ключе.       Следующая попытка была предпринята несколькими годами позже и базировалась на собственном пророчестве чейнджлингов — дескать, когда этот народ сам научится делиться любовью, он преобразится к новой жизни. Дело было за малым: поставить чейнджлингов в такую ситуацию, чтобы они таки научились. Идея, опять же, казалась великолепной: научись они, и проблема отношений с «принцессой Любви» просто-напросто исчезала бы, как более не актуальная.       После тщательной разработки сценария сделать это удалось, и план сработал, и пророчество сбылось, и чейнджлинги научились, и преобразились… но кое-что пошло не так. На сей раз пьеса провалилась отнюдь не по вине драматургов, но легче от этого как-то не было.       Оказалось, что преображённые чейнджлинги не способны размножаться — а это означало, что наряду с новой их формацией, которую эквестрийцы приняли без особых проблем, старая формация во главе с королевой никуда не девалась, и это по-прежнему был один народ! Природа напомнила об этом быстро и решительно: выживание вида такая штука, которая работает вне зависимости от политических игрищ…       А тревожные звонки продолжали звенеть один за другим. Здесь можно вспомнить и инцидент с Тиреком, и интриги культа Пони Теней… но апофеозом, безусловно, была Война Шторма.       Селестия столько веков вела себя как добрая, терпеливая и мудрая правительница, а страну столько подталкивала к развитию по мирному, спокойному и пасторальному пути, что маски приросли к лицам. Страна оказалась не способной противостоять сколько-нибудь серьёзной военной угрозе (технический и магический прогресс, старательно загнанный под плинтус, злорадно оттуда хихикал), а правящая принцесса как боевая единица превратилась в близкую к нулю величину.       Как раз здесь могла бы очень кстати оказаться воинственность грифонов — а эти ребята по-прежнему оставались грозными воздушными бойцами! — но их реакция была предсказуемой: «Вы гнобили нас, когда мы проявляли воинственность только на словах — кто может гарантировать вашу благодарность, если мы покажем это на деле?! Почему мы должны верить тем, кто превратил нас в изгоев? Если штормовики доберутся до нас через вашу страну, вот тогда и возьмёмся за мечи!»       Гарантировать что-то грифонам никто не брался, и меньше всех принцесса Селестия: трудно, знаете ли, что-то гарантировать, будучи статуей. Но всё же два грифоньих клана развязали полноценную партизанскую войну со штормовиками на эквестрийской территории — мотивы их остались неизвестными, но какая-либо связь этих мотивов с государственными интересами потом презрительно отрицалась…       По окончании войны Селестия осознала, что в значительной степени утратила многовековой контроль над ситуацией. Общество пони в некоторых аспектах деградировало, подавленный прогресс кричал о себе во весь голос, терпение некоторых сопредельных народов почти истощилось… и все по инерции ожидали, что решать эти проблемы должен не кто-то, а та же мудрая, добрая и справедливая принцесса Селестия! У принцессы же между тем не было даже нормальной оппозиции, которая могла бы ей указать на очевидные политические ляпы, в случае необходимости куда-то подтолкнуть или в чём-то притормозить, самостоятельно сделать что-то конструктивное и вот это всё такое. Те аристократы, которые мнили себя оппозиционерами и гордо об этом заявляли, в действительности способны были лишь ныть и плакаться, что кто-то перетянул на себя сиюминутное одеяло и требовать возможности сделать то же самое…       Однако свято место пусто не бывает, и после нескольких упомянутых кризисов оппозиция сформировалась сама собой в стенах новообразованной Школы Дружбы — аристократия быстро сообразила, к чему это может привести, и попыталась учебное заведение прикрыть, но получила крайне жёсткий отпор и наглядную демонстрацию того факта, что в стране теперь есть силы, готовые не считаться даже с мнением Солнечного трона.       Что же касается хозяйки оного, то она смирилась с этим са́мой первой — группа преподавателей Школы Дружбы и тамошней молодёжи временами изрядно действовала ей на нервы, но в то же время действовала в более-менее правильном направлении, хотя не стеснялась в радикальности средств. Первым заметным стратегическим успехом этой оппозиции стало активное лоббирование грифонских интересов, быстро приведшее к масштабной военной реформе…

* * *

      Таким образом, расхождение эквестрийской истории в «Ночном наследии» относительно канона происходит по следующим ключевым моментам.       Во-первых, вся история Битвы Сестёр, Детей Ночи и возвращения Найтмэр Мун. В этом сеттинге именно план Детей Ночи сыграл при возвращении решающую роль, хотя и Селестия в значительной степени достигла поставленных перед собой целей — Элементы Гармонии возродились, и очень быстро оказалось, что не зря. Официальную же версию, показанную в первых двух эпизодах сериала, я высмеял устами само́й Селестии («Среди Ночи…», глава «Потоки и вилки»).       Во-вторых, история Скуталу. Вот ей-богу, лучше быть сиротой и ученицей странной личности, чем показанное в сериале. Про то, что в сериале Меткоискатели за девять сезонов даже не повзрослели, я вообще молчу.       В-третьих, история чейнджлингов. Здесь всё тоже совсем не так, как в сериале. Извините, мне нравится харизматичная хитрюга Кризалис и совершенно не нравится то убожество, в которое по сериалу преобразились чейнджлинги. Мой сеттинг, что хочу, то и делаю.       В-четвёртых, история ученичества Твайлайт. Она действительно была лучшей ученицей Селестии, но — сюрприз! — совсем не так, как это подаётся в сериале.       Наконец, в-пятых, после Войны Шторма и открытия Школы Дружбы в «Ночном Наследии» всё пошло́ вообще не так. От слова «совсем». Единственное, что мне действительно понравилось в концовке сериала, так это офицерская карьера Галлуса. Правда, там она подаётся совершенно внезапно, как голый факт из ниоткуда, мне же были интересны предпосылки.