Как на войне

      На утро Ягер изъявил желание поехать в Шарлоттенбург и оповестил Анну приготовляться. Она уже предполагала причину поездки, а после Ягер сам ее озвучил: посетить дорогую родственницу. Визит к Фредерике говорил лишь об очередном ее званом ужине, который теперь подкреплялся веским поводом. Анна молча подчинилась; она отчего-то рассудила, что беспрекословное подчинение ему, как тогда в лагере, отведет от нее неприятности и даст хоть малую возможность на прошение… А просить она хотела лишь единственного — визит к Гертрауд. Отчего-то ее сердце было неспокойно, когда она вспоминала ее, однако по привычке одергивала себя, успокоив потенциальным, а теперь наверняка настоящим лечением. За завтраком Луиза злорадно косилась на Анну, но она, не замечая, пила чай, погруженная в собственные размышления. Ягер отчего-то раздражился.       Луиза не поехала с ними, рассказав о своем намеченном приеме к портному. Анна хоть и недолюбливала ее и знала о взаимности, однако всем сердцем желала бы ее присутствия. Будущая возможность остаться с Ягером наедине вгоняла ее почти в истерику, но Анна, по обыкновению своему, крепилась и подчинялась. В машине они ехали молча и напряженно, хотя напряжение исходило только от нее, Ягер же выглядел спокойным, даже довольным. В ее предположениях, которые, как она думала, были верны, он чувствовал ее состояние всегда и с чрезвычайной точностью, ибо усугублял до того, чтобы ее трясло от страха или напряжения, как сейчас и только тогда он был удовлетворен.       В Шарлоттенбурге Анна бывала нечасто, лишь по необходимости и, верно, наивности, приезжая из раза в раз просить милости Фредерики. Шарлоттенбург, безусловно, пестрил излишеством, сохраняя природную аристократичность и помпезность. Машина подъехала к величественному поместью, горделиво возвышавшимся над другими. Ягер, привычно равнодушный, не смог скрыть своего удивления и некоторой зависти. «Янтарные волны» — название поместья, которое, разумеется, придумала Фредерика было выкуплено много лет назад, еще во времена Вильгельма III за, кажется, бесценок, поскольку предыдущий хозяин проигрался и задолжал Томасу Фюрстенбергу, свекру Фредерики.       У самого порога их принял дворецкий, хорошо одетый, несколько престарелый, однако без видимых морщин на лице. Он кивнул, попросил войти и подождать в передней, пока он доложит фрау фон Фюрстенберг. Анна помнила этого дворецкого, даже его имя, Бруно, который, возможно, единственный в этом доме, кто смотрел на нее незатейливо, без насмешки. Вскоре Бруно вышел и попросил их в гостиную. Поместье по своему внешнему дорогому виду и изяществу не уступало внутреннему, а, может, и превосходило. Однако Анне всегда, всякий раз бывая здесь, чувствовала себя неловко, как в музее и хотела уйти. В гостиной, чей простор походил на дворцовый, их ожидала преклонного возраста, благородная, ухоженная женщина; ее русые с проседью волосы были убраны в высокий пучок, который украшала красивая сверкающая заколка, на ее руках красовались несколько дорогих перстней с крупными разноцветными камнями, а на шее висел медальон, украшенный россыпью сверкающих белых камней, верно, бриллиантов. Сама она восседала на высоком кресле, точно троне, пребывая в привычном величественном спокойствии и худой, морщинистой рукой гладила белоснежного, длинношерстного кота, который удобно сидел у нее на коленях, довольно прикрыв глаза от внезапной ласки хозяйки.       — Герр и фрау Ягер, — сказала она, завидев их, и кивнула.       Фредерика улыбнулась, однако ее голубые неподвижные глаза остались по-прежнему жесткими. Ягер, подойдя к ней, поцеловал руку с учтивой улыбкой, и ее взгляд будто бы потеплел. Анна осталась на месте, привычно для себя, потупив взгляд.       — Анна, — позвала строго Фредерика, — ну что ты стоишь там, в стороне, словно я тебе не рада.       Искренность Фредерики всегда оставалась показной и насмешливой, отчего те, кому была обращена эта самая искренность нередко чувствовали себя униженными, однако терпели и раболепно улыбались.       Анна подошла к ней, кивнула и пожала вытянутую руку, неслышно скрипнув зубами. Она уже была научена обращению с Фредерикой и знала, что неповиновение и своеволие та наказывала беспощадно и жестоко и потому, как и делала, подчинилась и терпела.       Фредерика широко улыбнулась, нарочито искусственно, и предложила гостям пройти в столовую и отобедать.       — Я слышала, что Вы решили сделать à l'anglaise, правда? Ныне это модно? — спросила Фредерика, своим выученным за столько лет светских раутов, вежливым тоном.       — Да, фрау фон Фюрстенберг. И Анна не возражала. — Ягер выглядел спокойным, несмотря на почти ненавистные взгляды хозяйки.       За длинным и широким столом, знавший званые обеды и ужины почти на сотни таких же великосветских, угодливых хозяйке лакеев, коих считала Фредерика, Анна, несмотря на излишество блюд, чувствовала себя голодной, однако ела мало, порой совсем ничего не брала. Ей стало отчего-то стыдно.       — Ты так мало ешь, Анна, — заметила Фредерика, — и твои выпирающие кости привлекают внимание.       Анна молчала, почувствовав изучающий и вновь насмешливый взгляд Ягера. Он тихо рассмеялся, и Фредерика улыбнулась в ответ.

***

      — О, Луиза приедет завтра. У нее многое запланировано на сегодня, — ответила Фредерика, когда Ягер, все еще продолжая светский разговор, спросил.       Фредерика не выказывала презрения, которое истинно питала к Ягеру и всей его семье и потому виртуозно изображала радушие и благосклонность. Он же был хорошо знаком с семьей Фюрстенбергов еще с юности и знал о взаимной неприязни, которая, однако, не помешала им породниться и вести учтивые беседы, от которых его воротило. Единственное, что его радовало сегодня — завтрашний приезд Луизы и, разумеется, очередное унижение Анны.       — Завтра, верно, поутру я обещаю праздник в честь новобрачных, — проговорила Фредерика, и Ягер различил в ее тоне угрозу, — поэтому попрошу вас остаться до завтра.       Ягер поежился, хоть виду не подал. Перспектива очередных светских бесед и учтивых манер его не прельщали вовсе и вызывали омерзение, все явственнее ощущая ту многолетнюю неприязнь. Однако напору Фредерике все же отдал должное и согласился, после тягостно вздыхая.       После обеда Анна, поняв, что ею уже не интересуются, выскользнула изо стола и вышла на крыльцо. На поляне, поодаль фонтана, играли между собой две немецкой овчарки и совсем еще щенок; мужчина, отдававший им команды, что-то насвистывал и нахваливал собак, гладя их, если те к нему подбегали. Анна, пройдя к ним, все же осталась в стороне и лишь наблюдала. Одна овчарка, заметив ее, подбежала, ослушавшись очередную команду.       — Хайде! Ко мне! — крикнул мужчина, — Ко мне, девочка!       Однако Хайде радостно виляла хвостом перед Анной, порой подпрыгивая, и гавкнула. Она улыбнулась и, присев на корточки, погладила овчарку, которая с упоением облизывала ее руки, вновь подпрыгивая.       — Простите ее, — сказал незнакомец, когда подошел, и Хайде стала смирнее, — она очень эмоциональна…       — Она красавица! — восторженно воскликнула Анна, погладив Хайде.       — Да… но ей совсем недолго осталось.       — Почему?       — Вы, верно, подметили, что Хайде эмоциональна, и порой она не знает как себя вести. И однажды, когда фрау фон Фюрстенберг вышла, Хайде набросилась на нее, но, конечно, не со зла, лишь от радости и разорвала ее любимое платье. Она очень разозлилась на Хайде, и сегодня приедет ветеринар, чтобы усыпить…       — Господи… — прошептала Анна и взглянула на виляющую хвостом овчарку.       — Какая жалостливая история! — послышался мужской голос сзади, и Анна вздрогнула.       Она не обернулась, лишь вся сжалась от прошедшего холодка по спине, когда Ягер встал совсем близко к ней.       — Герр Ягер, — кивнул в растерянности мужчина и отошел.       Ягер не обратил внимание и взглянул на опустившую голову Анну.       — Вам приглянулась овчарка?       — Мне стало жаль ее…       Он посмотрел на обнюхивающую его Хайде и брезгливо отстранился.       — Что ж… пусть это будет моим свадебным подарком.       — Вы позволите? — с надеждой спросила Анна, впервые заглянув ему в глаза.       Ягер оставался непоколебимым, однако взгляд на секунду потеплел.       — Да.

***

      Фредерика позаботилась о комнате, выделенной Ягерам: светлая, просторная, наполненная ненужными, но красивыми безделицами. Одна лишь мысль, что придется делить комнату с бывшим своим надзирателем у Анны вызывала дрожь и очередной приступ паники. Однако, отогнав дурные размышления, она вновь напомнила себе, что по-другому впредь не будет никогда и потому легла на кровать.       Ягер пришел за полночь, и от него разило коньяком. Анна невольно сжалась, когда он тяжело лег на кровать и что-то выдохнул. Она притворилась спящей, боялась пошевелиться, лишь бы не потревожить и не разозлить его. Анна слышала только его глубокое дыхание, после шум подушки, и она поняла, что он повернулся в ее сторону. Ягер придвинулся ближе, почти нависая над ней, и Анна от страха сжала челюсти. Он провел пальцем по ее щеке, совсем невесомо и почти нежно; наклонился к ней так, что Анна почувствовала его пьяный вздох и коснулся языком ее губ. Она силилась и терпела, стараясь сохранять размеренное дыхание спящей, и похолодела от страха. Ягер, удерживая ее за лицо, поцеловал подбородок, спустился влажными поцелуями к шее и жадно впился, слабо покусывая. Его рука коснулась ее правой груди, и палец осторожно обвел ореол соска. Анна зажала веки, чтобы слезы не вылились на щеки. Его губы прошлись выше шеи, к уху, и он ненасытно прикусил ее мочку. Она бы вскрикнула, если б хватило сил, но Анна лишь беззвучно плакала, когда его горячие губы вернулись к шее, расцеловывая ее. Вскоре он остановился и лег ей на грудь, своей ладонью найдя ее, и переплел их пальцы.       Когда Анна проснулась, Ягера уже не было. Может, он мне только приснился, подумалось ей, однако услышала очевидный запах перегара. В дверь постучали и на пороге появилась горничная.       — Могу я помочь Вам одеться, фрау Ягер?       Анна вновь сжала челюсти от одного лишь упоминания своего нового положения и, вздохнув, кивнула.

***

      Анна провела все утро на дворе, играя с Хайде рядом с фонтаном. Увлекшись игрой, которая впервые рассеяла ее терзающие раздумия, она не заметила пронизывающий, почти ненавидящий взгляд голубых глаз. Ягер стоял на крыльце, наблюдая за улыбающейся Анной, отчего-то неимоверно разозлившись. Видеть ее радость теперь было для него подобно пули в лоб, и он всеми силами не хотел вспоминать то мгновение, когда желал бы настолько осчастливить ее, чтобы она заливисто смеялась так, как сейчас. Ягер неслышно скрипнул зубами и отогнал неугодные воспоминания.

***

      В полдень собрался почти полный двор гостей и прибывали еще. Пришедшие гости поздравляли чету Ягеров с прошедшем событием, однако спешили найти хозяйку и выразить ей почтение. И делали они это не сколь из-за искренних чувств, а лишь потому, что Фредерика была чрезвычайно наблюдательна и злопамятна. Она имела такой авторитет, который мог испортить репутацию даже выдающемуся и неприметному своей жизнью учителю истории. Порой она выделывала такие пруэсы совсем из детского любопытства и желания поглумиться. Ее боялись и уважали, однако единственного, кого она не могла подчинить, был небезызвестный в Баварии и Берлине Феликс Ягер, который, к слову, от приглашения посетить сие празднование отказался, тем самым вновь настроив хозяйку «Янтарных волн» против себя.       Вскоре прибыла Луиза в новом шелковом платье, которое безупречно подчеркивало ее фигуру. Она как и всегда была изящна и элегантна, легко завоевывая внимания почти всех окружающих. Фредерика обожала свою внучатую племянницу, баловала и ни в чем той не отказывала. За все недолгое время, проведенное вместе, у них завязались доверительные, совсем близкие отношения, которое основывались исключительно на взаимной лести и некоторой даже угодливости. При виде Луизы Фредерика всегда входила в такое состояние восторга и трепета, что у гостей и посторонних, кто по случаю был свидетелем их взаимоотношений, не оставалось сомнений, что перед ними кровные и родные люди. Кроме того, это была чистая правда, поскольку они были чрезвычайно похожи: голубоглазые, остроносые и светловолосые. В них чувствовалась стать и аристократизм присуще графскому роду, к которому приходились Фюрстенберги — хоть Луиза была иногда несколько заносчива и резка в выражениях, особенно с прислугой, однако Фредерика лишь улыбалась подобному поведению своей протеже, называя это «неопытностью сердца». Анна, безусловно, на фоне таких дальних, но похожих родственниц чрезвычайно выделялась: ей не шли платья, они попросту висели на ней мешком, она не умела подать себя грамотно и красиво, всегда говорила невпопад, а потом и вовсе предпочла молчать. Фредерика при удобной возможности сравнивала девушек, разумеется, не в пользу Анны и вслух выговаривала.       Гости все пребывали и становились пленниками очарования Луизы, которая восторженно рассказывала о своих приключениях в Западном Берлине и о новом портном, который сшил очередное ее платье. Вскоре, когда все прибывшие гости поздравили чету Ягеров, Фредерика предложила отобедать. За столом, присуще любым светским раутам, велись неинтересные разговоры, и Фредерика уже скучала. Выбор потенциальной жертвы ее обсуждений был выбран почти сразу.       — А я не рассказывала вам, господа, что моя дражайшая внучка бывшая балерина?       На Анну резко обратили внимание, и она сжалась от испуга. Разглядев реакцию, Фредерика хищно улыбнулась и продолжила:       — Да-да, она была принята в академию Вагановой, — она изобразила гордость, — и даже выступала на сцене Большого театра. Удивительно, как это… из маленького Пскова в Петербург и в такую академию. Ну, это известно, видимо, в мать. Кажется, она была примой-балериной, правда, Анна?       Анна сглотнула, закусив губу, и взглянула за изучающую ее Фредерику. Ее взгляд горел вызовом и злобой, однако Анна впервые не испугалась, ведь понимала уже, что Фредерика знала куда бить и не упустила бы такой публичной возможности.       — Правда.       — А ты? — она изогнула бровь, — что же ты?       — Я не смогла.       Фредерика была в высшей степени довольна, однако продолжала напирать:       — Что-то случилось? Расскажи, очень интересно. Почему ты не стала примой?       Анна сжала челюсти, вбирая в легкие больше кислорода, и заметила заинтересованные взгляды гостей, чьи имена успела позабыть, Луизы и Ягера.       — У меня произошла травма…       — Какая?       — Разрыв связок голеностопного сустава.       — О… — Фредерика сыграла сочувствие, — какая жалость. Не прими обидчиво, Анна, но, на мой взгляд, даже без травмы тебе не место в балете. Там же нужна выносливость, а ты даже, — она развела руками, — обед с нами не можешь вынести, будто тебе здесь все претит. Еще ты такая неловкая и нелепая… как бы ты смотрелась, к примеру, в «Жизели»? Я уже не говорю про «Корсара», где важно не только исполнять фуэте и арабеск, но и играть! У тебя бы получилось?..       Фредерика нарочито надолго замолчала, как бы ожидая ответа, хотя знала, что подобным образом ответа не получит. Анна нервно сглотнула и вновь опустила глаза. Тишину нарушил лишь кокетливый смешок Луизы, к которой с чарующей улыбкой склонился Ягер и что-то прошептал. Гости молча глазели на внезапно образовавшийся треугольник: флиртующих Луизу и Ягера и совсем отрешенную, бледную Анну. Фредерика победно улыбнулась.       — А я все хотела разглядеть в тебе хотя бы каплю от Фюрстенбергов, но… дворняжья кровь в тебе и только. — небрежно бросила она и более за день не взглянула на Анну.

***

      Гости разошлись ближе к вечеру, и в десятом часу Анна ушла к себе. Ягера и Луизу она не видела уже несколько часов, но и не хотела видеть. Горничную, что заходила к ней еще утром, она отпустила и разделась сама. Вынула давящие голову шпильки, сняла туфли и вновь взглянула на обручальное кольцо, которое душило ей палец и совсем уже не снималось. Анна горько усмехнулась и тяжело села на постель.       — Понравился обед?       Анна, вздрогнув от чужого голоса, вскочила и увидела перед собой довольную Фредерику.       — Что же ты такая пугливая?..       Она прошла, взяла стул, что стоял за трельяжем и величественно села, воображая, что это трон.       — Что Вам нужно? Или поиздеваться вновь решили?       Фредерика широко улыбнулась.       — А где твой супруг?       — Не знаю.       — Всего два дня женаты, а он уже от тебя сбежал? — игриво засмеявшись, спросила она, — Я видела его вместе с Луизой… все видели, как они мило ворковали. Тебя это не смутило?       — Нет.       — Это, верно, такая мода нынче? Какие нравы пошли… Ну, впрочем, не об этом, не об этом… Понравился обед?       — Вы лишь поэтому пришли? Спросить, понравился ли мне обед и только?       — Разумеется. Я ведь это ради вас и делала. И хотела бы узнать о плодах своих стараний.       Анна разочарованно усмехнулась и села на кровать.       — А я на секунду подумала, что в Вас есть хоть немного человеческого и Вы спросите о своей дочери.       Выражение Фредерики с насмешливого вмиг переменилось на злостное, и она важно вздернула подбородок.       — Также я сегодня подумала, что Вы сжалитесь надо мной, хоть теперь, однако вновь жестоко обманулась, подумав о Вас лучше, чем Вы есть… — продолжала Анна, — Если Вы Гертрауд не пожалели, что уж говорить обо мне?       Фредерика растянулась в ядовитой улыбке и процедила:       — Ты смеешь мне так говорить? Ты, слабая, жалкая нахлебница вместе с этой беспутной Гертрауд, которая оказалась недостойной…       — Недостойной? Она — Ваша дочь.       — Ошибаешься. У меня нет дочери. И сына у меня нет. Нет и не было никогда!       От угрожающего восклицания Фредерики у Анны затряслись колени и похолодели кончики пальцев. Фредерике оказалось мало ее унижения на обеде, ей хотелось полного кроткого подчинения.       — Зачем Вы заговорили про мою мать? — спросила Анна, разглядывая свои ноги, — Вам что-то известно?       Фредерика вновь растянулась в улыбке и ее выражение стало надменным.       — О твоей матери? Нет, не знаю, а ты что же, совсем ее не помнишь?       — Отец сказал, что она умерла при родах…       Она помолчала с минуту, будто в задумчивости, и проговорила:       — Верно, так оно и было, раз больше ничего не рассказывал…       Фредерика встала и прошла к выходу, шумя своим платьем.       — Удивительно, как повторяется история… И ты теперь в этом треугольнике. — сказав это, Фредерика вышла.