Как на войне

      Луизе удалось удивить и она пожелала говорить с Анной, нежели с Ягером. Тилике кивнул, посчитав это разумным выбором и отвел опешившего Ягера в номер. Анна приняла спокойно, но недобрая усмешка играла у нее на губах до сих пор. Она окинула взглядом Луизу, вновь поражаясь ее красоте: белокурые волосы, теперь были убраны в высокую прическу, аристократичное, с правильными чертами лицо и яркие, точно звезды, лазурные глаза. Луиза стала еще красивее, будто возмужала на несколько лет за такой короткий срок. Анна глядела на нее теперь без какого-то для себя укола. Перед ней стояла просто Луиза. И это «просто» все для Анны и решило: она знала, кто она, а кто Луиза.       — Фройляйн Луиза Фюрстенберг… — задумчиво протянула Анна, оглядывая ее вновь, — стала еще красивее с нашей последней встречи.       В ее тоне не было ни обиды, ни злости, лишь ровность и бесстрастность. Луиза смотрела на нее непонимающе, но ее красивые глаза не выражали насмешку, как прежде.       — А ты ужасно выглядишь… — ответила она, — но я говорю это не в упрек. Лишь как есть. Тилике сказал, что ты больна.       — Да, была. Думала, что не выживу, но… сейчас мне лучше.       Теперь Луиза не хотела ее уколоть, Анна отчего-то знала, и поэтому их разговор не складывался. Обеим было неловко от внезапного осознания своего дальнего родства и, тем не менее, тесно связывающих обстоятельств. Анна усмехнулась, вспомнив ее пребывание в их доме, но теперь эти воспоминания не приносили ей даже раздражения.       — Что?       — Нет, ничего… — Анна вновь прыснула, — я вспомнила, как Клаус унижал меня твоим присутствием у нас в доме. Я помню, как злилась и страдала от этого, но теперь, вспоминая… Знаешь, я представляла нашу встречу. Думала, все тебе выскажу, как мне было плохо… А теперь стою перед тобой и сказать нечего.       — Неужто простила?       — Простила? Нет… Такого не прощают. Теперь я смотрю на тебя с расстояния пройденного мной пути. Я так хотела стать частью вашей семьи, но… мне теперь этого не нужно. Ни ты, ни Фредерика. Оставайтесь там, в моем мрачном прошлом…       — О, — улыбнулась Луиза, — как философски. Впрочем, должна сказать, теперь это не выглядит жалко… Удивительно, почему?       — Потому что тебе это сказала графиня Фюрстенберг. Единственная, кто из вас носит этот титул. Теперь ты надо мной не посмеешься, Луиза.       Она долго глядела на Анну немигающим взглядом и растянула свои пухлые губы, на которых, по обыкновению, лежала яркая красная помада, в понимающей улыбке. Анна выпрямилась и вновь ничего не почувствовала: ни победы, ни удовлетворения от мести, а ведь месть, все же состоялась, по ее разумению. Такая честная и… благородная, под стать теперь ее титулу. В это мгновение, совсем мимолетное, Анна поняла, что и впрямь отомстила всему своему прошлому, тем насмешкам и унижениям. И теперь глядела на Луизу, как на всех: равнодушно и даже снисходительно.       Луиза не нашлась, что ответить и лишь предложила сесть в ресторане. Анна согласилась и заметила ее некоторую нервозность, которую она отчаянно пыталась скрыть.       — Что с тобой? — спросила Анна, когда они уже присели за столик у окна, — Ты выглядишь взволнованно. Никогда тебя такой не видела.       — Думаешь, я не могу волноваться?       — Нет, не думаю, но ты всегда демонстрировала такую изрядную уверенность… А где же она сейчас?       Луиза лихорадочно усмехнулась, шумно сглотнув, и стянула перчатки. Анна наблюдала за ней с интересом, будто впервые видела и терпеливо выжидала.       — Неужто тебе совсем неинтересно, зачем я приехала? — не выдержала Луиза после продолжительного молчания Анны.       — Нет, неинтересно. Верно, я предполагаю, что ты приехала к Клаусу, но меня удивляет, что ты вызвалась поговорить со мной.       Луиза облизнула губы, чуть закусив нижнюю, и тяжело вздохнула.       — Я знаю о всех сложившихся обстоятельствах. И про Клауса, что он не виноват в убийстве отца. И про тебя… Поэтому можешь быть со мной откровенной, как и я буду.       — Хорошо. Но все же… — задумалась Анна, — ты веришь, что Клаус не убивал отца?       — Да. Я знаю, что он этого не делал.       Анна вновь усмехнулась, заметив решимость Луизы. Она говорила слишком уверенно и четко, будто сама для себя решила; в ее голосе не было ни доли сомнения, и Анна вмиг осознала одно — Луиза была уверена в его невиновности, как любящая женщина.       — Как интересно тасуется колода…       — Что?       — Ничего. — опомнилась Анна и выпрямилась, — И что же теперь? Ты приехала навестить давнего любовника? Но зачем тебе я?       Луиза помолчала, и ее тело напряглось подобно натянутой струне. Анна, глядя на нее, вспомнила себя, сидящей на обеде у Фредерики, и вновь усмехнулась.       — Я… я хотела сказать, что у нас с Клаусом не было все хорошо и… он часто уходил, я знаю, что он не ценил меня. И изменял прямо на моих глазах…       — Что?! — засмеялась истерично Анна, — Как ты смеешь?.. Ты станешь мне рассказывать, сколько вынесла от своего любовника, моего мужа? Что он не ценил тебя и изменял на твоих глазах?.. О, как мне жаль! — ядовито выплюнула она, — А что еще ты пережила с моим мужем?       — Но… у вас же никогда не было семьи, Анна! Я до сих пор не понимаю, зачем он женился на тебе. Ну, это, верно, его… его травмы… Я лишь хотела сказать, что всегда его прощала, несмотря ни на что…       — Как благородно… Но я не понимаю, зачем ты мне это говоришь?       Луиза нервно усмехнулась и сжала челюсти. Анна знала этот жест, ведь часто так делала, когда была с Фредерикой. Теперь и ты сжимаешь зубы, подумалось ей невольно.       — Я всегда ему прощала, — продолжала она, — всегда, как бы грубо он со мной ни обходился, но… всегда была ты!       — Что?       — Он всегда выбирал тебя! Когда Клаус разговаривал со мной, он меня, как будто не замечал. Так бывает, когда мужчина разговаривает с одной женщиной, думает о другой. Даже… — тяжело выдохнув, она подавила горький порыв и взглянула на Анну, — даже в постели он называл меня твоим именем…       Анна поглядела на нее разок и отвернулась к окну. Отчего-то ей хотелось выпить коньяку и забыться.       — И? Зачем ты мне это говоришь? Чтобы я пожалела тебя? Боже, Луиза, мне так жаль, что мой муж спал с тобой и называл тебя в постели моим именем.       — Пожалуйста, не остри…       Анна засмеялась.       — С чего бы мне тебя слушать? Разве жалела ты меня, когда жила в нашем доме? Нет… Поэтому я могу смеяться на твои переживания! Хотя, впрочем, чего ты ожидала? Что Клаус будет любить тебя? Нет, Луиза. Он любит лишь себя и свои страдания.       — Нет… — выдавила она и тихо всхлипнула, — Я… я думала, что однажды он полюбит меня и забудет… о тебе. Я… решительно не понимала, что он в тебе нашел! Что в тебе такого особенного, чего нет во мне? И Феликс тебя любил… Но, верно, это расплата за твою боль…       — Да… Не ожидала ты, что Клаус полюбит какую-то расово-неполноценную… Хотя я в это и теперь не верю…       — Ты же не любишь его! — воскликнула Луиза горячо и на ее глаза выступили слезы, — Отпусти его! Отпусти его со мной… Я знаю, он не уедет, оставив тебя, но если ты сама… если ты его прогонишь от себя. Вам же обоим будет лучше! Мы с ним уедем далеко… я все брошу! Брошу Фредерику и мы уедем куда-нибудь подальше… Он столько боли тебе причинил… У вас ничего не получится вместе. После всего нельзя все заново построить. И ты… ты… Если б ты знала, через что ему пришлось пройти! Если бы ты любила его, то проявила милосердие, несмотря на то, что он сделал. Ты не простишь его, я знаю, что не простишь. Ты слишком гордая, а я нет… потому что я так сильно его люблю!       Анна выслушала истерику с невозмутимым видом и вздохнула. Хоть на нее и произвели впечатление слова Луизы, она осталась бесстрастной. С недавнего времени Анна научилась этому бесстрастию, которое оберегало ее сердце; да и еще она была так измучена болезнью, что теперь все стороннее казалось ей чем-то совсем мелким. И слезы Луизы казались таким.       — Прошу тебя, Анна! Только ты можешь на него влиять. Он… он как твой пес выполняет любое твое желание… Ты же не дашь ему жизни, отомстишь непременно за свою униженную гордость, а он… — она вновь всхлипнула, и ее красивое лицо исказилось в такую неподдельную жалость, что Анна, сохраняя равнодушие выражения, невольно вскинула брови, — он и так страдал, еще с детства. Ты ему все напоминаешь, а со мной он забудет и ему больше не будет больно… Прошу, Анна, будь милосердна, отпусти его…       — А что же Фредерика? — спокойно спросила Анна, игнорируя эмоциональные порывы Луизы, — Как она отпустит свою обожаемую протеже?       — Это неважно… Она хотела выдать замуж меня за герцога Брауншвейга, но он… — она вздохнула, — жестоко воспротивился и отказал, сказал, что любит другую Фюрстенберг. Это было так унизительно…       Анна еле заметно закатила глаза об одном упоминании Брауншвейга. Даже теперь он ей был противен…       — Он начал собственное расследование по твоему поиску, — вновь отозвалась Луиза, — говорят, нашел лучших детективов…       — Маньяк. — зло выплюнула Анна, — Низкий человек…       — Сдается мне, он страстно влюблен в тебя…       Анна тотчас впилась в нее пронзающим взглядом и откинулась на стуле.       — Что, уже подыскала мне партию?.. Я еще замужем. И ничего не решила.       — Прошу тебя…       — Не проси. Я есть фрау Ягер. Я обещала Феликсу, что буду подле Клауса, что бы ни случилось.       Луиза выглядела побежденной и опрокинутой. Она хотела сдержать слезы, но они все же вылились ей на щеки. Быстро утерев их, она встала изо стола и направилась к выходу из ресторана.       — Не торопись уходить! — крикнула она ей вслед, и Луиза в секунду остановилась, — Я, может, и передумаю еще.       Она повернулась и не заметила, как Анна уже стояла рядом.       — Любишь его? — прошептала она исступленно, — Верю, что любишь.       И с этими словами вышла из ресторана, оставив растерянную Луизу одну.

***

      Ягер не помнил, когда так кричал. Тилике, забившись в кресло, выслушал его гневную тираду и не смел возразить. Ягер, покрасневший от ярости и будущего стыда перед Анной, закончил третировать Тилике только теперь и отошел к окну перевести дух. Вдруг в тишине, особенно отчетливо послышались легкие шаги и звук отпирающейся двери. В номере появилась Анна, и Ягер, резко обернувшись, совсем осовел. Тилике поглядел на нее и встал, сам не понимая зачем, то ли в знак приветствия, то ли, чтобы уйти. Она кивнула и своим самым обыкновенным голосом обратилась к нему:       — Прошу, герр Тилике, оставьте нас. Я хочу поговорить с мужем.       Ягер нервно сглотнул и, намедни ругавший Тилике, теперь более всего желал его присутствия. Однако Тилике лишь кивнул и тотчас удалился. Они остались одни. Анна взглянула на него и прошла к трельяжу, где стоял телефон. Через секунду он зазвонил, и она сразу сняла трубку. На что-то согласившись, чего Ягер, разумеется, не понял, Анна положила трубку и продолжила молчать. Напряжения между ними не было, несмотря на его нервозность, однако Анна даже не замечая Ягера, распустила пучок, вынув шпильки, и скинула туфли. Вскоре в дверь постучали и Анна позволила войти. Появилась горничная и поставила на столик графин с коньяком и два бокала; спросила о дальнейших распоряжениях, на что получила лишь благодарность и в мгновение ушла, пожелав приятного дня. Анна улыбнулась, и Ягер, совсем потерянный, от ее простодушного тона, вскинул брови в удивлении. Анна прошла к столику, налила коньяку и осушила залпом. Ягер продолжал молчать и ошеломленно глядеть на нее.       — Что ты на меня так смотришь? — спросила Анна, наконец обратив на него внимание.       — Ты пьешь коньяк?.. — хрипло сказал он, глядя на графин.       — С недавнего времени. Теперь я понимаю, почему ты его пил. Наверное, это участь всех Ягеров, а я же… Ягер. Пока.       — Что значит «пока»?       Анна усмехнулась и налила еще. Покрутив в руке бокал с коньяком, она поглядела на него недолго, выдохнула и вновь выпила.       — Хватит. — строго одернул он, вырвав из ее рук бокал, — Что это значит? Что тебе сказала Луиза?       — Ничего… То есть, сказала, что любит тебя и просит, чтобы я отпустила. Ну, что ж, Клаус, ты свободен. Иди куда-нибудь, но подальше…       Анна опьянела скорее, чем предполагала. Она совсем не умела пить, но пила из-за страха, как и Ягер в свое время, рассуждала она.       — Что?.. — опешил он и поставил бокал на стол, — Какая чушь! О чем ты говоришь?.. Я… я даже не знал, что она приедет. Тилике сказал, что у нее что-то важное, и она все знает…       — Да, знает. И у нее было действительно важное. Видишь ли, она страстно любит тебя. И хочет, чтобы ты уехал с ней.       — Что?! Нет… Боже, какая ересь! Как Тилике посмел привести ее?!       — Я думаю, он знал, что Луиза хотела предложить. И зная его преданность к тебе, он хотел, как лучше. Он вышел таким несчастным отсюда, верно, ты обрушил на него весь свой гнев… Впрочем, ты никогда не ценил преданных тебе людей.       Анна вздохнула и прошла к окну, где стоял недавно Ягер. От выпитого коньяка ей отчего-то стало зябко и она поежилась.       — Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя? Что бы там не придумала Луиза — мне плевать. Я останусь с тобой.       — Какая верность… А если я не хочу, чтобы ты оставался рядом? Меня от тебя тошнит, Клаус. От тебя, Луизы с ее несчастными чувствами брошенной любовницы, от всех этих обстоятельств, которые случились, от скитаний! Я устала… Устала еще задолго до этого… Устала от бремени вашей фамилии! Фрау Ягер… Звучит, как проклятье!       — Анна, прошу тебя… — примирительно начал он, — это всего лишь минута. Ты измучена болезнью, еще и Луиза… Я решительно не понимаю ее внезапного визита! Ты вновь вспомнила обо всем, но это пройдет…       — Ничего не пройдет, Клаус! Я не забывала! И не забуду, верно, никогда! — Анна вздохнула, и ее глаза наполнились слезами, — Луиза права. Я не прощу, а с ней… с ней ты забудешь. — она вдруг повернулась к нему и, вытерев слезы, заговорила спокойно, — Уезжай, Клаус. Уезжай с ней. Я этого хочу. Я тебя лишь измучаю и не прощу никогда… Давай простимся по-доброму… Я хочу, чтобы ты меня такой запомнил, а не другой, которая ненавидит тебя из-за непрощенной обиды и униженной гордости. Умом я все понимаю, но… мне еще так больно, Клаус…       — Анна, прошу тебя… — почти прошептал он и подошел к ней.       — Нет! Нет, не трогай меня… — запротестовала она, когда Ягер стал тянуться к ней.       Как бы она ни просила, но теперь он не слушал. Ягер отчего-то был уверен, что ей тоже, как и ему, этого хочется. Он не отставал, как бы она ни сопротивлялась. Анна уже не скрывала слез и плакала почти до надрыва, содрогаясь всем телом перед ним. Но Ягер все же поймал ее и заключил в крепкие объятия.       — Отпусти меня, Клаус! — вопила она истошно, — Отпусти!       — Я люблю тебя, Анна… Я никогда не смогу тебя отпустить.       — Я… я ведь изведу тебя… Даже сейчас, когда я так зла, я все еще думаю, как тебе будет лучше…       Ягер тяжело выдохнул и крепче сжал ее в объятиях.       — Не проси меня, оставить тебя одну… Я не оставлю. — он вдруг отстранился и взглянул в ее заплаканное лицо, — Может, у нас с тобой все сладится?.. И ты забудешь.       — Нет, Клаус… — прошептала она, — Я, скорее, убью тебя из того «Парабеллума». Мне так невыносимо… Беги. Уезжай. Я хочу, чтобы у тебя было что-то хорошее… Я не могу тебе этого дать, а она сможет.       — Нет, нет… не могу, Анна. Я, может, и сам об этом думал, но, как представлю… не выдержу. Уж лучше убей меня, но не говори, чтобы я ушел… и тебя я не отпущу.       Анна поглядела на него с мгновение, будто не веря, и нервно усмехнулась.       — А если и впрямь убью? Выстрелю, когда ты будешь спать… У меня-то рука не дрогнет.       — Выстрели. Мне все равно. Лишь бы не думать о том, что тебя нет…       Ее неистово поразили его слова, сказанные с такой готовностью; она отшатнулась от него, словно испугалась, и глаза ее вновь засверкали слезами.       — Ты сумасшедший… с ума совсем сошел…       — Да. По тебе сошел, — спокойно ответил Ягер и, вновь подойдя ближе, обнял ее.       Анна, растерянная его откровениями, поддалась и невольно уткнулась ему в плечо. Она более ни о чем не думала, лишь вдыхала его запах с примесью табака и чистоты одежды. Ягер поглаживал ее по волосам, что-то шептал ей, она не понимала, уловила только его тихое:       — …я никогда тебя не отпущу.       Анна поморщилась отчего-то и пыталась вырваться из его тесных объятий, казавшиеся ей теперь тюрьмой, но Ягер не дал, все держал и лишь крепче сжимал.       — Прошу, отпусти… — умоляюще прошептала она.       — Не могу, любовь моя, не могу… Я правда как с ума сошел. Но ты единственная, кто у меня остался.       — Отступись… Прошу, Клаус. Ведь держать порой больнее, чем отпустить.       — Нет. — Ягер аккуратно провел носом по ее волосам и поцеловал в висок, — Не могу, Анна. И не хочу.       Она лишь зажмурилась и во всю силу глухо закричала.

***

      С Анной сделался нервный припадок, и Ягер не отходил от нее оставшийся день и ночь. Тилике он поручил отослать Луизу немедленно, даже без желания объясниться самому. На нее ему было решительно плевать и Ягер отмахивался на предложения Тилике поговорить. Анна была совсем в расстройстве, и он ни о чем не мог думать, кроме нее.       На утро она встала и выглядела все такой же измученной. Ягер предлагал ей помощь и вновь заботился, но Анна сторонилась его и теперь боялась. Этот ее взгляд загнанного зверя рассказал ему все, что творилось у нее в душе. Ягер знал, что ее, верно, испугал его горячий порыв и увидел в ее глазах тяжесть от одного лишь его присутствия. Но как же мне ее оставить в таком состоянии, спрашивал себя мысленно он и усилил свои волнения, а тем и заботу о ней.       Вскоре Анна стала совсем справляться без него и отдалилась. Они более не разговаривали даже об обыденном или незначащем. Анна перестала с ним обедать и часто уходила из номера в ресторан или еще куда, Ягер не знал и пока мог терпеть не препятствовал. Перемену в ее настроении он почувствовал сразу и заметил, что выбор нового платья у нее теперь отнимал больше времени. Ягер все это видел, но молчал.

***

      Анна не хотела ужинать, но спустилась в ресторан, вспомнив, что обещала фрау Кремер составить компанию. Анна не была предрасположена к знакомствам, но фрау Кремер, это молодая женщина, очаровывающая своей неугасающей жизнерадостностью, покорила ее вмиг и отказать ей было теперь невозможно. Кроме того, ее маленькая дочь, фроли Паулин, взявшее от матери все ее очарование, с искренним восторгом ждала всякого появления Анны.       — Уверяю Вас, фрау Винтер, моя маленькая Паулин влюблена в Вас по уши! — смеялась фрау Кремер.       Анна лишь улыбалась, и ее печаль под смехом и рассказами о доме Паулин совсем рассеивалась. Они поладили с первой же минуты знакомства, и Анна любила с ней оставаться, если фрау Кремер отлучалась в город.       В ресторане пока никого не было, и Анна, не желая сидеть в одиночестве, вышла на крыльцо пансионата. Вдыхая холодный воздух, она на мгновение прикрыла глаза и вновь вспомнила разговор с Луизой. Анна не хотела думать об этом, но навязчивые воспоминания неизменно преследовали ее каждый вечер. И почему он не поехал, спросила она себя и фыркнула. Анна всем сердцем не желала видеть Ягера, а его старания лишь претили и выводили из себя. Находится с ним в одной комнате, слышать его запах и ощущать рядом ей было нестерпимо и ее поглощали гнев и почти ненависть, о которой она намедни ему рассказывала. Анна знала, что терзает его своим молчанием и не чувствовала злобного веселья, как бы, верно, хотела за свою униженную гордость. Она тяготилась первая и вновь припоминала слезы Луизы, которые Анну совсем не трогали. А сколько же я выплакала, живя в унижении, подумалось ей и злость вновь обуяла ее сердце.       Анна стояла на крыльце, погрузившись в собственные мысли, и не заметила, как к пансионату подъехала знакомая черная машина. Она была уверена, что уже видела ее, но припомнить не могла. Из машины вышел Тилике и, заметив Анну, несколько растерялся, верно, от неожиданности и неловко кивнул.       — Фрау Ягер, добрый вечер, — улыбнулся Тилике, как можно убедительнее.       Анна позволила себе усмехнуться и кивнула в знак приветствия.       — Герр Ягер у себя?       — Да. — задумчиво отозвалась она и, поразмыслив с минуту, добавила, — Герр Тилике, прошу, скажите мне о Розмари. Как она?       — О, не беспокойтесь, фрау Ягер. Все хорошо. Теперь она в Мюнхене у моей матери.       Анна не сумела скрыть изумление и округлила глаза.       — У Вас? Как же она согласилась?       — Здесь Вы правы. — смущенно потупил взгляд Тилике, — Она бесконечно рвалась увидеть Вас, но… сейчас не лучшее время.       — Но… Вы же можете приезжать сюда к герру Ягеру. Почему Вам бы не привезти ее ко мне? Хотя бы на несколько дней.       — Хм, — задумчиво протянул Тилике, — фрау Ягер… Вы понимаете, что…       — Герр Ягер до сих пор зол на Вас из-за Луизы. — холодным, не терпящим возражений голосом фрау Ягер проговорила Анна, — И, признаться, я тоже. У нас с ним и так не складываются отношения, так Вы еще и Луизу привлекли.       — Но… как же? — заикался Тилике, — Я…       — Вы ведь тоже были причиной. Герр Ягер не оставил бы меня, это очевидно, и Вы понимали, но все же привезли с собой Луизу. И раз Вы привезли ее, то и Розмари сможете непременно.       — Но, фрау Ягер…       — Я все сказала. — строго отчеканила она, — А теперь ступайте. Герр Ягер, верно, заждался.       Тилике, склонив голову, как перед Ягером, вновь неловко кивнул и поспешно прошел в пансионат. Анна отчего-то осталась довольна.

***

      Тилике ушел, а Анна осталась на крыльце, уже существенно ощутив холод на плечах. Зайдя внутрь, она вновь поежилась и, вспомнив бессонные ночи из-за раздирающего ее горло кашля, не раздумывая поднялась наверх. Дверь их номера была чуть отперта, и Анна, подойдя ближе, услышала голоса Ягера и Тилике. Разумеется, она бы ни за что не стала подслушивать, а зашла бы в номер, взяла свою манильскую шаль, которую Ягер прикупил еще в том ателье, и непременно вышла, но природное любопытство и несколько раз упомянутое ее имя Ягером остановили ее.       — …я стараюсь не беспокоить ее, — говорил Ягер, — но она все чаще куда-то уходит! Не понимаю, что делать, а еще и эта бессонница.       — Вас снова она мучает? — сочувственно спросил Тилике, — Или это Вы не спите?       — Я, Тилике. Я боюсь засыпать… опять эти кошмары. Я думал, что это пройдет. Особенно после убийства Краузе… Я полагал, что мне наконец, станет легче и я забуду, но… все едино.       Ответа не последовало, и Анна услышала шум чьей-то одежды и предположила, что Тилике что-то достал из кармана.       — Вот, возьмите, герр Ягер. В Мюнхене мне удалось найти одного фармацевта, который не задавал вопросов. Он подобрал снотворное без последствий и довольно сильное… Возможно, Вы не забудете, но хотя бы выспитесь.       — Спасибо, Тилике, — хмыкнул Ягер и шумно выдохнул, — жаль, что еще не придумали таблетку, которая могла бы стирать воспоминания. Я бы отдал все деньги за нее.       Анна отошла от двери и задумалась. Усмехнувшись раз, она ничуть не удивилась убийству Краузе. Разве у него был шанс, подумала она, вспомнив с какой силой и отчаянием Ягер мстил отцу и ей… Анна не почувствовала отвращения, лишь презрение и тяжесть от того, что не должна была услышать. Вздохнув, она спустилась в ресторан, где ее уже ждала фрау Кремер.

***

      — О, фрау Винтер, как я рада видеть Вас! — восторженно воскликнула фрау Кремер, как делала всегда при появлении Анны.       Анна улыбнулась, сгоняя со своего лица тоску, и доброжелательно кивнула. Она обратила внимание на сидящего за столом статного мужчину в приличных летах, но не старого. Он был в особенном мужском возрасте, когда мужская красота расцветает с удивительной силой и становится мудрой. Он был привлекателен, кареглаз, с льняными густыми волосами и приличном костюме. Анне он понравился.       — Фрау Винтер, позвольте отрекомендовать герра Филиппа Фосса, детектива округа Нижней Саксонии, — сказала фрау Кремер с гордостью, — отставного офицера и моего старшего брата.       Герр Фосс приподнялся и с улыбкой протянул руку Анне. Его рукопожатие показалось ей сильным и властным и, заметив ее смущение, он лишь улыбнулся и встал за ее стул, чтобы придвинуть его.       Фрау Кремер начала светский разговор, но без напыщенности и напряжения, как бы это сделала Фредерика или возможное ее окружения из Шарлоттенбурга, с которыми Анне довелось встречаться. Фрау Кремер была легка и уступчива в разговорах и никогда не переходила грань. Герр Фосс всячески старался изобразить увлечение, однако вскоре забывался под бокалами коньяка и задумывался о своем. Анна это отметила и усмехнулась, вспомнив себя в подобных разговорах.       — А где же наша дорогая фроли Паулин? — спросила Анна с улыбкой.       — О, дядюшка так ее сегодня утомил играми на заднем дворе, что моя милая Пау заснула совсем рано.       Герр Фосс усмехнулся.       — Я очень скучал по племяннице.       — Тебе уже давно нужно завести свою семью, а не с бандитами сражаться, — Фрау Кремер вдруг обратилась к Анне, — я ему сколько лет это говорю, но…       — Верно, герр Фосс из тех мужчин, что женаты на работе, — ответила Анна.       — Точно! — воскликнул он, — Фрау Винтер совершенно права. Да и, признаться, даже если б я и завел семью, то не за что бы не отказался от работы, а она забирает все мое время. Кто же такое стерпит? Ни одна женщина не стерпит.       — А много ли у Вас работы? — глядя в его карие глаза, спросила Анна.       — Очень, фрау Винтер. Но без нее я не представляю своей жизни.       — Да… — протянула фрау Кремер, — А, если сказать точнее, то без опасности ты не представляешь своей жизни.       Герр Фосс засмеялся.       — Ты права, сестра. Но это часть моей натуры. Я думаю, что нашел идеальную работу для своего характера. Тем более, такую захватывающую.       — О, дорогой братец, неужели ты почтишь нас какой-нибудь интересной историей из своей работы? Прошу, расскажи!       — Ну, конечно, — помялся он, — если фрау Винтер это будет интересно.       Фрау Кремер взглянула на Анну, а та лишь кивнула и улыбнулась.       — У тебя нет шансов, Пип. Рассказывай.       И герр Фосс начал свое повествование о деле в далеком двадцать восьмом году нынешнего столетия об ограблении ювелирного магазина, в расследовании которого выяснилось, что ограбления не было, а, скорее, имитация, устроенная хозяином, чтобы вскоре объявить себя банкротом и не платить налоги. Следующая история была про убийство, умело замаскированное под самоубийство, виновником которого стала жена жертвы, обнаружив его измену. Анна слушала с искренним интересом и совсем не притронулась к ужину. Фрау Кремер поддерживающе поглядывала на нее и улыбалась, порой, верно, испытывая неловкость за некоторые нелицеприятные подробности рассказов своего брата.       — А недавно нашли обезображенный труп мужчины, — продолжал герр Фосс, — долго не могли опознать, а после по татуировке узнали в нем преступника, занимающегося в прошлом… — он задумался, — верно, в десятых, а то и в пятнадцатых годах я, признаться не помню, только заступил на службу после академии, похищением детей у влиятельных людей. Да, возможно, так. Я помню, был ассистентом инспектора и случилось первое убийство ребенка. Его нашли истерзанным на пустыре.       — Истерзанным?.. — отчаянным шепотом спросила фрау Кремер, совсем пораженная.       — Да. — тяжело вздохнул он, — Ребенок был изнасилован и измучан. После пропажи детей участились и некоторых все же отпускали, но эти дети… Они молчали. То есть, совсем не говорили. Неизвестно, что с ними там происходило…       — И что же? — спросила Анна, — Нашли его?       — Да, конечно. Я помню это дело. И этого человека, если, разумеется, я могу так его называть. Но он, — герр Фосс поморщился, — черт бы его побрал, заручился поддержкой влиятельного адвоката и, верно, судьи, раз за похищения и убийства детей ему дали меньше десяти лет…       — Какой ужас! — воскликнула с чувством фрау Кремер, — То есть, ты хочешь сказать, что он сейчас на свободе?       — Да. Он был на свободе. За ним не особенно следили, но, насколько мне известно, он промышлял чем-то нелегальным и всегда откупался. А недавно его нашли мертвым в своей квартире. Я выезжал на место и несколько удивился… Дело в том, что его труп был истерзан так же, как и он в свое время мучал своих жертв. На его теле не было ни единого живого места… А после вскрытие показало, что смерть наступила всего несколько часов назад, то есть, его долго пытали, прежде чем прикончить.       — О, верно, это было возмездие. — предположила фрау Кремер, — Это кто-то из несчастных родителей, я уверена!       — Возможно, но ни следов, ни каких-то зацепок… ничего. Впрочем, на одного плохого человека стало меньше. Я не могу так говорить, но Краузе заслуживал смерти…       — Как Вы сказали?.. — оживилась Анна, нахмурившись.       — Краузе. — повторил герр Фосс, — тот преступник, который похищал и убивал детей. Теперь и он убит неизвестным… — заметив пораженную отрешенность Анны, он добавил, — фрау Винтер? Что с Вами?       Но Анна более ничего не слышала, кроме звучащего в висках одного имени: Краузе.