Heathens

— Ребята, послезавтра вы уже уезжаете! — как бы невзначай произнёс проходящий мимо завтракающей компании управляющий. Джуён насторожился, вспоминая вчерашний разговор с Гаоном и Гонилем, и ему стало немного не по себе.  «Если до выезда осталось так мало времени, то нужно спешить с выбором», — молнией пронеслось в его голове.  — К чему такая поспешность? — удивился Феликс, слегка уводя в сторону ото рта надкушенный тост.  — Просто мы хотим создать наиболее безопасные для вас условия, — доходчиво объяснил мужчина. — И поэтому мы все вместе решили, что чем раньше вы начнёте уезжать, тем будет лучше.  С этими словами мужчина ушёл, а Наён в миг погрустнела и ушла в себя: чуть сжалась, прикусила губу и начала заламывать пальцы рук, пока её завтрак стоял недоеденный на столе. — Что такое? — взволнованно спросил девушку Ликс, поглаживая её по плечу. Наён всё ещё гнулась и еле слышно бормотала что-то о том, что всё хорошо, но Феликс настоял на своём: — Наён, все в порядке, мы тут все свои… Нам можешь сказать, что тебя беспокоит. Правда, Джуён? Ли тут же спохватился и активно закивал головой. — Конечно! Мы же друзья, верно?  Феликс благодарно улыбнулся другу и продолжил поглаживать девушку по плечу, в успокоительной манере уверяя, что всё скоро образуется. Наён выдавила из себя улыбку, утёрла кончиком пальца уголок глаза и через силу произнесла:  — Я… Я правда в порядке… — один лишь голос певицы твердил, что что-то всё-таки глубоко её тревожило, но она стеснялась или боялась об этом сказать. — Но… Меня пугает… Нет, волнует то, что едем только мы одни…  — Ох, Наён… Не только мы! Все те, кто находятся здесь, тоже поедут вслед за нами, может, они уедут на день или два позже, но… — Нет-нет, я не об этом, — перервала девушка и судорожно, глубоко вздохнула, набираясь смелости. Видимо, она слишком долго держала в себе эмоции, и сейчас они захлестнули её так, что она билась в сомнениях и страхе, которые раньше скрывались в глубине души. Больно было видеть, как эта прекрасная, вечно улыбающаяся девушка трясется от страха и пытается что-то сказать, но не может. — В плане… Почему едем только мы, знаменитости? Почему правительство или кто-то там не обустраивает какие-то поездки для простых людей, почему… Я…  Наён всхлипнула и уткнулась в плечо Феликсу, более не подавляя рыдания и показывая всё то, что в ней скрывалось раньше, наружу. Феликс несколько опешил в первые секунды, но быстро оправился и обнял девушку, прижимая ее, поглаживая по спине и волосам, говоря успокаивающие слова своим тихим, низким голосом. Джуён же сдвинуться с места не мог, пробранный до мурашек тем, что перед ним только что раскрылось.    Нет, Ли не был охвачен глупой верой в то, что его старшая наставница не может испытывать отрицательных эмоций, не может бояться и переживать. Просто… Сейчас он впервые увидел что-то, что, казалось, видеть не нужно было. Джуён не мог ничего сделать с Наён: он просто не знал, как поступить, что сказать и что вообще будет правильным в этой ситуации. Слёзы Наён будто открыли какую-то страшную тайну, а какую — сам Джуён ещё не знал. Но он уже был чертовски напуган.  Он сбежал, словно маленький мальчик, позорно ушёл от ответственности. Ему хотелось вымыть из мозга это воспоминание, эти слова — все, что он видел за последние несколько минут, он просто хотел стереть из памяти, просто чтобы не чувствовать предательскую дрожь в коленях.  «Ты слаб. — твердил все тот же ядовитый червяк внутри. — Слаб. Слабслабслаб…» — Замолчи… — сквозь стиснутые зубы прошептал Джуён и медленно скатился по холодной стене, сел на не менее холодную плитку и уткнулся в колени, пытаясь успокоиться. Он сбежал в место, где его никто не должен был потревожить: ванная комната. Возможно, это место было выбрано подсознательно, может — это совершенно рандомная тасовка всех вариантов, которые он только мог выбрать.  Не важно. Главное — одиночество. Место, где сам Джуён сможет дать слабину, чтобы не показывать эту свою сторону другим. И когда Джуён смог успокоиться и вздохнуть полной грудью, не опасаясь, что пугающие мысли вновь атакуют его, только тогда он вышел из ванной к людям. — Вы не можете поторопиться? — раздраженно сказал кто-то, едва Джуён вышел из ванной. Юноша тут же юркнул обратно за дверь и притворился, что его тут нет. — Вы же понимаете, что если убийца найдёт это место, то…  — Понимаю! — уверял другой мужчина, и этот голос показался Ли крайне знакомым. Кажется, это был тот самый ответственный за всё устройство своеобразного общежития для знаменитостей руководитель, который и сообщил о подозрительно поспешном уезде буквально полчаса назад. — Но, не поймите меня неправильно, мы не можем… — Машины готовы, продовольствие докупить — это дело секунды, а путь не такой уж и длинный, чтобы так тщательно готовиться! Все эти люди, я уверен, сами хотят уже поскорее уехать.  — Но мы не можем отправить их всех одним днём и на одном транспорте — это слишком подозрительно! — всё ещё стараясь не кричать, объяснял руководитель. — Поймите, мы стараемся сделать всё быстрее, но мы…  — Люди умирают. — тихо, зловеще прервал голос кого-то, кто, очевидно, стоял ещё выше, чем руководитель. Иначе он не повелевал бы бедным парнем, а тот не прогибался бы так сильно в попытках угодить. — И теперь — не только работники политической сферы. Хотя это открылось уже давно. Эти люди — элита, они — представители прекрасной стороны Южной Кореи, и их нам ни при каких обстоятельствах нельзя потерять. Но я уверен, что они уже у убийце на заметке.  — А остальные люди что? — слабо, словно отчаявшись, прошептал в ответ голос. — Кто они для вас? Никто? Оба мужчины замолчали. Несмотря на то что вдалеке были слышны оживленные разговоры людей, смех, какие-то активные дискуссии на ныне не интересные Джуёну темы, он чувствовал, какое напряжение повисло в воздухе между мужчинами.  Конечно. Ведь эти две важные шишки, заправляющие вообще всеми организационными вопросами по дальнейшей деятельности тех, кто буквально был заточен без своего ведома в этом здании… Они держали судьбы людей в своих руках. Спасение последних представителей популяризованной культуры Кореи было в их компетенции, и эта задача далеко не так проста, как может показаться на первый взгляд. Теперь Джуёна пробрали мурашки. Так вот к чему вся эта спешка! Это всё — всего лишь попытки отгородить от ужасов и, быть может, вообще от смерти… Единственное, что было не понятно Ли: зачем скрывать правду?  Ведь все поймут, если скажут, что это «во их благо, во имя их жизни и дальнейшего расцвета». Страх за тех жителей, кого попросту не успеют и не смогут спасти, перерастал внутри Джуёна в праведный гнев. Но он понимал: невозможно спасти всех. Просто невозможно. Погнавшись за двумя зайцами, сам себе мозги прострелишь, а попытавшись спасти всех — погибнешь сам.  — Ты же знаешь, что я не смогу этого сделать. — только и ответил мужчина. Послышались какие-то посторонние звуки, источник и сущность которых Джуён не смог распознать, и спустя небольшую паузу мужчина продолжил. — Я бы очень хотел, Пак. Но сначала мы сделаем минимум, который запланировали. Уже потом решим, что мы можем сделать для горожан.  — Слушаюсь. — смиренно, безэмоционально ответил работник. Потом его, кажется, похлопали по плечу: послышались несколько звуков с периодичностью в несколько секунд. Тяжелые, напряженные и сожалеющие несколько секунд.  — Спасибо. Я знал, что на тебя можно положиться.  «Я не хочу уезжать», — подумал Джуён и тут же прикусил себе губу, чтобы не думать о подобном, но сейчас в нем говорили сердце и разум вместе. Оставаться тут — практически гарантированное самоубийство. Но уезжать — это предательство, которого Джуён себе не простит. Да, он способен спонсировать людей, как и раньше, но обостренное чувство справедливости и своенравного желания помочь били ключом ещё с самого начала череды убийств. Джуён хотел быть «в моменте», хотел не просто наблюдать, как работает на развалинах взорвавшихся домов группа спасателей — хотел сам быть тем, кто вытаскивает людей из-под обломков. Желал не просто наблюдать, как оперативно и слаженно действуют в попытках отыскать убийцу детективы и НАР — желал и сам быть в эпицентре событий и бороться до последнего вздоха, до последнего плевка кровью. Даже если вся честь, достоинство и уважение будут похоронены где-то среди останков людей и руин зданий. Только когда Джуён убедился, что все ушли и никто не заметил его подслушивания, он вышел из ванной и пошёл в свою комнату. Сейчас его сердце билось как никогда сильно в волнении, и мысли, прежде запутанные и смутные, сейчас начинали становиться в ряд. Одно Джуён знал точно: он не уедет с Наён и Феликсом. Он уже с утра принял это решение и даже написал Гонилю, что хочет присоединится к ним (хотя сам временами подумывал о том, не совершил ли он ошибку?), и Гу почти молниеносно ответил ему. Всё случилось быстро, хотя у Джуёна было ощущение, что события последних двух дней длятся гораздо, гораздо дольше. Стоит ли говорить о том, как сильно подействовали на его психику убийства и те неутешительные новости о погибших и пропавших без вести, которые он получал ещё с начала своей благотворительной деятельности? По ощущениям пронесся уже год с момента первой фотографии в сети, а на деле прошло чуть больше месяца. Время часто играет с людскими ожиданиями и ощущениями злую шутку. Джуён улёгся на кровать, устремляя взгляд на серое, как со старой фотопленки, небо. Казалось, что вся жизнь людей подстраивалась под погоду на улицу — или же окружение и природа подстраивалась под жизнь людей. Когда в мире царит покой, а люди — или хотя бы их подавляющее большинство — счастливы, тогда и краски природы и да и в целом всего мира сгущаются и становятся яркими, как неразбавленная водой гуашь. А может быть, все зависит от того, как сами люди ощущают себя и видят будущее и настоящее. Ведь, будь по-другому, Джуён не увидел бы бледный оттенок голубого и одинокий, водянисто-акварельный луч света, скрытый за густыми облаками и пылью дорог.

***

— Гониль? — Он написал, что согласен! — прыгая от счастья, визжал Гу и прижимал к сердцу телефон.  — Что? — недоуменно пробормотал только вошедший Чонсу. — Джуён… Ах да, вы же спали… — от переизбытка чувств Гониль хлопнул себя по лбу. Никто в комнате не смог удержать улыбки от такого незамысловатого жеста Гониля. —  В общем, день назад у нас был Джуён, которого вы видели по телевизору. Помните, мы с ним ещё списывались вместе с Гаоном? — Конечно. — кивнул Оди, который своими глазами некоторое время подглядывал в щелку то, как велась эта переписка, пока Гаон не заметил это и не закрыл дверь. — Я ещё и подвозил его.  — Так вот, — продолжил возбужденный Гониль, — Мы поговорили с ним, и он сказал, что подумает насчёт… Присоединения к нам. Сказал, что напишет. И он написал, вот буквально только что, что согласен присоединиться.  — А тебе не кажется, что он как-то… Быстро согласился? — засомневался Джунхан.  — Тем для нас и лучше, — вмешался Гаон, победно ухмыляясь. — Чем больше людей — тем больше чистой силы. — И тем меньше кислорода в нашей квартире… — пробормотал Чонсу.  — Это не так важно, — отмахнулся Гаон, хотя сам он частенько подумывал о том, что в какой-то момент нужно будет найти пристанище пообъемнее. — Сейчас нам всем хватает места, но количественно нас слишком мало, чтобы что-то предпринимать. Мы можем пока что работать пассивно: набирать людей и разрабатывать план.  — У вас уже есть идеи? — поинтересовался Чонсу. — Есть парочка. Но их нужно ещё проработать. — уклончиво ответил Гаон и отошёл в комнату, где они с Гонилем сидели раньше. Эту комнату очень часто с иронией обзывали IT-центром, хотя единственное, что в ней было от IT — это компьютер. А если в ней ещё и был Гониль, то присутствие программиста добавляло этому «IT-центру» значимости. Гаон открыл поисковик и начал набирать что-то, быстро — хотя не так бойко, как это делал Гониль — попадая по клавишам практически без ошибок.  Сейчас ему нужно было собрать самую общую, основную информацию о Джуёне, чтобы хотя бы в общих чертах понимать, что он вообще за фрукт такой. А если что, то вполне можно будет попросить Гониля взломать данные секретного архива государства, чтобы найти ещё больше информации. Он и не такое проворачивал, так что поможет. Но пока что можно ограничиться и этим. В основном Джисоку попадались страницы Википедии и фан-аккаунты юноши (которых оказалось даже больше, чем можно было себе представить), и только дальше, на Богом забытых страницах поисковика, можно было отыскать что-то действительно интересное. Например, Гаон нашёл сайт школы, в которой учился Джуён. Помимо занятий музыкой Ли раньше посещал баскетбольный кружок и в целом был довольно спортивным, что сказывалось на его внешнем виде и сейчас. Честно, Гаон даже завидовал спортивному телосложению Джуёна и даже был бы не против взглянуть на его пресс, но эти желания были чем-то в области фантастики.  Через время Гаон наткнулся на ещё одну очень интересную статью, которая тут же привлекла его внимание. Он тут же кликнул мышкой по яркому и притягивающему взгляд заголовку.

«Случайность или намеренное нападение? Ученик … школы скончался от броска баскетбольного мяча своим другом-одноклассником во время урока физкультуры...»

— Джуён к этому причастен? — пробормотал Квак и промотал страницу сайта вниз.

«17 ноября этого года в средней школе … на уроке физкультуры у седьмых классов произошла трагедия. Ли Хо Сок получил травму в области виска, полученную вследствие сильного броска баскетбольным мячом в голову. Травма оказалась несовместима с жизнью: юноша скончался еще до приезда скорой. 

По словам очевидцев, к делу причастен ученик того же класса, что и погибший — Ли Джуён. В тот день они стояли вдвоем, выполняя парные упражнения по передаче мяча. Опрос учеников и учителей показал, что по отношению к виновности Джуёна к преступлению мнения расходятся. 

Одна часть людей утверждает, что Джуён, даже несмотря на открытую неприязнь к Хо Соку, ни за что не стал бы специально убивать его. Иные утверждают, что это вполне возможно. Парни состояли в напряженных отношениях: нередко их ссоры доходили до драк. 

Звонок в скорую и полицию поступил в первую очередь от Джуёна, он же и стал первым, кто дал показания в суде. Другие очевидцы лишь подтвердили сказанное или уточнили некоторые незначительные детали дела.

За отсутствием улик, указывающих на намеренность действий Джуёна, преступление было расценено как «преступление по неосторожности».  Джуён сам раскаялся в суде, но, так как юноша не достиг совершеннолетия, наказание не было назначено. Единственное, к чему был приговорён Джуён — это состояние на школьном учете в течение двух недель, которое, однако, никак не повлияет на будущее Ли».

Дочитав статью, Гаон присвистнул и забарабанил пальцами по поверхности стола.  — Убийца, значит?.. — протянул задумчиво Джисок, — Значит, он… Впрочем, мысль Гаон так и не закончил. Отложив статью в долгий ящик, Квак продолжил листать множественные ссылки, но ничего хоть сколько-нибудь интересное больше не попадалось. Впрочем, ему удалось найти другую полезную информацию: например, он как-то отыскал медкарту Ли и досконально проверил её, чтобы убедиться, что юноша не страдает от каких-либо хронических болезней и в один момент он может просто умереть.  Но Джуён был здоров, как бык, и даже от простуды страдал крайне редко. Такому иммунитету можно было только позавидовать! — Гаон! Выходи, мы есть приготовили! — Иду! — отозвался Гаон и поднялся, но через пару секунд вновь сел. Джисок удалил всю историю поиска за все то время, которое он сидел за компьютером.  «Мало ли…» — подумал он, нажал на кнопку выключения компьютера и вышел из комнаты. 

***

Джуён в последний раз осматривал комнату, ставшую ему уже близкой и родной, и вздыхал. Было грустно покидать это место, было нестерпимо жаль оставлять Наён и Феликса одних… Но, пожалуй, больше всего Джуён жалел о том, что гитару придётся оставить тут. Гониль попросил взять только все самое необходимое, и, конечно же, гитара бы сильно мешалась и занимала бы слишком много места. Да и если уж Джуён собрался бежать, то нельзя, чтобы его заметили лишь из-за своевольного желания взять гитару с собой.  — Мы ещё увидимся, — бережно поглаживая свою четырёхструнную красотку, грустно улыбался Джуён. — Я клянусь, я заберу тебя, как только смогу.  «Кажется, я схожу с ума, — меланхолично подумал Джуён, трогая гитару и её струны в попытках запомнить, как она ощущается под пальцами, как она выглядит, запамятовать её изгибы. — Нет. Я точно сбрендил». Джуён поднялся, прошёлся по комнате и собрал в рюкзак все, что могло понадобиться в первое время: кое-какую простенькую одежду, лекарства и так далее. Потом рюкзак он закинул за кровать, чтобы никто ничего не заподозрил, а кое-какие вещи оставил на полках в привычном беспорядке. Создавалось впечатление, что Джуён и не собирался никуда уходить. Если бы люди зашли в его комнату, то она выглядела бы совершенно обитаемой. Все в ней говорило бы: хозяин сейчас вернётся, вы подождите немного, хорошо? И все-таки было ещё слишком рано, чтобы собираться. План по побегу был такой же, что и в прошлый раз, только теперь Джуён не был ограничен во времени. Он все равно не вернётся обратно, так зачем ставить себя в рамки? Единственные, за кого боялся Джуён — это Феликс и Наён. Что с ними станет, пока его не будет рядом? Вдруг что-то случится, пока он сбежит? Что, если всё пойдёт не по плану управляющего и его босса? Джуён второй раз за свою жизнь встал на колени перед окном, сложил руки и прикрыл глаза, чуть склоняя голову. В детстве мама пыталась, хоть и не особо усердно, привить мальчику религиозность, но Джуён никогда не верил в сверхъестественные силы, а уж тем более в то, что за ним наблюдает кто-то сверху, с облаков. Как это может быть, говорил маленький он, доказывая своей матери собственную точку зрения, если на облаках невозможно сидеть? И почему, в таком случае, мы не видим этого Бога, раз уж он так к нам близко? — Пожалуйста, — прошептал Джуён, открывая глаза и смотря в небо, чёрное и облачное. — Я не прошу большего… Только сохрани моих друзей, окей? Эта просьба звучала неловко и совсем не походила на молитвы матери в детстве, да и звучала как-то менее официально от музыканта. Но почему-то ему стало легче после этих слов, и он даже улыбнулся самому себе. 

«Он живет не на небе, — смеялась мама в ответ, забирая мальчика в свои объятия. — Он — в твоём сердце и разуме. Даже если ты его не видишь и даже если не веришь в него, он всегда защищает тебя, Джу».

Мама Ли часто называла Джуёна Джу и, несмотря на свою глубокую веру в Бога, никогда не внушала сыну собственных убеждений, давая ему выбирать самому. Вернее, сначала она пыталась; но, поняв, что это гиблое дело, перестала. Её Ли безумно любил; но она умерла слишком рано, попав в очень серьезную аварию. Тогда, стоя перед больничной койкой матери на коленях, Джуён в слезах молил Бога оставить его с мамой ещё немного, дать ему время попрощаться и обнять её ещё живой. Мама, прежде лежавшая без сознания и подключённая к куче аппаратов, сохраняющих ей жизнь, в один момент двинула рукой и сжала ладошку сына в своей, слабо улыбнулась мальчику и прошептала: «Я люблю тебя, солнышко». Эти слова оказались последним вздохом мамы Джуёна. Он успел обнять её, пока она была жива, но её сердце сразу же после этого перестало биться.  Было чудом, что она смогла на мгновение вырваться из иного мира и даже заговорить, но в то время Джуён ещё не понимал этого. Он рыдал на койке, пока отец не вытащил его из палаты.  Это был первый раз, когда Джуён молил о чем-то Бога, стоя на коленях. И после этого жизнь Джуёна стала совсем другой.  Отец перестал обращать внимание на сына, поражённый горем, и Ли стал жить сам по себе. Он смог пережить потерю матери, но не смог смириться с тем, что его больше никто не любит и не ласкает. Для маленького ребёнка это было по-настоящему трагично. Он не понимал, почему отец отводит взгляд и не хочет обнять сына.  Только потом, встретив Гониля, Ли обрёл какой-никакой покой и стал доверять людям.  Как говорится, вспомнишь солнышко — вот и его лучик: едва только мысли Джуёна вновь обратились к Гонилю, как сразу же поступило и сообщение от него.  «Выходи. Только аккуратно, окей?» Воспоминания о матери, переплетающиеся с мыслями о Гониле, давали какую-то мотивацию и грели душу. Ли верил, что мама, если бы была жива, одобрила его действия. Ведь он сражался бы и за её благополучие в этой стране в том числе. Она бы точно оценила его старания, пусть и страшно боялась бы, что с её чадом что-то случится. Всё та же стратегия, которой Джуён придерживался и в прошлый раз, не подвела его: никто не увидел его, убегающего из здания под покровом ночи. Никто не понял, что каким-то странным способом все электричество на время отключилось, давая беженцу уйти. Никто не узнаёт, что с Джуёном случилось и куда он так резко пропал. Только одна темная фигура в неосвещенном окне наблюдала за тем, как он садится в машину и уезжает, чтобы никогда не вернуться. Фигура почему-то была уверена, что беглец больше не приедет обратно, но никак не препятствовала этому. — Удачи, Джуён. — отскочило от стен и утонуло в них же в тёмной комнате Феликса. После этого фигура у окна исчезла, закрыв за собой шторы и оставив уезжающую машину один на один с ночными дорогами, а Джуёна — одного с неизвестностью.