Heathens

Два найденных совместными усилиями обогревателя — один нашли Джуён и Гониль, а другой — Чонсу и Гаон — были перевезены вместе с переходником и инструментами в подвал, а вопрос о том, что делать с девушкой, остался открытым. Хотя ответ, конечно же, висел на поверхности и оставался очевидным.  Единственное, что оставалось — это похоронить ее. Да только была одна незадача: с похоронами особо негде разгуляться. До ближайшего кладбища пешком идти было минут тридцать, а вариант повести ее на машине сразу же отпадал, потому что от запаха гнилой плоти потом было бы очень трудно избавиться.  Оставалось одно: закопать её где-то рядом с домом. И молиться, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не подумал, что они кого-то грохнули и теперь заметают следы преступления.  Но об этом волноваться стоило в последнюю очередь. Тут было настолько пустынно, что иногда могло привидеться, как по оставленной детской площадке одиноко катится перекати-поле, будто в фильмах про ковбоев. Но это было лишь иллюзией, и это ещё раз подтверждало мысль о том, что бог забыл это захолустье.  Гаон тут же распорядился и в качестве ответственных за «похороны» назначил Джуёна и Оди — первого скорее всего из-за того, что не хотел его видеть, а второго — наугад. Впрочем, Джуён не препятствовал, как и Оди: оба приняли свою судьбу, как должное, и взяли с собой лопату. Предстояло копать ночью, чтобы, если уж кому-то не посчастливится забрести в район старых, но ещё живых развалюх, не предстать злобным убийцей перед несчастным странником. И быстренько, в случае чего, спрятаться.  Было холодно; Джуён, с агрессией и нездоровым энтузиазмом копая землю, дрожал. Осень не так давно закончилась — совсем скоро должна прийти зима. Вполне вероятно, самая жестокая и холоднокровная, которую только видел Сеул. И даже не из-за температуры.  Сынмин светил фонариком и, опершись на дерево, следил за обстановкой, но было тихо, и никто не собирался на них тайно напасть или убить. По крайней мере, так казалось. Наконец Ли оперся на лопату, отдышался и просипел:  — Я… Я больше не могу… Давай поменяемся.  Парень оттолкнулся от дерева и ловко перехватил лопату, пока Джуён чуть ли не на четвереньках полз к дереву, чтобы отдохнуть. Однако работу он провёл колоссальную: выкопал земли так, что если забраться в яму и встать, то края ямы будут на уровне колен. Фонарик остался лежать на жухлой траве, устремляя поток света в никуда. Луч растворялся в темноте, не освещая ничего, что было дальше нескольких метров. Оди работал молча и без жалоб. Смотреть на него — одно удовольствие: он дышит размеренно, без единого намёка на одышку, смотрит только прямо перед собой, а его лицо, чуть вспотевшее и мокрое, выглядит красиво в тени, словно он вышел из какой-то жуткой сказки. А потом вонзает лопату в землю, нажимает ногой, чтобы глубже воткнуть инструмент, затем выкидывает из ямы приличную горсть земли. Позже она понадобится, чтобы вновь засыпать яму.  — Слышал, что земли никогда не хватает, когда пытаешься засыпать могилу? Джуён вздрогнул. Его слишком резко и слишком странно вырвали из собственных размышлений, вернув в этот мир.  — Прости? — Следи, говорю, лучше. А то в облаках витаешь.  — Точно!.. — Джуён сконфуженно склонил голову в извинении. — Извини.  — Все в порядке.  Оказалось, что сидеть ещё холоднее, чем работать: Ли быстро начал ещё сильнее замерзать, и скрывать это стало намного труднее. Благо, Оди совсем скоро закончил, и пусть яма не была так глубока, какой ей следовало быть по всем меркам какого-нибудь похоронного, труп туда уместился бы на раз-два.  Девушка лежала все это время чуть поодаль, укрытая в нечто подобие наволочки. Внутренне Ли извинялся за то, что ее так грубо вышвырнули на улицу, оставив замерзать на морозе. Ещё более стыдно ему было за то, что нормальных похорон девушке тоже не предоставили; скорее всего, ее даже не помянут после этого, а родные даже не узнают, где она похоронена. Джуён понимал, почему так, но все равно чувствовал вину и сострадание.  Это было странно. Сострадать тому, кого больше нет в живых, было непривычно. Но Ли все еще воспринимал тело как отдельную личность.  Джуён благодарно выдохнул, когда Сынмин избавил его от необходимости тащить тело на своих руках. Да, его реакция на кровь и вид мертвого человека уже притупилась, но коснуться его… Нет, он бы не смог.  Тело отозвалось глухим звуком, упав на дно ямы. Оди отряхнул руки, — и Джуён вновь заметил, что при этом его лицо не исказилось даже в мало-мальски неприязненной гримасе — повернулся и спросил:  — Будешь закапывать? Джуён несколько раз кивнул, обрадованный возможностью немного согреться при работе. Он энергично взялся за лопату и принялся кидать обратно в яму землю, которую они до этого выкопали. Надо сказать, что это было гораздо проще, чем копать; разве что спина постоянно ныла, все еще припоминая Джуёну, как он, свернувшись в три погибели, копал. Неудивительно, но дело шло гораздо быстрее, и вскоре вся кучка выкопанной земли закончилась.  Только вот уровень земли на импровизированной могиле был немного ниже, чем уровень нетронутой.  Джуён указал на это Сынмину, и тот вздохнул, покачал головой и вновь произнёс ту странную фразу: — Вынутой из ямы земли никогда не хватает, чтобы засыпать могилу полностью… Почему-то у Джуёна от этого пошли мурашки.  Они избавились от грязи на одежде, подобрали фонарик с земли и отошли ко входной двери подъезда. Джуён напоследок оглянулся, встречаясь взглядом с глухой тьмой. Ему казалось, что где-то вдали, на площадке, среди качель и горок, стоит девушка. Стоит и смотрит на него, с любопытством, но без намёка на враждебность.  Джуён моргнул. Образ испарился, словно мираж. А та девушка все еще лежала в земле, не встала, подобно зомби, а ведь только зомби им и не хватало, чтобы этому миру пришел окончательный и тотальный пиздец.  — Пойдём. — окликнул Оди, и Джуён в который раз за этот вечер вздрогнул.  Никого на площадке не было. Только темнота. А в темноте на самом деле нет ничего страшного.  Они зашли в подъезд, который вновь сильно провонял сигаретами Гаона.  Кажется, не у них одних был нервный вечер. Гаон курил, когда много думал или беспокоился — это Джуён сразу понял. Как только Ли появился в их компании, Джисок стал намного больше курить — так сказал Гониль. Он уворачивался от ответа, но Джуён знал: это из-за него самого. Возможно, не полностью, но по большей части.  Они зашли в подвал и почувствовали… Тепло. От обогревателей наконец был прок: они работали, и теперь, похоже, им не суждено было быть выключенными всю зиму. По крайней мере, до окончания холодов.  Джуён впервые почувствовал себя усталым. Смертельно усталым… И беззащитным перед смертью, которая могла подойти в любой момент.  Идя в общую комнату, где уже все спали, он думал об этой девушке и о том, что ему привиделось на площадке. А ещё о жизни. И о смерти.  Образ на площадке напоминал ему закопанную в землю самоубийцу. Не факт, что самоубийцу, конечно, но это было бы правдой, если все произошло именно так, как это описал Чонсу. И ему было непонятно, почему она так окончила свою жизнь. Что ее сподвигнуло сделать это? Почему люди вообще находят в себе силы накладывать на себя руки? И ещё одна мысль, такая же страшная, как сама смерть, пронзила мозг Джуена. 

«А что, если я однажды захочу умереть?»

Оказаться в одной лодке с девушкой-суицидницей он не хотел. Вернее, в одной земле.  Умирать больно. Он всегда хранил это в подкорке, но никогда не вытаскивал эту мысль наружу — да просто не было причин об этом говорить. Все было хорошо в его жизни. Он никогда не думал о том, что смерть придёт к нему, а сейчас он встретился с ней лицом к лицу. Она дышала в него, игралась, будто бы насмехалась, ходя вокруг да около. Предупреждала. Раньше всё было радостно и весело. Если не считать смерти матери. Если не считать, что после потери жены его отец не обращал на него внимания. Если не считать, что он…  Джуён нервно тряханул головой, и тёмные волосы с отголосками красных прядей разбросались по его лицу. Нет, не вспоминай, твердил он себе, ты знаешь, что не виноват, ты знаешь, ты так много тогда пропил таблеток, чтобы забыть, ты больше не вернёшься к своим страхам.  Это помогло. Джуён закрыл глаза, чтобы уснуть, но в разум лезло лишь что-то тёмное, плохое и безрадостное.  Но в итоге он заснул. Тревожась, ворочаясь и постоянно сбивая одеяло в кучу. И спали все, тихо посапывая и хмурясь от странных снов.  Возможно, сегодня все во сне видели образ полупрозрачной девушки, которая с интересом вглядывалась в них из темноты детской площадки.  И, кажется, она была благодарна за то, что ее хотя бы похоронили.