your time to shine

— Лёгкая атлетика? — прикидывает Чан. — Скорее, велоспорт, — настаивает Чанбин. — Десять тысяч йен шепчут мне, что и то, и то — мимо, — вмешивается Джисон, пережёвывая яблоко с набитым ртом. Чанбин поворачивается, чтобы взглянуть на него. — И что же думаешь ты? — Не знаю, может, стрельба из лука? — Джисон, — мягко отвечает Чанбин, будто разговаривает с несмышлёным ребёнком, — Ты его ноги видел? — он откидывается на спинку стула, складывая руки на груди, и с уверенностью повторяет: — Он велосипедист. Джисон прячет ухмылку под предлогом того, что откусывает очередной кусочек, и притворяется, что обдумывает слова старшего. — Пожалуй, остановлюсь на стрельбе из лука. Чан фыркает. — Если очень хочется проиграть деньги, так и скажи. Джисону очень не хочется терять ещё больше денег, чем он уже потерял в их маленькой игре, где они, сидя в столовой олимпийской деревни, делают ставки на то, кто в каких соревнованиях участвует, основываясь исключительно на телосложении. За этим занятием они провели бóльшую часть своего (редкого) свободного времени, и, пусть с церемонии открытия прошло всего-ничего, Джисон уже успел проиграть дважды. Парень, которого они пытаются вычислить сейчас, определённо мог бы быть как велосипедистом, так и легкоатлетом — это первое и, наверное, самое логичное предположение, которое могло прийти кому-то в голову. Его квадрицепсы прекрасно очерчены — Джисон может видеть изгибы его vastus lateralis даже через ткань спортивных штанов, когда парень направляется к свободному столу и его мышцы напрягаются при ходьбе. Его сильные бёдра вдобавок ещё и идеальной формы — настолько идеальной, что это даже раздражает, учитывая, что в его виде спорта они вообще-то не так уж и нужны. Тем не менее, даже если бы Джисон не знал наверняка, он бы не поставил ни на то, ни на то. Телосложение парня очень смахивает на пловца — высокий уровень мышечного тонуса, но при этом минимум объёма. Широкие плечи, рельефные бицепсы и трицепсы — да и вообще все -цепсы, названий которых Джисон даже не знает — в сочетании с довольно узкой талией и несправедливо выделяющейся грудью. Сейчас, конечно, ни одна из этих мышц не видна — не под огромной синей толстовкой, в которую парень одет, и из-за которой даже его плечи кажутся намного уже, чем они есть. Если бы он был пловцом, Чан бы распознал его сразу же. Так что, возможно, у Джисона есть некоторое преимущество, ведь он не только знает, как этот парень выглядит без одежды, но и знает, в каком виде спорта он соревнуется. "А с другой стороны, — размышляет Джисон, — какие Олимпийские игры без небольшого читерства?" — Можем проверить, — предлагает он, — Мужские индивидуальные завтра вечером. Полуфинал. — Джисон рад, что ни Чан, ни Чанбин не спрашивают, откуда он это знает, при том, что большинство спортсменов едва ли успевает отслеживать какие-то соревнования кроме своих собственных. Ну или не спрашивают, почему он не предложил просто спросить самого парня, как делает это обычно. Чан хмурится. — Разве ты и Хёнджин не прошли в полуфинал? Он ведь тоже завтра. — Он закончится к двум, пресс-конференция тоже не должна занять много времени. Тем более, сомневаюсь, что Хёнджин захочет делать что-то ещё после того, как мы закончим. В любом случае, мы договорились не тренироваться сразу после матча, если выиграем. — Подожди, что Хёнджин забыл с тобой в паре? — озадаченно спрашивает Чанбин. — Ким, не Хван, — объясняет Джисон, — И молись, чтобы она не узнала о том, что ты это спросил. Это, типа, миллиардный раз, когда я говорю "Ким, не Хван", притом только за сегодня. Это правда. В последний раз, когда Джисон рассказал Ким Хёнджин, с которой ему посчастливилось (правда посчастливилось) выступать в смешанном парном разряде по бадминтону, о том, что её снова перепутали с Хван Хёнджином — двукратным олимпийским чемпионом по фехтованию и национальным "золотым мальчиком" — девушка закатила глаза так сильно, что Джисон не на шутку испугался, что они могут вывалиться из глазниц. — Хорошо, — соглашается Чан, — Тогда завтра идём на стрельбу из лука. — Не забудь заглянуть в пункт обмена валюты с утра, — добавляет он, ухмыляясь. Джисон практически бросает в ответ то же самое, но в последний момент сдерживается. Ему не выгодно вызывать у старших вопросы о том, почему он так уверен в своей на первый взгляд нелепой ставке. — Загляну, уж не беспокойся.

---

Соревнования Джисона и правда заканчиваются днём — они с Хёнджин проходят в финал. Игра пролетела в мгновение ока, хоть финальный сет и тянулся до бесконечности: обе команды шли ноздря в ноздрю, как только счёт начал приближаться к двадцати, но затем Хёнджин, наконец, обеспечила им отрыв в два очка. Джисон не помнит практически ничего кроме шума толпы, Хёнджин, обнимающую его до хруста костей, и путь до зоны СМИ, где взбудораженные журналисты совали им микрофоны прямо в лицо. Отойдя от матча, Джисон с радостью осознаёт, что теперь у него, наконец, есть время смыть пот от игры и поесть впервые за день, не считая раннего утра; к тому времени, когда он добирается на стадион, где проходят соревнования по стрельбе из лука, экран уже показывает окончание четвёртого сета. Остался один, финальный, который вот-вот начнётся. Джисону каким-то образом удаётся найти в толпе Чана и Чанбина, и он тут же начинает пробираться к ним, бросая взгляд на табло. Джисон не заостряет внимание на имени канадского участника — глаза сразу же скользят на графу с цифрами. Минхо находится на третьем месте со 115 очками, и Джисон чувствует, как сердце колотится в груди, когда наконец плюхается на сидение и начинается финальный сет. У каждого из спортсменов будет по три выстрела, по итогам которых определятся участники финала. Канадец выходит на позицию первым, и Джисон чувствует, как всё тело пробивает волнением, глядя за тем, как тот встаёт в позицию, натягивает тетиву, а затем отпускает. Джисон аплодирует — наполовину искренне, наполовину из вежливости — когда его стрела попадает в район центра мишени, на отметку 9. Затем настаёт очередь Минхо, и Джисон задерживает дыхание, наблюдая за тем, как тот подходит к линии. Минхо делает паузу, поправляя нагрудник, и Джисон рад, что сидит достаточно близко, чтобы разглядеть, как плотно он прилегает к телу старшего. Минхо натягивает тетиву и слегка высовывает язык, прикрывая один глаз, когда щурится через прицел; Джисона всегда забавлял тот факт, что Минхо абсолютно не умеет подмигивать в повседневной жизни, даже под страхом смерти, но зато без проблем смотрит одним глазом через прицел. Он отводит руку дальше, фиксируя положение. Джисон наблюдает за тем, как на ней напрягаются мышцы плеч, как тетива прижимается к кончику его носа и уголкам губ, а затем Минхо отпускает её, и стрела достигает цели за долю секунды. Джисон, будто почувствовав удар хлыста, резко поворачивает голову, переводя взгляд на мишень, и, не увидев результат издалека, оборачивается на экран, воспроизводящий повтор — замедленный кадр показывает, что Минхо попал прямо в яблочко. Он вскакивает с места с громким возгласом "Да, блять, да!!!", а затем, поймав насмешливый взгляд Чана, который тоже обрадовался, но при этом остался сидеть на своём месте, быстро берёт себя в руки и опускается обратно. На очередном выстреле канадца Джисон выжидающе подаётся вперёд, сверля того взглядом. На этот раз он попадает в десятку. Снова наступает очередь Минхо, а вместе с ним и Джисона, беспокойно постукивающего одной рукой по бедру, пока другая неосознанно тянется к лицу, прежде чем он начинает нервно грызть ноготь на большом пальце. Он наблюдает за тем, как Минхо натягивает тетиву, будучи уверенным, что ему никогда не надоест наблюдать за его идеальной стойкой и потрясающим профилем, на который она открывает прекрасный вид. Голова Джисона снова резко поворачивается в сторону вместе со стрелой. Он смотрит на экран и закусывает губу, обнаружив, что она воткнулась в мишень прямо на линии между 9 и 10. — Это же десятка, да? — он нервно поворачивается к Чану, который, в свою очередь, снова смотрит на него с явным весельем. — Не уверен. Думаю, в этом случае нужен разбор. Брови Джисона сводятся к переносице, и он хмурится ещё больше, когда выстрел Минхо засчитывается как девятка. Наступает последний выстрел канадца; Джисону почти стыдно, но он мысленно молится, чтобы тот не попал ближе красных колец в виде семёрки и восьмёрки. Парень встаёт в стойку, замирает и выпускает стрелу. Глаза Джисона уже на экране; он резко втягивает носом воздух, увидев на табло девятку. Сразу после него на позицию для последнего выстрела во всём сете идёт Минхо; он не выглядит нервным, но, опять же, Джисон сидит недостаточно близко, чтобы сказать наверняка. Он едва видит выражение лица старшего, когда тот прицеливается и, поджав губы, отпускает тетиву. Джисон растерянно смотрит на мишень. Подождите, он что, пустил две стрелы? Он промаргивается и смотрит снова, понимая, что это и не две стрелы вовсе, а одна, расколовшаяся на две части от попадания в яблочко. Джисон вдыхает так резко, что давится воздухом. Он вскакивает со своего места и едва слышит, что происходит вокруг — не из-за оглушающего рёва трибун, а из-за своего собственного вскрика. Чан и Чанбин стоят рядом с ним, едва ли не крича в голос, но ограничиваясь аплодисментами. Джисон обнимает их за шеи, притягивая к себе. Джисон хотел бы так же обнять Минхо прямо сейчас. Побежать к нему и прижать его голову к своему плечу, зарыться пальцами ему в волосы и закричать, как им гордится; извиниться, когда Минхо поморщится от громкости его голоса, сгрести его в объятия и наслаждаться ими столько, сколько захочется. Он заглядывает за плечо Чану и видит, как тренер поздравляет Минхо и уводит его с поля. Тот направляется в сторону раздевалки, повернув голову к трибунам, и с этого расстояния Джисон не может разглядеть, куда смотрит старший. Он надеется, что Минхо как минимум узнает, что он пришёл.

---

Чан и Чанбин поначалу отказываются отдавать деньги, утверждая, что Джисон заранее посмотрел программу соревнований. Он не врёт, когда говорит, что этого не делал, потому что и вправду не знал здесь никого кроме Минхо. Чан всегда видит его насквозь, так что понимает, что Джисон говорит правду, и неохотно, всё ещё с подозрением, протягивает ему купюры. Чанбин следует его примеру, фыркая и закатывая глаза.

---

На следующий день Джисон под завязку занят подготовкой к финальным соревнованиям смешанных пар. Он просыпается на рассвете, чтобы пойти на тренировку с Хёнджин, и, судя по тому, что девушка просит перерыв всего лишь после пары подходов, она понимает, что мысли Джисона заняты чем-то не тем. — Выглядишь как побитый щенок, — между делом говорит она, открывая бутылку с ледяной водой, делая большой глоток и вытирая губы запястьем, — Ты же увидишь его уже завтра, разве нет? У вас обоих выходной. Джисон громко вздыхает, плюхаясь на корт в позе морской звезды. — Да, но это будет только завтра, — ноет он. Хёнджин смеётся и подпинывает его кроссовок своим. — Не дуйся, у вас хотя бы есть выходные. Я не увижу Хиджин до тех пор, пока не закончатся соревнования. И это тоже правда. Хиджин, девушка Хёнджин, состоящая, как и Минхо, в сборной по стрельбе из лука, тоже попала в финал прошлым вечером. Джисон напоминает себе о том, что с ней тоже нужно увидеться — поздравить с золотом, которое она, несомненно, принесёт команде, и в очередной раз поблагодарить за то, что она познакомила его с любовью всей его жизни — в тот день, когда Джисон впервые пришёл к ним на соревнования. Хотя, если уж быть точным, именно Хёнджин впервые втянула Минхо в их общий разговор, заметив картинку с котами на обоях его смарт-часов. Джисон, который всё это время стоял за её спиной, и вообще изначально пошёл с ней за компанию, чтобы поздороваться с Хиджин, тогда впервые увидел то самое выражение лица Минхо, с которым он говорил о своих котах, и сразу же был поражён в самое сердце. Эту самую любовь всей жизни Джисон не видел с самой церемонии открытия. Он чувствует себя засохшим растением, которое не поливали больше недели. Джисон снова садится, тяжко вздыхая. — Ты права, прости, — фыркает он, — Как эти организаторы вообще смеют заставлять нас столько ждать! — Джисон хватает свою ракетку и агрессивно машет ей над головой, как разгневанный деревенский житель вилами. Хёнджин смеётся и в ответ поднимает свою. — Не говори, совсем охренели! И это при том, сколько денег мы приносим им, выступая в их спонсорских шортах! Джисон усмехается. Через несколько минут он нехотя позволяет Хёнджин поднять себя с покрытия, чтобы продолжить тренировку.

---

Они побеждают в финале. Джисон жертвует целостностью своего локтя, чтобы добыть им последнее очко, но они побеждают. Он обнимает Хёнджин так сильно, что той приходится оттолкнуть его, услышав хруст собственного позвоночника. Рёв толпы оглушает, пот капает с чёлки, пощипывая глаза; Джисон промаргивается и принимает объятия от тренера, положив голову ему на плечо и замечая вдалеке Минхо. Тот практически подпрыгивает от радости рядом со своим однокомандником — Сокмином, если Джисон правильно помнит, соседом Минхо по комнате на время олимпиады. Джисона и Хёнджин провожают к небольшому подиуму, где они получают свои заслуженные медали, благодарят женщину, которая щедро хвалит их, и склоняют шеи, принимая свою награду. Он едва помнит, что говорит; всё это слишком — аплодисменты, адреналин, циркулирующий в его крови, эйфория от победы — всё это отдаётся лёгким головокружением, и Джисон едва может стоять на ногах. Когда он оглядывается на трибуны, Минхо снова теряется в океане лиц.

---

— Можно одолжить твою медаль? — спрашивает он Хёнджин по пути в номер, пытаясь звучать непринуждённо и определённо терпя при этом неудачу. Партнёрша щурится, глядя на него в ответ. — Свою уже потерял? — Нет! — возмущённо хихикает Джисон, — Просто подумал, что было бы лучше иметь две медали вместо одной, когда, ну, знаешь,... — таинственно замолкает он, поигрывая бровями. Хёнджин раздражённо стонет. — Тогда не должен ли ты предлагать мне свою? Мы с Хиджин заслужили дополнительное золото за наш сегодняшний дабл-килл. А тут она Джисона подловила. Ему даже нечего ответить. Дополнительную медаль Джисон так и не получает.

---

Джисон спешно стучит костяшками в дверь перед собой, а затем делает маленький шаг назад, ожидая ответа. Волосы ещё не высохли после душа, и он проходится по ним пятернёй, убирая лишние пряди со лба и нервно перекатываясь с пятки на носок. Он опускает глаза на свою медаль, сверкающую на груди, и проводит кончиками пальцев по её рельефу. Слышится тихий скрип открывающейся двери, и Джисон тут же поднимает глаза. Минхо стоит в проёме, удивлённо моргая — раз, ещё один, а затем ещё — прежде чем его губы изгибаются в однобокой улыбке, которую Джисон мечтает сцеловать с его лица уже несколько дней. Минхо открывает рот, чтобы что-то сказать, но его взгляд падает на медаль. — Это мне? — Ага, ещё чего. Заработай свою, — говорит Джисон, пытаясь сдержать улыбку. Минхо хмыкает, протягивает руку и поднимает медаль на ладони, чтобы рассмотреть её поближе, а потом мягко натягивает ленту на его шее, пятясь назад и уводя Джисона за собой в номер. Джисон быстро заходит внутрь, закрывая за собой дверь. Когда он снова поворачивается к Минхо, на лице старшего красуется та же ухмылка; и в этот раз Джисон всё же сцеловывает её, подаваясь вперёд и запуская пальцы в его волосы, притягивая старшего к себе и прижимаясь к его губам своими. Выходит хаотично и немного неуклюже, Джисон упирается носом в щёку Минхо, и они отстраняются друг от друга меньше чем через минуту, потому что старший вдруг начинает громко смеяться ему в губы. Джисон, фыркая, отталкивает его, и Минхо в попытках успокоиться вытирает слёзы, игнорируя крики Джисона "Хватит смеяться!". — Джисон, прошла неделя, — говорит он, всё ещё хихикая между словами. — Да, целая неделя! — восклицает Джисон. — Мы до этого не виделись неделями, во множественном числе. Боже, ты настолько изголодался? Джисону хочется сказать "нет", потому что по смеху Минхо он скучал намного больше, чем по его члену, но презервативы, ждущие своего часа в его кармане — олимпийского бренда, с пятью кольцами на упаковке — говорят совсем о другом. Вместо ответа он сжимает пальцами воротник Минхо и снова притягивает его к себе; он зарывается носом в шею старшего, вдыхает запах его старых духов и бодрящего шампуня, а затем целует его под ухом, спускаясь вниз по линии шеи; трепещущий пульс старшего ощущается под губами особенно явно, когда Джисон приоткрывает рот и мягко скользит зубами по нежной коже. Джисон, ухмыляясь, отстраняется, а затем обхватывает руками шею Минхо, вжимаясь в него всем телом; Минхо тут же обхватывает одной рукой его талию, а второй ловит под бёдра и поднимает. Он шагает в сторону кровати — немного неуклюже, спотыкаясь из-за того, что идёт задом — а затем разворачивается и опускает Джисона на матрас, как невесомый пучок скрученных нервов, которым он, в принципе и является. Джисон ёрзает на кровати, вставая на колени, а затем резко плюхается всем своим весом обратно. — Как думаешь, эта малышка справится? — спрашивает он, похлопывая по месту рядом с собой. Минхо, стоящий у изножья кровати, скептично поднимает бровь. — Она буквально картонная. — сухо говорит он. — Это да, но смотри... Они же должны выдерживать тяжелоатлетов и всех им подобных, разве нет? — Минхо всё еще смотрит на Джисона с долей сомнения, так что он встаёт на кровати в полный рост и подпрыгивает; когда каркас под ним не прогибается, Джисон прыгает снова. Он протягивает руки к Минхо и нетерпеливо трясёт кистями, когда тот не двигается с места, а затем довольно улыбается, когда Минхо с тяжким вздохом всё же берёт их в свои, переплетая их пальцы и залезает на кровать, оказываясь перед младшим. Когда Джисон настойчиво тянет его за руки, он тоже нехотя начинает прыгать. Кровать выдерживает. Джисон снова падает на спину, отпружинивая от матраса, в то время как Минхо устраивается между его разведённых ног. Их пальцы всё ещё переплетены, и Джисон вздрагивает, когда Минхо невесомо проводит большим по внутренней стороне его запястья. Затем старший освобождает левую руку, накрывая ладонью щёку Джисона, и наклоняется к нему, ловя губы своими в очередном поцелуе — теперь правильном. Почувствовав привычное тепло и мягкость, Джисон тут же прикрывает глаза. На этот раз их губы движутся друг против друга медленно и нежно; до тех пор, пока Минхо не проводит кончиком языка по нижней губе Джисона с явным намёком. Джисон тут же приоткрывает рот, пропуская его внутрь — скольжение их языков друг против друга порождает нарастающий жар в его груди и на щеках. Джисон отпускает его вторую руку, тут же перемещая свою на шею Минхо, а ладони старшего, в свою очередь, перемещаются на его талию, притягивая Джисона ближе — до невозможного близко — при этом не разрывая поцелуя. Они отстраняются друг от друга на долю секунды, и Джисон хватает ртом воздух, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, пока Минхо тянет вверх край его футболки. Джисон послушно поднимает руки, помогая старшему снять её с себя; медаль падает обратно на его грудь, и Джисон тихо шипит, почувствовав холод металла на оголённой коже. Минхо тянется к ленте медали на его шее, и Джисон останавливает его, перехватывая запястье. — Подожди, — просит он. — Что такое? — спрашивает Минхо, накрывая его щёку ладонью и нежно поглаживая большим пальцем скулу. — Ничего, просто... — он внезапно замолкает. — Сокмин на вечеринке в блоке легкоатлетов, можешь не волноваться о том, что нам помешают. — Нет, дело не в этом. Я просто... — стонет Джисон, — Ничего, забудь. Минхо хмурится. — Подожди... Ты не хочешь её снимать? — в шутку спрашивает он, игриво дёргая за ленту. Когда Джисон не отвечает, он удивлённо распахивает глаза и переводит взгляд вниз, чтобы хорошенько рассмотреть медаль. — Боже, ты хочешь быть в золотой медали, пока мы... — это не вопрос, скорее утверждение, и Джисон скулит, накрывая лицо ладонями. — Блять, просто забудь, — бубнит он. Шея уже начинает гореть от смущения, но Минхо мягко убирает его руки. — Сони, если хочешь её оставить — оставь. Просто... — он поджимает губы, — Ты не думаешь, что она может... испачкаться? — Это даже не чистое золото, потерпит. — Ну, если ты уверен, — отвечает Минхо, закусывая губу, на что получает слабый удар в плечо, — Эй! Я не смеюсь над тобой, — говорит он. А затем смеётся. Когда Джисон откровенно хмурится, Минхо резко замолкает. — Нет, серьёзно, я не смеюсь. Просто... Организаторы устраивают это охренительно масштабное мероприятие, думают, что удостаивают нас большой чести, вручая нам медали... А потом эти самые медали оказываются перемазанными в сперме. Джисон не сдерживает смешок. Да, если посмотреть на вещи с этой стороны, выходит действительно забавно. Минхо снова целует его. Джисон млеет под прикосновениями знакомых рук, легко давящих на плечи и заставляющих его откинуться обратно на подушки. Ладони Минхо спускаются вниз по его груди, рёбрам, прессу, а затем снова возвращаются наверх. Старший скользит губами к боковой стороне его шеи, ненадолго задерживаясь где-то на сгибе плеча, чтобы оставить красную метку, а затем прокладывает дорожку из влажных поцелуев к ключице. Джисон чувствует, как старший прижимается губами к ямочке с правой стороны, прямо там, где виднеется небольшая родинка, а затем снова возвращается к самой косточке. Большой и указательный пальцы Минхо нащупывают его сосок, который моментально затвердевает от прикосновений, отзываясь лёгкой болью. Джисон рвано выдыхает и закусывает губу, пытаясь заглушить рвущийся наружу стон, а затем впивается пальцами в плечи Минхо, когда старший опускается вниз, проводя по соску языком. Он вздрагивает, когда руки старшего скользят по его талии, переходя на живот — Минхо касается его везде, дразня невесомыми прикосновениями кончиков пальцев. — Перевернись, — шепчет Минхо, и Джисон тут же подчиняется, издавая тихий, свистящий вздох. Он ложится на живот и чувствует, как медаль вжимается в грудную клетку, отдавая приятным холодом. Джисон складывает руки под подушкой, прижимаясь к ней щекой и прикрывая глаза. Минхо целует его в затылок, затем в плечи, параллельно впиваясь пальцами в бока и вызывая приятную дрожь по позвоночнику. Джисон чувствует, что Минхо начинает медленно стягивать с него спортивные штаны, и резко приподнимается на локтях. — Что такое? — спрашивает Минхо, поглаживая ладонью его поясницу. Джисон не отвечает — просто оборачивается, вставая на колени, и запускает руки в карманы, доставая по внушительной горсти презервативов из каждого. Их настолько много, что Джисон едва удерживает их в руках. — Чуть не забыл про них, — вздыхает он. Минхо смотрит на него так, будто не уверен, смеяться ему или плакать. Он забирает из рук Джисона одну упаковку и разглядывает разноцветный символ на фольге. — Ты другим-то хоть оставил? Джисон закатывает глаза. — Не то чтобы мы используем их все. Вот этот... — он кивает на единственный выбившийся из огромной кучи пакетик, — Сохраним в качестве сувенира. Минхо закатывает глаза и толкает Джисона обратно на кровать, игнорируя его вскрик и пристраивая колени по обе стороны от его бёдер. Он снова целует младшего в шею, затем ниже, спускаясь раскрытыми губами вдоль позвоночника и останавливаясь на ямочках под поясницей. Джисон тихо вздыхает, когда Минхо сжимает руками изгибы его талии. Его руки на теле Джисона ощущаются больше, чем есть на самом деле; Минхо на мгновение замирает, уткнувшись лицом в его кожу. Затем руки старшего скользят вниз с его талии, обвивая его бёдра и приподнимая ровно настолько, чтобы его рука смогла протиснуться между Джисоном и матрасом, слегка сжимая его твёрдую длину. Джисон тихо стонет, утыкаясь лицом в подушку. Рука Минхо практически зажата между его телом и матрасом, и под таким углом старший не может коснуться его как следует, но всё же скользит пальцами по головке, а затем спускается по стволу — мягкими прикосновениями, которые, как он знает, Джисон хотел бы почувствовать жёстче. — Не двигайся, — шепчет он, плотно прижимаясь губами к уху Джисона, и выпрямляется, упираясь коленями в матрас и удерживая его на месте. Младший тихо выругивается, его дыхание сбивается от резкого глубокого вдоха. — Минхо, — отчаянно хнычет он. — Знаю, — и Минхо действительно знает, как чувствует себя Джисон, но, видимо, ему всё равно. Он кладёт ладонь между лопатками Джисона, удерживая его прижатым к кровати и наклоняясь к ящичку у прикроватной тумбочки. Джисон слышит тихий щелчок открывающейся бутылочки, а затем шорох ткани, когда вес Минхо смещается и он, наконец, раздевается; Джисон едва сдерживается от того, чтобы не дёргаться от предвкушения. Он стонет, когда чувствует, как влажный от смазки кончик пальца Минхо проводит по входу. Минхо продолжает водить пальцем рядом с тем местом, где он действительно нужен Джисону, который даже не может пошевелиться, ответить на прикосновение или податься бёдрами назад, будучи ограниченным в движениях бёдрами Минхо. Джисон низко скулит, приподнимаясь на локтях и роняя голову вниз. — Блять, да хватит уже издеваться. Прикоснись ко мне, сделай хоть что-нибудь. Минхо обхватывает рукой его талию, приподнимая его бёдра, чтобы снова просунуть руку вниз, и одобрительно мычит. — Почему ты уже такой мокрый, Сони? Я ведь даже не начал. Он, наконец, прикасается к Джисону как следует, крепко сжимая его член ладонью. Джисон тихо стонет, чувствуя, что простыни под ним уже мокрые от предэякулята. Он скулит, когда Минхо начинает неторопливо двигать смазанной рукой по всей длине, выворачивая запястье и проводя большим пальцем по уретре каждый раз, когда доходит до верха. Джисон всхлипывает, когда Минхо сжимает его в руке еще сильнее и продолжает двигаться в том же темпе, выворачивая запястье и позволяя Джисону слабо толкаться в свой кулак. А затем он снова убирает руку и Джисон разочарованно стонет, подаваясь вперёд в погоне за исчезнувшим прикосновением, но замирает, когда Минхо вводит в него первый палец. Он медленно растягивает Джисона, двигая им до тех пор, пока младший не начинает извиваться, а затем добавляет второй. Джисон лежит, приподнявшись на коленях и локтях, с поясницей, прогнутой к матрасу, его острые лопатки чётко очерчены под кожей. Он подаётся назад, отчаянно вжимаясь задницей в ладонь Минхо; любое смущение, которое он, возможно, чувствовал — хотя на этом этапе отношений Джисон уже почти никогда не стесняется рядом с Минхо — исчезает бесследно. Добавляя очередной палец, Минхо сгибает все три внутри; Джисон выругивается, хватаясь за собственные волосы, обхватывая голову руками и приглушённо бубня что-то в подушку. — Минхо, давай уже, — шепчет он так тихо, что и сам едва слышит свои слова. Подняв голову, он просит снова: — Войди в меня. Рука Минхо замирает, а затем он двигает пальцами сильнее, глубже; Джисон слышит собственный стон, такой высокий, что он бы смутился, если бы не резкие судороги в животе. Он хватается одной рукой за спинку кровати, чтобы удержать равновесие, и роняет голову вниз, закрывая глаза и фокусируясь на тихих звуках дыхания Минхо. Старший хватает Джисона за талию и с лёгкостью переворачивает его обратно — он оказывается на спине, со сведёнными коленями и болтающимися на середине бёдер штанами, которые быстро спинывает с себя полностью и откидывает куда-то на пол. — Чтоб тебя, — выдыхает Джисон, дёргая Минхо на себя, запуская пальцы в волосы на его затылке и покусывая его губу, — Трахни меня уже, — он кусает губу Минхо сильнее для пущего эффекта, а затем отпускает его. Он наблюдает за тем, как Минхо разрывает серебристую упаковку зубами, а затем раскатывает презерватив, распределяя оставшуюся на руке смазку по всей длине. Джисон разводит ноги шире, прикусив нижнюю губу. Он тянется к Минхо, обвивая рукой его шею, и слабо вскидывает бёдра вверх, будто призывая Минхо придвинуться ближе, прикоснуться к нему, хотя на этом этапе Джисон уверен, что Минхо едва ли нуждается в мотивации. Минхо слегка толкается внутрь, прижимая ноги Джисона к его груди, пока край медали не упирается ему в бедро, а затем с нажимом подаётся вперёд, пока Джисон не чувствует, как тот упирается в него тазовыми косточками. Каркас кровати издаёт скрипящий звук, и когда горячий, тяжёлый член Минхо наконец начинает двигаться в нём, спинка кровати начинает биться о стену; Джисон, тяжело дыша и убирая со лба прилипшие волосы, хватается за неё одной рукой, сжимая пальцами верхний край. Другой рукой он оттягивает волосы Минхо, кусая его губы до тех пор, пока они не раскрываются, пропуская язык Джисона внутрь; он размашисто двигается навстречу старшему, немного неуклюже выбиваясь из ритма из-за судороги в ногах. — Сильнее, чёрт, Минхо, немного сильнее, — умоляет он. Минхо стонет, перемещая ноги Джисона к себе на талию, прежде чем схватить его за бока и начать толкаться в него жестче. Джисон крепче сжимает поясницу Минхо лодыжками, чтобы не соскальзывать слишком далеко вверх по матрасу при каждом движении. Спинка кровати снова начинает биться о стену, на этот раз ещё сильнее, чем до этого, и до нелепого громко. Джисон игнорирует это и покачивает бёдрами вверх небольшими кругами, открывая рот в немом стоне от ощущения того, как головка члена Минхо скользит против его простаты. Удовольствие прожигает все его нервы, скручиваясь и сжимаясь с каждым толчком, который он встречает волнообразными движениями бёдер. Напряжение внутри него возрастает с каждым движением, доводя Джисона до дрожи. Его член слишком твёрдый и влажный, живот болезненно сжимается, угрожая скорым оргазмом. Джисон выругивается, нарушая тишину резким шипением; так отчаянно желая кончить, что его начинает откровенно трясти. — Немного жёстче, Минхо, давай же. Не сдерживайся, — мягко подначивает Джисон. Он сильно врезается бёдрами в Минхо, встречая его толчки ещё более беспорядочно. — Блять, ладно, хорошо, — выдыхает Минхо. Он упирается одной рукой рядом с головой Джисона и склоняется ниже, пока младший не оказывается сложен практически пополам, закидывая одно колено на его плечо. Под таким углом Минхо может двигаться быстрее, глубже; Джисон скулит и вцепляется в простыни с такой силой, что на секунду пугается, что они могут порваться. Минхо впивается пальцами в бедро Джисона до красных отметин и входит в него плавным, волнообразным движением. Джисон глубоко вдыхает через нос. Минхо делает это снова, на этот раз медленнее и глубже, а затем снова ускоряется до тех пор, пока не срывается на бешеный темп, жёстко, практически грубо врезаясь в бедра Джисона своими, но тому всё равно не достаточно. — Сильнее, — скулит Джисон, и Минхо вжимается в него резким глубоким толчком, затем ещё одним, а затем слышится громкий треск, и Джисон понимает, что его резко отбрасывает назад, почти по диагонали. — Что за… — вскрикивает он, крепко обхватывая Минхо за шею, прежде чем успеет скатиться дальше и удариться черепушкой о стенку кровати. Он приподнимается, чтобы развернуться и посмотреть, что случилось, и Минхо издаёт сдавленный стон, когда Джисон, ёрзая, создаёт трение о его член. — Боже, что за херня? Одна из ножек кровати сломалась, в результате чего вся кровать покосилась вниз, оставляя угол матраса неловко торчать кверху. Джисон поворачивается обратно к Минхо, который снова стонет и хватает его за бёдра, чтобы удержать на месте. — Блять, не делай так, — его голос напряжён. — Мы разве её не проверили? — неверяще спрашивает Джисон, — Подожди, а может, мы ослабили каркас, когда прыгали? — Подними ноги, — приказывает Минхо, хватая его под бёдра. Он приподнимается, вставая на колени, и после некоторых дополнительных манипуляций ноги Джисона оказываются на его талии со скрещенными лодыжками. Минхо поднимает его с кровати, всё ещё находясь внутри, и через пару секунд Джисон оказывается прижатым спиной к ближайшей стене. Руки Джисона скользят к бицепсам Минхо, он чувствует под пальцами контуры напряжённых мышц, чувствует силу, удерживающую его. Тот факт, что Минхо держит его так, будто он весит не больше воздуха, пускает по спине Джисона мурашки, член коротко дёргается, прижимаясь к животу. Как только он устраивается удобнее, будучи прижатым к стене ещё крепче, Минхо начинает двигаться в нём снова. Джисон пытается держать глаза открытыми, когда волны жара пульсируют по всему телу, но это оказывается весьма сложным. Едва ли будучи в состоянии что-то разглядеть за трепещущими ресницами, Джисон позволяет векам прикрыться. Он откидывает голову назад и тихо выдыхает, случайные рваные звуки срываются с его губ вперемешку с низкими стонами. Минхо подаётся вперёд, сильно прикусывая его под кадыком, и Джисон скулит во весь голос. Минхо двигает бёдрами вперёд и вверх — размашисто, повторяя движения снова и снова, до тех пор, пока Джисон не начинает стонать так громко, что у него самого кружится голова. Равномерное дыхание сбивается на короткие, резкие всхлипы, он чувствует как начинает потеть от жара, всё тело пробивает крупной дрожью; сквозь пелену удовольствия, какой-то уцелевшей частью разума, Джисон на мгновение осознаёт, что золотая медаль слегка шлёпает его по животу с каждым движением, которое толкает его вверх по стене. — Джисон, — он слышит низкий голос Минхо, на грани шёпота, — Сони, посмотри на меня. Джисон хнычет, но открывает глаза, и первым делом видит, как взбухшие от напряжения вены Минхо выступают под его кожей, только потом переводя взгляд обратно на лицо старшего. Его тёмные волосы, намокшие от пота, прилипли ко лбу, зрачки расширены, нижняя губа прикушена до красноты. А затем Минхо целует его снова, прижимаясь к языку Джисона своим и мягко посасывая его, в то же время втирая Джисона в стену жесткими, сокрушительными ударами. Джисон разрывает поцелуй, отворачивая голову в сторону, и чувствует, как глаза снова закатываются, закрываясь против его воли. Он пытается поцеловать Минхо вслепую, промахиваясь мимо губ и вместо этого попадая в щёку. Джисон чувствует, что ноги Минхо еще не совсем устали, но уже начинают; пальцы одной руки старшего впиваются под колено Джисона, а другой — в плоть его бедра. Чувствуя прохладные капли пота на лбу и огонь в животе, Джисон делает медленный круг бёдрами, пропуская член Минхо глубже, и громко стонет ему в рот, впиваясь тупыми ногтями в плечи. Всё это слишком — он чувствует себя так, будто все его внутренности облили бензином и подожгли, когда обе руки Минхо сжимают его бока, направляя Джисона навстречу своим толчкам и встречая его на каждом резком спуске. — Б-блять, Минхо, не останавливайся, — умоляет он. Минхо слегка подкидывает его, прижимая к стене чуть выше, и врезается в него еще глубже, дольше, с каждым пульсирующим толчком скользя по простате; Джисон пытается раскачиваться навстречу, чтобы почувствовать его ещё сильнее, ещё быстрее. Собственный член вдавливается в его живот, плотно прижатый между их телами, все мышцы Джисона напряжены и трепещут. А затем его разум внезапно пустеет. Он смутно осознаёт, что с его губ срываются какие-то смущающе разбитые звуки; стонет, тут же давясь вздохом, когда голос становится влажным от удовольствия. Минхо прижимает его бёдра к стене, не позволяя двигаться навстречу, чтобы Джисон не потерял контроль полностью в погоне за большим. Джисон содрогается с громким хриплым стоном, разрезающим тишину комнаты. Он чувствует, как тёплая жидкость стекает вниз по его животу — немного попадает и на медаль. Минхо перехватывает его удобнее; его грудь раскраснелась и блестит от пота, он закидывает ноги Джисона выше на себя, выписывая бёдрами плавные, размашистые круги и проталкивая член глубже, вжимаясь в Джисона всё сильнее с каждым грубым движением, пока тот продолжает изливаться, мелко дрожа. Всё его тело заключено в ловушку между телом Минхо и стеной, с каждым сильным толчком из груди вырываются гортанные стоны, сердце бешено бьётся о рёбра с каждым ударом; он не слышит ничего кроме собственного пульса в ушах. Это почти больно — теперь, когда он дошёл до грани — но Джисону, хоть и с трудом, удаётся держать затуманенные и намокшие в уголках от слёз глаза открытыми. Он перемещает одну из трясущихся рук, сцепленных на шее Минхо, к его артерии, и накрывает её ладонью, чтобы почувствовать пульсирующий ритм под своими пальцами. — Чёрт, Минхо, это всё, — ободряюще шепчет он, прижимаясь губами к мочке уха старшего и опаляя её горячим дыханием, — Ну же, давай, для меня, — говорит он. Минхо, будто бы всё это время ожидающий разрешения Джисона, изливается в него с тихим выдохом и впивается в его бёдра до побелевших костяшек, оставляя на гладкой коже следы от пальцев. Он целует всё лицо Джисона, утыкаясь носом в его щеку и вытаскивая руку из-под колена младшего, чтобы провести пальцами по его спутанным волосам. Минхо слегка оттягивает их, до тех пор, пока Джисон не открывает глаза. Когда они вообще успели снова закрыться? Его дыхание на удивление ровное; Минхо, тихо смеясь, мягко трясёт его за плечо, — Эй, не вырубайся. Ты весь грязный. Джисон удостаивает его простым кивком, снова прикрывая глаза. Это был долгий день, он держался только на адреналине от победы и на мыслях о Минхо, но теперь, когда он полностью выжат, всё, чего ему хочется — это рухнуть в постель и проспать до следующего вечера; но Минхо не позволит. — Если не очнёшься, брошу тебя на пол, — угрожает он. — Не-а, не бросишь, — бормочет Джисон, наклоняясь вперёд, чтобы уткнуться лицом в шею Минхо, — Ты слишком меня любишь, — довольно вздыхает он куда-то в ключицу старшего. Минхо отпускает бёдра Джисона, но отсутствия поддержки оказывается недостаточно, чтобы заставить Джисона скатиться вниз — он сжимает ноги вокруг талии старшего сильнее, практически скрещивая голени, до тех пор, пока Минхо не издаёт тихий болезненный звук. В конце концов, он всё же бросает Джисона — но не на пол, а на съехавший матрас; пострадавший каркас кровати издаёт тихий скрип. Минхо заставляет Джисона помочь ему заменить кровать на другую, из номера в дальнем конце коридора.