Новый год не наступит

      Даня с Сережей упрямо отказывались ложиться спать первого января, после того, как пришли с улицы все в снегу, промокшие насквозь, раскрасневшиеся от мороза и охрипшие от криков и смеха. Они завалились в квартиру почти в десять утра, когда все уже проснулись и пытались уничтожить остатки прошедшей ночи в виде недоеденных блюд и непонятно откуда взявшегося конфетти. Константин почти сразу отправил обоих отогреваться в душ, пить чай и спать, но вот с последним пунктом возникла проблема. Даня уперся в рог, что ему нужно  восстанавливать режим сна, а Сережа просто кинул выразительный взгляд и мотнул головой. И от него отстали, но только вот Даня даже догадаться не мог, что такого передал Сережа Константину по этому ментальному радио. Но и лезть в это не собирался, все-таки это у них какие-то семейные неполадки и Даня в них будет пятым колесом.       Клонит в сон так, что становилось возможным уснуть стоя, начало примерно в пять вечера. По крайней мере, Даню. Сережа не казался бодрым и тем более энергичным, он просто был задумчив и с каждым взглядом на часы уходил в себя все глубже. И это не было проявлением усталости или каким-то запоздалым похмельем, Даня этого человека уже знает достаточно хорошо, чтобы различать оттенки его эмоций. — Сереж, — шепчет Даня, прикрывая дверь в спальню, куда их любезно впустил высыпаться Екатеринбург — Что с тобой? Ты сам не свой весь день. — Да нормально, не переживай, — улыбается Сережа уголками губ, падая на постель, и смотрит будто сквозь потолок — Мне завтра нужно будет уехать к себе, вернусь уже поздно.  Ты когда планировал уезжать? — Мы с тобой вроде планировали остатки праздников провести у тебя, а потом я бы поехал домой, — напоминает Даня, хмуря брови, но решает не лезть. Сережа не из тех, из кого слова пытками вытягивать нужно, он расскажет, если захочет — Ладно, мне приехать завтра вечером, или уже послезавтра? — Завтра, — Сережа дожидается, пока Даня уляжется рядом,  и сразу утягивает его в объятия, будто извиняясь за то, что вынужден чего-то недоговаривать — А потом сходим в кино. Это свидание, если что.       Даня лишь кивает в знак согласия с подобным проведением досуга и обнимает Сережу в ответ, касаясь кончиками пальцев темных волос на макушке. Сережа обязательно расскажет, когда будет готов, он уже знает, что Даню этим дешевым «все в порядке, я просто устал» обмануть не получится, а вот просто не договорить – рабочая схема. Даня, согреваясь в стабильно холодных ладонях, наконец позволяет себе в полной мере расслабиться и наконец уснуть. Уснул ли Сережа так же быстро – вопрос не из легких, и ответа на него найти не получится.       Сережа просыпается рано, не по будильнику даже. Даня лишь приоткрывает лениво глаза, успевая заметить только выходящего из комнаты Сережу, уже одетого, кажется. Наверное, сигареты забирал. За окном все еще кромешная темнота и тишина, поэтому Даня, плотнее укрывшись одеялом, возвращается ко сну. Последнее, что он слышит – тихий хлопок входной двери.       Даня просыпается часам к десяти утра, когда весь дом уже на ногах, а Юрий заливает кипятком уже, кажется, не первую кружку чая. Константин сидит за столом, держа в руках мобильный, и лишь улыбается вошедшему Дане самыми уголками губ. Правда улыбка выходит немного нервной и какой-то слишком уж мимолетной. Эта атмосфера Дане не нравится, и веселые разговоры Кати и Анны где-то в гостиной ничего не смягчают и абсолютно не помогают избавиться от странного неприятного чувства. — Ну и че ты встал там? — бурчит Юрий, отходя с кружкой к столу, и садится рядом с Екатеринбургом — Хозяйничай, не ссы, не загрызет никто. — Юр, ну хватит, — шепчет Константин и снова быстро печатает что-то в мобильном – А ты действительно хозяйничай, не стесняйся. — А Сережа, вообще, давно уехал? — спрашивает Даня чуть хриплым после сна голосом — Я проспал этот момент. — Первым автобусом, — Юрий делает глоток чая и, поморщившись от ощущения кипятка на языке, подпирает щеку рукой — Он разве в прошлом году не у себя второго числа был? — Нет, мы у меня праздновали, — парирует Даня, хмуря тонкие брови — Он так каждый год к себе катается второго января?       Ощущение, что от него что-то скрывают или недоговаривают не отпускает Даню еще со вчерашнего вечера, но оно, по крайней мере, не было навязчивым. А сейчас, когда Юрий вполне выразительно переглядывается с Константином, ведя какой-то мысленный диалог, это противное ощущение лишь усиливается, будто на мозг подвесили тяжелую гирю. За этим неприятным чувством приходит и легкая тревожность, в голову лезут навязчивые мысли о том, что скрывают от него наверняка что-то очень уж важное, что-то плохое. Константин пожимает плечами немного неуверенно, а у Дани сомнений не остается в том, что это что-то важное. Может, и не для него, может даже не для всей Сережиной семьи. Но для Сережи это важно, а значит, что и Даня проигнорировать это не может и не хочет.       Юрий выходит из-за стола и кивает Дане на входную дверь, как бы намекая, что говорить они будут не здесь, а в компании сигареты и подъездного сквозняка. А Дане вообще плевать, где разговаривать, он идет за Юрием, на ходу хватая свое пальто, и быстро влезает в Сережины тапки. А старший Татищев уже ждет его в подъезде, на пролете между этажами. Закуривает, с усмешкой глядя на Данино пальто, и протягивает открытую пачку вместе с зажигалкой парню. Сам стоит в футболке, бегая взглядом по двору дома, и будто с мыслями собирается, а Даня и не торопит. Открывает второе окно и подкуривает, чуть морщась от горького табака. Он-то курит с кнопкой, как и Сережа, поэтому этот табак кажется слишком крепким и каким-то жженым. — В восемнадцатом году эта херня была, — начинает Юрий, и Даня даже как-то выпрямляется в попытке не упустить ни единого звука — Они с Никитой тридцатого тоже приехали в Челябинск, ко мне, Новый год праздновать. А потом ему позвонили тридцать первого в шесть утра, он не сказал ничего, просто забрал кошелек, телефон, сигареты, паспорт и уехал. — Можно как-то ближе к делу? — хмурится Даня и делает очередную затяжку уже полустлевшей сигареты — У него взорвался подъезд жилого дома, — Юрий оборачивается, стреляя серьезным взглядом, но в нем видно все волнение за сына — До третьего числа только заводов разбирали, в итоге тридцать девять погибших, включая детей. Разбирался Серега с этим еще дольше, при чем разбирался сам. Его город принимал помощь, а вот он слал куда подальше прямым текстом.       Это было похоже на Сережу, он ненавидел жалостливую поддержку в свою сторону, раздражался и вел себя грубо, потому что начинал чувствовать себя уязвленным, слабым. Сережа ненавидел чувствовать слабость, и это проявлялось во всех областях его жизни. Он мог показать ее через потребность во внимании, через эмоции, но если происходило что-то дествительно серьезное он обратил твердой коркой, уходил в себя и не подпускал никого до тех пор, пока не разберется с проблемой. Иногда это вызвало некоторые трудности, конечно, но все всегда решалось и заканчивалось хорошо. Вроде.       Даня поджимает губы, отворачиваясь к окну, и просто не знает, куда деть взгляд. Он слышал, кажется, про это происшествие из новостей, но подкатил мимо ушей, не обратил никакого внимания и забыл уже через пару минут. А сейчас слышать об этом... странно. Нет таких ярких эмоций просто потому, что произошло это давно и уже не так беспокоит и самого Сережу. Но какое-то волнение все рано появляется и приводит за собой легкую тревожность. Сережа ничего не рассказал, либо надеясь, что Даня знает, либо боясь очередной жалости. А Даня, наверное, должен был знать и помнить. Они ведь тогда с Сережей хоть и не долго, но уже общались чуть лучше, чем «пошел нахуй». — И как он вообще? — острожно спрашивает Даня, будто лезет не в свое дело — Ну, тогда как он был? — Да никак он не был, — вздыхает Челябинск и раздраженно выбрасывает в окно стлевшую вникуда сигарету — Бегал с документами, пытался что-то как-то исправить, сделать. Не жрал, не спал, зато курить начал как я, чуть ли не чаще. Я уже понял, что лезть к нему бесполезно, просто сидел с ним. Все четвертое число он проспал, как убитый, и в себя только к концу месяца пришел. Официальной волокита куча у него было, отец твой приезжал даже, Серега с ним переругался охуеть как. А второе число теперь днем скорби считается, вот он и не никогда.       Даня едва заметно кивает каким-то своим мыслям и тоже выбрасывает сигарету в окно, тут же принимая от Юрия вторую. Делает вид, что не замечает внимательного, почти оценивающего взгляда. В этом Челябинск с Питером похожи: оба принимают и даже одобряют выбор сына, но в то же время ожидают какой-то подлянки, появления равнодушия, наверное. Не дождутся, просто потому что и Даня и Сережа друг к другу равнодушными вряд ли станут. — Я поеду к нему пораньше, — ставит перед фактом Даня, встречаясь с уже более вопросительным взглягдом черных, глаз. Вроде и одинаковы, а Сережа от отца все равно отличается почти по всем фронтам — Юрий, ему не нужна поддержка, но ему нужно, чтобы кто-то был рядом. — Да, — улыбается Юрий и кладет руку Дане на плечо — Это я уже давно понял.       Даня лишь улыбается уголками губ, понимая, что с Сережей нужно будет поговорить и по поводу его отношений с отцом.

***

      Даня в итоге уезжает через пару часов под одобрительные взгляды Юрия и Константина, едва не клянясь Кате, что передаст Сереже колечко из бисера, которое она хотела подарить на Новый год, но не успела доплести. Почти шесть часов дороги кажутся убедительными такими уж и долгими по сравнению с сутками из Химок в Магнитогорск, но все-таки с глупыми шутками или тихим сопением под боком было бы уютнее и как-то спокойнее, наверное. Становится интересно, что вообще делает Сережа в такие дни: просто лежит часами и курит, может выпивает, или живет, как и обычно.       Даня, на всякий случай, предупреждает Сережу о скором прибытии, когда стоит на заправке при въезде в город, и получает в ответ лишь «Окей, я тебе твоего пива сладкого купил», на что усмехается, беззлобно закатывая глаза. Значит, все-таки выпил. Хорошо, в этом нет ничего страшного, и Даня спокойно выезжает с заправки, неизвестно зачем включая новостной репортаж за две тысячи восемнадцатый год. «Сегодня, в шесть утра по местному времени, на проспекте Карла Маркса в жилом доме взорвалось взрывчатое вещество, ведутся поисковые работы, о жертвах пока неизвестно»       На время этого репортажа Сережа уже наверняка был в городе и просто не знал, куда себя деть. В любом случае, пазл в Даниной голове складывается почти моментально: вот почему Сережа старается обходить стороной тот район. Даня не был там, наверное, ни разу за все разы, когда приезжал. Пожалуй, стоит попросить Сережу туда, может, узнает что-то новенькое и поймет, как стоит себя вести вообще и как сильно это отзывается в Татищеве сейчас, спустя несколько лет.       Даня не чувствует какой-то неуверенности или чего-то подобного, когда заходит в уже знакомую квартиру, будто к себе домой. Сережа встречает его в прихожей стойким запахом табака и легкой улыбкой обветренных губ. Небольшая сумка с вещами так и валяется у входа, в чем, собственно, ничего необычного и нет, поэтому Даня лишь касается губами кончика холодного носа. — Ну и чего ты тут? — улыбается Даня, снимая тяжелое пальто, и чуть щурит глаза, всем видом показывая, что скрывать уже нечего — Как день прошел? — Да как обычно, — пожимает плечами Сережа, чуть хмуря брови — Какой-то ты странный. — Съездим завтра погулять? На проспект Карла Маркса, например? — спрашивает Даня, будто рассказывает о погоде на завтра, и проходит за Сережей на кухню — Сереж, не хочешь поговорить об этом?       Сережа лишь коротко оборачивается перед тем, как достать из холодильника две банки пива. Даня почти физически чувствует его желание закурить и сменить тему, только вот Татищев прекрасно знает, что эти попытки успехом точно не увенчаются, поэтому лишь вздыхает, подпирая щеку рукой. Всем видом показывает, что это слишком скучный для него диалог, но снимает эту маску в тот момент, когда Даня садится рядом, укладывая голову на сложенные на столе руки. — Да что тебе рассказывать, если отец все рассказал уже? — вздыхает Сережа, отзеркаливая Данину позу, чтобы смотреть строго глаза в глаза — Я не могу пропускать этот день, сам знаешь, какая у меня хрупкая душевная организация. — Знаю, — улыбается Даня и подвигается к Сереже чуть ближе, утыкаясь своим лбом в его — Так что, то свидание в силе? — Как и площадь Карла Маркса.       Сережа улыбается, по-детски почти так, аккуратно, но ярко, и эта улыбка становится для обоих залогом хороших выходных.