Дурацкие прозвища

Говорили в народе, если твоя родственная душа тебя встретит, то ее имя появится у тебя мелкими иероглифами, сотканным переплетениями линий на ладони, под мизинцем. Что касания родственной души могут опьянять. Что величайшее везение — встретить родственного тебе человека на пути, ведь не у всех в жизни бывает такая возможность. Чжоу Цзышу никогда не ожидал, что у него может появиться такой человек, прикосновения которого, даже мимолётные, будут пьянить. Что они буду желанны. У кого угодно, но вряд ли у него. Изначально место под мизинцем было самым обычным, линии витиевато сплетались, но ни во что конкретное это не выливалось. Такое положение вещей больше чем устраивало Чжоу Цзышу. До определенного момента. Вэнь Кэсин, который прицепился к нему, не имеющему надежд и каких-то далеких мечтаний или планов на жизнь, все время твердил, что их встреча предначертана судьбой. Чжоу Цзышу не особо в это верил. Тот же ходил за ним по пятам. Пытался соблазнить, завлекал речами, вел себя как павлин и был, в принципе, вредной личностью, которая любила распушить свои перья перед благодарным зрителем. Цзышу на эту роль мало подходил. Он так устал от его постоянного гомона. — И почему мой А-Сюй такой расстроенный? Этот господин чем-то провинился перед тобой? Тебе стоит только сказать, и я с удовольствием заглажу свою вину, — господин Вэнь ему подмигнул, отбирая горлянку. И, отпив из нее, как-то игриво провел пальцами по собственным губам: стирая влагу, обращая внимание Цзышу на них. — С каких пор я стал твоим? — фыркнул возмущённо он и, подогнав Чэнлина, плетущегося позади них, прошел вперёд. «Он играется со мной», — понимал Чжоу Цзышу. Эти вечные намеки на то, что «игра на флейте» в исполнении Вэнь Кэсина точно ему понравится, изрядно нервировали. Побуждали невольно задумываться о самой возможности. И наверно, где-то в глубине души, желать как самой возможности испробовать, так и надеяться на нечто большее. Спустя некоторое время после подобных разговоров, после того, как они привели мальчика в поместье Чжао Цзина, под пальцем появились мелкие чёрточки. Но не имени. «Моя луна». Прозвище. Смехотворно. И…мило? Кто мог сравнить его, бывшего главу Тянь Чуан, с луной? Убийцу, разведчика, приговоренного самим собой к смерти, и незыблемо прекрасное небесное тело, такое далеко и сияющее своей чистотой и, возможно, некоторой невинностью? Тогда господин Чжоу задумался, а мог ли быть кто-то, кому он был бы симпатичен со всем своим прошлым, ворчливым характером… Подумалось только об одном человеке, который не уставал быть рядом, и Цзышу вдруг загорелся необоснованной надеждой. — А-Сюй, на что ты там засмотрелся? — прижался к нему со спины Вэнь Кэсин посреди ночи, когда Цзышу разглядывал эту надпись. Он поспешно сжал ладонь, прикрыв написанное, ожидая, что его тут же примутся допрашивать. Ведь всем была известна байка о родственных душах. Но Вэнь Кэсин ничего у него не спросил, прикрыв глаза на мгновение. — На луну. — Смысл на нее смотреть? Она все равно холодная и далёкая. К тому же, ей не сравниться с тобой, А-Сюй — пальцы Вэнь Кэсина играюче пробежались по его бокам, сжались и Цзышу очень захотелось по ним ударить. Но потом он понял, что Вэнь Кэсин просто избегал затрагивать для всех насущную тему. И таким образом просто отвлекал от нее. Как-то само собой получилось, что господин Чжоу накрыл его руки своими и сжал их. Полночь. Гвозди. Вбитые им самим в меридианы когда-то, а сейчас решившие напомнить о себе подергиванием, которое бередило раны. Это было неожиданно для него самого. Совсем забылся. — А-Сюй, что с тобой? Тебе больно? — обеспокоено звучал Вэнь Кэсин. Чжоу Цзышу мельком уловил, когда его развернули лицом к себе и помахали ладонью перед глазами, что вокруг пальца Вэнь Кэсина было все идеально чисто от каких-либо заметных надписей. Почему-то слегка сделалось горько. Глупая надежда рухнула, не успев расцвести. Как жаль, что это не он. Только отягощенному такими же мрачными и нелицеприятными деяниями достанется в пару кто-то вроде Чжоу Цзышу — стоило это сразу понимать. Как бы тот изредка его не бесил своими выкрутасами, надо было признать: — Господин Вэнь действительно хороший человек, — прохрипев это, несильно оттолкнул его Цзышу и пошел к себе в комнату ломаной походкой, не оборачиваясь. Потому и не увидел, как Вэнь Кэсин поднес свою руку к лицу, внимательно рассмотрел, а после прижал мизинец к губам с немного грустной улыбкой.

***

Рынок. Продавцы предлагали сладости на палочке, пирожки, нарезанные фрукты. Чжоу Цзышу не хотел засматриваться на того, кто сейчас опустошал его кошелек, и при этом выглядел донельзя счастливым. Как ребенок. Или как тот, кто очень долгое время не знал обычных радостей жизни. Неприкаянный призрак, который безумно хотел обрести то, что сможет называть безоговорочно своим. Жадный. — А-Сюй, попробуй арбуз! Очень вкусный! — лучился радостью тот и протянул сочный кусок. Цзышу моргнул. Все же невольно залюбовался. И лишь когда пауза стала какой-то слишком длинной — отказался. В кошельке денег достаточно, но он рассчитывал, что потом они с Вэнь Кэсином захотят отдохнуть на хорошем и добротном постоялом дворе. И не в одном, а в нескольких. Их путь долог и неизвестно, когда придет к своему логическому завершению. Так что пускай Вэнь Кэсин наслаждается арбузом за двоих. Цзышу все равно плохо чувствовал теперь вкусы. Ночью они сидели на крыше, пили вино, которое, Цзышу предполагал, должно было быть очень хорошим. Вэнь Кэсин явно желал что-то сказать, но только умиротворенно жмурился и попеременно вздыхал тягостно. Цзышу украдкой посмотрел на свой палец. «Пьянящая мечта» — так сложились иероглифы и растворились. Показались и снова исчезли. А Чжоу Цзышу испугался, вздрогнул. Возможно ли, что его родственная душа знала, что он создал наркотик с таким названием? Что был когда-то главой Тянь Чуан. — Ты веришь в родственных душ, А-Сюй? Цзышу очень хотел сказать «нет». Потому что не верил. Но в то же время с его пальцами творилась какая-то чертовщина. — Я бы предпочел не верить, — потому что хотел бы иметь возможность выбирать. Потому что они с Вэнь Кэсином пережили вместе достаточно, чтобы желать называть его частью себя, тем, кто знает его сердце. Но ладонь господина Вэня, как и у большинства людей, кому не повезло встретиться или быть связанным с предначертанным судьбой, была пуста от всяких надписей, а Цзышу не хотел быть с кем-то другим. Что он скажет этому неизвестному человеку, если с ним увидится? Каков он будет? В то же время как Вэнь Кэсина он знал. Понимал. Чувствовал буквально на каком-то духовном уровне. — Знаешь… Когда пьешь суп забвения, то теряешь часть себя. Но если преодолеть его воздействие, то есть маленькая вероятность увидеть как тебя называет тот, кто знает твое сердце. Цзышу не хотел спрашивать и снова надеяться впустую — он уже это проходил. Ему интересно узнать, появилось ли что-то под мизинцем на руке Вэнь Кэсина, но, в то же время, он боялся разочароваться. Но тот и не сказал ему ничего. Просто развернулся, нагло подмял под себя Цзышу и поцеловал сквозь слабый протест, который был скорее обычной реакцией господина Чжоу на все внезапное. Цзышу даже попытался по инерции его ударить, но рука, взметнувшаяся было вверх для ошеломляющей оплеухи, лишь вплелась в волосы: не притянула к себе, но и не оттолкнула. Лишь когда Вэнь Кэсин остыл со своим страстным порывом и медленно отстранился, Цзышу ушел как ни в чем не бывало. А тот остался сидеть там, на крыше. И хорошо. Не нужно этой дурацкой болтовни. Вообще разговоров. Пустых обещаний с дальнейшими заверениями или чего-то подобного. Без всего этого честнее. Правильнее. И Цзышу нравилось так.

***

Гу Сян, служанка Вэнь Кэсина, ошивалась рядом. Бранила Цзышу на все лады: и выглядит как чахоточник, и пьет как не в себя, и ее господин за ним, болезненным, увязался. — Бедная я, бедная А-Сян! Тем обиднее ей было, когда орешек хозяина прилетел ей под ноги, из-за чего она неприлично выругалась. — Манеры, Гу Сян! — Откуда им взяться у неё, Лао Вэнь? Твое воспитание дало свои закономерные плоды. Боюсь того, чему ты научишь Чэнлина. — А как бы ты его воспитывал? — Палками. Если не выучит связку шагов, то ещё и голодом. В мои ученические годы воспитывали так… Гу Сян возмутилась: — Так мое воспитание ничем от этого не отличалось! Ну, помимо хождения в Жёлтый дом… После того, как Вэнь Кэсин спровадил Гу Сян на кухню, Цзышу сел прямо во дворе своего опустевшего поместья. Все бы хорошо, да только в нем нет теперь учеников. Это было горько. Но горечь продлилась недолго, потому как трудно предаваться печальным воспоминаниям и мыслям, когда в поле зрения появлялся Вэнь Кэсин. — Пока ещё не всё готово, но вот, я стащил для тебя лепешку! — он сунул ее прямо в рот Цзышу, который почему-то раскрылся. Лепешка с большим количеством трав, рубленным луком и кориандром, молотым перцем, судя по разноцветным пятнам на румяном пропеченом тесте и ароматам. Она слегка маслянистая по ощущениям — жарилась на кунжутном масле, чей запах почувствовал Цзышу, а потому откусил кусок. И заметил, что глаза Кэсина засияли подобно звёздам. Он плохо распознавал вкусы. Но от запахов, которые все ещё ему доступны, дурела голова. — Я попросил Гу Сян сыпануть как можно больше перца. Тебе нравится? Он как заботливая липучка. Как курица в курятнике, подгоняющая птенцов клювом, или как кошка, ухаживающая за котятами. Вылизывающая уши и холку, но вполне способная дать затрещину и зашипеть. Или как верный пёс перед ним самим — псы тоже способны принести еду голодающему, без озвученной на то просьбы. Вот каким виделся Цзышу Вэнь Кэсин. Такой разный в каждой ситуации, но…заботливый. К нему и тем, кого считает своими. — Слишком много перца и масла, а лука мало, — заключил господин Чжоу деловито, прожевав. — Она не умеет готовить так, как ты. Переделай. — Но, А-Сюй! Ты же всю ее съел и не поморщился! — Я просто голоден. Жареному коню в зубы не смотрят. Вэнь Кэсин хмыкнул недоверчиво. Цзышу закашлялся, пытаясь скрыть смех, и пояснил, как ему показалось, серьезно: — Я же есть собираюсь, а не ездить. Мясо, что молодое, что старое, все равно мясо. Когда Вэнь Кэсин снова ушел выпрашивать у Гу Сян лепешки, или, что вернее, делать их самостоятельно, то Цзышу глянул на руку. Под мизинцем засветилось и исчезло, и снова мигнуло: «Несправедливый муж! Суровый, не берегущий рук своей жены!». Может, его истинная родственная душа уже замужем? Он как-то никогда не думал о том, что не только он не хотел быть с кем-то, предначертанным судьбой. Возможно его истинная пара уже давно обзавелась и мужем, и ребенком. И лишь он сам мучался от каких-то дурацких чёрточек, меняющихся на пальцах: то проявляющихся, то стирающихся, показывающихся один за другим глупые, но такие нежные прозвища. Он не заметил, как Вэнь Кэсин снова появился подле него, сориентировался только по запаху очередной лепешки, точнее — ее маленького куска, уткнувшегося настойчиво в губы. Хотел было придержать его пальцами, как их перехватили и отодвинули. — Я помогу тебе, А-Сюй, — выдохнул Вэнь Кэсин и втолкнул маленький кусочек ему в рот своими губами, прижался к ним. Точно липучка. Самая настоящая. Вэнь Кэсин быстро оторвался от него и рассмеялся. — Тебе лучше на меня так не смотреть, а то однажды я не сдержусь и покушусь на твою добродетель. Не забывай, что у нас общая спальня. — То, что ты оккупировал мою кровать, ещё не значит, что у нас общая спальня. Это ты просто ничего не знаешь о личном пространстве. Твои покои в самом удаленном от меня крыле поместья. — Там холодно! — Так натопи! Чтоб ты знал, Лао Вэнь, сегодня я забаррикадирую двери в комнату… — Я их взломаю, — пообещал тот, а Цзышу просто мстительно отобрал у него всю лепешку, чтобы тому ничего не досталось. И притворился, что не увидел показного возмущения, прикрывавшего радость от того, что Цзышу ест. Точно сам готовил. Возможно даже первую лепешку делал тоже он. Вообще, попробуй Вэнь Кэсин всерьез прижать его к кровати, Цзышу бы не отказался. Ему самому хотелось это сделать. Прямо сейчас. Но, услышав зов Чэнлина, он заторопился обратно в дом — мало ли, что малец мог наворотить. Сначала дела, а остальное… как-нибудь потом.

***

Их «потом» настало спустя слишком долгое время. Спасение Вэнь Кэсина из Долины, спасение Гу Сян и ее Цао Вэйнина, наказание Чжао Цзина… Много чего произошло. А он, хотевший было остаться насовсем в поместье Четырех Сезонов, возжелавший жить дальше без отравляющих тело меридианов, вдруг понял, что совсем оседлая жизнь ему не по нутру. Он взял с собой Чэнлина, раз уж взвалил на себя такую ответственность в его лице, чтобы ненадолго пойти и развеяться в ближайшем городке. Нескольких городках, может в паре, может в тройке. Как пойдет. Вэнь Кэсин и тут за ним увязался. Все причитал о его бессердечии, невнимании, ныл по поводу и без, широко распахивал свои большие глаза, когда Цзышу ему дерзко отвечал. И сужал их от смеха, когда удавалось вывести Цзышу из себя и тот лез в драку. Хотел ли Цзышу драться? Скорее уж выпустить пар. Потому что эти лукавые улыбки, глупые подначивания, нежные и, в то же время, сильные ладони, пролезавшие под ханьфу чтобы раздразнить, на него все же действовали. Он невольно поддавался им, забывался. Сначала на улыбку сам вдруг невольно приподнял кончики губ и Вэнь Кэсин глуповато замер на мгновение, а его лицо покрылось лёгкой краской. Не придав этому сразу значения, Цзышу, в истинно вэнькэсинской манере, ответил на поддразнивание, бездумно и спокойно приняв его, только потом осознав свои действия. Постарался сделать вид, что так и задумано. Немного было тревожно осознать, что он настолько привык Вэнь Кэсину. А потом… — А-Сюй, А-Сюй, будешь…? — протянул он ему какую-то сладость в руке, а Чжоу Цзышу, не взглянув на само угощение, обхватил и его, и сами пальцы Вэнь Кэсина ртом. Даже случайно лизнул ладонь напоследок. Тот стоял со слегка приоткрытыми губами, втянув тяжело воздух ртом, все ещё в склоненной позе. Посмаковав десерт, Цзышу выдал простое: «Спасибо. Было вкусно». Решив, спустя некоторое время, взглянуть на свои пальцы с черточками, он неожиданно для самого себя рассмеялся. «Жаркий как солнце, холодный как луна. Как кувшин вина, испить бы до дна». Кажется, его истинная пара уже была счастлива с другим. Так почему бы и ему, Цзышу, не урвать своего счастья? Потом были эти руки. Чёртовы руки, которые посреди ночи распахнули запертые двери спальни, будто Цзышу их накрепко не закрывал, забрались к нему под одежду уже не первый раз. Которые ранее всегда получали вместо ласки от него — порцию очередной обжигающей боли от удара по ним. Цзышу прижал покрепче эти ладони к открытой груди, из которой больше не торчали гвозди на три осени, тело Вэнь Кэсина качнулось прямо на него и придавило к кровати, а он притворился слишком сонным для какой-либо борьбы с ним. — Спи, — прошептал он этому демону-искусителю, а тот, вместо того чтобы снова безуспешно домогаться, глянул растерянно сначала, потом перекатился на бок и замер. Цзышу был так рад что ему дадут поспать, не придется полночи тратить на привычную, пускай и очень возбуждающую возню, что даже обнял его, использовав вместо подушки. «Подушка» поутру лежала неподвижно, с трудом подавляя вдохи и выдохи, пока Цзышу пытался понять, почему ему настолько жёстко спалось. Чужая тяжело вздымающаяся грудь со шрамами была отнюдь не пуховой, хоть и очень теплой. Легко обмывшись после сна, Цзышу заметил, что черточки гласили: «Держащий мое сердце». Увидев их, Цзышу решил, что ему плевать на всякие надписи на руках, своих и чужих. Если вдруг Вэнь Кэсину это будет важно, он просто лично напишет на нем, что Лао Вэнь — его человек. В конце концов никто не запрещал ему тихо в ночи мечтать, что иероглифы под его мизинцем отражали мысли Вэнь Кэсина о нем. К тому же, тот явно в нем заинтересован. Так что судьбе, фатуму и провидению придется выкусить.

***

Чаще улыбаясь, гуляя с Чэнлином по лавкам, постоялым дворам, Цзышу почувствовал себя живым. Ощутил вдруг вкус. Он долгое время отсутствовал, исчез первым и теперь вернулся, самым последним. Вино стало слаще. Лепешки насыщеннее и жирнее, острее, так что приходилось просить повара в таверне готовить с меньшим количеством специй. Даже ветер тогда, задувавший в окно, казалось, имел привкус то ли цветов, то ли меда. А может и того, и другого. Вэнь Кэсин пах лугами. А каков он на вкус? Цзышу почему-то захотел сильнее всего это узнать. Но думал, что заранее знал верный ответ: сладкий. И все же проверить хотелось. — А-Сюй, а ты уже восстановил все свои чувства? Обоняние, осязание? — почему-то спросили его по возвращении. Обычно Цзышу отнекивался от таких вопросов, они его раздражали. Но был такой хороший и погожий день: они с Чэнлином посидели в таверне и хорошо поели, прогулялись по рынку, накупив кучу всего и для мальца, и для Кэсина — себе Цзышу ничего не взял. А теперь он тут: во дворе родного поместья, с него стекал пот, хотелось прохлады не то вина, не то водицы. Он целиком и полностью был расслаблен, витал в своих туманных мыслях, которые, от возбужденных рецепторов языка, пребывали в какой-то слащавой нирване, вообще ему не свойственной. Может поэтому он и ответил. Или потому, что Лао Вэнь глядел с каким-то искренним любопытством. — Практически да. Мне надо попробовать только кое-что проверить, — специально нахмурившись, будто перед ним стояла великая дилемма, Цзышу протянул ему купленные конфеты из сухофруктов. Кэсин озадаченно осмотрел их, взял одну и закинул в рот. Ел, тщательно прожевывая, а после посмотрел недоуменно. — Слишком хорошо для отравы. Цзышу важно кивнул. Подошёл поближе. Коснулся замершего как кролик перед удавом Вэнь Кэсина губами, не вторгаясь целиком в рот, а лишь слизывая вкус. — Ты прав, — признал он, пройдясь после языком уже по нижней своей губе. — Но для чумы вроде тебя — в самый раз. — Было сладко? — подался к нему Вэнь Кэсин вперёд, то ли рассчитывая увидеть что-то в его взгляде, то ли напрашиваясь на повторный поцелуй. Цзышу же просто положил ему ещё одну конфету в рот и прикрыл его ладонью. — Достаточно. Ведь я специально выбирал самые лучшие. Под его осоловелым взглядом, Цзышу ушел донимать Чэнлина. День слишком хорош для всего лишь праздных скитаний по рынку и заглядываний в питейные заведение. Мальцу надо обучаться. А остальное… Цзышу решит в зависимости от того, что будет происходить ночью. Теперь у него, после излечения от гвоздей, имелось достаточно времени для ожидания.

***

Как ни странно, Вэнь Кэсин не пришел ни в первую ночь, ни во вторую, ни в третью. Было непривычно видеть его слишком задумчивым, будто взвешивающим варианты, просчитывающим ходы. Осторожным, вот верное слово. Цзышу же сжигал азарт. Он вошёл во вкус этих подтруниваний, этой заботы, ласкового взгляда, который неизменно касался его день за днём. Все было практически так же: иногда драки с Вэнь Кэсином, часто — выпивка одна на двоих, долгие разговоры обо всем и ни о чем. Только ночи слишком тихие, когда никто не пытался прорвать оборону его дверей во всех смыслах. И тут Чэнлин, малец, которого Цзышу учил на каком-то самостоятельно работающем механизме, вдруг заявил, что хочет пойти к Гу Сян и Вэйнину. — Я давно их не видел, шифу. Они живут здесь совсем недалеко, и я подумал… Цзышу отпустил его, но на сердце неспокойно. Он привык быть с Чэнлином и Кэсином. Но практически не знал как себя вести один на один с последним больше трех-четырех суток подряд. Между ними всегда кто-то стоял ранее: то Гу Сян, то она же со своим благородным Цао Вэйнином, Чэнлин, старейшина Е, тот же Хань Ин... Они всегда, даже если спали в одной кровати, были не одни: кто-то, хотя бы за стеной комнаты, находился рядом. А как теперь быть? А ещё Цзышу немного паршиво. Он привык, что за ним увиваются хвостом, он этот «хвост» бессознательно осязал каким-то шестым чувством, чтоб от него в нужный момент спрятаться. Но «хвост» в лице Вэнь Кэсина вновь заперся в самой дальней комнате поместья, как уже бывало несколько дней подряд. И, откровенно говоря, господину Чжоу это надоело. Он прихватил с собой вино и пошел к Вэнь Кэсину, но придя, увидел, что распитие горячительного напитка начали уже без него. Вэнь Кэсин сидел прямо на полу: повернувшись в сторону пришедшего к нему, он чуть не выплюнул вино изо рта, но справился с собой и проглотил его, отчего надутые ранее щеки сдулись. А лицо показало приветливую улыбку. — А-Сюй? Негоже в такой час ходить в одиночестве, — он заприметил у Цзышу вино в руках, отсалютовал ему своим сосудом в знак уважения. — Если я скажу, что услышал уханье совы, ты пустишь меня к себе? Обычно это Вэнь Кэсин говорил нечто подобное, чтобы остаться с ним. То он, Владыка Призраков, видите ли, боится призраков. То он, господин хороший человек, страшился быть ограбленным (наверно такими же хорошими как и он людьми). То у Цзышу теплее чем во всем остальном доме, а потому главе Чжоу несомненно надо было уступить свою половину кровати, ведь он же «благородный муж». Что ж, Цзышу решил действовать его методом. Потому что собственный где-то дал сбой. — Думаю, я смогу защитить тебя от сов. Не знал, что ты их так боишься. Не боялся. Но опровергать не стал, ведь самая большая сова в поместье сидела перед ним: на следующее утро она наверняка будет оплетать полкровати своими руками как крыльями, и спать, после ополовиненного уже сосуда, до обеда, если не дольше. С «совами», точнее конкретно с одной, можно сказать Цзышу ходил на короткой ноге. Во всех смыслах. Присев рядом с ним, даже облокотившись на плечо, он сделал глоток. Рукава у Вэнь Кэсина закатаны, левая рука лежала расслабленно между расставленных в разные стороны ног. Сопротивляться искушению подсмотреть надписи, если они вдруг появились, было невозможно. «Господин хороший человек. Родственная душа. Липучка. Мой человек. Сладкий. Самая большая сова». Цзышу раздражённо подумал, что господин Вэнь — знатный засранец. И заметил, что у того на пальце появилось это прекрасное звание. Потом, особо не скрываясь, глянул на свои надписи. «Моя луна. Пьянящая мечта. Несправедливый муж! Суровый, не берегущий рук своей жены...» — и ещё много чего, что он видел уже раньше. Но вот последнее его добило: «Укротитель больших сов». Знал, поганец, об их связи, и не говорил. Но Цзышу уже решил его не отпускать. Он отобрал вино у этого негодяя, откинул сосуд с ним в сторону, не заботясь о сохранности, потому что рядом был кое-кто дороже любого вина, прижался к его губам, не давая отодвинуться. А этот демон вновь сначала застыл, а потом явно ухмыльнулся через поцелуй. И Цзышу понял, что тот просто решил посмотреть, предпримет ли что-нибудь он до тех пор, пока не узнает. Не хотел пытаться связать какими-либо узами без его желания. Хотя, надо было признать, что и не получилось бы: помимо этих чёрточек на пальце, родственность душ больше никак себя и не проявляла и ни к чему не обязывала. Просто им несказанно повезло найти друг друга и не пройти мимо. Узнать и не разойтись по разные стороны света. — Попался, — обхватил тот его крепко. Что ж, конкретно в эти сети он наверно и рад бы вступить добровольно, независимо от того, сомкнутся ли они над ним.

Fin