Лоскутное одеяло

— Евгений Петрович, а у нас новенький! — радостно вопит Макс. — Кровать Лжедмитрия ему отдали! — добавляет Севка. Они выбегают из корпуса, хотя вообще-то им полагалось бы быть на прогулке вместе со всеми. Наверное, снова настало время для беседы на тему самовольных отлучек. — Опять какой-нибудь самозванец, — насмешливо тянет Вика из бывшей второй. Бывшей — потому что новое начальство посчитало нумерацию групп слишком казённым подходом и распорядилось дать им вместо этого цвета. Теперь вторая группа числится Жёлтой (с большой буквы, новое начальство любит большие буквы), у них жёлтые стены в спальне и жёлтые столы в столовой. — Лжедмитрий Второй, — смеётся лучшая подружка Вики Алёна. Кирилл и Мефодий вскидываются. Им до сих пор не по себе после исчезновения Лжедмитрия, хотя я и намекал, что с ним всё в порядке. — А вот и нет, — важно сообщает Макс, даже не замечая, что невольно потушил вспыхнувший было конфликт. — Циклоп Полифем. — Он реально одноглазый, — сообщает трагическим шёпотом Севка. — Ну, вот поэтому и Полифем, — кивает Макс. — Макс, а у нас ведь был разговор про обидные клички, — припоминаю я. — Повторить? — Ну чего вы сразу, Евгений Петрович! — обижается Макс. — Он сам говорит, типа, зовите меня Полифем, кликуха такая. На самом деле Полифема зовут Дмитрий. То ли ирония судьбы, то ли магия места. Может быть, кровати тоже умеют в сверхъестественное, как знать. Я размышляю над этим, листая досье в кабинете, а новенький терпеливо стоит передо мной. На предложенный стул он так и не сел. — Дима или Митя? — спрашиваю я. — Полифем. Он безучастно сверлит левым глазом окно за моей спиной. На правом аккуратная чёрная повязка. В досье про глаз ничего не сказано, и это странно. Даже если это врождённое, указали бы в особых приметах, а тут — ни слова. При этом на фотографии повязка присутствует, то есть это не розыгрыш. Наверное. — В школу ходил? — Увы. — Увы, да или увы, нет? — Да. — Какие-то особые условия требуются? Место в классе, размер шрифта в учебниках, аудиокниги? — Я не слепой, — с достоинством отвечает Полифем. — Хорошо. Проблем с полем зрения и оценкой расстояния тоже нет? Левый глаз хорошо видит? — У вас там пацаны в покер на деньги играют, — безмятежно сообщает Полифем. Я оборачиваюсь и вижу за окном только густые шапки деревьев. Присматриваюсь — за кустами сирени чуть шевелится что-то тёмное. Да, вполне могут быть картёжники, по движениям похоже, но покер, деньги? — Откуда такие подробности? — Я не слепой. Я распахиваю окно и кричу: — Эй, вы, в кустах! Из сирени выныривает перепуганный Витька. — Кто разрешил играть в покер на деньги? — А вы откуда знаете? — Кыш оттуда! Следом за Витькой кусты покидают Макс, Данька и Севка. — Скажи, пожалуйста, у тебя в повязку не вшита, случайно, серебряная пластина? — спрашиваю я у Полифема. — Вшита, но не случайно, — криво улыбается он. Серебряная пластина на сильном глазу у всевидящих встречается редко, обычно хватает просто чёрной ткани, чтобы приглушить поток. Тканевая повязка выполняет те же функции, что шоры у лошади. А пластина… Пластина защищает окружающих. — Можно вопрос? Если захочет, он просто приподнимет повязку — и всё, прощайте, Евгений Петрович. — Валяйте. — А медосмотры ты как проходишь? Он тянется к повязке, лезет кончиками пальцев под ткань. Пластина топорщится. — Евгений Петрович, возьмите ручку и бумагу и пишите: «Здоров, жалоб нет». Я беру и пишу. Мне и в голову не приходит сопротивляться. — Теперь встаньте на стол. Я встаю. — Берите пресс-папье и точилку. Беру. — Жонглируйте. Жонглирую. — Спасибо, можете сесть. Он наконец вытаскивает пальцы из-под повязки: — Вот так я прохожу медосмотры, Евгений Петрович. Я задумчиво смотрю на бумажку, на которой моей рукой написано: «Здоров, жалоб нет». Вроде бы всевидящие такого не умеют. Наконец я догадываюсь спросить: — Полукровка? Полифем радостно улыбается: — Ага.