Лакомо и ломко

      Видимо, Уилл не справился с лицом от удивления. Да что там удивления, полнейшего шока! У Майка был роман с мужчиной. У Майка Уилера. С мужчиной. Человек, который преподал ему тяжелый урок — не влюбляться в натуралов, сам оказался не таким гетеросексуальным? Мог бы это быть розыгрыш?       — Эй, ты обещал меня не осуждать, — тихо выдавил Майк с почти затравленным видом. — Сложно произносить такое вслух. У тебя с этим какие-то проблемы?       — Какие у меня могут быть с этим проблемы? — фыркнул Уилл.       — Я знаю, что ты долго жил в Сан-Франциско, где такое на каждом шагу, но мало ли…       Тут Уиллу показалось, что он упускал какую-то важную деталь. С чего бы ему осуждать Майка за связь с мужчиной, если у него самого однополый секс был вчера утром! За измену — мог, адюльтер он не поддерживал ни в каком виде, но даже среди его друзей с этим делом все обстояло максимально неоднозначно еще до признания Майка. Осуждать любого из тех, с кем они бок о бок спасали мир, он не собирался. Это их дело. Уилл был в праве лишь ненавязчиво не одобрять.       — Майк, я же гей, у меня не может быть проблем оттого, что у тебя был роман с мужчиной.       Уилл не сказал ничего нового ни для кого в комнате, но Майк выглядел так, словно его чем-то тяжелом приложили по голове. Он медленно моргал, переводя взгляд с ковролина на Уилла, затем на свою кошку, дремавшую на журнальном столике, и снова на ковролин. С каждым новым движением головы, Майк хмурился все сильнее, и Уилл не выдержал:       — Да брось, Майк. Ты же давно в курсе.       — Нет, я впервые об этом слышу, — задушено выдал он, продолжая хмуриться.       — Да как так-то? Все знают уже столько лет, — Уилл сам потерялся и начал хмуриться. Этот разговор стал казаться каким-то сюрреалистичным сном. — Ты же сам упомянул Сэма почти только что.       Майк вскинул голову, глаза его расширились.       — То есть Сэм — это не Саманта?       — Сэмуэль, да, — и ведь действительно, как-то так выходило, что за все годы, что Уилл встречался с Сэмом, у него не выдалось шанса познакомить их лично, но… — Да, Сэма ты не видел, но ты же был знаком с Уолтером!       — Я думал, что он твой друг, — все еще глядя в пространство, он запустил руки в волосы.       — Мы с ним чуть ли не целовались прямо у вас с Лукасом на глазах всю неделю, что ты гостил у нас в девяносто втором! — Уилл действительно не понимал, как так могло выйти. — И я не могу поверить, что ты считал Сэма девушкой!       — Значит, ты собирался прийти на мою свадьбу с парнем? В открытую? Так смело?       — Да, потому что из гостей с твоей стороны не в курсе обо мне были только твои родители, — горько воскликнул Уилл. — Ну, и как выяснилось — ты. Теперь я даже рад, что Сэм тогда свалил со своими дружками в Вегас. Представляю твое лицо! Если ты был не в курсе, то это стало бы для тебя большим ударом прямо там. Вряд ли Зои бы оценила.       — Даже думать не хочу, как все могло бы обернуться, увидь я тебя с парнем на своей свадьбе! — выдохнул Майк так горько, словно готовился рвать на себе волосы.       — Не драматизируй. Ну увидел бы ты, что другие люди могут встречаться со своим полом на примере меня, чтобы от этого изменилось? Ты же не стал бы удирать из-под алтаря только поэтому.       Майк все еще выглядел так, словно небо обрушилось прямо на него. Это все такой абсурд — то, что Майк каким-то образом оказался не в курсе! Майк, у которого был роман с мужчиной! Только помимо него — брак с женщиной, а до него — длительные гетеросексуальные отношения в университете.       — Ты же бисексуален, верно? Твой интерес именно к мужчинам просто проснулся поздно, — пожал плечами Уилл. — Тебе же не пятьдесят! Еще успеешь насладиться прелестями гомосексуальных связей.       Уилл правда не видел в этом проблемы, ну, вернее той, которую явно чувствовал Майк. Кое-что в его сознании навязчиво било в гонг, что-то о том, что они сейчас вдвоем в доме, оба — привлекательные мужчины, и оба мужчинами интересуются. А в холодильнике прорва вина… Опасная мысль, конечно.       Кошка спрыгнула с журнального столика и двинулась к своему хозяину — видимо, почувствовала его тревогу. Майк бледнел все сильнее, и Уилл всерьез забеспокоился, не грохнется ли он в обморок с минуты на минуту.       — Мой интерес к мужчинам не проснулся поздно, Уилл, — на гране слышимости выдавил Майк, бездумно поглаживая кошку, которая успела запрыгнуть к нему на колени.       — Так а я о чем говорю?       — Нет, ты не понял, — замотал он головой, да так яростно, словно был на грани истерики. — Все проснулось вовремя. Средняя школа, пубертат. Все проснулось вовремя.       Это интересная новость шевельнула внутри слишком много — подняла предательскую волну из многочисленных «а что если». Майк думал о парнях в средней школе. Уилл думал о парнях в средней школе. Каким бы простым был их общий опыт принятия себя, имей они возможность открыться друг другу и пройти его вместе? Каким бы сложным был их общий опыт, учитывая, что Уилл был влюблен в Майка уже тогда? Что горше в таком случае: любить безнадежно друга-натурала, с которым у тебя не существовало шансов по определению или друга-гея, который не посмотрел бы на тебя по какой-то более прозаичной причине, вроде недостаточной привлекательности?       — Как тебе удалось этому противостоять? — выдохнул Уилл почти с завистью.       — Мне не удалось.       — Я имею ввиду, ты столько времени встречался с Джейн. Хотя, если тебя привлекают и девушки тоже, это, наверное, легче в некотором смысле.       — Нет, Уилл, — только сейчас стало заметно, что Майка била крупная дрожь. — Я никогда не был влюблен в Джейн. Я… я еще с этим разбираюсь, езжу раз в две недели в Индианаполис к психотерапевту — из-за развода не могу пока позволить себе чаще. У нас с ней есть теория…       — Поделишься?       У Уилла горло сжимало от вида такого Майка — запутанного, испуганного, словно перед ним снова долговязый подросток, слишком быстро выросший из своего привычного тела. Надо же, он уже тогда испытывал интерес к парням. Это не укладывалось в голове.       — Я настолько боялся этой части в себе, что старался поступать «правильно», соответствовать ожиданиям, — у Уилла пусть был совсем другой путь, он понимал все то, о чем говорил Майк. Он слышал множество таких историй, когда в студенческие годы трудился волонтером в кризисном центре для ЛГБТ-подростков. — Но для отношений я всегда выбирал только тех девушек, у которых были какие-то проблемы, чтобы самого себя загнать в позицию, где они во мне нуждаются, а я сначала кайфую от этого, а потом не могу оставить их из чувства вины.       — Очень похоже на то, что было у вас с Джейн, — согласился Уилл сочувственно. — И с Китнисс тоже, у нее же были какие-то проблемы с питанием.       — А у Зои сумасшедшая семейка, она только рада была вырваться из того ада в самостоятельную жизнь.       — Ну, мы давно в курсе, что у тебя синдром спасателя, Майк, — улыбнулся ему Уилл.       Он чувствовал, что Майк после всех своих откровений нуждался в поддержке, поэтому ему приходилось удерживать кружащийся в беспорядке мир, вцепившись мертвой хваткой в бокал и в подлокотник, как бы не хотелось потерять концентрацию, оставаясь наедине с внезапным открытием.       — Как я мог не знать, что ты гей? — совсем беспомощно выдавил Майк снова после паузы.       — Ну, если так подумать, я, наверное, и правда не говорил этого ни разу вслух при тебе, — задумавшись, ответил Уилл. — Ребятам я рассказал на первом курсе, но почему-то был уверен, что ты знаешь очень давно. Помнишь, когда ты приехал в Ленору? Ты сторонился меня, типа, физически. Я помню, потому что это очень меня задевало, потому что какого черта, мы дружим с пяти лет, а тут ты вдруг узнаешь, что я гей, и отказываешься обнять меня, хотя мы не виделись много месяцев.       — Господи, Уилл, — что-то было в этом тихом возгласе, что-то томительное и больное. Оно же отражалось в темном взгляде, который Майк поднял на него. — Я же был влюблен в тебя всю старшую школу! А ты думал, что мне противно тебя обнимать. Это такой пиздец, Уилл!       Уилл застыл. Он услышал сказанное, он отчетливо понял каждое слово по отдельности, но полный смысл произнесенных фраз не доходил до него. Видимо, психике потребовалась передышка, потому что слова «влюблен» и «тебя» стояли в опасной близости друг к другу, что мигающей лампочкой сигнализировало об опасности. Он также смотрел вперед, на Майка, но на деле сквозь него, сквозь стены его дома и, кажется, сквозь время, на себя четырнадцатилетнего, в истерике уничтожающего Замок Байерса, безжалостно разрывающего фотографию со своими лучшими друзьями, потому что один из них — самый близкий — только что, считай, предал его.       Осознание общего смысла сказанного захлестнуло его всего сразу: точный удар по ушам, словно набатом, мог бы разорвать его барабанные перепонки; прицельные уколы в живот, похожие на ножевые ранения, да такие меткие и точные, что все внутренности, израненные, отказались функционировать; кулаком в грудь — так что выбило весь дух, а легкие сжались, как вакуумный пакет; контрольный — в голову, без лишних слов. Он умер, рассыпался, самовоспламенился и сгорел в этой самой гостиной в одну секунду, чтобы в следующую собраться воедино снова — злым на судьбу, на себя, на Майка.       — Не смей! — закричал он, вскакивая с места и едва не разливая остатки вина в бокале. Кошка у Майка на коленях от крика удивленно дернулась и распушила хвост, готовая защитить хозяина. — Не смей говорить все это спустя столько лет! Это не честно!       Какого черта любовь всей его юности, выжечь которую смог только более травмирующий романтический опыт, говорил ему такое, глядя в глаза?       Майк явно такой реакции не ожидал, совсем вжался в диван, не готовый к агрессии со стороны самого спокойного человека из всех, кого он знал.       — Тебя это оскорбляет? — совсем тонко, почти надломлено выдавил он. — Тебя оскорбляет то, что я был в тебя влюблен?       Уилл его не слушал — как заведенный ходил из угла в угол маленькой гостиной, пытаясь примириться с открытиями этого вечера. Съездил в Хоукинс, называется. Этот город не убил его ребенком, не убил подростком, но взрослым, видимо, добьет. Как такое возможно? Все, что сказал Майк? Как жизнь могла быть такой нечестной? Нечестно.       Несправедливо.       — Ты бы никогда об этом не узнал, Уилл, — продолжал уже шептать Майк. — Это не должно ничего испортить, пожалуйста.       — А если бы ты раньше узнал, что я гей, то признался бы мне? — спросил Уилл резко.       — Я… я не уверен, — заморгал Майк часто-часто. — Я был слишком напуган. Мне сложно гадать, что было бы, если.       — Верно, — выдохнул Уилл, начиная успокаиваться. — Верно.       Ему невыносима была мысль о том, что у него был когда-то этот призрачный шанс. Шанс узнать, что такое взаимность в пору юности, когда все острее, сочнее и ярче от новизны, бушующих гормонов и юношеского максимализма. Он был лишен этого — единственный из друзей. С другой стороны, чем кончились все эти первые отношения каждого из партии? Только у Дастина — свадьбой, и то, сквозь годы почти войны с семьей Бингэм. Родители Сьюзи на их свадьбу даже не пришли, но большая часть братьев и сестер все же присутствовали.       Нельзя говорить такие вещи спустя столько лет. Это оседало кислым под языком и оставляло с отвратительным пустым ощущением, что вся твоя жизнь — ошибка. Что столько всего упущено безвозвратно.       Наверное, стоило прояснить все недосказанности между ними, раскрыть все тайны, стереть подчистую, открыться полностью, раз процесс уже запустился.       — Я пойду еще вина принесу, нам это нужно.       — Уилл, — все с той же беспомощностью позвал Майк, но откликнуться и обернуться сил не нашлось.       Нужно было решиться открыть свою правду тоже. К чему приведет такая откровенность, сложно было строить прогнозы — Уилл очень боялся все разрушить. Прошибло бы Майка таким же отчаянием, как и его самого от аналогичного знания?       Он откупорил бутылку и приложился к ней губами — хотелось хоть чем-то снять сковавшее его напряжение. Сказать или не сказать? Теперь-то нечестно сохранять молчание, Майк заслуживал знать правду. Его отчаянный вопрос, оскорбили ли его, Уилла, эти чувства, как еще один удар по затылку. Сколько лет Уилл сам думал, что это его чувства оскорбительны, и вот, спустя столько лет он узнал, что тогда они были взаимны. Да, Майк определенно заслуживал ответной откровенности.       Сгорбленные плечи, опущенный нос — мальчишка, а не мужчина в минуту глубокого раздрая, и только мохнатая зверюшка, что тыкалась носом ему куда-то в рукав, как успокоительное, как спасательный круг. Уилл, нетвердо шагая, — не от вина, а от эмоционального напряжения — поторопился наполнить их бокалы, свой осушая залпом и наливая снова.       — Ты не должен ничего говорить, — начал было Майк.       — Послушай, — Уилл убрал вино на столик и, опираясь на свои колени, наклонился вперед, — это не может оскорбить меня. Просто это так неожиданно — узнать спустя столько лет, что твой лучший друг…       — Но ты разозлился! — перебил его Майк. — Метался тут, как тигр в клетке! Это же было сколько лет назад? Прошло уже больше, чем мне было, когда я все понял, это не должно иметь значения, мы взрослые люди.       — Майк, не перебивай меня, пожалуйста, — попросил Уилл, потому что ему требовалось все внимание для того, чтобы озвучить главное. — Это имеет значение по одной простой причине: я был влюблен в тебя со средней школы до лета перед вторым курсом. Может и дольше, но я с этим проще справлялся, когда ты жил далеко. Ты представляешь, каково мне было услышать, что ты тоже?       — Ты… ты не мог! — скривился Майк.       — Я не мог не, Майк. Как я мог не влюбиться в тебя, когда кругом нескончаемый кошмар, а ты держишь меня за руку и говоришь, что никакому злу не позволишь забрать меня? Что мы справимся. Из года в год, пока все не закончилось.       Майк откинулся на спинку дивана, глядя в потолок. Кошка, оставленная без внимания, лихо спрыгнула с коленей и стала потягиваться, вонзая когти в ковралин. Уилл наблюдал за ней, чтобы игнорировать поток мыслей — разный: от сдавливающих горло сожалениями, до острых и опасных. Телефон завибрировал снова, но никто даже не глянул в его сторону, оба зацикленные на одной мысли:       — И что мы будет с этим делать? — спросил Майк.       — Ты же сам сказал, что уже столько лет прошло, — протянул Уилл аккуратно. Слишком взбудораженный и взволнованный, он пытался подойти к вопросу рационально. — Это… это не должно иметь значения. Все в прошлом. У нас у обоих за спиной не одни отношения, у тебя даже брак. Я даже сюда приехал с парнем, на самом деле. У нас с ним не серьезно, свободные отношения или типа того, но все же. Перед тобой открыты все двери: мужчины, женщины, хоть и те, и другие разом. Да, мы были влюблены друг в друга в пятнадцать-шестнадцать, но нам идет четвертый десяток.       — А тебе разве не интересно, как это могло бы быть? — взгляд исподлобья не выглядел робким, а скорее интригующим.       Интересно. Но Уилл гнал от себя эти мысли, как только все встало на своим места. Слишком много эмоций стояло на кону.       — А тебе интересно?       — Конечно! — усмехнулся Майк так, словно Уилл спросил полную глупость. — Ты себя видел вообще? Да одно твое слово, и я встану на колени — в каком угодно смысле.       Произнося это, Майк вообще осознавал, что говорил? Потому что разом стало как-то жарко, и Уилл потянулся глотнуть еще вина. Он не чувствовал хмеля, наоборот, реальность словно обострилась, все окружающее приобрело отчетливую контрастность, и он слишком ярко ощущал прохладу комнаты, мягкость кресла под собой, пристальный взгляд Майка. Гнал изо всех сил картинки, вспышками мелькающие перед глазами. Нельзя позволять себе всерьез задуматься о сказанном, потому что наверняка это такая шутка.       Он очень живо вспомнил юного себя и все то, что значил для него Майк. Как сжимало его сердце, как ухало в животе от одной лишь улыбки, как хотелось зарыться в подушку и кричать от восторга, захлебываясь и плавясь от ласкового доброго слова. Майк был всем.       Также Уилл хорошо помнил, как радовался его внутренний ребенок, когда он купил огромную коллекцию нераспечатанных фигурок Людей Х, явно не стоящую своих денег, и расположил в застекленном шкафу в своей гостиной. Это был важный рубеж — тогда он стал зарабатывать достаточно, чтобы тратить деньги на бессмысленные для окружающих вещи и чувствовать себя достойным этого. Он никогда не был хвастливым, но об этом приобретении хотелось рассказывать всем и каждому. Уилл заслужил. Уилл сделал это сам. Для себя.       Сейчас его внутренний подросток очень похоже ликовал от осознания, что в те дни, годы, его тоже, пусть и тайно, любили в ответ. Взрослый Уилл с вершины своего опыта злился на судьбу, но Уилл-подросток упивался этим знанием, осчастливленный. Его Майк любил его. Больше чем друга. Все улыбки, слова, прикосновения, что случались с ними тогда, имели самый желанный смысл.       Он вспомнил один эпизод, трепетно хранимый им в шкатулке с самыми прекрасными жизненными воспоминаниями. Полный белых и черных пятен — они тогда впервые напились на семнадцатилетие Дастина. Сбежали вдвоем в ночную прохладу еще не пришедшего в себя после войны с Векной Хоукинса, забрались на холм, смеясь, путаясь в собственных ногах, и развалились в сыроватой траве под звездным небом. Пробелы касались так многого — тем их разговора, большей части пути туда и обратно, но не того, как крепко Майк обнял его тогда и прошептал в кончик уха: «Я не хочу, чтобы эта ночь кончалась». Уилл не хотел тоже — вечно готов был елозить бежевыми бриджами по молодой сочной траве, что оставляла пятна на ткани, которые, в память об этом волшебстве, вряд ли отстираются, смотреть на уже по-летнему яркие звезды и ловить мурашки то ли от ветерка, то ли от близости своего самого любимого человека.       — Я не шучу, если что, — нарушил тишину Майк. — Мы взрослые люди, мы можем делать, что хотим.       — И чего же ты хочешь? — с вызовом глянул на него Уилл.       Он был совершенно не готов вот так, с наскока, менять плоскость их отношений — слишком дорого им могла обойтись любая ошибка, любое неверное слово или движение. Рисковать крепкой дружбой даже в память о своих чувствах он не собирался. Майк словно бы проигнорировал его вопрос — встал с дивана, наполнил свой бокал и подошел с бутылкой к Уиллу.       — Налить тебе еще?       Майк мог бы просто взять бокал со столика, но он подошел — без особой практической надобности возвышаясь над сидящим Уиллом, что в контексте их откровенностей смотрелось не менее будоражаще, чем слова о коленоприклонности.       Повинуясь неведомому порыву, Уилл поднялся на ноги тоже, оказываясь к Майку слишком близко, почти вплотную. И вновь внутренний подросток воодушевленно сходил с ума внутри от почти забытого, но все еще предательски знакомого запаха, к которому примешивались кисловатые нотки выпитого вина, от теплых и темных глаз, смотрящих с неописуемым выражением восторга, от близости вожделенных когда-то губ. Вот только Уиллу не шестнадцать, он взрослый человек, понимающий, что любое решение имеет последствия.       Бутылка звякнула о столик. Руки Уилла совершенно не повиновались ему — уже прогуливались от запястий до локтей. Майк от этих невесомых прикосновений осмелел — прихватил за талию ощутимо и крепко. Что стоило Уиллу просто отпустить свои прагматичные переживания и забыть хоть раз об осторожности? Всего один поцелуй — просто чтобы узнать, каково это — целовать Майка Уилера, отличались ли его губы от губ других мужчин. Вызвало бы это внутри зыбь старых чувств, ураган страсти или лишь слабый ветерок сожаления, нашептывающий, что время давно упущено?       Уилл боялся любого расклада, поэтому и не мог просто закрыть глаза и поддаться порыву.       — Мы могли бы сделать это, — начал он. — Но ты не боишься, что мы не сможем дружить как раньше?       — Нашу дружбу не разрушила ни чертовщина с Изнанкой, ни то, что мы оба, оказывается, были влюблены друг в друга подростками, — напирал Майк, сильнее вжимая свои ладони в бока Уилла. — Тем более жизнь слишком коротка, чтобы не трахаться с теми, с кем хочется.       — То есть мы говорим о сексе? — пришлось сглотнуть плотный ком, что внезапно образовался в горле.       — А ты думаешь, что если мы поцелуемся, то просто разойдемся по углам и продолжим болтать о том, как сильно любили друг друга пятнадцать лет назад? — хмыкнул Майк. — Если мы собираемся узнать, каково это — я хочу получить все.       — Как тебе хватает духу говорить такое мне? — выдохнул Уилл, наверняка обжигая своим теплым дыханием рот напротив.       — О, как выяснилось, я слишком долго молчал. Теперь хочу говорить все, что приходит мне в голову. Но что об этом думаешь ты?       Уилл задерживал взгляд на своей руке, что сжимала предплечье Майка, и вдруг с нажимом повел ею вверх — ничего такого. Это скорее чтобы сконцентрироваться и действительно взвесить все за и против, а не думать членом и не потакать ностальгии.       — На наших сборах будет еще веселее, — произнес он просто чтобы что-то говорить. — Представь, на свадьбе Дастина мы бы не сидели в уголке, наблюдая, как все танцуют, а трахались бы в номере.       — Я был там еще с Зои, — приподнял уголки губ Майк. — Так что я бы скорее отсасывал тебе в туалете, если уж на то пошло.       — И много же членов ты сосал? — Уилл все еще чувствовал себя странно, что он просто не мог заткнуться. Возможно, надеялся, что Майк отвернется от его слишком неудобных вопросов, и тем самым исчезнет то осязаемое напряжение, что впиталось в их кожу.       Чертов Майк-гетеро-я-встречался-с-твоей-сестрой-Уилер, заставивший его выучить главное правило жизни — не влюбляться в натуралов, предлагал ему переспать! Его нежное и трепетное когда-то сердце заходилось восторгом от любого порывистого открытого жеста, но Уилл был уверен, что даже не поцелует никого и никогда, потому что родился неправильным. Сейчас за его плечами было множество поцелуев и достаточно секса. Но чертов Майк!..       — Три. Надеюсь, твой станет четвертым.       — Это самое несексуальное, что я когда-либо слышал, — отшутился Уилл. — А у меня был партнер, который хотел на меня поссать.       Он перехватил взгляд кошки лишь для того, чтобы перестать пялиться на губы. Перестать вспоминать прошлое. Перестать придавать ему значение.       Майк сказал, что жизнь слишком коротка, чтобы не трахаться с теми, с кем хочется, но Уилл был уверен, что никто не может обещать, что этот секс ничего не сломает.       — Черт, нет, — Уилл отступил на шаг назад и в сторону, чтобы не быть зажатым между Майком и креслом. — Я не хочу, чтобы мы стали как Лукас и Макс! Такие прекрасные милые друзья, едва ли не дружат семьями, шлют друг дружке фото детишек на имейл. А каковы шансы, что Макс родит цветного ребенка? Пятьдесят на пятьдесят?       — Согласен, они иногда перебарщивают. На парковке возле церкви перед крестинами собственной дочери… И ведь его жена ничего не замечает.       Майк тоже сделал шаг назад. Кошка поднялась, решая сменить свое положение, как и все в комнате.       — Или не хочет замечать, — пожал плечами Уилл, садясь теперь на диван.       — Но у нас-то нет детей, жен и мужей, — хмыкнул Майк, занимая его место в кресле. — Ну почти, мои бумаги о разводе еще не подписаны.       — Я приехал сюда с парнем, забыл?       — Ты же сказал, что это не серьезно.       — Определенно, не серьезно, — согласился Уилл.       — Ладно, — после краткой паузы Майк тряхнул головой. — Слушай, выходит уже, что я давлю и уговариваю. Так я точно не хочу. Так что давай на этом остановимся и просто поболтаем. Столько времени не виделись, в конце концов.       Уилл почувствовал, как расслабился. Да, так определенно будет лучше. Выйти из пылающего неизведанным и притягательным, круга и снова оказаться на нейтральной, комфортной территории.       — Так твои родители все еще живут здесь? — сменил тему Уилл.       — Да, я вернулся сначала к ним, но там невозможно провести спокойно и пары дней. Хочешь, скажу маме, что ты здесь и мы поужинаем как-нибудь?       — Да, я буду рад ее видеть, — искренне согласился он. — Жаль, что Джонатан и Нэнси не поженились. Мы бы тогда были семьей.       — А мне не жаль, — пожал плечами Майк. — У них обоих все хорошо сложилось. Они на своем месте. Кстати, Нэнс в Японии, и на мой день рождения точно не приедет. Будет ли уместно позвать Джонатана? Мы же с ним не то чтобы очень близки.       — А Стива ты зовешь? А Робин?       — Без них будет не то, но, ты прав, это не круглая дата, стоит ли всех дергать…       — Ты всегда можешь их пригласить, но не настаивать, — пожал плечами Уилл. — Вот только что делать с Макс, у нее срок как раз на начало апреля.       — О! Я придумал! Я могу приехать в Эл-Эй и отметить день рождения там!       — Но ты же, кажется, работаешь в школе, — напомнил он. — Твой день рождения среди недели — отпустят ли?       — Это Хоукинс! Отпустят, куда денутся.       — Но почему школа, Майк? — задал Уилл ему вопрос, который озадачил его еще во время их дневной встречи.       — Ну, из издательства я уходил чуть ли не со скандалом, — ухмыльнулся Майк, но глаза выдавали его истинное отношение к этой ситуации — он любил свою старую работу. — Думаю, в этой сфере в Иллинойсе пока даже не стоит пытаться устроиться. Я приехал в Хоукинс временно, чтобы придумать, что дальше делать со своей жизнью и новой свободой и встретил мистера Кларка. Теперь я учитель английского средней школы Хоукинса. До конца учебного года — точно, а там видно будет.       — Стой, а что за скандал?       — А ты представь: поздний вечер, темный офис, в один из кабинетов входит уборщик и видит двух мужчин — одного со спущенными штанами, а другого с членом во рту.       Уилл сам никогда не попадал в такие ситуации и вообще предпочитал на работе сохранять только деловые отношения, но знал, как обычно заканчивались подобные истории.       — И конечно же доложил в кадры, да?       — Естественно! — подтвердил Майк. — Уже на следующий день мы оба там не работали.       — А ты… Который из них ты? — он не знал, зачем ему знать наверняка, но любопытство стучало настойчивым молоточком, и раз уж они позволили себе говорить на такие темы друг с другом, то почему нет?       — То есть я пошутил недостаточно шуток про минеты, да?       Шутки — это дело одно, но реальная история, в которой Майк стоял бы перед кем-то на коленях, довольно заглатывая член, двигая головой и влажно причмокивая…       — Мое предложение еще в силе, если что, — верно истолковал отсутствие ответа Майк.       — О, отстань! — чтобы даже не раздумывать об этом искушении, отмахнулся Уилл.       Ему потребовалась минута, чтобы перевести дух, избавиться от легко наваждения, но воображение сыграло с ним злую шутку и он буквально слышал все соответствующие звуки. Но Майк сам сменил тему, и Уилл был ему благодарен.       — А что у тебя за парень, с которым несерьезно?       — Ну, это Эйб, по его словам, он слишком молод, чтобы строить что-то серьезное, а мне уж тем более этого не хочется, — ответил Уилл, немного смущаясь. Не все одобряли такой расклад, а уж как каждый раз по этому вопросу проходилась его мама, не хотелось вспоминать. — Нас все устраивает.       — Ты не похож на человека, которого бы устроило такое, — с сомнением протянул Майк. — И сколько интрижек у тебя было за время этих отношений?       — О, ну, всего одна, вообще-то, — ответил он, надеясь, что Майк не собирался спрашивать, а сколько партнеров сменил за это время Эйб — счет был сильно не равным. — В прошлом году я помогал с оформлением для мероприятия в Кастро в честь Месяца гордости и туда приехал один спикер. Француз. В феврале он приехал снова и захотел со мной встретиться. У меня не было причин ему отказать.       — Месяц гордости? Ты участвуешь в таких мероприятиях?       — Да, в студенчестве я волонтерил при кризисном центре для ЛГБТ-подростков. У меня остались некоторые связи, и я иногда помогаю — в июне в основном, когда там больше всего работы. Иногда просто делаю мерч или баннеры, иногда рисую что-то тематическое на благотворительные выставки.       — А я до сегодняшнего дня не знал, что ты гей, — Майк покачал головой. — Как? Просто как?       — Понятия не имею, — пожал плечами Уилл с тусклой улыбкой. — Понятное дело, что взрослая жизнь, у каждого свои дела, но мы же с тобой созваниваемся, а уж сколько я тебе про Сэма плакался.       — Ага, а я каждый раз думал, что эта сучка тебя не достойна! Однажды я даже хотел найти ее у тебя в друзьях на Френдстере, — начал он неуверенно, — и написать ей все, что я о ней думаю, пригрозить, чтобы оставила тебя в покое и все такое…       — Ты правда хотел?       — И я бы сделал, просто у тебя в друзьях было три Саманты. А спрашивать фамилию у Лукаса не решился, хотя, наверное стоило. Разобрался бы во всем раньше.       Уилл едва ли поверил своим ушам, хотя такая молчаливая забота и переживание были вполне себе в духе Майка. Оказывается, он не просто выслушивал и сочувствовал в трубку — переживал, думал о Уилле и его проблемах в свободные минутки и даже прикидывал, чем мог бы помочь, несмотря на расстояние в две с лишним тысячи миль.       Это согрело его даже сильнее чем факт того, что Майк был влюблен в него подростком — потому что то, прошлое, поросло пылью и паутиной, эволюционировало из горечи, слез и юношеской наивности в крепкую нерушимую связь, настоящую близость. Подтвердилось, что Уилл это не выдумал. Никакие годы и никакие расстояния ничего не делали с ними. Они все те же Уилл и Майк, что совсем крошками разглядывали камешки на детской площадке, иногда облизывая их на пробу так много лет назад. Это грело.       — Это очень мило, Майк, — слова не обличали даже толику его чувств.       — Да брось.       Они спокойно допили бутылку вина, находясь на границе своего обычного дружеского взаимодействия, но Уилл слишком хорошо Майка знал, чтобы не чувствовать его желание вернуться снова на зыбкую почву более откровенных разговоров.       Уилл не переживал, что они будут снова говорить о возможности секса между ними — оба же решили, что этому не бывать, а лишний раз пошутить про это после выпитого — кому от этого будет плохо?       — Если ты хочешь рассказать мне о своем романе — говори, — сказал Уилл, пригубив вина из только откупоренной третьей бутылки. — Вряд ли у тебя была возможность с кем-то этим поделиться.       — А твой не-парень не потеряет тебя? Уже поздно, — Майк поднял с пола сопротивляющуюся кошку с целью посадить себе на колени. Устроился он не в кресле, а на диване, рядом с Уиллом.       Брауни (что за имя для кошки? Почему нельзя было назвать ее как все Китти или Лили?) потопталась на его ногах и двинулась в сторону гостя, принюхиваясь. Уилла такое внимание не слишком обрадовало, но он позволил кошке усесться к себе на колени.       — Выгоняешь меня? — поднял он бровь.       — Нет, конечно нет! — запротестовал Майк. — Ты можешь даже остаться у меня ночевать! И не думай, я не про свою кровать, тут есть еще одна спальня.       — Чтобы ты прокрался ко мне среди ночи и лишил меня невинности? — засмеялся Уилл.       — Пфф, скажешь тоже, — фыркнул он, а потом с хитринкой во взгляде спросил. — Кстати, а сколько парней у тебя было?       — А ты спрашиваешь про чувства, про отношения или про секс?       — Вообще про секс, — уточнил он. — Но теперь мне интересно и остальное.       — Ну с отношениями то все просто — трое. Мы же считаем что-то более-менее серьезное, да? Чувства — тоже трое, а секс, ну, — Уилл задумался и стал разгибать пальцы, считая. Майк внимательно за ним. — Девять, выходит. Не так много для открытого гея в Кали.       — А в чувствах ты меня тоже посчитал, да? — чтобы не смотреть на Уилла, Майк уставился на кошку и почти бездумно запустил в ее шерстку пальцы. Уилл сдержал непрошенную дрожь от этого простого жеста. Слишком по-домашнему уютно выглядело это: они вдвоем на диване с вином, а Майк гладит кошку, что мурчит у Уилла на коленях, посылая теплую вибрацию по его ногам. Захотелось нарисовать такой сюжет — хоть сейчас проси бумагу и карандаш, чтобы сделать набросок.       — Конечно, посчитал.       Майк кивнул, все еще не подымая глаз. На улице уже совсем стемнело, и Уилл впервые задумался, как он доберется до гостиницы. Может, и правда переночевать у Майка? Не попутку же ловить в хмельном дурмане!       — Так ты расскажешь мне про свои три члена или я буду собираться?       — Тебе правда интересно?       — Господи, Майк, — Уилл закатил глаза. — Мой самый натуральный друг из всех друзей говорит, что сосал три члена! Конечно, мне интересно.       — Я — самый натуральный? А Лукас что же?       — Нет, я ни Дастина, ни Лукаса ни в чем упрекнуть не могу, — хохотнул Уилл. — Просто Лукас множество раз ходил со мной в гей-клубы либо притворяясь моим парнем, чтобы ко мне никто не приставал, если хотелось просто потанцевать, либо как второй пилот. Парни с ним флиртовали только так! Просто я считал всегда, что тебе, типа, неприятно говорить со мной о моих отношениях и старался сильно эту тему не поднимать.       — Мне было неприятно! — согласился Майк, и Уилл стушевался, получив подтверждение своим не радостным мыслям. — Я ревновал! Особенно когда ты говорил что-то про то, что тебе не хватает внимания, или как кто-то опаздывал на свидания, или этот твой Сэм… Как можно так относиться к тебе? К тебе! Да тебя на руках нужно носить!       — Учитывая, что ты думал, что Сэм — девушка, я слабо представляю эту картинку, — отшутился Уилл.       Но внутри у него взрывались фейерверки. Каждое слово Майка расцветало красочным залпом разноцветных искр, обжигая каждый миллиметр его существа. Во всех своих отношениях он мечтал, что к нему будут относиться именно так, именно с таким всеобъемлющим трепетом, заботой и участием, потому что знал — так бывает. Майк всегда был с ним таким — с особенным отношением — с самого детства, и никто больше не смог его переплюнуть. Кое-кто приближался к недостижимому идеалу юности, но в какой-то момент все рушил, кто-то был слишком не-Майком — что было только к лучшему в тот момент, был и тот, кому не встать даже в ряд этого сравнения, сколько бы он не пытался.       В те годы, когда Уилл еще искал отношений, все кандидаты оценивались по шкале Майка. Наверное, тот заслуживал узнать этот небольшой фактик, чтобы не почувствовать, нет, но хотя бы услышать эхо фейерверков, что все еще оглушительно взрывались в груди.       Майк, услышав это, смешался, опустил было взгляд, но как только понял, что до верхней отметки никто не дотянулся, снова резко вскинул голову, так, словно к ней присоединялась леска, и кукловод-марионетчик с силой потянул на себя вагу, не заботясь о плавности и легкости.       Уилл несколько раз видел такой его взгляд — чаще после жизни в Леноре и во время редких встреч на первых курсах университета, реже — на совместных сборах страх друзей вплоть до свадьбы Дастина, где они, уже заметно навеселе, сидели в стороне от шума танцующих пар.       Раньше он никогда это выражение темных глаз не мог интерпретировать, даже несмотря на то, что частенько пытался воссоздать на бумаге. Теперь-то он узнал — более умелый художник, чем он сам, раскрасил лицо Майка — не краской, а самой любовью.       Легко Уилл опустил пальцы меж ушей разомлевшей от ласк кошки и, едва двинув рукой, нашел ладонь Майка. Их пальцы цепко перелеплялись.       — Что было бы, поговори мы так хотя бы лет в двадцать пять?       — Я… Я все это время думал, что ты — это просто сбой программы, неучтенная ошибка, — признался Майк. — Ну это же ты! В том плане, что у меня просто были глаза и привилегия быть с тобой рядом. Я засматривался на парней, да. Но все, кроме тебя, поддавалось контролю. До Оливера.       — Оливер?       — Тоже женатый, трое детей, заместитель начальника отдела закупок — мы с ним даже не пересекались в работе никогда, но нам решили устроить обязательный тренинг за городом, тимбилдинг, все дела, — Майк глотнул из своего бокала. — И мы как-то сразу нашли общий язык. Я замечал его и раньше, но даже имени не знал, а тут сразу же словно на одной волне.       — И как же у вас закрутилось?       — Я пригласил его с женой к нам с Зои на ужин — просто хотелось познакомиться поближе, — рассказывал Майк. — Тогда и осознал, что получаю какие-то неоднозначные сигналы.       — Это вас застукал уборщик? — догадался Уилл.       — Да. Я сразу рассказал все Зои, приехал к нему, но он велел мне держать рот на замке, не сметь впутывать его жену и все такое. — Майк тяжело вздохнул и высвободил ладонь из крепкого захвата, чтобы провести по своим волосам. — Для него такие романы с мужчинами — обычное дело, а я развел драму. Но секс был супер, конечно.       — Да никакой секс не стоит такого отношения, — бесцветно заметил Уилл.       — О, а как трахался Сэм, если ты столько раз к нему возвращался? — резко переменился Майк, задетый.       Еще не так давно Уилл остро среагировал бы на такой комментарий, подскочил, да ушел бы прочь, не заботясь о том, как доберется до гостиницы, пусть и знал Майка столько лет и понимал, что тот нападал, защищаясь. Пару лет назад, когда Макс попыталась вправить Уиллу мозги, он грубо попросил ее не лезть в это и не разговаривал с ней — страшно подумать — пять месяцев. Тогда же она стала называть сына преимущественно Биллом, чтобы «он не вырос таким же виктимным тупицей, как ты». Теперь Уилл знал, что она была права. А у Майка, видимо, еще болело.       — А ты что, не побежал бы, позвони он тебе со слезной речью, что все осознал и все будет так, как ты захочешь?       — Нет!       — Ха! — от его восклицания, Брауни шевельнула хвостом, ощутимо оттолкнулась от его коленей и грациозно двинулась прочь. — Не верю.       Майк дулся, и от этого веяло чем-то таким родным, потому что, ну, это Майк. Колючий, как вытянутый кактус, и годы этого совершенно не меняли. Сейчас, когда их дни рождения приближались новой цифрой, Уилл уже не верил в мифических «взрослых», потому что, кажется, относился к ним сам. У половины его друзей уже были дети! Но когда знаешь кого-то почти тридцать лет, а он обижается идентично себе пятилетнему — разве что щеки превратились в скулы, да у глаз при улыбке появлялись лучики — о какой взрослости могла идти речь? Он рассмеялся своим мыслям, что вызывало еще большее недовольство Майка.       — Тебя ждут, — поднялся он нервно. — У меня где-то был номер городской службы такси.       — А если я все же собирался разделить с тобой постель сегодня? — усмехнулся Уилл, тоже вставая.       — Да ты даже не рассматривал такую возможность, — Майк шелестел флаерами и визитками из верхнего ящика тумбы, что стояла там, где гостиная плавно превращалась в прихожую. — Зачем тебе что-то со мной, если тебя ждет в постели молоденький красавчик?       Ну, Эйба сложно назвать красавчиком в общепринятом смысле этого слова — грубые надбровные дуги, широкий нос и полные губы. У Уилла не было определенного типажа, но он любил необычные притягательные лица.       — Ты думаешь, что я вернусь сейчас и займусь жарким сексом? Нет, Майк, я лягу в ванну и буду размышлять о том, что любовь моей юности была тогда взаимной, до тех пор, пока вода не остынет! — с жаром сообщил Уилл, подходя ближе. — Было бы просто сейчас остаться, поддаться порыву, ностальгии, вину, но что будет на утро? Что будет в твой день рождения? А на крестинах дочери Макс? А то, что мы собирались в августе на Гавайи все вместе? Ты можешь мне гарантировать, что мы не станем избегать друг друга? Что не будет ничего странного? Я — нет, не могу. То, что было много лет назад — с этим мы можем разобраться, но вытягивать это наружу, в наше сейчас? А если это будет слишком много значить? Я уезжаю через четыре дня обратно в Окленд, Майк.       — Ты прав, — согласился он тихо, уже не перебирая бумажки и карточки, но не оборачиваясь. — Ты всегда лучше меня оценивал риски. Конечно, никакой секс не стоит нашей дружбы, ты прав. Еще одних Макс и Лукаса наша компания не выдержит. Вот номер такси.       Уилл вызвал машину со стационарного телефона и только потом потянулся к мобильному. Эйб Я открыл бутылку шампанского, надеюсь, ты скоро вернешься. 20:40 Хочу тебя. 21:01 Если скажешь, во сколько тебя ждать, я мог бы все подготовить. 21:39 Уилл? 22:53 Я ложусь спать, постарайся сильно не шуметь, когда вернешься. 23:22 С тебя завтра минет :) 23:23       Оставалось только порадоваться, что говорить с Эйбом сегодня, в том состоянии, которое наверняка накроет его, когда он останется один, не потребуется. Майк мялся в прихожей, растерянный и расстроенный. Такси приехало быстро.       — Иди сюда, — тихонько сказал Уилл, раскрывая руки для объятий.       Майк шагнул в них, все еще до болезненного ноющего сердца похожий на себя-подростка в своей неловкости, и Уилл сомкнул руки на его спине так, чтобы одно только это касание отпечаталось на коже под тонкой тканью одежды всем тем многообразием чувств, что Майк вызывал у него сейчас, а не когда-то много-много лет назад. Их взращенная годами близость, полностью платоническая, не омраченная ни романтическим томлением прошлого, ни едва проснувшимся сексуальным напряжением.       Но что если Уилл ошибся и шаг в эту заманчивую пропасть не испортил бы ничего, а лишь открыл бесконечную многогранность всего того, что они из страха и неуверенности лишили себя в прошлом?       — Я напишу тебе завтра по поводу ужина у моих родителей, — пообещал Майк ему в ухо. — Ты же еще хочешь встретиться со мной, пока ты здесь?       — Конечно, Майк. Хоть каждый день!       Они улыбались друг другу тепло и пьяно. Прежде чем выйти за дверь, Уилл кратко клюнул его в щеку — они не делали так с детского сада, а тут почему-то захотелось, то ли в качестве подарка себе-подростку, то ли самому Майку, который, в конце концов, переживал сейчас непростые времена и нуждался в поддержке.       Вот тебе и поездка в Хоукинс.