Пустышка

Осень красивая нынче, золотая. Девушка, одетая в чёрное пальто, бредет по яркой улице, выглядят не менее ярко. На лице куча татуировок, губы растянуты в широкой улыбке, в глазах детская непосредственность и наивность. Она улыбается милым бабушкам, машет детям, которые ее разглядывают, пританцовывает, когда стоит в очереди за хлебом. Гуляет по улицам с наушниками в ушах и с музыкой на повторе, пытается радость свою обществу передать, чтобы быть полезной. И, возможно, кому-то действительно лучше становится, когда она мимо проходит. Или просто смешно. Виолетта работает поваром и не любит свою работу. Она хотела бы бить татуировки, как и мечтала, но средства не позволяют. Клиентов искать нужно с помощью рекламы или через знакомых, нужно покупать краску и машинку, а у Малышенко нет ни того, ни другого. Нет, она общается с некоторыми парнями и девушками, но дальше поверхностных разговоров никогда не заходит. Все думают, что Вилка несерьёзная, что она не сможет поддержать, выслушать и дать совет. Все видят в девушке если не глупенькую девчонку, то ребёнка. И винить других не за что — сама виновата, сама такую маску на себя нацепила, чтобы людей притягивать. Притягивать стала, а вот рядом никто надолго не оставался. Все хотели глубокую девушку рядом, а не такую, как Виолетта. И поэтому её отношения не строились — в ней не видели долгосрочный вариант, только девушку на ночь или на пару ночей. Наркоманку или ребёнка, но никак не девушку. Малышенко не показывала, что её это обижает. Но внутри всегда больно было, когда очередная девчонка говорит, что «ну ты прости, Вил, но я хочу проникновенную девушку рядом, а не ребёнка. В сексе ты хороша, но… ну, ты понимаешь». Вилка понимает. Понимает и, оставаясь в квартире одна, рыдает громко, бьёт себя кулаками по плечам, бёдрам и животу, пытаясь убрать эту дрожь из тела. Размазывает сопли и слезы по красному от слез лицу, а потом в ванной долго сидит. И иногда занимается тем, чем счастливые люди не занимаются. Думает только, что разницы нет, все равно никто не видит её настоящую. Никто под её оболочку не заглянет, никто сад её души не польет. Потому что никому этот сад не интересен, как и ей самой. Смывая кровь с раковины и с бортиков ванны, Малышенко в себя приходит. Напевает какую-то мелодию и сама перед собой роль беззаботной девчушки играет, потому что так проще. Идёт на кухню, где уже сгорел чайник. Форточку открывает и около неё закуривает, не обращая внимания на запах горелого. Она сама сгорела, как этот чайник, поэтому зловония не замечает. Руки болят, как и бедра. Болят ребра, голова. Виолетта только с болью живой себя чувствует, не пустышкой, какой её называют, а глубокой. Именно поэтому она оставляет глубокие раны. Спать в этот раз ложится рано, её трясёт немного и она думает, что, наверное, заболела. Одеялом укутывается с ног до головы, носом утыкается в мягкую игрушку в форме собаки и… засыпает. Просыпается от громкой музыки, которая в квартире над её играет. Мычит, потому что спать очень хочется, но заснуть не получается. Басы за стеной слишком отчетливые, это раздражает. Разодрав кое-как слипшиеся глаза, брюнетка с кровати встаёт и идёт курить. Курит прямо на балконе, хотя холодно очень, мурашки по всему телу бегут, ведь она в одной футболке только, даже без носков. Её трясёт уже через пару минут, а она упрямо стоит, смотрит на тёмное небо и понимает, что рассвет совсем скоро. Улыбается кое-как, не такой улыбкой, которую показывает каждому встречному-поперечному, потому что сейчас, только что проснувшаяся, она настоящая. Такая, какая есть. Разбитая в пизду, пустая, никакая. Только маску надевать умеющая и старающаяся быть нужной и удобной. Сверху, прямо на руки Вилки, падает ещё горящий пепел. Девушка материться тихо и голову вверх поднимает. Видит лишь две руки, а потом эти руки пропадают. Качает головой, рассматривая малюсенький ожог. А потом хмыкает, потому что этот ожог только дополняет её картину. Картину её разбитых надежд, её развороченного храма, её бессилия и усталости. А солнце восходит впереди, освещает, греет, но… Вилке все равно холодно. *** Утром она идёт на работу, где пашет двенадцать часов без остановки. Выходит только покурить пару раз, даже не ест, потому что не хочет. С аппетитом в последнее время проблемы, горло словно в тисках сжато. Едет домой в заполненном автобусе, лицом прислонившись к окну. Почти засыпает прямо стоя, в себя приходит, когда транспорт резко тормозит недалеко от её дома. Водитель угрюмо и раздражённо говорит, что «автобус сломался» и просит всех перейти на следующий, а Виолетта радуется — сэкономит деньги. На улице фонари не везде стоят, поэтому темновато. Малышенко бредет по пустой улице, не в силах торопиться. Ей страшно, но она забивает на свои чувства. «Кому я нужна?», — с насмешкой размышляет Вилка, уже поднимаясь на своей этаж. Заходит в холодную квартиру, где темно, холодно и пусто. Пусто, прямо как в Виолетте. Потому что она пустышка. Глупая, интересная только для флирта и секса, цепляющая, но не способная удержать. Жалкая. Девушка чай без сахара пьёт и сидит на полу на кухне, бросив одежду рядом. Нет желания и сил аккуратно сложить её, одеться в пижаму. Есть силы только на взмах ресниц и на удержание кружки в руке. Внезапно на телефон приходит сообщение. Татуированная вздрагивает, тянется к нему, лежащему на столе рядом с пепельницей. Хмыкает. 01:32 от кого: Пчёлка хэй, Вилка, пойдёшь в Оникс завтра? Виолетта понимает, что завтра выходной. Единственный в неделе. Думает пару секунд, а потом печатает в ответ: 01:33 кому: Пчёлка Да И прикрывает лицо ладонями. Смеётся, потому что понимает, что Ангелина о ней забудет сразу, как на придёт в этот клуб. Улетит к мужику какому-то, оставит её в куче людей. «Она не подруга. Ей можно», — оправдывает Ангелину какая-то часть Виолетты. А другая гаденько напоминает: «У тебя вообще нет подруг». Вилка плачет, прижав колени к груди. Она в спортивном белье, на теле куча шрамов и новых ран, которые никого не волнуют, даже её. Девушки, с которыми она спит, не спешат её раздеть, не спрашивают ничего. Никому нет дела. Даже Виолетте, которой тело принадлежит. *** Малышенко засыпает в шесть утра и просыпается в восемь вечера. Голова гудит, от голода тошнит, она понимает, что проебала большую часть выходного. А потом вспоминает о Геле. Душ холодный принимает, одевается в джинсы и в толстовку, собирается выходить на час раньше, чтобы до места добраться, как сообщение получает. 20:31 от кого: Пчёлка надеюсь, ты не вышла. нас Шумахер подкинет, ты же не против? Вилка никакого Шумахера не знает, но знает, что от нее ничего не зависит. Поэтому пишет: 20:32 кому: Пчёлка Окей. Мне выходить? Ответ приходит незамедлительно: 20:32 от кого: Пчёлка да. мы подъезжаем. Малышенко рюкзак берет, квартиру закрывает и спускается. Уже в подъезде репетирует улыбку широкую, волосы поправляет и знает, что ей поверят, как и всегда. Поверят в то, что она в порядке. На улице один одинокий фонарь горит, плохо освещая дорогу. Вилка чуть не падает, споткнувшись о какую-то кочку, но удерживается на ногах. Матерится только грязно, а потом видит тачку серого цвета, которая к ней подъезжает. Ангелина яркая до ужаса, с розовыми волосами и длинными ногтями, машет ей с переднего сиденья. Малышенко улыбается широко, машет в ответ, а потом, когда машина останавливается, назад садится. Видит за рулём девушку симпатичную, в кепке с человеком-пауком, с длинными светлыми волосами и с голубыми глазами. С Гелей здоровается, а потом спрашивает, улыбаясь до сих пор: — Пчёлка, а где Шумахер? Планы поменялись? Новосёлова смеётся, бьёт по плечу водителя, а та оборачивается к ней и хрипло отвечает за Гелю: — Шумахер на месте. Планы в силе. Че, не видела меня, что ли? Малышенко краснеет, головой качает, а потом быстро бормочет: — Бля, прости пожалуйста, тупанула. А Новосёлова кивает, улыбаясь: — Да ниче, у тебя такое часто. Вилке вроде больно немного, а вроде и плевать. Потому что Пчёлка права. — Я Кристина. Можешь Крис звать или Шумой. Малышенко кивает, улыбается и отвечает: — А я Вилка. Приятно познакомиться. Курить будешь? Крис кивает и принимает сигарету, ведя машину быстро, но довольно аккуратно. Геля рассказывает что-то о том, что «мужики козлы» и о том, что «придурок розу несчастную подарил». Они за пару минут доезжают до клуба, вывеска которого горит зелёным неоном. Девушки идут внутрь, Виолетта сзади, потому что мешать не хочет. Улыбается только, мол «все в порядке», а сама медленно сгнивает изнутри. Атмосфера в клубе обычная. Громкая музыка, толпа людей, сладкие запахи. Геля пропадает вместе с Кристиной, а Вилка не удивляется и даже уже не расстраивается. Только к барной стойке подходит, на стул высокий запрыгивает и, качая ножками, произносит, стараясь перекричать музыку: — Бармен, налей что-нибудь крепкое. Бармен, стоящий к ней спиной, поворачивается и Виолетта с удивлением понимает, что это её бывшая одноклассница, Настя Медведева. Брови поднимает, а та в ответ. Малышенко говорит первая: — Настя Медведева, это ты? Черт, не узнаю… Волосы светлые теперь, да? Охуеть, ну и встреча. Помнишь, как мы на последней парте сидели? Ты ещё моими ручками кидалась в одноклассников и потом меня вместе с тобой после уроков оставляли. Она улыбается широко, хоть не все воспоминания хорошие. Помнит, что мама тогда её постоянно била, что Вилке приходилось синяки скрывать под одеждой или замазывать противной тоналкой. Зато с Настей они, вроде как, неплохо общались. Не были близки, но курили на переменах и после школы вместе. — Малышенко, привет, — барменша кивает, а потом, умело работая руками, говорит: — Я имя сменила, теперь Кира. Я все помню, память охуенная, особенно на лица. Виолетта смеётся, опираясь рукой о барную стойку. Рассматривает знакомую внимательно, облизывая губы, а когда коктейль готов, залпом половину выпивает. — Ты ебнутая? Он крепкий, в голову сразу даст, если так пить будешь. Ты как домой попрешься? О да, агрессивная забота о клиенте. Вилка такое знала. Она, улыбаясь шальной улыбкой и сверкая блестящими глазками, протянула: — Не будь зану-у-дой, Кирюш. Я взрослая девочка, как-нибудь да попрусь. И, сделав ещё несколько глотков, оставила барменшу, направляясь на середину танцпола. Там, двигаясь в окружении людей, она позволила себе расслабиться. Прыгая и качаясь под резвую музыку, Малышенко позволила чьим-то женским рукам её трогать. Ей было настолько все равно, что она была готова телом пожертвовать, лишь бы также ничего не чувствовать. Ничего, кроме спокойствия. Кто-то потянул её в сторону туалета. Она не видела лица, ничего не видела. Только вспышки света и толпу людей. В туалете её к стене прижали, то ли для того, чтобы не сбежала, то ли из-за того, что она стоять самостоятельно не могла. В голове играла песня «Mama's Gonna Give You love», тело почти не чувствовалось. Малышенко чувствовала только поцелуи на шее, руки где-то внизу и… позволяла. Потому что думала пьяными мозгами, что хоть так будет полезной. Но внезапно её перестали держать. Она сползла вниз, на пол, ничего не понимая. Открыла глаза, пытаясь понять, что происходит, а потом её вновь подняли на ноги. Только на этот раз руки были горячие и побольше предыдущих. Её вывели из туалета и повели, кажется, к диванчикам, которые стояли подальше от толпы людей. Ощутив под собой мягкую кожу дивана, татуированная растянула губы в улыбке и растеклась по нему. К ней, кажется, обращались, но Виолетте было все равно. Абсолютно. *** Медведева была раздражена. Она терла стаканы полотенцем и наблюдала за танцующими людьми. Видела в самой середине знакомую тёмную макушку. Кира, конечно, помнила Виолетту. Ещё ту Виолетту, без татуировок на лице. Помнила, как та обнимала её, за руку хватала, смеялась и дым в лицо выдыхала. Возможно уже тогда блондинка влюбилась. Это была первая влюблённость в девушку, явная очень, но тихая. Кира боялась, что их отношения с Вилкой станут хуже или вовсе прекратятся, поэтому молчала, только тёмными глазами наблюдала за чужими движениями, за широкой улыбкой. Надеялась, что когда-нибудь, когда они будут взрослее, их будут связывать иные отношения. А потом Кира сменила школу, и ещё одну. И контакт с Виолеттой был потерян. Девушка помнила о своей первой возлюбленной, часто скучала по ней, но старалась идти дальше. Потому что Малышенко её не любила и шла дальше. Внезапно знакомая макушка пропала из поля зрения. Медведева нахмурилась, буркнула второму бармену, что отходит на время и пошла искать Виолетту. Нашла. Ту к стене брюнетка какая-то прижимала. Не крупная, в платье одетая, довольно милая. Шею татуированную целовала и ладонью между чужих бёдер двигала, Кира откинула жар тела в сторону и поняла, что Малышенко не двигается. Увидела прикрытые глаза и разозлилась. Девку незнакомую в сторону оттолкнула, высказала ей все, что о ней думает, поугрожала, а потом на Вилку посмотрела. Та смотрела на неё шальными, пьяными глазами, видимо даже не имеющая возможности встать. Поэтому Медведева вздохнула: — Дурная. И за талию на ноги поставила, не чувства особо тяжести. Повела за собой, прижимая девушку к своему боку. Усадила на диван, а та легла на него, очевидно ничего не стесняясь, не думая о том, где находится. Кира осматривается и видит Кристину Захарову, с которой они общаются довольно близко. Машет ей рукой и та, отодвинув от себя какую-то пьяную девушку, подходит к Медведевой. Девушки друг другу руки пожимают, а потом барменша кивает в сторону невменяемой Виолетты: — Сможешь её доставить домой? Вы вроде вместе пришли. Шума смотрит на Малышенко и плечами жмет: — Хуй знает. Я её первый раз сегодня встретила. Если Гелю найду, то подкину. А она че, все? Приход словила или в хламину? Блондинка смотрит на татуированную и отвечает: — Пьяная, вроде как. Развезло с моего фирменного коктейля, она его залпом выпила. Её чуть баба какая-то не выебла, оттащила вовремя. Пиздец. Захарова кивает, а потом Гелю взглядом ищет, а той нет рядом. Головой качает и извиняется: — Бля, Кирюх, извиняй, видимо не подкину. Мне Пчелку надо найти и подвезти, пока она тут в групповухе участвовать не начала. Меня на двух пьяных баб не хватит. Может сама её подкинешь или к себе заберёшь? Кстати, вы знакомы, что ли? Ты с ней так нянчишься… Медведева кивает, а потом глаза пальцами трет: — Ага. Одноклассницами были. Ладно, поняла, Шум. Бывай. Та кивает, по плечу хлопает и исчезает в кучке танцующих людей. Кира на Малышенко, уже спящую, смотрит. Головой качает и на руки берет. Та не особо тяжёлая, поэтому тащить ее не трудно. Блондинка сажает Вилку в машину, а потом сама садится. И везёт её домой, где обычно только девки одноразовые появляются, а не друзья. *** Виолетта просыпается с сухостью во рту и с желанием умереть. Её тошнит, она хрипит и, перевернувшись, блюет на пол одной жидкостью. Когда её отпускает, девушка понимает, что находится не дома. В незнакомой квартире светло, квартира большая, красивая. Малышенко брови поднимает, ведь не помнит ничего с того момента, как с Настей Кирой распрощалась. Девушка сползает на пол, кое-как на дрожащих ногах держится, а потом думает, что надо бы вытереть пол. Ей очень стыдно, но она рада, что хотя бы не испортила диван другими телесными жидкостями. Виолетта выходит из комнаты и осматривается, а потом неуверенно спрашивает: — Эй? — Очнулась? Тебе пить нельзя, Малышенко. Кира. Она стоит, домашняя очень, одетая в футболку и штаны. Смотрит хмуро, ощущение, будто в её карих глазах дождь идёт. Вилка губы в улыбке растягивает, а потом, краснея, спрашивает: — Кирюх, а где у тебя здесь толчок? И тряпка со шваброй. Я тебе… бля, я тебе на полы наблевала, прости. Та не злится. Только головой качает: — Похуй, я уберу, а то поверх одной лужи рвоты вторую сделаешь. Малышенко головой качает и, губы облизывая, бормочет: — Бля, нет. Я уберу все, ты вообще… Бля, ты как меня забрала? Зачем? Что произошло? Нихуя не помню после того, как танцевать ушла. Голова дырявая. Кира головой качает, вздыхает, а потом отвечает, положив ладонь на плечо Малышенко и подтолкнув её к кухне: — Ты в туалете с бабой какой-то чуть ли не трахалась. Я её от тебя оторвала, ты спала фактически, а она тебя лапала. С Крис говорила, она Пчелку искала и попросила тебя подкинуть. Я подкинула до своей квартиры, потому что ты уже спала. Вилка вздыхает и кивает. Конечно, её бы Кристина не подкинула. Кристина её знать не знает, а Геля хрен на неё положила. Никому она не нужна, совершенно вот… Только Кира… — А почему ты… позаботилась обо мне? Малышенко на Киру большими глазами смотрит, а блондинке кажется, словно в них звезды надежды горят. Медведева отвечает спокойно, хотя сердце стучит быстро-быстро, как тогда, в школе: — Я не кидаю людей в беде. А Виолетте хотелось услышать: «Я ещё дорожу тобой», или «Мне не все равно на то, что с тобой будет». Она кивает, вновь широко улыбается и ножками болтает, выглядя такой же весёлой, как обычно. Кира смотрит на неё пару секунд, молчит, а потом спрашивает то, о чем давно спросить хотела: — Слушай, я что хочу спросить… Тебе бывает больно? Хоть иногда? Бывает грустно, одиноко? Девушка напротив молчит, а потом широко улыбается и коротко отвечает: — Нет. Врет нагло, пытаясь спрятаться от правды. Врет, как и всегда. Кира, может, и видит это, но ничего не говорит. *** Они прощаются днем. Вилка, все-таки, свою рвоту убирает, а потом долго извиняется и улыбается так ярко, что Медведева думает, что никогда на неё обижаться не сможет. Виолетта домой приходит, написав боссу, что приболела. Знает, что из-за этого зарплата будет меньше, но ей уже все равно. Она курит, сидя на полу на кухне, как всегда это делает. В одной футболке и трусах, одинокая и печальная, такая, какая есть. Думает о Кире, которая вновь вернулась в её жизнь. Вспоминает школьные годы, когда они вместе сидели, курили одни сигареты и то, как Медведева ей тогда нравилась. Такая серьёзная, сильная, а ещё мягкая с ней, хотя и хотела показаться грубой и черствой. Но Вилка же знает, что внутри блондинки сад из нежных цветочков, что она на самом деле ласковая очень, не злая. Просто уязвимой быть боится, как и все. День проходит быстро. Виолетта все-таки ест. Она жарит яичницу из последних яиц, пьёт чай и смотрит в окно на кухне, где солнце садится. Никто ей не пишет, никто не звонит. Геля не спрашивает, как она и почему рано ушла. Никому нет дела до Малышенко. Как и всегда. В час ночи она слышит звук уведомления. Хмурится, тянется к телефону, который рядом на подушке лежит. Видит сообщение с незнакомого номера: 01:00 от кого: неизвестный номер Ты как? Вилка брови поднимает, а потом печатает ответ, кусая нижнюю губу: 01:01 кому: неизвестный номер Я заебись. А ты кто? 01:02 от кого: неизвестный номер Кира. Глаза Малышенко расширяются. Она на кровати садится, чувствуя, как сердце быстро бьётся. Улыбка расползается на губах, Вилка радостно печатает, переименовав контакт: 01:03 кому: Кирюша Привет! Как ты? Что делаешь? Какой твой любимый цвет? А не хочешь погулять как-нибудь? Виолетта настолько рада, что ей написали, что не думает о том, что навязывается. Печатает быстро и с глупой улыбкой ждёт ответа на сообщения. 01:05 от кого: Кирюша Я в порядке, с работы пришла только. Нет любимого цвета. Можно. Медведева отвечает сухо и по существу, но Вилка рада. Она набирает новые сообщения, облизывая губы: 01:06 кому: Кирюша Давай тогда в среду, если будет удобно? А как ты мой номер нашла? Что завтра будешь делать? Виолетта счастлива. Ей так нравится получать сообщения, видеть то, что кому-то на неё не все равно. Она, как ребёнок, радуется каждому сообщению, ждёт его, даже дыхание задерживает от волнения. 01:08 от кого: Кирюша Да, давай в среду. Мне Шума дала, она у Гели узнала. Завтра буду работать. Вилка смеётся и пишет: 01:09 кому: Кирюша Отлично, забились! Ой, понятненько! Я тоже. Я, кстати, поварешка. Могу сготовить что-то ;) 01:11 от кого: Кирюша Понятно, хорошо. Спокойной ночи. Виолетта почти визжит, пишет ответ: 01:12 кому: Кирюша Спокойной ночи и сладких снов, Кирюша! И на спину падает, утопая в подушке. Ногами болтает в воздухе, впервые за несколько лет чувствуя себя счастливой по-настоящему. Из-за такой мелочи она чувствует себя живой. Очень живой. *** На работе её ругают. Котлету хуевую сделала, лук не тот положила, на перекур больше раз вышла, день работы пропустила. Вилка расстраивается, бормочет, что исправится, а потом на рабочее место возвращается. Она могла бы разозлиться, но понимает, что не права. Что сама виновата в своей неуклюжести и невнимательности. За день она успевает разбить несколько тарелок, испортить салат и поругаться с посетительнцей, которая назвала её «зэчкой». И… её увольняют. Шеф, красный от злости, в её руки несчастные пять тысяч суёт и выпроваживает её из кафе. Вилке плакать хочется. Это была единственная работа, на которой её терпели, которая помогала оплачивать квартиру. Малышенко без понятия, что ей делать дальше. Проблемы валятся и валятся на неё, одна за другой, придавливают к земле и мешают нормально дышать. Девушка идёт по знакомой дороге, по знакомым дворам, где ходят такие, как она. С красными глазами, дрожащими руками и с грязной одеждой. Те, кто падает, курит сладость и умирает около ржавой двери подвалов. Виолетта уже две недели не принимала. Денег не было особо, да и времени. А теперь… теперь у неё было много времени. Вилка останавливается на знакомой точке. Приходит Коля, её давний знакомый. Деньги принимает, а потом между пальцев пакетик с разноцветными кружочками суёт. Уходит. А Малышенко, уже ничего не боясь, прямо там закидывается. И в клуб знакомый идёт, надеясь утопить свое горе и себя в алкоголе. Там, разумеется, почти никого нет. Ещё рано для вечеринки. Но есть она, Кира. Вилка видит её сквозь резь в глазах и яркие пятна. Та красивая до безумия, серьёзная, аккуратная. Трёт несчастные бокалы и Малышенко смеётся с того, что завидует им. Медведева замечает её только тогда, когда Виолетта за стойку залезает, едва не упав со стула. Улыбается, шальными глазами смотрит и протягивает: — Привет, Кирюша. Угостишь? Блондинка замирает, а потом, наклонившись, внимательно в чужие глаза смотрит. Там зрачки размером с пятак и такая грусть глубинная, что Кира сначала думает, что ей кажется. Не может же Виолетте быть грустно. Виолетта всегда весёлая, всегда шутки шутит и травит тупые анекдоты. Всегда много говорит, всегда широко улыбается… — Бармен, налей-ка… хм… — она указательным пальцем по губам стучит, а потом палец поднимает, будто вспомнив, — тот классный коктейль! С меня… во, три тыщи, последние, — и смятые деньги протягивает, не переставая лыбиться. Её глаза блестят, губы чуть дрожат, но она улыбается. А Кира головой качает и деньги обратно Виолетте суёт. Понимает, что Малышенко тут оставлять нельзя. Вове, второму бармену, говорит, что ей уйти нужно. Тот смотрит с подозрением, но, увидев состояние татуированной девушки, кивает, напомнив только, что это из зарплаты вычитается. Медведева привычным движением тонкую талию обвивает и спускает Вилку на пол. Ведёт к машине, пока та смеётся и бормочет странности всякие. Сажает, потом сама садится. И едет. На этот раз Виолетта говорит свой адрес. Кира тащит Малышенко почти что на руках, подъезд сама открывает, лифт тоже сама вызывает, потому что Вилка ничего сама делать не может, только смеяться глупо и бред говорить. Около двери блондинка её карманы выворачивает и ключами дверь открывает, а когда заходит, то хмурится. В квартире темно, холодно и… пусто. Очень бедно, до невозможности. Она видит незаправленную кровать, пустые бутылки из-под минералки и алкоголя, пепельницы, распахнутые окна. Ведёт девушку к дивану, сажает на него, а сама на кухню идёт, чтобы чай сделать. На кухне тоже пусто. Два стула, стол, холодильник, плита. Даже микроволновки нет. В холодильнике мышь повесилась: стоит банка кетчупа, майонез и лук репчатый внизу лежит. Блондинка головой качает, а потом чайник ставит. Кружки готовит и обратно в гостиную идёт, где Вилка решила раздеться. Кира замирает. Думает, что надо бы отвернуться, но видит на чужом теле то, чего на нем быть не должно. Она могла бы представить все, что угодно, но не это. Не шрамы, не порезы. Только не у Виолетты. Та всегда была счастливой, так почему же ее руки со всех сторон покрыты разными ранами? Почему на ребрах тоже есть полоски шрамов? Что не так? Кира сглатывает. К девушке, которая в топе и штанах, подходит. Рядом садится, за руку берет, поддержать пытаясь, хотя та и не просит. А Вилка тянется к ней, как цветы тянутся к солнцу, и носом холодным в шею утыкается. Бормочет что-то абсолютно непонятное, что Кира, как бы пыталась, разобрать не может. Свистит чайник. *** Ночью Виолетте плохо. Она блюет в ведро, едва нащупав его. Это Кира позаботились, предполагала, что так и будет. По лицу холодный пот льёт, когда она отодвигается и ладонью рот вытирает. Тащится в туалет, где умывается ледяной водой и вновь блюет. А когда в комнату возвращается, там уже Медведева сидит. Заспанная немного, сидит на кровати, наблюдая за пришедшей Вилкой. Та мнется у двери, а потом, все-таки, на пол рядом с кроватью садится. Не хочет Киру собой пачкать, боится, что та не отмоется от неё. А та смотрит мягко, понимающе будто, и говорит тихо: — Расскажи, что не так. Я все видела. Виолетта замирает. Моргает, пытается улыбнуться, хочет пошутить и закрыть тему, но не может. И внезапно раскрывается. Полностью. Рассказывает про отношения с матерью, про то, как та её била, как выставила из дома, стоило Виолетте стукнуть восемнадцать. Рассказывает про то, что чувствует себя пустой, что её никто никогда не любил, что она и сама себя не любит и никогда не полюбит. Говорит, что рядом неё никого нет, что она совсем одна, что всем плевать на неё, а потом в первый раз лет с шести плачет на чужих глазах. Лицо ладонями прикрывает и воет в них, колени к груди притягивает и говорит, что устала. Что ей плохо быть одной в толпе, что она хочет быть нормальной, хочет иметь рядом друзей, а незнакомых, хочет отношения хорошие иметь, хочет не быть собой, не быть пустышкой. Её всю трясёт, она покачивается, уже не имея возможности сдержать громкие всхлипы. Задыхается от своей боли. А боль Виолетты наружу вылезает, показывает свой огромный масштаб, заставляя Киру испугаться. Кира напугана, ведь она никогда не видела Вилку такой. Она понимает, что Малышенко, очевидно, сломлена полностью. Разбита, выжжена, буквально убита обстоятельствами и безучастностью людей. И Медведевой больно от этого. Она руку протягивает и кладёт её на мягкие волосы. Гладит нежно, стараясь успокоить, а Виолетта только громче плачет, говорит то, что Кире потом сниться будет: — Пожалуйста… пожалуйста, будь со мной. Я все сделаю, только не бросай меня… Все, что захочешь. Потому что Медведева знает, что тут Вилка не врет. И от этого страшно. *** Утром Кира в магазин ходит, пока Виолетта, уставшая после истерики, спит. Блондинка покупает обязательные продукты, по типу яиц, молока и хлеба с крупами, а потом вкусности всякие в корзину кидает. Её до сих пор немного трясёт после плача Малышенко, она до сих пор в шоке. Потратив чуть больше пяти тысяч, девушка идёт обратно. Там варит макароны и жарит курицу, а потом в тарелку конфеты и печеньки выкладывает. Кире хочется сделать Виолетте приятно, показать, что Медведевой Вилка нужна. Потом просыпается Виолетта. Она, потирая опухшие глаза, на кухню заходит. Замирает у двери. Смотрит на подругу, которая спиной к ней стоит и готовит. Слезы радости сами появляются в глазах. Малышенко тихо всхлипывает и Кира оборачивается. В фартуке с котёнком, с лопаткой в руке она выглядит как дом. Виолетта хочет остаться в этом моменте. В моменте, когда солнце в лицо светит, когда перед ней её первая любовь стоит. — Виль, ты чего? Она смотрит обеспокоенно, а Малышенко головой качает, улыбаясь и слезы стирает с уголков глаз: — Ничего. Просто я счастлива. Впервые за всю жизнь. *** — Ты считаешь меня… ну, глубокой? Виолетта на пальчик прядь светлых волос накручивает, чуть привстав на кровати. Она обнажена, накрыта только простынью и счастлива. На щеках здоровый румянец, на теле больше нет новых полос. А под ней Кира лежит, которая, улыбаясь, пальцами по чужому бедру ведет: — Ну, кое-где ты определённо глубокая. Вилка закатывает глаза и по чужому плечу слегка стукает, а потом смотрит так, словно обиделась. И Медведева ведётся на это, как и всегда. Отвечает серьёзно, положив ладонь на нежную щечку: — Конечно считаю. Я бы не была с тобой целый год и три дня, если бы это было не так. Ты самая многогранная, самая замечательная, самая восхитительная девушка на всей Земле. И я люблю тебя. Виолетта целует её сразу же, мягко, нежно. А потом носом о чужой трется и уточняет: — И я не пустышка? Кира шлепает её, а потом за шею кусает, заставляя ойкнуть. Опрокидывает девушку на кровать, а сама сверху устраивается, не стесняясь своей обнаженности. Смотрит в дорогие глаза, в которых звезды надежды и любви горят ярче, отвечает: — Нет, и никогда не была. Ещё раз услышу от тебя такое — сидеть не сможешь. И, наклонившись, в щеку целует, добавляя: — Ты самое лучшее, что было в моей жизни, отвечаю. И Вилка отвечает тем же.