В особенной темноте

Вечерняя Москва привычно горела и переливалась всеми цветами радуги. В окнах машины отражалась ненавязчиво, но ярко, напоминая о постоянном движении не только на дорогах, но и на улицах в столь поздние часы. Большой город всегда привлекал и манил, и теперь, когда можно было в свое удовольствие мчаться по полупустым дорогам — до загруженного центра еще минут двадцать, сердце билось чаще, в такт с пульсом города. Ярослав уже и не думал, что снова сядет за руль до отъезда в Питер, но внезапный вечерний звонок буквально застал врасплох и заставил-таки сорваться на ночь глядя по знакомому адресу. — А приезжай сегодня, а? Снова стрим проведем. — Еще один? Что-то ты разошелся, Казьмин. — Приезжай. Я хочу. — Ну ладно, Саш. Конечно, приеду. Я же не могу тебе отказать. — Все, молчи. Жду тебя к десяти тогда. — До вечера, Саш. Немного странно, ведь они уже стримили днем ранее. Встретились, наконец-то, после долгого невыносимого перерыва из-за пандемии. Смотрели друг на друга, словно впервые увиделись. Точнее, это Сашка смотрел как-то странно. Ярик-то просто улыбнулся и обнял друга покрепче, как давно хотелось. Засмеялся, тут же стал что-то нести невпопад и смущаться от своих же слов. Как в старые и добрые. А Сашка словно немного завис, обескураженный. Как-то слишком уж долго и внимательно рассматривал друга, а потом большей частью помалкивал, пока, наконец, они не настроили камеры. Вот тут уже все вернулось на круги своя. Песни, конечно же, здорово помогли. Голоса в унисон, до мурашек, до неописуемого и такого немного подзабытого восторга. И так хорошо было. Тепло, уютно, по-дружески знакомо и привычно, с шутками, заботой и желанием больше не расставаться так надолго. Ярослав буквально купался в общении и наслаждался каждой проведенной минутой, и все никак не мог насытиться и открыто говорил об этом на камеру, как всегда прилюдно делился сокровенным, не задумываясь о последствиях. Сашка во время стрима был тоже собой, ничего не играл и не изображал: шутил беспощадно, грустил трогательно, смеялся заразительно и пел божественно. Но стоило только выключиться камерам, начинал как-то более внимательно разглядывать друга и будто бы о чем-то задумываться, о чем-то важном, что в секунду меняло его лицо и взгляд. Но не давал никаких ответов. Ярик и не настаивал, откровенно побаиваясь спрашивать. Мало ли, о чем он там думает. Три месяца они провели порознь, каждый наедине со своими мыслями. Перемены на лицо. А может, Саша просто загару его бронзовому завидует? Ха. И, наконец-то, оформившимся мышцам. Во время пандемии пришлось много на себя образов примерить, где-то и раздеться, надо все-таки держать себя в форме на радость растущей Армии фанатов. И вот, как итог — вечерний звонок и просьба снова приехать на стрим. Неужели не хватило Сашке в этот раз? Когда Ярик спросил про игры, может, они, наконец-то, снова поиграют, Казьмин только хмыкнул и не ответил ничего конкретного. Не смотря на все недомолвки, Ярослав ехал к другу в приподнятом настроении. Пока не сообщили ни о каких проблемах — все хорошо. Да что уж греха таить, просто замечательно. Позавчера он так и не успел озвучить все свои идеи, сегодня, значит, можно будет продолжить болтать о творческих планах. А что может быть лучше, чем снова капать на мозг Сашке сольником и новыми дуэтами? Пора уже, пора, Казьмин. Ты достоин. И я в тебе не сомневаюсь ни капельки. В лифте сердце забилось еще чаще, а улыбка почти не сходила с лица. Сейчас снова можно будет прижать к себе Сашку. Немного странно, но теперь хотелось еще чаще к нему прикасаться. Словно он сам буквально излучал на расстоянии это желание, а Ярик просто велся. Наверно, это просто долгое расставание. А еще — заглянуть в родные зеленые глаза. И попробовать там что-нибудь, наконец-то, прочесть. Что-нибудь новое, но не менее захватывающее. А еще рассказать о самом сокровенном, без камер. Но уже после открытия двери Ярик понял, что планы поменяются. Саша сразу же прошел в комнату, не дав обнять и позвав за собой, и даже свет в коридоре не включил, и почти не взглянул на него. Словно очень долго его ждал и теперь торопился начать разговор, боялся, что спугнут и уведут с намеченного пути. Но Ярик, обескураженный прохладным приемом, только пожал плечами и поспешил в полной темноте за другом. И чуть не вскрикнул от неожиданности, потому что в гостиной тоже было абсолютно темно. Выключены все компы, все лампы, ни одной кнопочки не горело. В смысле? — Саш, у тебя все сломалось? Что случилось? — Не надейся. Все нормально. Так просто надо. Садись. — Саш, а как же стрим? Что-то я не понимаю… — Да господи, Баярунас, все в порядке, ничего не случилось. Я объясню. Ты только сядь куда-нибудь, ладно? — Можно я себе хотя бы телефоном подсвечу? — Нет. — Саша. — Вот, иди сюда, на диван. Ярик осторожно опустился на край дивана, стараясь все же рассмотреть Сашу в этой темноте. И заметил, что друг прикрыл дверь и тоже сел, немного сгорбившись и задумавшись. В щель между задернутыми шторами все-таки пробивался свет с улицы, и мрачная атмосфера становилась уже не такой пугающей. Теперь, скорее, загадочной, с внезапным лучом света, ярко напоминающем о вечерней шумной Москве, оставшейся где-то там, за стенами этой квартиры, но все еще бьющейся учащенным пульсом Ярика. Ну ладно, если Казьмину зачем-то это надо, то он просто подождет развития событий. Пусть и не в его правилах просто сидеть и ждать. Первые минуты три было просто странно. Почти идеально тихо — и, правда, все выключено, а окна полностью закрыты. Сюрреализм от Казьмина, не иначе. Но глаза быстро привыкли к темноте, расслабились после мелькающих огней Москвы и светящегося экрана телефона — тот как-то сам собой остался в коридоре, за пределами. И мысли незаметно стали замедляться. Саша молчал и не шевелился, Ярик тоже старался слиться с темнотой, но получалось плохо. Наверно, его светлая джинсовка все-таки выделялась на фоне стены и дивана. Может, надо было сразу снять? Но его ведь буквально застали врасплох этой темнотой и увели в комнату без предупреждения. И как теперь выходить из положения? — Саш, а можно мне куртку снять? — А? Чего? — Жарко ведь. А я в куртке. — Ну сними. Ярослав тут же стянул джинсовку и аккуратно положил рядом с собой. Глубоко вздохнул. Почесал затылок. Снова взглянул на темный силуэт друга на фоне почти полностью сокрытого тяжелыми шторами окна. Странно. — Хочешь помолчать в тишине и в темноте? — Ярик. — А? — Замолчи. И двигайся ко мне. — Ближе сесть, Саш? — Да, настолько, на сколько тебе покажется уместным. — В смысле? Я рядом с тобой могу сесть. — Ну так садись. И что на него нашло? Все же было нормально. Вроде бы. Ну подумаешь, немного чуть более пристальные и задумчивые взгляды. Ну это ведь потому, что они три месяца не виделись и почти не общались. Как-то так само сложилось. Только на стримах переписывались. Да созванивались пару раз. Но ведь они же все еще друзья, верно? Так классно было вновь петь вместе и сидеть плечом к плечу перед мониторами. Ярослав придвинулся, пока не уперся бедром в сашину ногу. И не задел слегка плечом плечо. С той стороны раздался только чуть более резкий вдох. — Так не слишком, Саш? А то я знаю, что ты не любишь… — Садись так, как тебе комфортно. Ярик все-таки чуть отодвинулся, чтобы удобнее было смотреть на друга. Тот, кажется, слегка улыбался. — Ты какие-то опыты психологические на мне пытаешься провести, Казьмин? — На себе. — А? — Я на себе опыты провожу, Ярик. А теперь, ты можешь немного помолчать? — Могу, конечно. Если надо… — Ярик, — чуть протяжно, тепло и с явной улыбкой в голосе. Ярослав кладет руки на колени, выпрямляет спину и старается не смеяться и смотреть в одну точку. Жаль, что в темноте взгляду почти не за что зацепиться. Но зато обостряются другие ощущения — чуть громче звуки, ярче запахи. Саша дышит размеренно, по-прежнему почти не шевелится. От него исходит привычное тепло и знакомый запах жидкого порошка. Позавчера так же пахли полотенца на кухне и в ванной. А теперь, вот, его футболка. А еще начало казаться, что темнота в комнате тоже как-то пахнет по-особенному, но Ярик не успевает додумать эту мысль. — Что ты чувствуешь? — Чувствую? Сейчас? — Да. Опиши свои чувства. Ощущения, — голос у Саши низкий, чуть хрипловатый. Ну да, они долго молчали. Зачем-то. — Это часть опыта, я так понимаю? — Ярик тоже непроизвольно говорит чуть тише обычного. В темноте совсем не хочется шуметь. А еще сложно шевелиться, поэтому он просто немного сжимает пальцы на коленях. — Я тебя чувствую. И слышу. Сижу с тобой, Казьмин, в темноте и тишине, а ты ничего мне не объясняешь. Ну ладно, готов еще так посидеть. — Ты…тебе как? Тебе комфортно? — Мне с тобой всегда комфортно. Я даже не думаю, как-то. Об этом не думаю. — Хорошо? — Кхм. Да, хорошо. Спокойно даже стало вдруг. — Спокойно, значит. — А что ты хотел услышать? — Я не знаю. Скажи еще что-нибудь, Ярик. — Мне хорошо и комфортно. А тебе, Саш? — Баярунас, это мой эксперимент. — То есть, ты не ответишь? — Сейчас — нет. — Ну Саш! Я сейчас откажусь от твоих экспериментов. Ярик уже было развернулся и собрался встать с дивана, как вдруг почувствовал рядом тоже движение, а после — теплую ладонь на своей руке. И легкое прикосновение подрагивающих пальцев. И непроизвольно замер, потому что рука — это уже что-то совсем странное. Не просто, на колене, на плече там, или удержать его еще можно было за предплечье. Да много способов. Но Саша выбрал самый неожиданный — взял за руку. И не отпускал. — Тише. Не откажешься. Ты любишь все такое. Я знаю. И, Ярик, подожди. Я не закончил еще ведь. — Ага. Теперь сидеть вот так, в темноте совсем рядом, держась за руку — Ярослав тоже чуть приподнял кисть, переплетая пальцы, показалось даже неловко. «На свой страх и риск» — тут же вдруг пришло в голову, но ничего страшного не произошло. И все-таки было в этом что-то новое, совсем другое: два парня не должны держаться за руки в темноте, вот так, без причины. Да и к тому же, Саша знает все его эти странные неловкие истории, как он почти вот так же брал девушку за руку, когда хотел предложить ей встречаться. «Так, остановись, Баярунас. И не выдумывай себе». — Саш… — А что ты теперь чувствуешь? «Он издевается? Казьмин, ты серьезно?» — Саш, эксперимент твой этот… — Ярослав. Вот теперь, если у тебя появилось какое-то новое чувство или даже желание, то ты можешь сказать. Или даже…сделать. «Саша, черт возьми. Ты что задумал, Казьмин? Высказать тебе сейчас все или промолчать?». Ярик снова прислушался к тишине, глубоко вздыхая. Темнота все еще казалась какой-то особенной здесь, в такой давно знакомой гостиной рядом с Сашей. С таким странным сегодня Сашей. Так, ну и что теперь отвечать? А пока он думает, начинает потеть ладонь. И сердцебиение учащается. Просто потому, что все это уже как-то слишком. Нет, не в целом, а для Сашки. Точнее, для них обоих. Ведь Ярик не идиот, он слышит, а главное, чувствует, что Казьмин сейчас тоже нервничает. Он будто весь напрягся, пальцы легко подрагивают, а то небольшое пространство между ними, что еще осталось, словно предгрозовое небо — того и гляди, полыхнет молния, яркая, желто-красная, длинная-длинная, до самой земли. И в самое сердце. Смертельно. И что Саша, интересно, хочет от него сейчас услышать? Шутку? Да как-то совсем не смешно, когда тебя вот так крепко держат за руку, с надеждой и ожиданием. А если…? А вдруг, нет. Тогда он снова все заруинит и в этот раз уже точно окончательно. Потому что простыми извинениями тут не получится оправдаться. Но и молчать уже тоже нельзя. А Сашка, зараза, все ждет и ждет. И молчит. И ведь даже не повернулся ни разу в его сторону. Только… Нежно скользнувший большой палец по ладони, а затем и по запястью, заставил снова замереть. И захотелось вдруг еще. Больше таких новых, но приятных прикосновений. Потому что, кажется, что «да». Вот так: молча, в темноте и в тишине, наедине, когда они, наоборот, привыкли при свете софитов и очень громко, на глазах у сотен. «Да, Саш. Кажется, я понял тебя. И не скажу, что ни разу не думал об этом сам. Но боялся, разумеется». — Ярик? Но тот не отвечает. Он резко разворачивается, перекидывает ногу через бедра друга и едва не садится на колени. Но нет, надо ведь дотянуться. И он тянется, обнимая за шею обеими руками и тут же зарываясь в волосы. Не давая и опомниться, целует, крепко прижимается губами к губам — и ведь не промазал же в темноте. Тут же ловит мгновение, когда друг — видимо, от удивления, легко приоткрывает рот, и целует сразу глубже, отчаяннее. Без стеснения пробует чужие губы, сильнее зарывается пальцами в густые волосы и слегка тянет назад, давая себе возможность быть ведущим. Молния, ожидаемо, вспыхивает без опоздания. Электричество здесь, на кончиках пальцев, на уже саднящих губах. Но разве ж можно остановиться, когда не отталкивают? И Ярик садится на колени, гладит затылок и спускается ладонями на шею. И не сразу даже понимает, что ему не просто отвечают, но начинают постепенно перехватывать инициативу. Сначала легко приобнимают за талию, поглаживают поясницу, ведут ладонями вверх. А потом и ловко забираются под футболку, тут же вызывая массу новых ощущений. Руки у Саши теплые, приятные, немного шершавые и огрубевшие подушечки на пальцах — наверное, чаще брался за гитару на карантине, чем раньше. Надо будет поинтересоваться. Позже. Ярик чувствует под коленом пуговицу джинсовки, но не может сдвинуть ногу, не хочет отвлекаться ни на секунду. Пока его так целуют и обнимают все остальное кажется неважным. И он смелеет, разрывает поцелуй с тихим стоном и жмется губами к горячему гладковыбритому подбородку, спускается на шею, чувствует сильную пульсацию под губами и языком, гладит плечи. И все не верит, ждет, что его остановят, скажут что-нибудь резкое и язвительное, боится этого сейчас, как никогда, но продолжает целовать. И тоже проскальзывает ладонями под футболку и тут же чувствует ответную легкую дрожь. Точнее, по ним двоим словно током проходится то самое электричество, что копилось в этой особенной темноте. И Ярослав слышит тихий стон, и Сашка снова впивается в его губы, резко подается вперед и давит на плечи, заставляя лечь. И сам тут же оказывается сверху. Моментально разрывает поцелуй и придавливает к дивану. И, не стесняясь, жмется сильнее, так, чтобы у Ярика точно не осталось уже никаких сомнений. Тот способен только прерывисто дышать, пялиться на Сашу в темноте, вылавливая лишь блеск глаз, и крепко обнимать за талию, без стеснения царапая горячую кожу. И чувствовать обоюдное желание, вспыхнувшее молниями. Саша молчит и просто дышит. И, Ярик уверен, сверлит сейчас его взглядом, от которого при свете дня он точно бы покраснел и попытался сбежать. Но сейчас бежать некуда. И не хочется. Снова почти наощупь Ярик тянется к волосам и приглаживает торчащие вихры. И его руку резко перехватывают, но даже не думают отстраняться или хотя бы прекратить прижиматься разгоряченным телом не так сильно. Думается с трудом, но пауза опять снова затянулась. — Саш? — Ты что сделал, Баярунас? — Ты красивый, Сашка. — Да я, черт, Ярик, я не об этом сейчас. Ты…мы… — Ты разве не за этим все это устроил? Ты взял меня за руку. Нежно взял. Я сразу и почувствовал. Все почувствовал, Саш. Сразу осознал. — Осознал он, — привычно передразнил, повышая голос, а затем легко провел кончиками пальцев по горячей щеке и положил руку на плечо. — Ты же знаешь, что просто сидеть и ждать — это не в моих правилах. Разве попал бы я в «Последнее испытание», если бы просто сидел и ждал? И к тому же, тебе нравится. Я чувствую. — Ярик! — Саша смущенно засмеялся, но руки не убрал. — Ну так что, Саш? Что дальше-то делать будем? — Предлагаю, не включать свет. — Согласен. Мне нравится эта темнота. Она у тебя тут какая-то особенная сегодня. — Это ты у меня особенный. — Ты только, Саш, доведи свой эксперимент до финала, ладно? — Ты еще разрешения штаны снять попроси, — Саша склоняется к самому уху и горячо дышит, прихватывает, дразнясь, губами за мочку. — А можно снять штаны? С тебя? — Ну попробуй.