Easy

— Сони, — Джисон лишь смотрит помутнённым взглядом в потолок, приоткрыв рот. Ему хорошо, но Минхо и Чану, как бы ни хотелось, приходится прервать его, чтобы подарить ему ещё больше удовольствия чуть позже. — Сони. Омега вздрагивает от громкого шёпота на ухо, не совсем понимая что от него хотят. Сколько раз до этого его вообще звали? Он вообще не помнит момент, когда старшие пришли – лишь жар и желание, не покидающие его последние несколько дней. Для Джисона подобные провалы в памяти и туман в голове были в порядке вещей во время течки, поэтому старшие терпеливо ждали, когда он придет в себя настолько, чтобы иметь возможность осознать небольшой вопрос и дать на него ответ. — Ты можешь немного сжаться? Мне нужно сформировать узел, малыш, — невинная просьба Чана звучала для находящегося на грани оргазма Джисона как что-то, что могло бы подтолкнуть его ближе к краю, если бы у него была возможность развить эти слова немного дальше. Повторяющий же всё то же самое Минхо помогает ему с этим нелёгким делом. Мысль о том, что он растянут настолько, что Чан, вероятно, может даже не чувствовать его, горяча до дрожи в руках, обладатель которых уже и не пытался опереться о чужой живот, и голосе, до сих пор лишь благодаря какому-то чуду не охрипшем. Может ли случиться такое, что и двух членов в себе ему будет мало? Или что он впоследствии не сможет сжаться даже вокруг одного? Ещё чуть-чуть и Джисон бы вновь впал в то состояние, в котором находился ещё меньше минуты назад, но обнимающий его сзади Минхо каким-то образом отрезвляет, положив руки на его бёдра и помогая выполнить просьбу. Напряжение в ногах помогает младшему отсрочить оргазм на некоторое время, отчего из его рта вырывается тихий скулёж, а чувствительность слегка увеличивается, заставляя его откинуть голову на чужое плечо. — Умничка, — от похвалы Джисон тает, отчего где-то в груди теплом разливается приятное урчание, на щеках появляется ещё более яркий румянец, а естественная смазка начинает выделяться в обильном количестве. Альфа только что похвалил его. Обычно Джисон не был настолько подвержен простой похвале от кого-либо из их общины – не считая моментов, когда он впадал в саб-спейс, хотя случалось это не так уж и часто – но именно в период его наибольшей уязвимости комплименты и хорошие слова о его действиях, даже таких банальных как питье воды или употребление противозачаточных в перерывах, делали с ним что-то невообразимое. Его течки всегда были сумасшедшими. Если остальным омегам из их общины хватало нескольких раундов, чтобы спокойно заснуть на добрых десять-пятнадцать часов, то Джисон просыпался практически каждые два часа, прося узел или хотя бы просто засунуть что-то внутрь себя. Иногда он, безусловно, вырубался на бо́льшее количество времени, но происходило это намного реже, чем у других. За счётом времени он даже не пытался следить – с его состоянием это было попросту бесполезно, а слова кого-либо из пришедших парней о наступившей дате забывались уже спустя несколько минут. Впрочем, в джисоновых течках был и плюс – из-за чрезмерной интенсивности они были немногим короче, чем у остальных, отчего ему хватало всего пяти дней, вместо восьми, служащих для Минхо, что не любил надолго отлучаться от контроля над младшими, не самым приятным периодом, девяти, как это бывало у не особо жалующегося Хёнджина, и одиннадцати, во время которых Феликс мог даже по дому ходить и брать еду с кухни самостоятельно до того, как его накрывало. Сегодня, в свой предпоследний день течки, Джисон принял, кажется, около пяти или шести узлов, поэтому Минхо, который остался следить за его состоянием, даже придерживал его сзади, дабы тот не упал, пока сам юноша седлал Чана, что было не совсем практично, учитывая, что всю работу за него всё равно делал старший. Впрочем, они ничего не могли поделать, когда не соображающий из-за течки омега сам установил такое положение, не дав пришедшему по зову Минхо альфе выбора. Одно разительное отличие омеги Джисона от самого Джисона – капризность. Сильная капризность. Сам по себе юноша был довольно скромным по отношению к просьбам что-либо выполнить или оказать ему помощь, но во время течки, когда его омега словно занимал последние крохи непомутнённого возбуждением сознания, он становился капризным до ужаса. Метод простой, но чертовски рабочий: Джисон просит альфу о чём-либо, проявляя настойчивость, а в случае отказа начинал чуть ли не плакать, из-за чего не оставалось ничего, кроме как согласиться, ибо кто-либо из его возлюбленных меньше всего хотел быть причиной его слёз. Иногда это подкреплялось разговорами о планах на щенков и о том, какие же они будут у них красивые и сильные – действовало это среди всей стаи только на Чанбина, к слову – а если это не срабатывало, то к рыданиям прибавлялся бунт в виде попыток встать с кровати, чтобы «пойти к другому альфе, которому он будет нужен». Никто из парней не воспринимал его слова, сказанные в таком состоянии – и за которые, всё же, Джисон всегда извинялся после, если кто-либо рассказывал ему о случившемся – всерьёз, а все попытки омеги уйти заканчивались прижимающим к кровати новым спазмом течки и тихими всхлипами, прекращающимися только тогда, когда альфа тут же оказывался рядом, обнимая крепко и расцеловывая шею, дабы успокоить. С Джисоном было трудно. В капризности с ним мог посоревноваться лишь Хёнджин, что временами проявлял эту черту характера и тогда, когда был полностью в здравом уме, но, впрочем, не настолько часто и открыто, как это бывало конкретно в его течку. Если же их с Джисоном циклы совпадали, это был буквально худший период для всей стаи, ибо угомонить их было в несколько раз сложнее, а работа и другие обязанности у остальных никуда не исчезали. Впрочем, несмотря на всё это, Хёнджина и Джисона любили не меньше, просто иногда это создавало проблемы во время приема таблеток, еды и воды, что были нужны в такое время особенно сильно. И, если Феликс зачастую мог делать всё это самостоятельно, Минхо просто не сопротивлялся, послушно выполняя то, что попросят, с Хёнджином можно было справиться, всего лишь пообещав ему взамен награду, о которой он временами даже забывал, то на Джисона тоже имелось секретное оружие, работающее в девяноста пяти процентах случаев. И старшие сейчас нагло им пользовались. — Сони, ты такой молодец, — шепот Минхо пробирал до мурашек, а его руки были такими горячими и мягкими, так хорошо ощущались на коже, что юноша млел с двойной силой. — Так хорошо сжимаешься, как мы и попросили. Такой хороший омега. И всё. Джисона можно лишь по кусочкам собирать, если из послушной лужицы, в которую он превращался, ещё можно будет это сделать. При обычных обстоятельствах похвала действовала на него не менее сильно – временами подобные фразы даже заставляли его уйти в саб-спейс или кончить, даже не прикасаясь к себе. Второе, впрочем, неоднократно случалось и в течку, отчего и этот раз не стал исключением: всего-то парочка слов на ухо от старшего омеги и Чан чувствует как Джисон сжимается вокруг него – и всё ещё не так туго, как вне течки – содрогаясь в оргазме. Спермы лишь пара капель, которые толком и живот альфы не окрасили, учитывая, что тот весь уже был в естественной омежьей смазке, которой его испачкал Джисон в попытках получить хоть какое-то трение ранее. Чану требуется всего несколько толчков, чтобы кончить следом, наполняя растянутую дырку узлом и спермой. Ощущения не такие умопомрачительные, как во время обычного секса, присущей ему узости и намного меньшему количеству смазки, и всё же, вид разомлевшего от всего происходящего Джисона доставлял некое чувство удовлетворённости. Уверенности альфы в том, что он смог подарить удовольствие. Невооружённым взглядом видно слегка вздувшийся от очередной порции семени живот омеги, что вообще не любил чиститься перед каждым заходом, пытаясь сохранить всё это в себе как можно дольше. Чан понимал его – сам во время гона в беспамятстве начинал недовольно рычать, когда видел, что кто-либо из пришедших к нему омег начинал чистить себя прямо перед ним, но это не означало, что Джисона нужно было оставлять в таком виде на целые сутки. Компромисс они искали долго и во избежание возможных истерик было решено нести юношу в ванную каждый раз, когда его живот вздувался и тогда, когда он отрубался на более длительное время, чем два часа. Похоже, именно это им и предстоит сделать сразу после того, как узел спадёт, но что-то идёт не по плану, когда Джисон не отрубается по обыкновению и не успокаивается даже после долгожданной заполненности. Ему мало одного лишь узла. Ощущений слишком много и недостаточно одновременно, отчего, спустя некоторое время, очнувшись – если этим можно назвать новую волну течки, дающую ему сил уже через пару минут после оргазма – Джисон начинает ёрзать и, возможно, впоследствии даже трахнул бы себя узлом, если бы не держащий его сзади Минхо, что не позволял этого сделать. Внутри юноши настолько свободно, что, в теории, Чан мог бы вытащить узел прямо сейчас без каких-либо последствий, и эта мысль, которую он всё же не собирается проверять, кружит голову сильнее витавшего в комнате удушающего запаха шоколада и цитрусов. — Ещё... Пожалуйста, — даже сам Джисон не уверен в том, чего он просит: трахнуть прямо так, дать ещё один член или чтобы Минхо отпустил его, дабы он мог насадиться самостоятельно. Все перспективы выглядели заманчиво, но бездействие заставляло кусать губы и цепляться за чужие руки вокруг своей талии. Чану же показалось, что он настаивал именно на втором варианте. — Не думаю, что ты почувствуешь Минхо, Сони, — в теории, они могли бы воспользоваться двойным проникновением, но тогда Джисон растянется ещё больше, что затруднило бы все оставшиеся дни течки – остальным бы тоже пришлось трахать его вдвоём или, по крайней мере, делать это вместе с каким-нибудь вибратором, отчего это было бы просто неудобно. Юноше требуется некоторое время, чтобы осознать сказанное, после чего он краснеет, на мгновение поворачиваясь к старшему омеге. А что, если он действительно даже не почувствует Минхо, а тот будет ощущать вокруг своего члена лишь уйму смазки и спермы? — Но он мог бы трахнуть твои бёдра, ведь так? Пока узел не спал и ты бы чувствовал хотя бы какую-то наполненность, чтобы иметь возможность получить хороший оргазм. — Тебе ведь нравятся хорошие оргазмы, малыш? — вопрос Минхо был риторическим, скорее всего, но Джисон этого не понимает, поэтому лишь кивает на каждую фразу так, словно все от него это ждут. — Когда ты можешь сжаться вокруг чего-нибудь большого и горячего во время того, как кончаешь, это ведь так замечательно ощущается, да? Если будешь хорошо себя вести, то, может, Чан-хён согласится остаться на всю ночь, во время которой ты сможешь его согревать, как самый послушный омега. Намёк Минхо на то, чтобы Чан оставил свой член внутри Джисона в течке на столь длительный срок, был не совсем выполним, но младшему об этом знать не обязательно. Он кивает ещё несколько раз, заворожено смотря снизу вверх на парня, будто не специально гипнотизируя своими тёмными глазами-бусинами. Его рот приоткрыт из-за всё ещё не пришедшего в норму дыхания, а руки лежат на чужих, ища в них опору. Картина Чану открылась невероятная. Джисон скулит, когда тот всё же решает воплотить сказанное в жизнь и начинает двигаться, разом задевая все чувствительные места где-то внутри. Благодаря большому количеству смазки и растянутости омеги, Чан безболезненно меняет их положение так, чтобы младший сидел лицом к Минхо, всё ещё согревая узел внутри себя. Несмотря на то, что это не было чем-то новым для них, дыхание каждый раз перехватывало – это не совсем полноценный секс втроём в их привычном понимании выражения, но, технически, это считалось помощью для того, чтобы один из них мог кончить, отчего расценивалось как нечто большее, чем обычная дрочка в виде нескольких движений рукой. Джисону становилось очень хорошо от мыслей о том, что он одновременно помогал сразу двоим, позволяя пользоваться своим телом. Был хорошим омегой, как сказал Минхо, который вот-вот собирался использовать его для того, чтобы прийти к собственному удовольствию. Бёдра Джисона очень приятно мять в руках – они были достаточно мягкими, чтобы на них было удобно даже лежать, и довольно упругими, из-за чего красиво тряслись каждый раз, когда кто-либо из парней вбивался в омегу. Они выглядели довольно мило, в особенности, когда кто-то с такими большими руками, как у Чонина, клал на них свою ладонь, пусть и были не настолько впечатляющими и популярными, как у Минхо – каждый из их общины хотя бы несколько раз либо просил его сесть на лицо, либо искал разрешения, цитируя слова Чана «съесть его задницу», либо, как и сейчас, трахал его великолепные бёдра, наблюдая за тем, как омега разрушался под воздействием на одно из своих самых чувствительных мест. Кто-то однажды в шутку даже назвал их главной гордостью стаи, с чем все дружно согласились, заставив Минхо покраснеть. Доля правды в этом присутствовала, ибо при официальных встречах с главами других общин, он уже успел прослыть «тем самым омегой с охуенными бёдрами», о котором шептались каждый раз, стоило ему во время перерыва встать из-за стола. Он не считал эту часть тела чем-то выдающимся, но искренне любовался бёдрами младших омег, когда выдавалась возможность – чаще всего, когда они сами приходили к нему с просьбой помочь им. У Феликса они были покрыты россыпью милых веснушек и, по виду и ощущениями, были меньше всего из их стаи, у Хёнджина они выглядели наиболее спортивно, хотя тот ничего для этого не делал, а у Джисона, пожалуй, были мягче всех остальных, из-за чего ощущения от их траха, по мнению Минхо, были наиболее нежными. И сейчас он в который раз в этом убеждался. Из-за обилия смазки – вне течек они также её использовали, хоть и не в таких количествах, чтобы излишнее трение не повредило кожу и не причиняло дискомфорт – на мгновение можно было подумать, что это не щель между бёдрами, а настоящее жаркое лоно, жадно принимающее член внутрь, словно реальная дырка. От вида того, как красная головка то и дело скрывается за нежной кожей, Джисон хнычет, не замечая того, как умиляющийся с его любопытного взгляда Чан решает поцеловать его за ухом, чуть крепче сжимая в объятиях. Это заставляет младшего напрячь бёдра сильнее, хотя он был не совсем в состоянии понять, что это даст Минхо больше удовольствия. Дело привычки. — Ты так хорошо справляешься, малыш, — Джисон даже не понимает за что его хвалят, но это дурманит его сильнее течки и феромонов альф во время их гона – он цепляется за плечи Минхо так отчаянно, что наблюдающему за всем этим Чану приходится успокаивать его с помощью поцелуев по загривку и временным меткам, что заставляет его замереть и послушно открыть шею. Минхо сглатывает, останавливаясь на пару мгновений, будучи слишком впечатлённым подобным видом. Ему никогда не хотелось заявлять права на кого-либо самому в принципе и уж тем более и мыслей о ревности у него даже не возникало, а во время течки он был более чем послушным, из-за чего использовать такой метод своеобразного укрощения не приходилось. Но ему очень нравилось наблюдать за этим. Видеть то, с какой разительной скоростью Джисон становится полностью покорным, прося ласки и отдавая себя в чужие руки полностью и безвозвратно, сводило с ума. Минхо каждый раз хотелось прикоснуться, посмотреть на то, насколько чувствительным стало чужое тело и как оно будет реагировать на нечто подобное. Больше, чем это ему, пожалуй, нравилось только то, когда кто-либо из парней таким образом заявлял права на него самого. Не важно кто именно – Сынмин, не оставляющий живого места на его шее, или Феликс, любящий распускающиеся синими цветами засосы на его груди. Желательно лишь, вне течки, чтобы он мог прочувствовать каждую секунду этого и полностью контролировал свой разум в этот момент. Минхо всегда старался следить за состоянием младших и по возможности сопровождать их бо́льшую часть течки, гона, или, в случае с единственным в их стае бетой – Чонином – просто быть рядом, когда тот больше всего нуждались в этом. Он сам не знал, почему именно. То ли дело было в его статусе самого старшего омеги, хотя разница в возрасте между всеми ними была не такой уж и большой, то ли таков просто был его характер, но факт оставался фактом – если у него была возможность помочь кому-то из младших, он обязательно делал это. В этом и была причина нелюбви к собственным течкам, во время которых он становился беспомощнее маленького котёнка. Вероятно, поэтому Минхо чаще других лез обниматься и был до ужаса тактильным в такие моменты, а никто из парней никогда не оставлял его одного в этот период, зная, что это может заставить его беспокоиться. Прикосновения – одна из немногих форм общения, которая помогала ему заземлиться и убедиться, что всё в порядке. Больше всего их дарил ему Чан. Он, кажется, часами мог в обнимку спать с ним и даже не заикаться на боль в конечностях из-за одного и того же положения, что заставляло омегу практически мурчать в такие моменты. Возможно, дело было и в восприятии Минхо, что позволял себе в обычное время расслабиться только когда рядом находился кто-то старше него, но он никогда об этом не задумывался. Все они чувствовали себя в безопасности рядом с Чаном. Джисон, в одно мгновение подставивший ему шею, в том числе. Он не знает что именно заставило его кончить так быстро вновь – альфа, выцеловывающий его плечи, высказывающий похвалу Минхо, открывшийся перед Джисоном вид или всё сразу, но настигший его оргазм ощущается чуть ли не самым сильным за день, отчего он практически вырубается, обмякая в объятиях Чана. Минхо совсем скоро изливается на живот младшего и приходит в себя примерно тогда же, когда спадает узел, что позволяло Чану без каких-либо опасений выйти из юноши, не навредив ему. Тишина прерывается лишь шумным дыханием и шуршанием простыней, когда парни наконец-то меняют положение, чувствуя покалывание в ногах. Осталось всего-навсего сходить в душ, почистить Джисона и, если хватит сил, поменять постельное белье, хотя в этом не было сильной необходимости. Через несколько часов всё начнётся вновь, но никто из них не жалуется. Чану и Минхо лишь в радость помочь нуждающемуся в этом Джисону, даже если тот временами был слишком капризен.