Мисо рамен

      Я не мог по-другому, чем начать ходить с Ю на обед практически каждый день. Ведь открывать новые кафе-бистро с японским фастфудом, оглушавшем меня новыми вкусовыми впечатлениями, было куда лучше, чем давиться пересохшими холодными онигири из комбини. Ю знал кучу хороших мест, и он с неподдельной искренностью радовался, когда видел, что выбранная им еда нравилась мне.       Разумеется, подобный «фастфуд марафон» не мог ни оставить следов на моем теле. За очень короткое время я набрал еще четыре килограмма, и мне пришлось частично обновить свой гардероб. Мои впалые, с высокими скулами щеки округлились, ребра по бокам больше не выступали из-под кожи, и даже на моем животе появилась вполне заметная прослойка жира. Встав на весы у врача во время ежегодного рутинного обследования, я понял, что еще никогда в жизни не весил так много. Не желая признавать этот факт, я вставал на весы снова и снова, но результат неумолимо оставался тем же.       Нельзя было сказать, что прибавившийся вес так сильно волновал меня, но иногда по вечерам я задумывался о том, чтобы начать ходить в спортзал или заняться каким-нибудь видом спорта – плаванием или бегом трусцой, но на все это у меня бы попросту не хватило времени. Интересно, каким образом Фуджимуре-сэнсэю при своем неуемном аппетите и остром желании наслаждаться жизнью без запретов удавалось оставаться столь стройным и привлекательным мужчиной? Ведь он был намного старше меня.       На мои письма Фуджимура-сэнсэй все еще не отвечал, и я уже даже начал волноваться. Я и сам не знал, что было для меня важнее: получить эксклюзивное интервью или просто еще раз встретиться с этим необыкновенным человеком. Наверное, и то, и другое.       Мысли о том, что я, быть может, больше никогда не увижу Фуджимуру, заставляли меня настолько нервничать, что я стучал по клавишам рабочего ноутбука как одержимый. Накаяма, вставший с своего места и, по всей видимости, направлявшийся на офисную кухню, в шутку хлопнул ладонью по моему рабочему столу:       – Макото-тан, придержи обороты, а то мы здесь скоро оглохнем.       Почему он обращался ко мне так? Я сделал вид, что не услышал его замечания и продолжал долбить по клавиатуре, набирая статью, которую мне нужно было закончить к концу недели.       – Над чем ты вообще так усердно работаешь? Можно посмотреть?       – Нельзя, – отрезал я, но Накаяма все равно обошел мой стол и без особых раздумий заглянул мне через плечо. Я вообще не был уверен, был ли этот человек японцем, или просто притворялся. Но именно потому что Накаяма так сильно отличался от моих коллег и всех, кого я на протяжении своей жизни знал, мне необязательно нужно было с ним церемониться или следить за своим тоном.       – Вали отсюда, Накаяма… У тебя других дел нет?       Захлопнув ноутбук, я зло посмотрел на стоящего передо мной коллегу.       – М-м… Журналистские секреты? Обожаю! – заявил Накаяма, похоже, больше не собираясь идти на кухню. Сложив руки на груди, он рассматривал меня сверху вниз. Видимо, ему было скучно и хотелось поболтать.       – Слушай, Макото, может быть такое, что тебя немного разнесло?       Ошарашенный, я был не в состоянии открыть рот.       – Нет, правда, признавайся, сколько килограммов ты набрал. Пять? Десять?       Накаяма говорил так громко, что даже увлеченная работой Ямада оторвала голову от экрана и неодобрительно посмотрела в нашу сторону. Хорошо хоть Ю не было на месте: он уже около часа обсуждал что-то с главным редактором в его кабинете.       – Странно ведь, и при этом ты даже не был в отпуске… – продолжал трепаться Накаяма. – Как так только получилось? А! Это ваши рандеву с Ю-чаном на тебя так влияют? Тебе не стоит на него равняться… Забыл, что у него на родине жрут как свиньи, да еще и что попало?       Я не выдержал и запустил коробкой с новый степлером в уже совсем обнаглевшего коллегу, на что тот, с драматизмом завопив «Рукоприкладство на рабочем месте!», наконец ретировался на кухню.       Вряд ли Накаяма понимал, насколько неуважительными и вульгарными были его слова. В том, что касалось общественного этикета, он вообще понимал довольно мало, поэтому смысла злиться на него у меня не было. Я решил больше не думать о его словах и серьезно взяться за статью – тем более что времени у меня оставалось не слишком много. В восемь вечера ко мне в гости должен был прийти Рюичи, и я собирался приготовить нам что-нибудь на ужин. Последние три недели мой лучший друг был в командировке в Сингапуре, и мы не виделись уже больше месяца.       Ю был занят весь рабочий день, поэтому мне поневоле пришлось вернуться к своему привычному рациону и зайти на обеденной паузе в «Family Mart», находившийся рядом с нашей редакцией. И из-за того, что я все еще терзался мыслями о своем неожиданно появившемся лишнем весе, мой выбор был весьма скромен: я взял салат-вакаме, в котором, согласно данным из интернета, не было практически никаких калорий, из-за чего он был весьма популярен среди женской половины нашего коллектива, питьевой йогурт и рисовый колобок с начинкой из лосося. Конечно, столь скудная еда не дала мне ни необходимой энергии, ни ощущения сытости. Кладя в рот очередную порцию водорослей, я содрогался от того, насколько холодными и безвкусными они были.       По дороге домой я старался не думать о том, почему Ю так много времени провел в кабинете главного редактора. Это не было чем-то обычным и наводило меня на мысли, что у него могли были быть серьезные проблемы. Может, даже с рабочей визой.       Хотя Ю не был похож на человека, занимавшегося чем-то иллегальным. Он был простодушным, честным и невинным, как маленький ребенок. Наверное, глупое замечание Накаямы по поводу его происхождения никак не шло у меня из головы. Если бы я только мог поговорить с Ю и разрешить все мои сомнения.       Но, как назло, времени на это у меня не было. Так и не закончив статью, я под недоуменными взглядами коллег поспешил домой уже после шести, решив взять с собой рабочий ноутбук – в конце концов, я мог продолжить писать и дома, надеясь на то, что Рюичи не задержится надолго.       Пастуший пирог был одним из немногих блюд европейской кухни, приготовление которого казалось мне, еще неопытному кулинару, не таким уж и сложным. Я помнил, как мама готовила его в выходные дни и как я радовался, когда кухня наполнялась сладковато теплым, молочным запахом картофельного пюре и плавленого пармезана. При одном только воспоминании об этом у меня в носу начинало предательски щипать. Я был уверен, что Рюичи такое блюдо придется по вкусу.       Дома я быстро переоделся и принялся за приготовление ужина. Рю написал мне несколько раз и спросил, не нужно ли ему принести что-нибудь с собой, или мы пойдем ужинать в идзакая. Я написал ему в ответ, чтобы он не волновался.       Как я и предполагал, рецепт пастушьего пирога не оказался слишком сложным. Такое было под силу даже мне. Выложив мясо с овощами и специями в форму для запекания и покрыв его толстым слоем картофельного пюре, я запихнул свое творение в микроволновку, поставленную на функцию гриля, и в оставшееся мне время принялся убирать квартиру. Я был так занят последние недели, что дома у меня образовался настоящий бардак.       Рюичи заявился ровно в восемь, и в его руках было несколько бумажных пакетов, подозрительно пахнущих едой на вынос из бистро рядом с моим домом.       – Макото-ча-ан!       Из-за того, что мы не виделись месяц – а такое случалось редко – Рюичи расчувствовался и даже обнял меня в прихожей.       Было странным ощущать тепло чужого тела, пусть это и было тело моего лучшего друга. В последнее время я был куда более восприимчивым к прикосновениям, чем обычно, словно мои кулинарные изыски обострили не только мои вкусовые рецепторы, но другие органы чувств.       Войдя в комнату, Рюичи настороженно принюхался.       – Чем это тут пахнет?!       – Извини, я приготовил нам поесть…       Я чувствовал себя смущенным и сам не знал, за что вообще извинялся.       – Ты? В смысле сам, что ли? Не надо меня пугать! – выпучив глаза, мой лучший друг смотрел на меня так, словно я ударился головой. – И вообще я нам еды на вынос купил…       – Никто тебя не просил, – буркнул я, обиженный его не слишком лестной реакцией, – и, если не хочешь есть мой ужин, не надо.       Рот Рюичи растянулся в широченной ухмылке.       – Нет, я с удовольствием съем все, что Макото-чан приготовил для меня!       – Ну-ну, садись уже, недоумок.       Притворно ворча, я шутливо пнул Рюичи по направлению к маленькому столику, находившемуся посередине комнаты. Там уже стояли заранее приготовленные банки с пивом и миска с любимыми Рюичи орешками, приправленными порошком васаби.       – В таком случае спасибо за королевский прием!       Пока Рю располагал на столике коробки с едой на вынос, я вытащил пастуший пирог из микроволновки и разложил две внушительные порции на тарелки.       – Вот это да! Я, наверно, сплю.       С привычным ему здоровым аппетитом Рюичи набросился на приготовленное мной блюдо.       – Ты просто гений, Макото! Это лучшее из того, что я ел за последнюю неделю… А то от лаксы и карри меня уже тошнит.       Горячее картофельное пюре, приправленное сливочным маслом и мускатным орехом, испускало нежный, щекочущий мои ноздри аромат. Я запустил ложку в порцию на своей тарелке, стараясь взять за раз как можно больше.       – И что только случилось с моим маленьким Макото в мое отсутствие? – прищурившись, Рюичи перестал жевать и уставился на меня оценивающим взглядом.       И хотя мы были одного года рождения, так как Рюичи родился в марте, а я – в декабре, определенная разница в возрасте между нами все же ощущалась, поэтому мой друг обожал таким образом поддразнивать меня.       – Только не говори, что встреча с этим кошмарным Фуджимурой на тебя так повлияла? С каких пор тебя вообще интересуют столь приземленные вещи, как нормальная человеческая еда?       Вздохнув, я откинулся назад, заложив руки за голову. Конечно, Рюичи, как и всегда, видел меня насквозь. На протяжении его командировки мы переписывались время от времени, и я рассказал ему о том, как прошла встреча с Фуджимурой-сэнсэем. Некоторые детали я все же придержал при себе, однако, как оказалось, Рю и без того сам все понял. У него было блестящее журналистское чутье, он, в отличие от меня самого, многое понимал с полуслова и ему не требовалось никаких разъяснений.       Поглощая приготовленный мной пастуший пирог вперемешку с жаренными во фритюре креветками из соседнего бистро, мой друг выглядел необыкновенно довольным.       – Не то чтобы Фуджимура-сэнсей мной манипулирует или что-то вроде этого, – попытался оправдаться я, с затаенным удовлетворением наблюдая за тем, как огромная порция пастушьего пирога на тарелке моего друга уменьшилась в несколько раз за считанные мгновения. – Просто мне самому интересно последовать его советам. Я хочу понять его личность и мотивы его творчества. Тем более что ты знаешь, насколько мне важно это интервью… Хочется, чтобы оно вышло настоящим и аутентичным.       – Угу. Ты еще скажи, что он не психопат и никого не убивал. А все эти злые прокуроры и полицейские к нему просто так привязались. Нет, правда, Макото, ты серьезно?       Я задумался. При написании интервью мне действительно хотелось сохранять нейтралитет и не принимать ничью из сторон, что бы не рассказал мне Фуджимура-сэнсэй. Но что на самом деле думал я сам?       Аояма Мамико, его первая предполагаемая жертва, умерла от передозировки снотворного в собственной постели. Она и Фуджимура-сэнсэй были официально вместе около шести месяцев. Аояма была красивой, уверенной в себе девушкой, работавшей в сфере пиара. До ее смерти никто не знал о том, что у нее были психические проблемы и она страдала постоянной бессонницей. Две последующие жертвы, Масанори Джунко и Тада Мизуки, также были официальными девушками Фуджимуры-сэнсэя на протяжении определенного отрезка времени, после чего обе скоропостижно скончались: Масанори выбросилась из окна своей квартиры на девятом этаже, а тело Тады было найдено в мусорном контейнере. Над несчастной надругались, а после чего ее тело расчленили. И если смерть двух первых девушек можно было списать на несчастный случай или же суицид, то Тада Мизуки определенно не лишилась жизни без чей-то помощи.       И все же весомых улик против Фуджимуры у полиции не было. Да, все три жертвы были его девушками и их смерть каждый раз наступала практически сразу после расставания с сэнсэем, но только этих доводов не хватало, чтобы упечь художника в тюрьму.       Когда я сказал об этом Рюичи, тот со вздохом потер переносицу и оторвался от поглощения еды.       – Даже не знаю, Макото, не слишком ли ты на его стороне?       – Я на стороне фактов.       Мой друг внимательно смотрел мне в лицо.       – Но ведь понятно же, что единственная связь между убитыми – это твой Фуджимура. И тебе не кажется, что, связавшись с ним, ты сам можешь оказаться в опасности? Просто хочу, чтобы ты был осторожен.       – Но я же не девушка… И не планирую с ним никаких отношений. Или ты дорам пересмотрел?       Я рассмеялся, чтобы хоть как-то развеять ставшую давящей атмосферу. Рюичи потерял интерес к еде и, рассеянно глядя перед собой, делал небольшие глотки из банки с пивом. Но как только я решил снова заверить его в том, что мне ничего не грозит, он сам выдавил из себя ухмылку:       – Ну, кое-что хорошее в твоем жутком Фуджимуре все-таки есть… По крайней мере, ты стал нормально питаться. И готовишь теперь получше моей бывшей.       Я фыркнул и рассказал Рюичи о том, что мои коллеги поддразнивают меня из-за того, что я располнел. Закатив глаза, мой друг смерил меня долгим взглядом.       – Ерунда! Ты просто перестал быть скелетом, Макото. Даже если у тебя и появилась парочка лишних килограммов, кого это интересует? Скажи вот, какого ты роста?       – Метр семьдесят один.       – Ты же знаешь, что согласно индексу массы тела при таком росте ты можешь весить до семидесяти килограммов? И это будет абсолютно нормально! Просто японцы с ума все посходили…       Недоверчиво качая головой, я слушал разглагольствования Рюичи, который, похоже, вошел в раж и разъяренно проходился по всему тому, что его не устраивало в японском обществе. Пожалуй, его самого, в отличие от меня, ничуть не беспокоил ни его двойной подбородок, ни образовавшийся животик, явно выступавший под его футболкой в сидячем положении.       Меня же никакие индексы массы тела не интересовали – мое собственное представление о том, каким должно было быть в идеале мое тело, на данный момент расходилось с действительностью. Но ведь все это было ради журналистского расследования? Мне нужно было понять, что чувствовал Фуджимура, нужно было добиться его доверия и уважения, и ради этого я был готов набрать еще пять лишних килограммов. Но стоило мне твердо решить, что после того, как выйдет интервью, я обязательно займусь своим весом, как Рюичи заявил:       – Нет, правда, я рад, что Фуджимуре удалось переубедить такого заядлого аскета, как ты, Макото. Теперь, когда ты тоже нормально относишься к еде, мы могли бы чаще ходить куда-нибудь вместе… Ты ведь ничего не имеешь против фастфуда?       Я ответил, что обожаю фастфуд, и в доказательство предоставил моему другу фото на моем смартфоне, показывающие всевозможные блюда, которые мы с Ю перепробовали за последние недели. Но Рюичи почему-то заинтересовала ни еда, а сам Ю, случайно оказавшийся на некоторых фотографиях.       – Обедаешь с загадочными шанхайскими красотками в мое отсутствие? Макото-чан, не ожидал я от тебя…       Рюичи так восторженно рассматривал фото Ю, то и дело пролистывая их туда и обратно, что я поспешил охладить его пыл:       – Это мой коллега. Ю Цифэн-сан. И он вовсе не из Шанхая, а из Чэнду.       – Ага, коллега значит, – Рюичи прищурился с подозрением. – И почему вы постоянно обедаете вдвоем? Если у вас такие близкие отношения, почему же ты не пригласил Ю-сяньшэня сегодня на ужин? Он бы приготовил нам мапо-тофу…       Качая головой, я даже не пытался спорить с Рюичи, зная, что таким образом уж наверняка только бы еще больше вызвал его подозрения. Хотя, пожалуй, уже и так было поздно.       Увеличив фото Ю двумя пальцами, Рюичи несколько секунд критически рассматривал его лицо.       – Нет, я, конечно, понимаю тебя, Макото…       – Здесь нечего понимать!       Мне захотелось заглушить свою досаду глотком пива, но я обнаружил, что откупоренная мной до этого банка уже оказалось пустой. В горле, как назло, пересохло как в пустыне.       В университете у меня действительно был интимный опыт не только с девушками, но с парнями, и Рюичи, разумеется, знал об этом. Нельзя было сказать, что он относился с осуждением с этой стороне моей натуры, но то и дело любил пошутить на эту тему, чем изрядно достал меня в наше университетское время. К счастью, влекло меня гораздо больше к девушкам, поэтому повода пошутить у Рюичи оказалось не так уж и много. Сейчас же он испытующе смотрел мне в лицо, и я не выдержал и отвел взгляд. Хотя стесняться мне было нечего. Ю был моим коллегой, к тому же, на шесть лет младше. Разве я только мог допустить у себя подобные мысли?       В моих собственных глазах подобные отношения выглядели неэтичными. Но даже при всем этом я в то же время мог хорошо понять, что имел в виду Рюичи – Ю был невероятно привлекателен и миловиден для молодого парня. Чтобы не согласиться с этим нужно было быть как минимум слепым. При этом, как ни странно, мне нравилась в нем даже не привлекательная внешность, а то ощущение тепла, которое я испытывал, наслаждаясь вкусной едой рядом в его компании. Если подумать, с тех пор, как я обедал с Ю, обеденные паузы стали казаться мне страшно короткими.       Конечно, я не собирался соглашаться с Рюичи и раздраженно обрывал его каждый раз, когда он снова пытался пошутить по поводу моего коллеги, но ощущение того, что я должен убедиться в своих чувствах по отношению к Ю, больше не покидало меня. Я вдруг понял, что хоть и следовал до сих прилежно советам Фуджимуры-сэнсэя, все же упустил кое-что из вида. Мне нужно продолжить исследовать собственные границы, и я не мог сделать этого, ограничив себя одной лишь японской кухней. Только бесстрашно открывшись новому, я мог понять, что было нужно моему телу и моим вкусовым рецепторам. И кто, как не Ю, мог помочь мне в этом?       Однако при мысли о том, чтобы пригласить Ю на ужин в китайский ресторан, мое тело на короткое мгновение сковало оцепенение. В конце концов, тот мог неправильно оценить мое предложение и отказаться. Или же согласиться – но только потому что побоялся бы возразить старшему коллеге, что, в общем-то, было еще хуже.       Болтовня Рюичи больше не расслабляла меня, и я почувствовал себя уставшим. Простившись с другом, я, даже не потрудившись убрать со столика остатки нашего ужина, расстелил на полу футон и забрался в него не раздеваясь. Температура снаружи продолжала падать, и в квартире было холодно.       Вздрагивая внутри футона в темноте, я не мог отделаться от ощущения того, что красивые глаза-маслины Фуджимура-сэнсэя внимательно следили за каждым моим шагом. Я был в замешательстве, что несомненно забавляло его.       Сэнсэй улыбался и ожидал моего решения.