Мисо рамен

      Ладонь Ю, которую сжимали мои пальцы, была теплой и влажной, и он со странной покорностью следовал за мной, не произнося ни слова. Куда мы вообще шли?       На мгновение я остановился, чтобы немного успокоиться и привести свои мысли в порядок. В канун Дня Святого Валентина большинство приличных отелей, в первую очередь приходивших мне в голову, наверняка были забронированы на несколько дней вперед, и отыскать там свободную комнату, от которой не пострадал бы мой скромный бюджет начинающего журналиста, было задачей не из легких. Оставалось только одно.       Поежившись, я бросил быстрый взгляд на Ю, и тот молча посмотрел на меня в ответ. Его длинные темные ресницы дрожали. Пусть это было нечестно, но я в глубине души надеялся, что он все еще был сильно пьян и не совсем осознавал происходящее. Возможно, он, как и я сам, чувствовал себя уставшим и замерзшим. Нужно было поскорее привести его куда-нибудь, где он бы наконец мог согреться, хотя и моя совесть все еще не оставляла слабых попыток воспротивиться этой идее.       Лав-отель располагался недалеко от станции Ишикавачо, и я заметил его еще по дороге в ресторан при высадке из поезда. Его нелепая, расцвеченная неоновыми огнями громадина, теснящаяся между серыми жилыми домами, сразу же бросалась в глаза и производила довольно тоскливое впечатление.       Еще с моего первого года жизни в Токио я испытывал сильную неприязнь к заведениям подобного рода и старался избегать их, когда только было возможно. И пусть некоторые из моих тогдашних девушек, вероятно, предпочли бы провести ночь со мной на роскошной удобной кровати, а не на тесном футоне в студенческой квартирке. Как и у них тогда, выбора у меня сейчас не было. Вряд ли Ю в его тонком, демисезонном пальто выдержал бы многочасовые поиски приличного отеля.       В отличие от меня, он вовсе не казался смущенным перспективой ночевки в столь сомнительном заведении, и стоило нам оказаться в холле отеля, принялся восторженно озираться по сторонам. Внутри отель выглядел еще более вульгарно и вызывающе, чем снаружи, но, по крайней мере, мы оказались в тепле.       Я был несказанно рад тому, что регистрация была полностью автоматической. От одной мысли о том, какими взглядами нас встретил бы персонал отеля, окажись они на месте, меня даже немного подташнивало. Постаравшись разобраться с регистрацией как можно скорее, я схватил недоуменно глазеющего по сторонам Ю за руку и практически силой потянул его к лифту. В моих висках уже зарождалась легкая головная боль.       Было глупо, поддавшись мимолетному порыву, привести Ю в это место. У меня во рту все еще был жгучий вкус сычуаньского перца, но то чувство комфорта и эйфории, которое я испытывал за ужином, испарилось без следа. После утра, проведенного в делах, и долгого путешествия в Йокогаму я был совершенно разбит: мои веки горели и мне хотелось растирать их пальцами без остановки.       Немного задремавший в лифте Ю тут же оживился, стоило нам оказаться в номере, и без особых раздумий принялся энергично стаскивать с себя кроссовки и пальто. Я же на мгновение замер на пороге, не решаясь войти.       Лав-отель, выбранный мной, мало чем отличался от своих собратьев. Обстановка номера, выдержанная в темных, насыщенных тонах, вызывала гнетущее впечатление, которое, к тому же, подчеркивало как полное отсутствие в комнате окон, так и громоздкий автомат рядом с кроватью, в котором можно было купить кондомы и другие интимные товары. Свет в номере был приглушенным и с отвратительным лиловым оттенком. Во всяком случае, благодаря этому мне не нужно было стесняться своего набравшего за последние недели лишний вес тела…       От осознания того, насколько далеко зашли мои мысли, у меня перехватило дыхание. Неужели я действительно находился под влиянием Фуджимуры-сэнсэя и готов был следовать его указаниям, даже если они противоречили моим этическим представлениями? Только то, что мы с Ю должны были провести ночь в этом номере вместе, еще не обозначало, что мы собирались наброситься друг на друга, словно дикие звери.       Вопреки моим ожиданиям воздух в номере не был затхлым и, разуваясь, я даже уловил легкий запах освежителя воздуха с ароматом зеленого чая. В этой угрюмой, вызывающе обставленной комнате по идиотской случайности пахло точно так же, как в офисе нашей редакции.       – Сэмпай, я еще никогда не ночевал в таком шикарном отеле!       От того, как звонко и с неподдельным восторгом прозвучал голос Ю, меня передернуло. Я выпрямился и бросил нервный взгляд на практиканта, который с живым интересом пятилетнего ребенка обследовал каждый уголок нашего номера.       – Ты, наверное, очень устал, так ведь, Ю-чан? Пожалуйста, не стесняйся меня и располагайся как…       Ю с размаху плюхнулся на застеленную двуспальную кровать, а мой голос позорно оборвался. Под воздействием сильного алкоголя наш обычно скромный практикант вел себя как озорной ребенок – и почему только в его действиях мне мерещилась развязность?       Я аккуратно опустился на край огромной, оказавшейся очень мягкой кровати, стараясь соблюдать некоторую дистанцию от Ю. Тот же, увлекшись, барахтался на матрасе, словно резвящийся щенок. Когда он перевернулся на живот, его свитшот немного задрался наверх, обнажив полоску беззащитной, молочно-белой кожи. Обтянутые черными джинсами ягодицы Ю обладали такой красивой формой, что от волнения у меня помутилось в глазах.       Борясь с приступом головокружения, я поспешно отвернулся в сторону. У меня в висках неистово пульсировала кровь. Прямо напротив кровати на длинном приземистом комоде стояла небольшая автоматическая кофемашина. Даже она была такой же, как кофемашина в нашей редакции. Я криво усмехнулся.       Вместо того, чтобы после ужина отправиться домой, как было запланировано изначально, я последовал указанию Фуджимуры и привел ничего не подозревающего Ю в это жуткое место. Неужели, чтобы получить наконец соглашение на интервью, мне действительно нужно было дойти до конца? «Выложиться по полной»?       Мои колени не слушались, но я заставил себя снова подняться с кровати. Рядом с входом в номер располагалась отдельная ванная комната и, зайдя в нее, я задвинул за собой дверь.       В овальном зеркале над раковиной отражалось мое собственное отекшее от алкоголя и усталости лицо. Мои волосы были всклокочены, а белки моих глаз рассекали набухшие кровью капилляры. Несколько раз плеснув холодной водой себе в лицо, я ощутил едкий запах чеснока и сычуаньского перца. Похоже, он исходил из моего рта.       Что бы там ни считал Фуджимура-сэнсэй, но обстановка никак не располагала к интимной близости. Это было смешно – даже одно только предположение о том, что кто-то столь привлекательный, как Ю, позволил бы кому-то вроде меня прикоснуться к нему. От этой мысли я ощутил непонятное мне самому облегчение.       Вернувшись из ванной обратно в комнату, я обнаружил Ю сидящего на кровати, будто бы в ожидании чего-то. По правде говоря, я так долго провозился в ванной за умыванием лица и чисткой зубов и надеялся, что тот уже давно задремал от скуки.       Но Ю больше не казался уставшим и, похоже, даже отрезвел. Его широко посаженные глаза, обладавшие таким же красивым темным цветом, как и его волосы, были обращены ко мне. В полутьме номера его зрачки вызывающе блестели. Я снова ощутил, как горячая густая кровь приливает к моему лицу.       – Кавада-сэмпай, я хотел попросить у вас прощения.       Недоуменно моргая, я замер в нескольких шагах от кровати.       – За ужином я вел себя неподобающе, – голос Ю звучал глухо и явно смущенно, но его блестящие зрачки все еще были обращены ко мне, – мне не стоило так много пить в вашем присутствии, я просто…       – Ерунда, Ю. Не беспокойся об этом.       Я постарался придать своему дрожащему голосу успокаивающие нотки и для большей убедительности опустился на край кровати рядом с практикантом. Мне нужно было убедить его в том, что наши отношения никогда не переходили черту приятельских отношений между коллегами.       – Уже поздно, поэтому давай просто ляжем спать, хорошо? – Мои губы растягивала предательски нервная улыбка. – Если честно, я страшно устал – у меня горят веки и болит спина…       – Я мог бы помассировать вас, если вы хотите.       На мгновение мне показалось, что я подавился собственной слюной. Выдав столь откровенное предложение, несчастный Ю тут же потупился в пол. На его бледных щеках расплывались розовые пятна. Он что, действительно хотел…       Я представил, как тонкие пальцы Ю прикасаются к моей спине, ласкают и массируют мою кожу. Ничего другого мне не хотелось сильнее, чем этого.       Подавшись вперед, я коснулся волос Ю. В отличие от моих собственных, они были не всклокоченными и непослушными, а мягкими на ощупь, и когда я потянул за резинку, стягивающую собранный на затылке Ю пучок, бесшумно рассыпались по его плечам. У меня возникло ощущение, что я прикасаюсь к дорогому шелку.       В моей голове было столько мыслей. Выдохнув, я откинулся на кровать и позволил себе перевернуться на живот. Почему я только с таким пренебрежением относился к собственной личной жизни? Мне как будто и правда было наплевать на то, что моя последняя интимная близость с девушкой лежала так далеко в прошлом, что я даже и не мог вспомнить, когда именно это было. Наверное, я просто был мертв изнутри, как и говорил Фуджимура, и не представлял собой никакой духовной ценности. Просто пустое место. Трудоголик-марионетка, которым жило и подпитывалось ненавистное сэнсэю японское общество.       Пальцы Ю, поначалу прохладой обжегшие мою кожу под пуловером, постепенно становились теплее. Моя спина была гладкой и влажной от пота, и я невольно подался навстречу этим дарящим наслаждение прикосновениям.       Я уже не думал ни об интервью, ни о Фуджимуре-сэнсэе. Мой пульс участился, и моя эрекция была настолько сильной, что лежать на животе стало неудобно. Перевернувшись, я скинул с себя усевшегося для удобства на мою поясницу Ю и прижал его к постели.       Тело Ю было непривычно горячим, а суставы гибкими и податливыми. В моей голове больше не было всех тех назойливых мыслей, мучивших меня последние несколько месяцев, и мое желание близости заглушило остальные ощущения. Я слышал, как тяжело дышит Ю и, казалось бы, мог ощутить под моими ладонями биение его пульса.       Дрожа от нетерпения, я не стал затруднять себя тем, чтобы полностью освободить практиканта от его одежды и, только приподняв бедра Ю, стянул с него джинсы и плотно сидящие на нем боксеры. Даже в интимной зоне его кожа была гладкой, а его гениталии не вызывали у меня отвращения, как это было с некоторыми парнями в мое студенческое время.       Теперь я даже был рад автомату рядом с нашей кроватью, потому что мне не только не хотелось причинять боль Ю, но и принуждать его к незащищенному сексу. Хотя его состояние в каком-то смысле давало мне понять, что он пошел бы на все что угодно.       Когда я открыл бутылек со смазкой, комнату заполнил сладковатый запах. Ю непрерывно смотрел мне в глаза, поэтому чтобы только избежать его взгляда, я наклонился и поцеловал его в губы.       – Вы такой сексуальный, сэмпай, – прошептал Ю мне в лицо, и мои щеки обдало жаром. – Я не хочу, чтобы вы сомневались в себе. Пожалуйста, никогда не сомневайтесь…       Запнувшись, Ю тихо застонал. Мои пальцы проникли в него, и, хотя его тело инстинктивно сопротивлялось грубому вторжению извне, сжимаясь именно там, куда мне хотелось войти, я видел, что он в то же время изо всех сил старается расслабиться. По тому, какой была реакция Ю на мои манипуляции, я внезапно подумал о том, что это мог быть его первый раз.       Скопившиеся на моем лбу капли пота упали на лицо Ю, и я ощутил, как его тело наконец открывается мне. Он был хрупким и, двигаясь у него внутри, мне пришлось опереться на локти, чтобы не придававить его своим весом. Рот Ю был приоткрыт, и я видел его немного неровные зубы и блестящую на них слюну. Каждое мое движение все сильнее погружало меня в подобие транса, который был всепоглощающим и приятным, словно исцеляющий глубокий сон.       Электронные часы, стоявшие на тумбочке рядом с кроватью, показывали половину четвертого.       Проспав всего несколько часов, я, к своему удивлению, больше не ощущал усталости. В теле бурлила незнакомая мне ранее энергия, а желудок царапало чувство голода.       Приподняв голову, я посмотрел на спящего рядом Ю. Его распущенные волосы змеились по подушке. Я подумал о том, как их мягкие пряди скользили по моему лицу, когда, сменив позицию и ловко взобравшись на меня, Ю сжимал коленями мои бедра, направляя мои движения и позволяя мне входить в него непривычно глубоко.       Воспоминания о близости окатили мое тело приятной дрожью. Мне захотелось прижаться к теплой спине Ю и, нежно касаясь губами его шеи, погрузиться обратно в сон.       Но вместо этого я заставил себя подняться с кровати. Желудок сжимался все сильнее, а моя ротовая полость была до такой степени сухой, что было больно глотать.       Как оказалось, перед сном я все же полностью освободил себя от одежды, и теперь мне пришлось искать ее на полу в темноте. Наспех натянув на себя нижнее белье, джинсы и пуловер, я, так и не включая свет, чтобы не разбудить Ю, покинул номер и, вызвав лифт, спустился в фойе. Во всем отеле не было ни души.       Темно-синее небо снаружи было совершенно беззвездным. Стоило мне оказаться на улице, как ледяной ветер, пришедший со стороны Токийского залива, безжалостно впился мне в лицо.       И что только заставило меня впопыхах покинуть уютную, пропитанную запахом нашего секса постель и отдать себя на растерзание ночного холода? Двигаясь как во сне, я не знал ответа на этот вопрос, понимал только, что мой желудок был пустым и болезненно требовал пищи.       Бурлившая в теле после пробуждения энергия почти мгновенно покинула его, и мои зубы непрерывно стучали. Проходя мимо светящихся витрин торгового центра, я увидел кучку бездомных, ютившихся на обрывках картона, разложенного на покрытом инеем асфальте. Едкий запах немытого тела и гниющего мусора ударил мне в нос, и где-то внутри меня зародилась невыносимая тошнота. Здесь, на холодной улице под пронизывающим ветром номер в лав-отеле и спящий в нем красивый молодой парень, с которым я совсем недавно предавался страстному сексу, показались мне настолько нереальными, словно находились в параллельной вселенной.       От морозного сухого воздуха у меня слезились глаза, а пальцы на руках онемели. Оказавшись около очередной озаренной огнями витрины, я остановился и окинул свою фигуру быстрым взглядом. Даже в объемной зимней куртке я не казался таким уж располневшим, как утверждал Накаяма. Обыкновенный мужчина среднего роста, чей возраст приближался к тридцати. От странного чувства облегчения мне захотелось плакать. Возможно даже, Ю был влюблен в меня, иначе бы он вряд ли так легко расстался со своей девственностью на кровати во второсортном лав-отеле.       Кончик моего носа распух от холода, а из моих ноздрей беспрестанно сочилась прозрачная жидкость. Мое тело так отчаянно требовало чего-то горячего и сытного, что я окончательно потерял голову. В моем сознании всплыли вдруг картина Фуджимуры и пар, поднимающийся над миской лапши, заставивший меня вспомнить об онсэне в отеле, принадлежавшим моей семье. Глаза Фуджимуры-сэнсэя были похожи на греческие маслины и могли заглянуть прямо в мою душу.       На противоположной стороне улицы светилась вывеска раменной, и, облизнув обветренные губы, я поспешил в ее направлении. Какие-то неясные, но до боли знакомые мне очертания вырисовывались в моем сознании. Словно я только сейчас смог понять что-то, что уже все это время было передо мной как на ладони. Я был слишком самонадеян и тщеславен для начинающего журналиста и взвалил на себя то, что было мне не под силу. Несмотря на поздний час, в ресторане помимо меня оказалось еще несколько посетителей. Грузный пожилой мужчина дремал над полупустой миской с супом, а молодая парочка шепталась о чем-то за отдаленным столиком.       Парень в черном фартуке с логотипом лапшичной окинул меня безразличным взглядом и пробормотал что-то себе под нос. Вытянув из автомата рядом с дверью талончик с моим заказом, я, не снимая куртки, опустился на стул за барной стойкой.       – Саппоро мисо рамен, пожалуйста.       Работник раменной бесшумно исчез за занавеской, за которой предположительно располагалась кухня. Воздух в помещении был душным и влажным, и бесподобный запах бульона из свиных костей наполнил мои ноздри. Я все еще плохо ориентировался в пространстве и чувствовал себя странно, словно был кем-то другим. Покинув очаровательного, влюбленного в меня практиканта я сидел в одиночестве в тесной лапшичной где-то в Йокогаме и словно одержимый ждал своей миски с супом. Кто вообще в своем уме выбрался бы из кровати посреди ночи, чтобы пойти поесть рамена?       Мне приходил на ум только один человек. Я представил, как художник, насладившись одной из своих роскошных и успешных любовниц, пробирается сквозь холодные улицы Токио, чтобы предаться своей самой главной страсти. Поздний час вряд ли имел бы значение для кого-то вроде Фуджимуры, а об оставленной одной девушке он бы даже ни на секунду не задумывался. Я вдруг понял, насколько эгоцентричным, но при этом одиноким, практически несчастным человеком был Фуджимура-сэнсэй.       В отличие от меня, он не был родом из окрестностей Токио, а происходил из небогатой семьи фермеров, живших на Кюсю. Насколько я знал, отношения с родственниками художник не поддерживал, да и близких друзей, известных общественности, у него не было. Конечно, столь одинокому и оторванному от общества человеку было необходимо что-то, что могло предать смысл его существованию.       Услышав характерный всплеск, образовывающийся при сливании воды, в которой варилась лапша, в дуршлаг, я вскинул голову. Хмурый работник лапшичной без лишних слов водрузил на деревянную стойку огромную миску с лапшой.       Мое лицо обдало горячим, благодатным паром, и я ощутил, как моя натянутая от мороза кожа постепенно расслабляется. В наваристом, медового цвета бульоне переливались кукурузные зерна. Два щедро нарезанных, огромных куска масла, которые повар водрузил поверх кукурузы, уже начали таять, испуская сладкий, едва ощутимый молочный запах. Я, дрожа от наслаждения, прижал мои замерзшие ладони к разогретой супом керамической миске.       Быть может, я с каждым днем, с каждой минутой уподоблялся Фуджимуре-сэнсэю, но, если быть честным, в этот момент мне было все равно. Разломив простые деревянные палочки одноразового использования пополам, я вытянул скользкую, блестящую лапшу из бульона и погрузил ее себе в рот. Уже через несколько мгновений чувство глубокого, ни с чем не сравнимого счастья разлилось по моему телу.       Скинув с плеч куртку, я энергично втягивал в себя одну порцию лапши за другой. За едой мне было даже жарче, чем в постели с Ю в номере лав-отеля, и я несомненно испытывал экстаз, по своей силе равный бурному оргазму.       Фуджимура-сэнсэй не был одиноким по стечению обстоятельств или потому что другие люди сторонились его. Он пользовался необыкновенным успехом у женщин и многие из его поклонников, наверняка, были бы рады тому, чтобы вступить в близкий круг его общения. Но это художника абсолютно не интересовало. Единственным, что его интересовало, была любовь к самому себе и потребности его собственного тела, которым он потакал с особенной страстью. Подобная маниакальная эгоцентричность граничила с жестокостью. Я с содроганием подумал о теле Тада Мизуки, найденном в мусорном контейнере.       Когда в моей миске не осталось лапши, я, взяв ее обеими руками, поднес ко рту и жадно выпил остатки бульона. Рамен всегда считался блюдом жирным и настолько соленым, что многие, съев лапшу, предпочитали оставить половину бульона нетронутым. К их числу я определенно не принадлежал.       Опустив миску на стол, я неожиданно ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Грузный мужчина, сидевший до этого недалеко от меня, уже давно покинул раменную, а молодая парочка все еще была увлечена друг другом.       Кто-то смотрел на меня настолько пристально, что по моей мокрой от пота спине пробежали мурашки. Я развернулся и бросил взгляд на запотевшие окна лапшичной. За ними в предрассветной полутьме лежала безлюдная йокогамская улица. Я до рези в глазах вглядывался в нее, пока передо мной вдруг не возникло лицо Фуджимуры-сэнсэя.       Меня передернуло: это вовсе не было игрой моего воображения. Художник стоял за окном лапшичной, прижав ладони к стеклу. Его беспокойный блуждающий взгляд был устремлен ко мне, а у него под глазами набухали отвратительные темные круги. Поверхность его тонких губ была обветрена, а его одежда вовсе не была опрятной и стильной, как в день нашего знакомства. Она скорее напоминала грязные, кое-где разодранные обноски.       Сглотнув, я ощутил, как содержимое моего желудка почти мгновенно подступило к горлу и во рту разлился кислый до омерзения вкус. То, что смотрело на меня из-за запотевшего стекла раменной не было Фуджимурой, это было неприкрытым безумием.