Привязанность

      Ночь была тяжёлой для них обоих. Нет ничего хуже, чем напиться и начать загоняться, а тем более — провалиться в истерику. Даби и Тога почётным караулом сменяли друг друга у кафельного поста, в перерывах между приступами рвоты пытаясь спокойно прилечь хотя бы на полчаса. Только к утру — наверно, около восьми — отступили непрерывные тошнота и рвота, позволив хоть как-то проспаться.       Подобные ситуации не были никому из них в новинку: довольно часто ночные попойки заканчивались алкогольными отравлениями разной степени тяжести, но на следующий вечер Даби всё равно тянулся к бутылке, а Тога никогда не отказывала ему в том, чтобы составить компанию. На утро, которым давно стала вторая половина дня, обоим было плохо не только физически, но и морально. Похмельный синдром загонял мысли в самые мрачные уголки подсознания, вынуждая Тогу выходить на улицу в попытках развеяться. Она всегда уходила задолго до пробуждения Даби, не предупреждая о времени возвращения. После их первой совместной ночи Тога также ушла, не оставив записки и не разбудив Даби, обрекая того на беспокойные мысли до вечера, когда внезапно заявилась обратно. Он так и не спросил, где девушка находилась всё то время, проведённое им в одиночестве глубоко в своих мыслях. Из-за страха спугнуть или из-за чего-то другого — он так и не смог понять, почему.       Тога по привычке проснулась в двенадцать: несмотря на сонливость, она никогда не могла уснуть после пробуждения. Протерев отёкшие глаза, девушка вяло оглянулась, пытаясь понять, где находится, и медленно вспоминая события прошлой ночи. Солнце затянули свинцовые тучи, в комнате царил полумрак. На столике стояли две пустые полулитровые бутылки — виновницы звона в голове, вертолётов и вновь подступающей тошноты. Придерживаясь рукой за всё, что только попадалось на пути, Тога неуклюже начала двигаться в сторону туалета. Что ж, её утро начинается явно не с кофе. А после всё та же рутина: умыться, привести в порядок ужасно растрёпанные волосы, вылезти из огромной и уютной футболки Даби, чтобы переодеться в его чёрную толстовку и осточертелую школьную юбку, и, приготовив «завтрак», отправиться на долгую прогулку по улицам, вид которых лишь щемит сердце.       Надевая ботиночки, она бросила мимолётный тоскливый взгляд на мирно спящего Даби, повернула ключи и вышла из холодной квартиры — когда-нибудь они перестанут оставлять распахнутую дверь на балкон. Старый подъезд, тусклая надпись «3» на потрескавшейся стене — с неё давно полетела штукатурка — и пыльные ступеньки. И запах сырости, смешавшийся с ароматами забитого мусоропровода и канализации. Тога сбежала вниз, постукивая каблучками лоферов по лестнице. Тяжёлая дверь в подъезд, и вот он — долгожданный глоток свежего воздуха.       Тога бежит в сторону автобусной остановки, под ногами расходятся лужи, окатывая брызгами чёрные гетры. Её не волнует собственный внешний вид — как бы ни был опрятен и чист наряд, как бы аккуратно ни были уложены волосы, как бы ни был красив макияж, — всё это не перекроет, не спрячет уродливость внутреннего мира. Остановка находится далеко от дома, нужно бежать через парк, а в кармашке толстовки Тоги-Даби лежит небольшой флакон с кровью — меры предосторожности на случай, если кто-то узнает девочку-убийцу, засветившуюся в новостях несколько месяцев назад. Но это вряд ли произойдёт: о ней поговорили с неделю и сразу забыли, ведь в мире куда больше серьёзных проблем и опасных злодеев.       В парке практически нет людей, ведь в середине дня все нормальные люди работают и учатся, а мамочки с детьми выходят на прогулку в дождь лишь за редким исключением. Тога любила этот отрезок пути больше всего: беззаботное, тихое место, и тут с лёгкостью можно затеряться среди деревьев, опять же, в случае чего.       Почти добежав до выхода, Тога резко замедлилась, а после и вовсе остановилась, ощущая ноющую боль в печени. Из-за внезапной остановки сбилось дыхание, и девушка в который раз тщетно пообещала себе бросить пить. — Бля, — вырвалось на выходе, когда из-за кустов и деревьев показался автобус.       Тога бежит, проклиная водителя, лужи и алкоголь. Автобус на подъезде к остановке окатывает брызгами от лужи одинокого пассажира в костюме, и, пока тот пытается убрать грязь с идеально выглаженных штанин, Тога успевает запрыгнуть в двери бесстыжего транспорта. Сегодня она едет до своей старой школы, точнее, до второй остановки от этого проклятого здания, где её точно никто не успел забыть. По окнам автобуса барабанит мелкий дождь, успевший оставить на кофте и капюшоне Тоги небольшие мокрые пятна. Ей выходить минут через десять, и, наверно, стоит зайти в магазин, ведь рот невыносимо сушит.       Автобус тормозит, и Тога, залезая в карман, пытается нащупать деньги. Сейчас проблем с ними нет — она просто забыла взять из кошелька Даби чуть больше, и теперь хватает только на маленькую бутылку воды. «Что ж, — ухмыляется девушка, — воды сейчас достаточно падает с неба, бутылку всегда можно поставить куда угодно и немного подождать». Тога точно не из брезгливых, и может поэтому она без раздумий пьёт всякую дрянь. Мысли о посещении магазина в этом районе кажутся небезопасными, и теперь путь лежит ларьку, где работает милая близорукая бабушка и студент-похуист. Они никогда не смотрели на Тогу косо, не кривили нос от её перегара и не задавали лишних вопросов.       Ларёк стоял через дорогу от автобусной остановки, прямо перед переулком, куда Тоге и было нужно. — Спасибо, хорошего дня! — улыбнулась она, забирая бутылку воды у бабульки и шагая в сторону того мрачного переулка между двумя многоэтажками, стоящими, кажется, слишком близко друг к другу.       В «школьном» районе слишком плотная застройка, тут невозможно уследить за безопасностью дворов и подъездов, поэтому попасть внутрь дома не составит труда. В первые разы Тога пряталась за углами домов, ожидая момента, когда кто-нибудь войдёт или выйдет, чтобы незаметно проскочить следом. Не во всех подъездах были лестницы на крышу, и ей потребовалось время для нахождения лучшего варианта, запоминания пинкода от двери и взлома замка от заветного люка. Но теперь найденное место стало одним из любимых, куда девушка любила приходить.       Люк открывается в маленький домик из кирпичей, стоящий прямо на крыше и похожий на голубятню. В углу Тога достаёт притащенный ею бежевый плед, расстилая его перед выходом из домика и открывая дверь. Идеальное уединённое место, где можно сидеть целый день, рассматривая тоскливый вид города, окунувшегося в сезон дождей, и, самое главное, школу и бывших товарищей, выходящих от туда под разноцветными зонтиками. Судя по всему, стрелка часов уже перешагнула за три. Долго же она собиралась сегодня. Хотя, время не играет роли в жизни, лишённой смысла и цели. Тога встаёт и неспешно выходит из своего скромного домика прямо под дождь, не обращая на него абсолютно никакого внимания.       Жизнь давно тяготит. Ей хочется сделать шаг и — а вдруг повезёт — переродиться в другом мире, где нет чёртовых рамок нормальности; ну хотя бы другим человеком, способным любить не запах и вкус крови, а душу и внешность людей. Она закрывает глаза, вдыхая полной грудью аромат свободы и позволяя ветру окружить себя этим ложным чувством. По телу бегут мурашки. Всего шаг, но в груди что-то щемит, не даёт решиться. Тога выставляет ногу вперёд, разводит руки, распахивает глаза и заливается истерическим смехом, резко отскакивая назад, спотыкаясь и падая на крышу. Действительно, смешно и подумать, что такое извращённое создание достойно чего-то хорошего. Какая же она грязная, прогнившая изнутри; серая, как шум на фотографиях с плохой камеры. Противно смотреть на себя в зеркале, отёкшую и лохматую пустышку с обкусанными губами и покрасневшими глазами. Горячие слёзы сменяют резко нахлынувший смех, Тога обнимает коленки и мелко дрожит, сидя на сыром покрытии. Обезображенный до неузнаваемости образ примерной девочки с ног до головы испачкался в крови, а скрипящие крики души каждый вечер тонули в бутылках, но к утру с новой силой возвращались на место, будто бы принесённые всё той же заботливой кровью, и их оставалось лишь снова пытаться топить.       Каждый день Тога гуляла вдоль собственного прошлого и совершённых ошибок, всё пытаясь либо осмелиться заглянуть страху в глаза, чтобы раскаяться или принять себя такой насовсем, либо порвать ненавистные связи со лжегеройским миром, выбрасывающим обладателей «злодейских» причуд на обочину жизни; миром, оказавшимся слишком ленивым, чтобы придумать, как адаптироваться таким разным и нуждающимся в помощи детям. Иногда Тоге очень хотелось, чтобы к ней подошли, объяснили, как жить с этой ужасной тягой к чужим крови и боли, как её пересилить, чтобы не причинять вред окружающим, а эта мысль всё же сидела глубоко в её сердце. Но никто так и не поделился секретом, не научил справляться с влечением: всю жизнь Тога слышала лишь упрёки, оскорбления, крики и даже получала удары родителей, испытывавших лишь отвращение и страх к собственной дочери. Мать с отцом не говорили никому об особенных пристрастиях своего старшего ребёнка, запрещая и ей делиться хоть с кем-то, пока замалчивание очевидной проблемы не привело к убийству одноклассника Тоги.       А после она сбежала с места преступления, не взяв с собой ничего. Затерялась меж тех самых многоэтажек, где сейчас бывает практически каждый день, и долго петляла по городу, пытаясь запутать следы, пока не оказалась в нужном месте и в нужное время: в лесу. Самой главной уловкой стало внезапное исчезновение: превращение в другого человека — какого-то мужчину средних лет с рюкзаком, явно искавшего что-то в глубине лесопарка. Тогда Тога схватила большую палку, подбежала сзади, на адреналине сильно ударив «искателя» по темени, и сразу же начала пить его кровь, а свои вещи закинула в рюкзак бедолаги, который, кстати, решила забрать с собой. Она так и не узнала о дальнейшей судьбе мужчины, в тот день поцеловавшего землю. Тога вышла из лесопарка к каким-то гаражам, когда уже стемнело. Действие причуды давно прошло, девушка снова переоделась в свою одежду и порядком замёрзла. Сил бежать совсем не осталось, и она бесцельно двигалась в одном направлении, а на соседнем ряду гаражей вспыхнуло яркое сине-голубое пламя.