Привязанность

***

      Серый дождь хлещет по лицу, грубые капли сливаются со слезами, стекая по дрожащим щекам. Насквозь мокрая и одновременно грязная, сколько её ни полощи водой. Тоге всё равно, что она простудится или подхватит бактерий, сидя на грязной поверхности в юбке, — лишь бы эта дрянь, что лежит на душе, хоть немного бы смылась или вылетела с горьким плачем на ветер.

***

      Даби тянется на диване, протирая глаза и пытаясь сориентироваться в пространстве и времени. Голова всё ещё кружится и болит, к горлу подступает ком. Взгляд падает на стол: вместо оставленных ночью бутылок и рюмок там теперь стоит стакан воды и лежит пара таблеток, оставленных заботливой Тогой. Не составит труда догадаться о том, что и завтрак девушка приготовила перед уходом.       И всё-таки как же ему повезло, что такая добрая, милая Тога не равнодушна к такому обиженному на мир одинокому отбросу. Чёрт, она, конечно, всегда была прекрасной подругой, делившей с ним досуг и негласные обязанности, но их последний ночной разговор засел в голове Даби, болезненно постукивая своими отголосками, одновременно отдаваясь странной теплотой в груди. Два месяца — или около того — Даби и Тога проводили вечера бок-о-бок, смотря глупые шоу, строя планы по уничтожению геройского общества на будущее, мечтая о бытовых мелочах по типу домика на берегу озера или просто болтая о насущном. Что ж, видимо, за это время Тога сумела разглядеть в нём не преступника-распиздяя, а нечто более глубокое. Нечто, имеющее чувства. Наверно, ей и раньше было любопытно узнать, откуда же он появился, этот страшный и странный Даби, но она боялась порвать тонкую нить их связи, и, только почувствовав её укрепление, перешла к сближению.       «О милая, милая Тога! Как я тебе благодарен!»       Даби стоит над раковиной, уперевшись руками в её белый кафель, а взглядом прожигая дыру в отражении в зеркале. Голубоглазый, белобрысый и бледный — ну совсем как ёбаный ангел, только вот скобы и мёртвая кожа выбивают из образа; хотя, наверно, и пирсинг не в тему. И как эта ангельская головушка додумалась притащить в свой «рай» божество? Блять, ему самому и смешно, и тошно от подобных метафор, но похмелье уводит и путает мысли только так.       С подбородка стекают холодные капли, правая рука до тянущей боли поддевает скобы на левом запястье, — Даби плетётся на кухню.       Брызги воды отлетают от посуды во все стороны; струя с примесью моющего средства попадает и на левую руку, держащую злосчастную тарелку. Щиплет.       Время перевалило за пять. Он снова погряз в своей голове. Воспоминания о прошлом, мысли о Тоге, хмурое небо за окном и мелкий противный дождь. От пары стопок ничего не случится, а настроение точно станет получше. Он лезет в свой минибар       Половина шестого. Даби ставит чайник, в то же время решая к приходу Тоги приготовить салат, — в знак благодарности за внимание и заботу. Нет, ну он же не будет сидеть на шее у хрупкой девушки? Чайник свистит, уведомляя о закипании. С пальца капает кровь — порезался. Если салат будет с капелькой крови, то кто-кто, а Тога точно не обидится.       Шесть. На столе красуются чашки, над которыми поднимается пар; в центре — салат (с секретным ингредиентом от шефа). Даби выходит на балкон, захватив из кармана плаща сигареты. Пахнет сыростью летнего вечера, чиркает зажигалка, и вот уже запах воздуха смешивается с запахом едкого дыма. Даби смотрит на узенькую дорожку, ведущую к дому, и замечает то, что видит всегда в это время — Тога шлёпает по лужам, натянув капюшон по самые глаза и обняв себя руками. Замёрзла и насквозь промокла. Даби тушит бычок о мокрую пепельницу, зашипевшую в ответ, и возвращается внутрь.       Через тонкие стены квартиры слышны быстрые девичьи шажки по лестнице. И вот дверь открывается. На пороге его маленький милый спасатель, сейчас больше похожий на бездомного котёнка, попавшего под дождь. — Тога, — девушка подняла взгляд на Даби, шагающего навстречу и протягивающего руки для объятий, — иди сюда — Намокнешь, дурак, — в ответ он крепче сомкнул руки на её спине       Она ушла в ванную, вернувшись в той футболке, с которой нехотя расставалась утром. На кухне встречает запах чая со слабым табачным оттенком, доносящимся из соседней комнаты с открытой балконной дверью. — Спасибо за ужин, Даби, — она слегка улыбается, обращая усталый взгляд в голубые глаза — Приятного аппетита — Приятного       Они сидят в тишине, наслаждаясь салатом, давно впитавшим ту капельку крови. На душе у обоих тепло: не то чтобы раньше всё было иначе, но сейчас по-особенному хотелось наслаждаться каждой секундой, проведённой с человеком напротив. С тем, кто принял любые изъяны. С тем, с кем хотелось ими делиться. Каждый дорожил проведённым временем вместе, не подозревая о взаимности. — Тога, — первым с осторожностью прервал тишину Даби, ковыряющий вилкой листья салата, — может, расскажешь, где ты пропадаешь днём? Я бы тоже хотел узнать, о чём ты переживаешь, изнуряя себя в такую погоду — Я расскажу, но, наверно, не в этот раз       Она не хотела взваливать на него ту тяжёлую ношу, давящую на голову каждый день. Ему и так плохо — гораздо хуже, чем ей. У неё было всё: семья, друзья и, наверно, хорошее детство; и всё это ушло, растворилось по её собственной вине, а Даби был лишён всего самого светлого не по своей воле. Парень в шрамах на коже и сердце. Ему поддержка нужнее. А она как-нибудь выберется. Она же сильная?.. — Я уберусь, включи пока телевизор, — сказала Тога, вставая из-за стола, — Ещё раз большое спасибо       И снова эта натянутая улыбка. Сейчас бы выпить.       Даби понял, что задел тему, которой явно ещё рано касаться, удаляясь в комнату. Тога присоединилась к смущённому Даби спустя несколько минут, делая вид, что ничего не случилось, а при ней бутылка вина и бокалы.       Они сидели, посмеиваясь над тупым шоу и обсуждая нелепых участников, снова забываясь в мелочах. Тога постоянно вспоминала о вчерашнем разговоре. Так нелепо было спросить, не подумав о последствиях. Может, она обидела парня, засунув нос не в своё дело? Может, он в отместку задал ей неудобный вопрос? Вряд ли он чувствовал то же, что и она. Этот переход на новый уровень доверия. Теперь так нелепо начинать заново, но также нелепо и делать вид, будто и не было этой ночи. Он открылся, но вряд ли хотел когда-либо это делать.       Бокал за бокалом, пустая бутылка вина. Им весело вместе, но теперь каждый по отдельности испытывает совершенно разные эмоции: от благодарности Даби до смятения Тоги. Бокал за бокалом, вторая бутылка вина, развязывающая языки окончательно. Даби первым прерывает просмотр телевизора: — Тога, то, что ты сделала для меня вчера, — её сердце ёкнуло, Даби замялся — в общем, спасибо.       Тога с удивлением моргнула, взглянув на слегка плывущее лицо друга. — Что? То есть, ты не в обиде и не считаешь, что я сунула нос не в своё дело? — Стал бы я тебе что рассказывать, считай я так, — его уголки губ приподнялись, натягивая обожжённую кожу, — это уж ты извини, что полез не в своё дело и так не вовремя. Я не мастер строить диалоги и успокаивать в случае чего, так что забудем: расскажешь в другой раз, если захочешь       Щёки Тоги вспыхнули. Блять, так он заметил, что она не горит желанием делиться личным? Ёбаный стыд, сама лезет к нему в душу и бередит старые раны, а в ответ не может ничего предложить! Хотя, было бы ещё более стыдно, покажи она свои скелеты в шкафу: они ведь даже не страшные, а глупые и мерзкие, как и их обладательница. — Пошли на балкон, я хочу закурить, — Тога встала, направившись немного проветрить голову.       Холодная тихая ночь. Тучи немного расползлись, открывая на небе звёзды. Дождь не идёт, но после дневного ливня воздух до сих пор влажный. Хочется вдохнуть полной грудью, но от сырости только душно. Они стоят на балконе, выдыхая дым так, будто желают, чтобы им обволокло весь город. Уже перевалило за двенадцать, в соседних домах не горит свет ни в одном окне — лишь вдалеке виднеются огоньки наверно таких же полуночников-одиночек. Алкоголь после сигарет с новой силой бьёт в голову, и Тога, придерживаясь за стену, возвращается в комнату, а Даби следом за ней. — Извини, что вновь поднимаю больную тему, — Тога запинается и путается в словах, усаживаясь обратно на диван, — но не мог бы ты рассказать свою историю дальше?       Даби снова плюхается к ней на колени, и тонкие пальчики девушки мигом оказываются у него в волосах. — На чём мы вчера остановились? — о боги, он вспомнил, как рыдал у неё на руках. Отвратительно. — Ты говорил про семью, а потом про что-то, прервавшее ваши напряжённые отношения… Не помню, упоминал ли ты, что конкретно случилось. Прости, если ты говорил, а я забыла. — Так, — Даби вздохнул, — про то, что нас разлучило… Ты же изначально спросила про шрамы, да? Случилось то, что мне их подарило. Я тренировал причуду в надежде получить одобрение отца, но в один момент потерял контроль над эмоциями. Моё пламя, когда чувства внутри зашкаливали, будто вырывало их наружу, придавая огню синий цвет. Синее пламя гораздо горячее обычного, оранжевого, а я не умел должным образом контролировать ни чувства, ни грёбаную причуду, — его голос дрогнул: сердце Даби всегда надрывалось, когда тот вспоминал пережитое, и обожжённая кожа, давно утратившая чувствительность из-за отмерших рецепторов, испытывала фантомную боль, — В общем, я поджёг себя, и не смог потушить. Когда пожар разошёлся по лесу, я слышал крики отца, но не мог идти от боли. Этот огненный ублюдок даже не попробовал найти меня. Уж он-то привык к большим температурам и ожогам, но, блять, даже не удосужился броситься на помощь собственному ребёнку, похоронив меня заживо.       Даби поднялся с колен девушки, сев на край дивана и уперевшись головой в руки. По лицу текли слёзы обиды, но он старался держаться, чтобы не доставлять Тоге лишних проблем. — Мудила и горе-папаша, наверно, только порадовался, что бракованный сын самоликвидировался. На одного дефектного ребёнка меньше, — он горько усмехнулся, распрямляя спину и поднимая голову, — но я сука выжил. Не то чтобы это хоть как-то радовало, но я всего лишь слабак, чьи инстинкты самосохранения сильнее силы воли. Я не смог, видишь, не смог умереть! — Даби бросил короткий взгляд на всхлипывающую Тогу, — нашёл в этом адском пламени дорогу к пруду, к которому мама любила ходить на пикник, когда нас в семье было только трое, а моя причуда не проявилась, и бросился в него сбивать огонь. Тело до сих пор помнит, как кожу ошпаривало от прикосновений к воде, и становилось только больнее. В ту ночь меня не нашли: я лежал в камышах, потеряв сознание от боли и страха. Я не помню, кто и когда нашёл меня, куда забрал и как переносил. Глаза не открывались, в ушах стоял гул, и голова не соображала, если я вообще приходил в себя.       Тога смотрела на парня с широко распахнутыми глазами, на которые навернулись слёзы. Она резко дёрнулась вперёд, крепко обняв Даби и повалив его на себя. Сегодня она плакала даже сильнее, чем он, водя вздрагивающими руками по его спине. — Тога, я в порядке, — Даби отстранился, смахивая с её красных щёк слёзы, пока его собственные капали на её футболку, — давай закончим сегодня, — она кротко кивнула, понемногу успокаиваясь, — о чём это я? Точно, первое воспоминание, с тех времён — лицо лысого доктора в очках. Да, у него ещё усы были… Я очнулся от сильной ноющей боли по всему телу, пробирающей до мозга костей. Ни руки, ни ноги не двигались, губы также не слушались. В ушах стоял гул, и голос доктора было сложно уловить, но его слова «всё будет хорошо, парень, выкарабкаешься» я всё же услышал…