Возьми это чертово одеяло

Испытание с опаснейшими преступниками в башне могло пройти и более удачно, если бы не нерушимые принципы Курапики и не клокочущее и непреодолимое желание Леорио. Странно признавать, но они оба провалились. Сделали большой просчёт, когда стали полагаться на свои истинные желания и слушать свои настоящие и искренние мысли. Наверняка от Паладинайта такое можно было ожидать. Юноша всегда был компульсивен и резок, мог с легкостью отбросить крупицы здравого смысла, что почти всегда находились где-то в глубине его сознания и действовать по наитию. Такова была его особенность. Его главная стратегия и тактика, которая под собой обычно не подразумевала никаких фактов и доказательств. Он почти всегда полагался на удачу, либо вообще забывал думать о последствиях, но ведь Курапика… Курапика был его полной противоположностью. Он рассудительный и умеющий отключать эмоции человек. Человек, который наперёд продумает всё до тысячи и одной мелочи. Его план всегда должен быть отточен идеально, и пока нет точной вероятности на успех, он не выйдет на поле боя. Единственное, что застилает глаза яркой и плотной пеленой ненависти и гнева, раздирающей и ломающей внутренности на части и отзывающиеся нарастающей болью в области грудины, так это месть. Любое упоминание о пауках грозит яркой вспышкой, которую Курапика не в силах контролировать. В таком состоянии он может натворить много бед, ошибаться бесконечное количество раз и ранить. Не только соперников. Первым пройти испытание вызвался Томпо. Курапика тогда ещё удивился внезапной вспышке храбрости от самого бесполезного и надоедливого участника команды. Леорио конечно не отставал от этого звания, но Куруте не хотелось так плохо думать о друге. Он решил пожалеть Паладинайта и пусть хотя бы в своих мыслях не думать о нём плохо, как он мог отозваться о нём при всех. Неожиданно разгордившийся и посмелевший Томпо не мог не вызывать подозрений, и пока будущий доктор уже успел поменять о нём своё мнение и даже попросить прощения, Курапика явно знал, что грядёт что-то неприятное, что снова разобьёт доверчивое сердце друга. Так оно и произошло. Томпо сдался, так и не начав бой. — Старик продул, кто дальше пойдёт? — скучающе произнёс Киллуа, запрокинув руки за голову. — Я, — вызвался Гон и прошёл на поле боя. — Курапика проводил его взглядом и обернулся к Леорио. Друг с особым жаром разъяснял Томпо, что таким как он, он готов навалять и избить с особой радостью. В его глазах было явное желание разорвать наглого предателя на кусочки. Но он бы так не сделал, даже находясь на пределе своей ярости. Слишком у Паладинайта была добрая душа. Может это и было основным их отличием? Гон справился быстро. Насчёт него и не было никаких сомнений. Интуиция никогда не подводила этого мальчика и смотря на него, Курапика невольно вспоминал себя. Когда-то и он был таким же юным и простосердечным. Добрым к каждому встречному и с верой о том, что мир не без хороших людей. Да и интуицией он славился тоже отличной. Иначе как можно было объяснить то странное и тягостное ощущение в груди, когда Курапика покидал свой клан. Зря он тогда так поступил. — Кто следующий пойдёт? — снова проговорил Киллуа, осматривая всю команду. — Я пойду. — Курапика просто хотел поскорее со всем этим разобраться. Когда Маджитани выходит на поле боя, демонстрируя и хвалясь своей силой, а после и принадлежностью к Геней Рёдан, у Куруты сносит крышу и высвобождаются его самые потаённые желания и страхи. Желание наконец покончить с этим разъедающим чувством, которое не уходит даже с ослабленным гневом. Глухая боль остаётся с ним на протяжении всего его существования, после смерти клана. Обжигающие мысли о том, что причина его жизни — воля случая, чистая случайность, которой не должно было случиться. Курапика должен был умереть вместе со своим народом. И страх. Страх о том, что после мести, после окончании всей этой эпопеи, ему не станет легче. Он не сможет вдохнуть глубже. Его всё также будут сжимать невидимые силы и избавляться от него медленно с наслаждением. Мысли никуда не уйдут и будут копошиться в голове, будто сотня маленьких насекомых. Они совьют паутину, опутывая чувства Курапики всё сильнее. И при каждом удобном случае, когда юный Курута будет думать, что он заслужил хоть немного спокойствия и умиротворённости, они будут дергать за нитки, заставляя возвращаться в давящую реальность, где нет места для былого озорства и тихой безмятежности. Больше он никогда не станет прежним. Даже когда отомстит за свой клан, вернёт все глаза, поубивает всех пауков до единого. Кажется, ему ничего не поможет. Но мысли об этом могут заставить гнев ослабнуть, образуя на месте выжженной яростью метке скорбь и смирение. Курапика всегда отмахивался от этих размышлений, терялся в своих воображениях, продумывая план мести до мелочей. Это было его ритуалом и в каком-то роде успокоением. Дышать становилось на одно мгновенье легче, когда он представлял, что война закончена. Что ему больше не придётся чувствовать стыд за своё выживание. И стоило понять, что перед ним не член Геней Рёдана, то внутри мелькает облегчение и мешается с гневом. Может он был всё ещё не готов к такой ответственной задаче? Может он хотел чего-то другого? Может у Курапики были другие планы на жизнь, почему ему приходится так поступать. Почему всё сложилось именно так. Почему? Всю боль он вымещает на ложном пауке. Тот даже и не успевает сдаться, как получает удар в лицо. -Во-первых, тату фальш, — Курута указывает на спину Маджитани, который приземлился не самым мягким образом, — в центре тату должен быть номер. — Во-вторых, пауки не считают своих жертв, — потирает кулак, после сокрушительного удара, — их не счесть. — Ну и в-третьих, никогда больше не упоминай о них, иначе я тебя убью. — он развернулся и пошёл прочь с арены. Адреналин сильно бил по вискам, Курапика никак не мог успокоиться и прийти в себя. Мысли в голове скомпоновались и кружились вихрем только вокруг одного. Месть. Если бы была его возможность, если бы перед ним сейчас предстали все члены Геней Рёдана, он бы расправился с ними мгновенно. А может нет. Может он захотел бы растянуть этот момент. Выудить извинения и раскаяния, да только они бы ничего не значили. Клан не вернуть, близких не воскресить. В глубине души Курапика просто хотел завершить это всё и попробовать жить снова. Но судьба будто шептала ему: «Не сейчас. Ты ещё не готов к мести.» Да и она была права. Кроме злости и желания уничтожить пауков у Курапики больше ничего не было. Ни силы, ни чёткого плана. Его бы стёрли в порошок, а такой расклад был непозволителен. Киллуа разорвал этот порочный водоворот мыслей, в который затянуло Курапику с головой, восторженно воскликнув: — Вот это ты его здорово ударил конечно! Из-за его макушки осторожно выглянул Леорио: — К тебе подходить то не опасно? — Нет, не опасно. Просто кровь в голову ударила, когда увидел его тату. — Курапика расстеряно почесал затылок, — и на обычных пауков у меня такая же реакция, — добавил он, чтобы друзья в дальнейшем не пугались его реакции. — Курапике пауков не показываем, — прошептал Паладинайт стоящему рядом Гону. — Это точно. Дальше всё было как в тумане. Леорио пошёл на арену. Бой не мог продолжаться, пока Маджитани не умрёт, но даже это не помогло сдвинуть Курапику с места. Конечности будто окаменели, а голова потяжелела. Выдав краткое: — Лежачих не бью и поверженных не убиваю, — он уселся, прислонившись к стенке. На сегодня битв было достаточно. И даже Леорио, вечно провоцировавший его на какие-либо ответные действия не мог заставить Куруту сдвинуться с места. В итоге Леорио доводит дело до конца. Решает проблему, которую создал Курапика из-за своих принципов и нерушимой гордости. И вроде бы даже на мгновенье, в светлой голове проскакивают мысли о том, чтобы поблагодарить друга и извиниться за своё упрямство, но они мигом исчезают и растворяются в пучине злобы. Не хватало ещё извиняться перед человеком, который свой бой выиграть не может, а всё потому что противником неожиданно для всех оказалась девушка. И по наблюдениям Курапики вполне обычная, даже не близкая к тому, чтобы называться симпатичной. Но это было сугубо его личное мнение. Когда Леорио расплывается как растаявший пломбир перед этой особой внутри Курапики что-то шевелится. Злость снова закипает в его венах, только какая-то другая, менее неприятная, но от этого не менее сильная. Дальше, после победного проигрыша всё становится ещё более размыто. Курапика закатывает глаза, пока Киллуа и Томпо шутят, что эту руку Леорио вряд ли теперь будет мыть. А в голове всплывает всего лишь одна мысль: «Надо попросить Гона научить Леорио играть в камень-ножницы-бумагу. А то играет хуже младенца.» Но вот испытание подходит к концу и пройти дальше смогут не все. Гон и Киллуа прекрасно проявили свои способности и заслужили право на дальнейшее продвижение по башне, а Курапике вместе с Леорио и Томпо предстояло томительное ожидание в штрафных комнатах. Паладинайт ярко и громко возмущался, когда экзаменатор сообщил им эту пренеприятную новость. Благо, что Томпо, как сдавшегося, определили в отдельное место. Так будет хоть немного тише. Курапика напоследок обернулся и помахал друзьям. — Удачи вам. — И вам хорошо отсидеть, — проговорил Киллуа, но больше с сочувствием, чем с издёвкой. — Мы будем ждать вас у основания башни, — подключился к прощальным словам Гон. — Конечно, там и встретимся. — улыбнулся ребятам Леорио, скрывая под маской жизнерадостности жгучий стыд. Безусловно, он был рад за ребят, которым удалось пройти дальше, но ведь он подставил их. Ещё немного, и это могло обернуться непоправимыми последствиями. Совесть мучила Леорио, не давая спокойно соображать. Ему было жаль, что он не смог побороть желание. Паладинайт оглянулся на друга, который махал детям на прощание. Курапика явно витал в своих мыслях как и сам Леорио. Было бы интересно заглянуть к нему в голову и понять, чувствует ли он сейчас хоть малейшее раскаяние. Или же считает, что всё сделал правильно. Действительно ли принципы для Курапики были важнее команды и важнее их общей победы. Об этом Леорио уже не узнает. Теперь их пути разделялись. Гону и Киллуа было дозволено пройти дальше и продолжить свой спуск к основанию башни. А Курапике и Леорио предстояло отсидеть штрафные 56 часов в небольшой комнатке для ожидания. Друзья зашли внутрь: Маленькое помещение с облупленными стенами и низкими потолками. Будь Леорио выше ещё на сантиметров 10, он бы не смог даже выпрямиться. Тут пахло сыростью и веяло прохладой. Не было окон. Из мебели только две небольшие раскладушки и стол с чайником и приготовленными заранее предметами первой необходимости. Еда, небольшая аптечка, постельное бельё. Пока Леорио осматривал медикаменты с мыслью, какие из них он может одолжить, Курута взглянул на их предполагаемое место ночевки. Ладно он сам, но двухметровый Леорио тут явно не поместится. Курапика взглянул на друга, который до сих пор возился с таблетками и с интересом изучал каждую упаковку. На его лице не было ни капли возмущения или злости. Он даже был в приподнятом настроении, а всё потому, что мысли о том, что Томпо сейчас не с ними, а коротает свои штрафные часы в полном одиночестве или в компании таких же неудачников как он сам чрезвычайно грели. — Поделом ему. — лишь тихо прошипел Леорио и встал с колен, закончив осмотр здешних лекарств. — Нашёл что-нибудь интересное? — поинтересовался Курапика, расстилая простынь. — Ничего стоящего, но я всё равно забрал себе всё, пригодится. — пожал плечами Леорио и уселся на свою раскладушку, — ох, чёрт! Легче уж на полу спать, чем на такой штуке. Пружины всю спину пробьют. — Делай что хочешь. Курута повторил за другом и осторожно опустился на лежанку. Не самое удобное место для сна, но будто у них был выбор. Немного покрутившись, выбирая наиболее удобное положение, Курапика достал из сумки книгу. Страницы зашуршали, разбавляя тишину, создавшуюся в помещении. Удивительно, но Леорио всё это время молчал. С его стороны раздавался лишь едва слышимый шум таблеток, которые будущий врач видимо решил рассортировать. Буквы плыли перед глазами, не желая воссоздаваться в слова. Строчки мешались и путались местами. Читать в такой обстановке было невозможно. Единственным освещением в комнате была тусклая лампа, которая рябила и вот-вот могла перестать работать и светящийся красным неоновый циферблат, который показывал, сколько ещё Леорио и Курапике придётся коротать здесь время. Часы показывали время 55:44. — Да, это то ещё испытание, — сказал Курапика и прикрыл глаза, осторожно опираясь затылком о подушку. Он надеялся поспать, чтобы время прошло быстрее и ему не пришлось лишний раз обдумывать всю сложившуюся ситуацию, исход которой наверняка можно было избежать. Стыд был готов поглотить его целиком, обжигая кончики ушей и неприятно прячась и оседая в груди. А может это была горесть сожаления. Или задетое эго. Курапика явно не радовался тому, что не смог уступить принципам и в моменте не совладал с эмоциями. Но мог ли он поступить по другому? Навряд ли. Курута осторожно перевёл взгляд на друга, пытаясь разглядеть его очертания в полумраке. Паладинайт уже перебрался с раскладушки на пол, продолжая своё незамысловатое занятие. Если бы только можно было заглянуть к нему в голову и понять, что сейчас чувствует будущий доктор, то, возможно, Курапике было бы легче разобраться и в себе. Они проиграли эту битву. Оба. И пусть причины были различны и абсолютно несопоставимы, горечь поражения одинаково паршиво ощущалась на языке. Никто не желал начинать разговор первым. А видел ли хоть кто-нибудь в этой комнате смысл в словах? Леорио, прежде красноречивый и несмолкаемый, сейчас старался не издавать ни звука. Ему не хотелось слушать нравоучений, да и сам он не желал упрекать друга в чем-то. Они оба провалились и оба заслуживают как понимания, так и осуждения. Время им было дано для того, чтобы подумать, а не ссориться. Курапика же просто не мог подобрать слов. Все возможные фразы и предложения застревали в горле. То они казались слишком резкими, то были недостаточно суровы. Да и вообще, Курута видел друга в таком состоянии впервые. Он старался наблюдать за ним незаметно, не спугнув, пока Паладинайт не моргая смотрел на циферблат и вёл счёт минутам. — Всё ещё 55 часов. — Думал часы как секунды пролетят? — с любопытством и иронией поинтересовался Курапика, выглядывая из-за страниц книги. — Нет, но… — он сконфуженно опустил глаза, — надеяться было не вредно. Темнота скрыла улыбку Курапики, в которой тот расплылся, услышав слова друга. Он был слишком наивен. Действительно. Слишком прямолинеен и доверчив. Обмануть его было проще простого, а психологически надавить и вывести из равновесия ещё легче. На такого человека нельзя было злиться и держать обиду, ведь что с него взять? А может он просто не хотел обижаться. Не мог. Что-то мешало ему высказать всё, что он думает и рассказать как сильно на самом деле облажался Леорио. Это всё было глупо настолько, что даже сложно представить. Подвести команду ради возможности потрогать девушку где только можно? Возмутительно. Курапика был бы готов закипеть от злости, но её уже не было. Способность злиться моментально покидала его рассудок, как только он смотрел в сторону Паладинайта, который сейчас пытался закутаться в крошечное одеяло и удобно устроиться на холодном кафельном полу. С его то длинными конечностями расположиться в комфортной позе было проблематично, но всё равно, занимая почти четверть комнаты, Леорио казался сейчас таким маленьким и беззащитным. — Ещё не время для сна, — проговорил Курапика, оглянувшись на настенные часы, — если я правильно посчитал, то сейчас время близится к закату, — он снова взглянул на друга, который, казалось, даже и ухом не повёл, не оборачивался и никак не реагировал, — чтобы не портить режим, нам следует лечь спать примерно через три часа. Со стороны пустой кушетки зашуршали. — Ты конечно всё здорово придумал, — Леорио приподнялся и опёрся локтём об пол, — но есть одна маленькая деталь. — Какая же? — Ночью здесь наверняка будет очень холодно, а я хочу нормально поспать, а не слушать, как у тебя зубы стучат от холода. — Неужели это всегда так заметно? — удивился Курута, ведь Леорио попал в точку. Это было главной проблемой. Курапика всегда жутко мёрз. Когда им приходилось ночевать под открытым воздухом, он всегда мысленно благодарил себя за то, что носит в сумке небольшое покрывало. Оно конечно мало помогало. но иногда и кое-как ему удавалось согреться. Жаль, пришлось лишиться такого ценного сокровища. Когда ребята охотились на диких кабанов, Леорио угораздило очень сильно пострадать от внезапного нападения и Курапика решил пожертвовать тканью для перевязки ран друга. Сейчас он конечно жалел об этом, да и наверняка у будущего доктора в чемоданчике были и свои бинты, но в тот момент он поступал как считал правильно. Кстати насчёт Леорио. Курута всегда удивлялся, как друг не мерзнет в одной рубашке. Он даже не использовал свой пиджак как покрывало, когда на то была возможность. Располагаясь у корней большого дерева, укрываемый листвой, он лишь подкладывал чемодан под голову, аккуратно расстилая пиджак рядом, чтобы не помять, иногда расстёгивал верхние пуговицы рубашки и проваливался в крепкий спокойный сон. Курапике оставалось только завидовать в таких случаях. Либо просить об одолжении и брать пиджак на время, чтобы у него точно получилось согреться. Но до последнего обычно никогда не доходило. — Да даже слепой заметит, — пробурчал Паладинайт и сделал ещё несколько не совсем удачных попыток устроиться на полу. Удобное положение всё никак не находилось, а время близилось к закату. Ночь уже была готова заглянуть в щели стен башни. Никакого отопления или обогрева. Тут действительно было прохладно. Нет, даже не так. Тут было до одурения холодно, да так, что каждая жилка норовила трястись как желе. При этом кожа постоянно покрывалось мурашками, а мозг заставлял тело вздрагивать и встряхиваться каждое мгновенье, чтобы не примерзнуть к несчастной кушетке. Леорио был прав. Чёрт, как же он угадал. Курапика, пытаясь согреться очередной чашкой чая, размышлял о друге. Ведь Паладинайт никогда не отличался высоким умом или развитой смекалкой. Но почему тогда эмоции и потребности Куруты он чувствовал так по особому и чётко. Будто они самые близкие друг другу люди, которые знакомы уже очень много лет. Леорио не мог быть настолько прав, когда говорил о потребностях Курапики, они не были знакомы и месяца, но почему он всегда попадал прямо в цель. Он попытался укутаться в одеяло и прижаться спиной к подушке, чтобы сохранить как можно больше тепла. Спать в таком положении не представлялось возможным, поэтому Курапика решил, что режим пойдёт к чёрту и он всегда сможет поспать днём, когда солнце будет освещать и согревать стены башни. Но сейчас он пытался как можно тише передвигаться по их с Леорио маленькому и ветхому убежищу, стараясь не разбудить друга и при этом заполучить ещё одну чашку согревающего напитка. Всё это было похоже на пытку и Курапика действительно не отсекал мысль о том, что это их наказание за поражение. Ведь охотники должны выносить самые суровые условия, уметь приспосабливаться к любым температурам. Леорио с этим отлично справлялся. Небольшое одеяло не позволяло ему укрыться целиком, но даже с неприкрытыми длинными ногами, через которые Курапике каждый раз приходилось перешагивать ради чая, он спал как убитый и даже не подавал признаков для пробуждения. — Вот повезло же. — вздохнул Курута и застыл на месте возле столика, сверля в кружке дырку. Круги расходились на водной поверхности из-за только что размешанного сахара. Курапика взглянул на часы. Циферблат показывал 53 часа 42 минуты. Время тянулось смертельно медленно. А может это всё-таки было возможностью, а не наказанием? У Курапики было полно времени, чтобы подумать. Но о чем можно было ещё размышлять? Будь это другой человек, быть может он бы и обрадовался, или хотя бы не противился тому, что ему нужно провести такой большой промежуток времени в заточении, не имея возможности действовать. Возможно этот человек смог бы отдохнуть, взять паузу. Но как надо было поступить Курапике в этой ситуации, когда отступать нельзя, когда на счету важна каждая минута, пока злость не сменилась скорбью. Курута как мог пытался отогнать от себя все лишние мысли, которые то и дело намеревались ослабить его дух, пытались заставить его забиться в угол от безысходности. Но от себя не убежать. Эти мысли часть его. Часть светлой головы, которая сейчас устало опускается на подушку. Руки прикрывают лицо, а глаза со всей силой зажмуриваются. Легче не становится. Курапика решает прибегнуть к самому крайнему и нежелательному в любом из раскладов плану, а именно придавить свою гордость, заставив заткнуться голос в голове хоть на секунду, он тормошит приятеля по плечу: — Леорио, — Курапика звал тихо, даже едва слышимо. Непонятно, что в нём сейчас теплилось больше. Надежда, что Леорио его услышит или наоборот. — спишь? В данный момент вопроса хуже придумать нельзя было, но Курапика и не был прежде в подобных ситуациях. Находясь дома, среди своего клана, он никогда прежде не испытывал такого давящего на грудь кома мыслей. Ему никогда не снились кошмары, он не вскрикивал посреди ночи и не бежал к родителям с мольбой защитить. Его сердце всегда было спокойно, а душа храбра и непоколебима. Даже встретившись с опасностью, Курапика был готов защищать родных, но сейчас… Сейчас ему некого было защищать. И единственное, что только оставалось юному Куруте, так это тормошить друга, в надежде, что тот проснётся и мысли отступят хоть на секунду. — Ну чего тебе? — разнесся сонный голос по маленькой коморке, — не видишь что ли, сплю, конечно. — Леорио отвернулся от друга и снова предпринял попытки заснуть. Выходило плохо, и не ясно, причиной тому было то, что Курапика только что лишил его драгоценной возможности забыться и отсчитать эти несчастные часы во сне или то, что всё тело ужасно болело и окоченело. Паладинайт хоть и не был таким мерзляком, как его белокурый друг, но ему также было не совсем комфортно в их временной темнице. Условия тут были не подобающие. И ух что устроит Леорио, как только они с Курапикой отсидят свои штрафные часы здесь. Всем мало не покажется. — Что хотел то? — любопытство всё-таки победило и в голосе Леорио перестали звучать нотки наигранной обиды. Тембр стал мягче и сам Паладинайт выглядел даже… Обеспокоенным? В темноте трудно было различить. Но что-то в его взгляде точно поменялось. Когда Леорио снова повернулся к другу его темные глаза смотрели совсем по-другому, но Курапика всё ещё колебался. Ему было неловко просить Леорио поговорить с ним, да и не сочтет ли он это за слабость? Вдруг он не сможет помочь распутать тот ком мыслей, который сейчас опутывал разум Куруты. Не сможет сделать ничего. — Да так, ничего, забудь. — стена между ними не рушится. Не сегодня. Курапика решает продолжить эту немую и не заметную чужому взгляду битву в одиночку. Но Леорио не дурак. Не настолько, как о нём привыкли думать другие. Он видит и слышит изменения в голосе друга, но и не предпринимает ничего для того, чтобы его утешить. Давить и заставлять ему не хотелось, да и к тому же у них впереди ещё очень много времени. Курапика снова прилёг на кушетку и отвернулся от друга. Прилагая немыслимые усилия и буквально заставляя себя закрыть глаза и ни о чем не думать, ему удалось провалиться в беспокойную дрёму в отличии от Леорио. Настал его черёд бодрствовать. На самом деле эта ночь длилась не так долго, как могло показаться. Паладинайт и не заметил, как снова уснул, а проснувшись, увидел перед собой друга, который пил уже не первую кружку чая. — И давно ты на ногах? — поинтересовался он. — Два часа. — Курапика оглянулся на циферблат. Яркий неон показывал следующие цифры 45:17 Им оставалось быть здесь чуть меньше двух дней. — Вот же… — Леорио возмущенно зашипел, — зачем вообще делать такое долгое наказание? Я уже понял, что поступил неправильно. Или мне ещё два дня терзать себя этими мыслями? — Как-то быстро ты от своих принципов отошёл. Я думал, ты до последнего будешь твердить, что потрогать женщину — это важнее экзамена. И ради такого можно даже и команду предать. — Да не хотел я предавать! — вспылил Паладинайт ещё больше. — просто не думал в тот момент. Мозг отключился. — Он когда-нибудь включался? — Чего сказал?! — Леорио был готов рвать и метать. Эти искры из глаз и звериный оскал, к которому Курапика уже даже успел привыкнуть. Его больше забавило такое состояние друга, чем пугало или выводило из себя. Но в этот раз Курапика задумался о чём-то новом, смотря на Леорио, который был готов разнести здесь всё вплоть до стен. Неужели в приступе гнева он выглядит также? Гнев застилает глаза, а голова перестаёт соображать. Это ощущение вдруг стало очень знакомым и родным, особенно когда Курапика понял, что недавно он испытал тоже самое. Смотря на псевдо паука, он чувствовал гнев. И боль. И послабление. Возможно эта встреча и была неожиданной и неприятной, что отдавала болезненностью в кончики пальцев, но Курута был благодарен. Он стал лучше понимать Леорио и себя. Да только Паладинайт уже давно научился видеть его насквозь. Всегда замечал малейшие изменения в его настроении. — Нет, ничего, — Курута лишь едва улыбнулся уголком рта, чем вызвал ещё более бурную реакцию. — Ещё и смеёшься надо мной? — недовольно пробурчав, Леорио грохнулся на раскладушку и отвернулся от друга. Больше за сегодня они не разговаривали. По комнате растеклась тягучая и липкая тишина, которая забрела в каждый уголок, не давая возможности хоть как-то снова попробовать начать диалог. 31:53 Так мучительно ожидаемая ночь наконец подкралась к стенам башни. В коморке стало немного темнее, чем прежде. А может это было иллюзией и мозг сам додумывал картину происходящего. Курапика уже снова готовился к страданиям, ведь понимал, что в таком холоде ему навряд ли удастся поспать хотя бы час. В лучшем случае он сможет заснуть на мгновенье и проснётся в ещё более разбитом состоянии. Такое нельзя было допускать, ведь это была их последняя ночь в этой темнице. Скоро они смогут продолжить свой спуск по башне, но уже без Гона и Киллуа. И без Томпо. Курута выдохнул, ведь этот «гроза новичков» не нравился ему также как и Паладинайту. Хоть в чём-то их мнения сошлись. — Эй, Курапика, — соседняя раскладушка заскрипела, когда Леорио стал на ней ворочаться, — вот, держи. — в полумраке было сложно разобрать, что протянул ему приятель, поэтому Курута решил определить уже на ощупь. Одеяло? Тонкая, но плотная и мягкая ткань ласкала руку, которую Курапика мигом отдёрнул. — Зачем оно мне? — он был в недоумении. — Чтобы холодно не было, зачем ещё. — проворчал Паладинайт. — Ты прошлую ночь толком не спал. Может так тебе будет теплее. «Конечно будет.» — пронеслось в голове у Курапики, но он не спешил принимать такой щедрый и ценный дар. Ведь чем тогда будет укрываться Леорио? Неужели решил промучиться всю ночь вместо него? Представив, как его друг скрутится на полу в неподдающуюся разуму позу, пытаясь сохранить тепло, в груди что-то защемило. — Не стоит, мне хватит и своего, — всё-таки решает отказаться. Слишком добрым был этот жест со стороны друга, и Курапика был слишком не готов к нему. Да и Леорио было чересчур жаль. Ведь они здесь вдвоём, в равных условиях. Он точно не должен отдуваться за то, что Курута слишком мёрзнет. И всё-таки, вроде бы обычное покрывало, но сколько чувств разом оно вызвало. Сердце пропустило пару ударов, а в голове закопошились разные мысли, абсолютно не связанные друг с другом. — Давай без твоего упрямства, просто возьми. — его рука всё также оставалась на весу, протягивая несчастное одеяло. И Курута был бы и рад взять его. Но что означал бы этот жест? Что он проиграл или что позволил кому-то подступиться слишком близко. Для него это значило одно и тоже. — Да нет же, оставь себе, — он не уступал. Ему нельзя было этого делать. Курапика чувствовал, что такая забота способна ослабить его злобу и смягчить сердце даже больше, чем многолетняя тоска и скорбь. — Курапика, давай ты хотя бы на одну ночь перестанешь быть таким заносчивым идиотом и просто возьмёшь это чертово одеяло? — Леорио очень быстро завёлся, впрочем как и всегда. Насколько пылким он был, настолько и добрым. Даже злясь и ругаясь, он всё равно предлагает другу помощь. Курапика знал это. Уже давно подметил. И это его пугало. Сейчас, в такой непростой ситуации, где выиграет самый упрямый, Курута явно боялся проиграть. — И не подумаю! — отозвался юноша из темноты и скрестил руки на груди в знак протеста, — Хоть всю ночь с этим одеялом сиди как дурак, не возьму. — Не заставляй меня применять крайние меры. Просто возьми. — У тебя проблемы со слухом или что? — Сам напросился, не жалуйся. Леорио одним рывком преодолел расстояние между их с Курапикой раскладушками и приземлился прямо на Куруту, да так, что тот оказался прямиком под ним. Пользуясь секундным замешательством, пока не прилетело по лицу, он накрыл друга с головой злополучным покрывалом и прижал того сильнее к раскладушке, чтобы Курапика чётко осознал всю серьёзность его намерений. — Нет, нет! Забери его обратно, Леорио, забери, — Курапика брыкался как жук, который перевернулся на спину и не мог встать обратно на лапы. Удержать его было довольно просто, чему Паладинайт даже удивился. Ведь приятель не слаб, он чётко это осознавал. Тогда почему сейчас под ним копошился такой слабый и немощный Курута, не способный не то, что сдачи дать, а даже сбросить с себя предполагаемого противника, — и слезь с меня! Какого черта ты вообще забрался? Это моя койка. — Слезу как только одеяло возьмёшь. А пока будь добр засунуть свою гордость куда подальше. Я ж тебе ничего страшного не предлагаю. Леорио немного ослабил хватку, когда начал чувствовать, что Курапика под ним перестаёт активно сопротивляться. — Хорошо, можешь его оставить, а теперь слезай. — раздался тихий голос из-под одеяла. «Так быстро согласился?» — пронеслось в голове у Паладинайта, но он и не думал прекращать. Вдруг у его друга созрел какой-то гениальный план, как отказаться от предложенной помощи. И поддаваться сейчас было нельзя. Сначала надо разведать обстановку. — Точно? Вдруг ты врёшь. — Леорио нахмурил брови и сщурился, пытаясь углядеть хоть какие-нибудь странные телодвижения под покрывалом. — Просто слезь. — а то тебе точно не поздоровится. Под одеялом становилось слишком жарко. Дышать было почти невозможно. Да и Курапика не мог делать это нормально. Его вдохи были короткие и прерывистые, а выдохнуть он толком и не мог, слишком сильно его поразил такой поступок со стороны Леорио. Хорошо, что дара речи он не лишился, иначе сулила бы Курапике смерть от нехватки кислорода, ведь юноша чётко осознавал, пока Леорио не услышит от него точного ответа, не отвяжется. — Вот и угрозы в ход пошли, а я ведь просто хочу, чтобы ты согрелся этой ночью, — Леорио чуть сильнее прижал друга к раскладушке, чувствуя как он напрягается и различая едва слышимые ругательства. Странно, но даже под угрозой быть избитым (а рука у Курапики была очень тяжёлая) он не торопился прекращать мучить его. Такое положение казалось Паладинайту выигрышным. И пока Курапика под ним, смущенный излишней заботой и слишком тесным контактом, Леорио ощущал вкус победы. Ему хотелось задержаться в этом состоянии подольше, пробуя и смакуя свой триумф. — Ладно, всё, слезаю, дай только укрою тебя нормально. — Стой! — Курапика не успел вцепиться в одеяло мертвой хваткой, чтобы приятель не смог увидеть его лица. Он не хотел, чтобы Леорио видел его сейчас. Всего залитого алой краской и с порозовевшими щеками. И ладно, это всё могла скрыть излишняя темнота, обитавшая в их комнате по ночам. Но глаза Куруты светились сейчас ярче, чем даже когда он встретил на своём пути первого паука, пусть и ложного. — Курапика… — Леорио на секунду потерял дар речи, смотря на пару рубиновых глаз, что в это время сверлили его растерянным и даже напуганным взглядом. Ни капли злости или агрессии он не ощутил, но всё равно решил перестраховаться и спросить, — ты меня убить хочешь? — Что, почему ты так решил? — воспользовавшись ситуацией и замешательством Леорио, Курута мигом высвободился из его железной хватки, подскочил с раскладушки и оказался у противоположного края комнаты, при этом он отвернулся, чтобы не продолжать смущать друга дальше. — Но твои глаза… Они ярче, чем этот дурацкий циферблат светятся. — Ты просто вывел меня из себя этим дурацким одеялом. Больше так не делай. — Курапика всё ещё сверлил взглядом стену, не решаясь обернуться. Наверняка его глаза всё ещё были алыми, но пугать друга больше не хотелось. Пусть он и заслуживал быть избитым. Но Курута успокаивал себя тем, что Леорио ещё успеет получить своё, когда они продолжат спуск по башне. Ещё поплатится за свою наглость. И Курапика не станет помогать. Ну, как не станет. Поможет. Но перед этим выслушает унизительные для Паладинайта и приятные для себя мольбы о помощи. И всё вернётся на свои места. Он снова будет держать всё под контролем, не позволяя никому больше подступиться настолько близко. Мгновенье тишины ощущалось как вечность. Леорио, выждав ещё пару мгновений, выдал тихое: — Ладно, прости меня. Хотя на самом деле ему не хотелось прерывать диалог. Хотелось ещё немного поговорить, спросить о том, о чем он давно хотел спросить, хотелось стать ближе. Хотелось, чтобы Курапика не отталкивал его. Хотелось, чтобы он понял, что Леорио просто хочет помочь. Леорио вернулся на свою раскладушку и, чуть-чуть повозившись, устроился в более менее удобную позу. Всё-таки он решил перебраться снова на кушетку, ведь спать на холодном полу, да ещё и без покрывала, было делом для весьма храбрых и даже отбитых на голову людей. Ну а может он просто хотел контролировать Курапику, чтобы тот не сбросил одеяло или не попытался вернуть его обратно. Будь на то воля Леорио, он бы привязал Курапику к койке, запрещая хоть какие-то лишние телодвижения. Пусть его друг хоть одну ночь сможет поспать нормально, он это заслужил. Ему нужен отдых и Паладинайт ему его обеспечит, даже если Курапика будет сильно против. Не в первый раз приходится действовать, когда тебе под руку сыпятся возмущения и оскорбления, да и не в последний. Может Курута пока и не понял, но у Леорио и в планах не было отставать. Курапика уже стал для него ценным другом и он больше никогда не повторит своих ошибок. Будет оберегать до конца, чего бы ему это не стоило. Навряд ли Леорио сможет уснуть. Холод и множество мыслей в голове не позволят это сделать. Но главное сейчас — это сделать вид. Притвориться чтобы Курапика мог успокоиться и не чувствовал себя странно. Паладинайт отвернулся от друга, чтобы тот не смог вдруг распознать спит Леорио или нет. Мысли снова победили разум. Всё тело будто потяжелело, а в груди образовался неприятный ком, который прожигал насквозь. Всё-таки зря он это сделал. Возможно, он разрушил то хрупкое, что между ними было своей напористостью. Но ведь он хотел помочь. Почему Курапика просто не может принять помощь? Неужели это так трудно? — спокойной ночи, — послышалось с его стороны и по комнате снова расплылась такая мерзкая и тягучая тишина, которая давила даже больше, чем это делал Паладинайт, который чуть не задушил друга одеялом. Но в этот раз кое-что изменилось. Мысли о ничтожном существовании, о мести, о скорби отступили. Не надолго, но этого хватило, чтобы Курапика мог передохнуть. Но навряд ли ему это удалось, ведь на место привычных, разрушающих тело и душу ядовитых переживаний пришло кое-что новое. Курута не мог понять, как идентифицировать это чувство. На что оно было больше похоже. С чем его можно было сравнить. Его глаза всё ещё горели алым, но ведь он не был злым. Он не собирался причинять большого вреда Леорио, пусть тот и был упрямым дураком, который не слышит никого вокруг, даже друзей. Да он был раздражен, и смущён, и рад. Всё перемешалось в один флакон чего-то непонятного, но терпкого и даже немного приятного. Курапика в итоге сделал вывод, что слишком сильно смутился, не ожидав от Леорио того, что тот пойдет на такие меры и подберётся так близко. Ведь он давно забыл, что такое человеческое тепло, а когда рядом с тобой, на таком до ужаса близком расстоянии, человек, который вызывает у тебя слишком странные и непонятные эмоции, то дар речи теряется сам по себе. И пусть Курапика никогда и не признается в этом, но это чувство не показалось ему неприятным, напротив. И странно осознавать это, ведь он считал, что подпустить к себе человека — это значит предать себя и свои цели и стать слабым. Он ожидал ощутить другие эмоции, но ему на мгновенье стало спокойно. Будто вот он — долгожданный и найденный покой, безмятежность, которая была давно утеряна в недрах памяти. Когда мама укрывает одеялом, целует в лоб и уходит, а Пайро тихонько подкрадывается и аккуратно укладывается рядом под бок. Курапика думал, что вспоминать о клане всегда больно, но прокравшееся напоминание о семьей, вытесненное из памяти, забытое под грузом печали и скорби стало таким драгоценным и сокровенным подарком. Хочет ли Курапика терять это ощущение? Ощущение покоя и тепла. Будто он снова может вернуться в клан, к своим родным, обнять семью и друзей. Такое может сильно послабить дух и злость. Но после мщения, после завершения своего долга, он хотел бы чувствовать это спокойствие постоянно. Поэтому он для себя решил, если ему ещё когда-нибудь удастся такое испытать, он не оттолкнет Леорио, нет. Когда-нибудь он позволит ему укрыть себя, заботливо подоткнув одеяло. И когда-нибудь Курапика сможет сказать, как сильно на него повлиял Леорио. Но пока что ему только оставалось лежать, ощущая как его тело согревается, а сознание, успокоенное и расслабленное погружается в сон. Жар с щёк спадает и Курута прикрывает глаза, засыпая под тихое размеренное дыхание друга на соседней койке. Завтра они смогут продолжить свой экзамен. Они доберутся до основания башни. Вместе. И если Леорио попадёт в какую-то передрягу, то Курапика поможет ему, даже не требуя от друга извинений или признания своих ошибок и оплошностей. Ведь наверное в этом и смысл. Так поступают люди, которые заботятся друг о друге.